Веле Штылвелд: Похититель звуков, ч.2

Веле Штылвелд: Похититель звуков, ч.2

© Ирина Диденко, графика

Но внезапно на недавно избранного юношу-исполнителя строго поверх концертного фрака одевали тёплый овечий тулуп, и он уходил в высокогорный приют следом за Падолини, который выступал со своим знаменитым копьём в руке, в шитой з+олотом по серебру ливрее, поверх которой на золотой цепочке, выполненной венецианским витьём, покоился какой-то странный, вычурный ключ.

В горах очень хорошая слышимость, но от обилия звуков могут прийти в движение снежные пласты и образоваться лавины. Так в+от ни звуков, ни лавин в тех местах ни единожды не случалось. Выдающийся исполнитель играл в горном приюте, состоящем из продуваемых досок, но никто даже из рядом стоящих его просто не слышал, хотя концерт порою длился по шесть-семь часов. Поражало, что при этом и в приюте, и в окрест него подле царило редкое безмолвие и тишина!

Затем из приюта выходил уже один Падолини. Перед собою он бережно выносил инструмент - Гварнери ли, Страдивари ли. Всё едино. Затем кто-то из слуг выносил из пустого приюта копьё, и вся процессия шла в замок, совершенно не задавая вопроса: куда исчез исполнитель. Как не удивляло никого и то, что конец копь+я нисколько не был окровавлен...

В Запределе почувствовали катастрофу. Через сто лет со всей Земли должны были исчезнуть все великие инструменты, а вместе с ними и все величайшие виртуозы-исполнители…

Теперь о самой голубой Венецианской лагуне: каждый год по ней проплывали на микрокаравеллах в вечность великие, безголосые инструменты. Там, в итальянских Альпах, в высокогорном приюте все они навсегда лишались своего звонкого гениального голоса.

И тогда в Запределе было принято решение - подослать к Падолини меня под видом нового виртуоза. Идея незатейливая в самом добром своём побуждении, но почти неосуществимая. Я вам разве не рассказал, что однажды, ещё до рождения, какой-то слон мне туго наступил на ухо. Только не спрашивайте, на какое! Поверьте, он неплохо помялся на обоих, а потому для меня что рэп, что сиртаки...

Но, как видно, это и было необходимым условием. В Запределе я не то, что на нашей грешной Земле, где мне все с тоской говорят: “мало того, что ты умный, так ты ещё и некрасивый”. И знаете, приходится соглашаться. А вот в Запределе - я просто импозантный красавчик, словно навсегда застрявший на земной семнадцатилетней отметке прежде прожитых лет и зим.

В общем, клюнул на меня Падолини и посулил альт Страдивари. Я от умиления даже облобызал его серебряную манишку. Тут всё и завертелось: и фейерверк, и бал-маскарад при свечах, и нежноголосая итальянская северянка, южанки мне не приглянулись, а серьёзных промахов в выборе фей за мной не водилось, так что ночь была достойна самых чувственных описаний.

Да зачем они вам, вы, я вижу, в этом деле тоже не промах, а значит, опустим обсасывание всяческих изюминок и обворожительностей тел у фей, и перейдём к позднему морозному утру. Лично меня потряс овчинный тулупчик. Он словно прирос к плечам - век не снимал бы. А тут ещё моя пылкая красавица за процессией увязалась. Странно то, что Падолини не возражал. И на её плечики шубейку нашёл. Должно быть, был продуман им и такой вариант.

А высокогорный приют оказался чуть ли не порушенным сарайчиком, стоящим на семи горних ветрах. Только втроём мы в него и вошли. Лично я - с трепетом. Попробуй не трепетать, когда за четыреста лет ни один ещё виртуоз из этой хибары назад нос не казал.

Но хибара внутри оказалась настоящим концертным залом, с подиумом для исполнителя, с роскошной ложей для единственного слушателя  - сопровождавшей меня Лилит, и той пришлось подле его добротного зрительского кресла просто стоять. Я же открыл дорогой футляр, вынул из него альт, взял его на минуточку в руки и чуть не обмер…

Из глубины огромного зала на меня во все смотрели четыреста исполнителей, запрятанных в нишу Времени, закрытую на ключ, висевший теперь на серебряно-золотой ливрее похитителя Звуков. Я снова положил альт в футляр. Видение исчезло.