* *
*
Самуил бен
Цион, хозяин меняльной лавки, стоял в дверях и смотрел на улицу. Ни одного
человека. Да и откуда им взяться – вторая половина дня, все умные люди свой
гешефт уже сделали. Самое время отдохнуть, но меняла с надеждой высматривал
хоть какого-нибудь захудалого клиента. Сидя в лавке, как сделаешь деньги?
Дела в лавке,
хвала Всевышнему, шли неплохо, но… когда иудей бывает довольным? – Самуил
усмехнулся в бороду. Они могли быть и лучше – мои дела, думал он, если бы не
такая же лавка этого грека-нечестивца в начале улицы. Уж он-то, мерзавец, сумел
найти подходы и к римлянам, и к правоверным иудеям. Все ходят с полновесными
кошелями к нему, а бедному иудею остаются жалкие крохи. Вот бы Всевышний
покарал всех нечестивцев, – Самуил поднял очи горе – и помог ревностным иудеям.
Меняла лукавил, ему не было никакого дела до всех нечестивцев, достаточно было
покарать одного грека, но нельзя же беспокоить Всевышнего по пустякам.
Когда в начале
улицы появился молодой человек, небогато, но опрятно одетый, Самуил едва
обратил на него внимание – раз этот молодец прошел мимо лавки грека, то и лавка
Самуила вряд ли его заинтересует. Каково же было его удивление, когда молодой
человек остановился перед ним.
– Приветствую
тебя, уважаемый! Трудишься ли ты в эту пору дня или уже можешь позволить себе
отдохнуть?
– Привет и
тебе, незнакомец! Для дела спрашиваешь или вежливость выказываешь?
– Сейчас –
вежливость, а если дашь хорошую цену, то и для дела.
– Тогда
проходи в лавку, не сделаем мы ничего путного, если будем стоять на улице, – Самуил
еще раз посмотрел в одну сторону, в другую – на улице так никого больше и не
появилось, значит, незнакомец один, без сообщников.
В лавке стоял
стол и два топчана – друг напротив друга.
– Присаживайся,
незнакомец, в ногах правды нет, – Самуил начал плести привычную вязь из
словесных узоров, целью которой было определить меру простаковатости
посетителя. Но молодой человек не пустился в рассуждения о месте правды на этом
мире, а задал совершенно конкретный вопрос, который больше подходил бы сборщику
податей, чем обычному клиенту.
– Ну и как
дела идут, уважаемый? – спросил он, разглядывая облезлые стены конторы и будто
не слыша вопроса. Меняла оказался застигнутым врасплох – он привык быть
хозяином положения, это его роль: запутать посетителя в словесах, чтобы выгодно
совершить сделку. Теперь пришлось лихорадочно перестраиваться: или жаловаться
на то, что дела идут неважно (а ну как этот молодец встанет и уйдет к греку?),
или не жаловаться и сказать, что дела идут превосходно (а вдруг это грабитель
или, того хуже, мошенник?)
– Какие мои
дела… – начал Самуил, мучительно пытаясь найти верный тон в разговоре с
необычным посетителем.
– Э-э,
уважаемый, похоже, я твои дела знаю лучше, чем ты сам. Хочешь, расскажу?
Самуил
промолчал, а незнакомец продолжил:
– Дела твои
идут неважно – стены вон какие неказистые, лавки колченогие. Да и народец сюда
заходит небогатый – не дает разжиться несчастному иудею. Все самое сладкое
оседает в лавке грека, что в начале улицы. Так ведь? – Самуил кивнул. – Но если
войти в дом бедного иудея, то можно увидеть другую картину – мозаику на полу,
фрески на стенах, даже мраморная ванна и та есть. Я не ошибся? – Самуил
промолчал. Он уже не рад был, что впустил этого простого и незатейливого с виду
молодца. А оно вон как обернулось. Теперь уже приходилось думать, не как
нажиться, а как выпроводить этого опасного человека. Но юноша будто прочитал
мысли менялы. – Да ты, похоже, испугался, хозяин? Не стоит – я для тебя не
опасен. Поверь мне на слово. Для чего я это все тебе рассказал? Чтобы ты мне
поверил – я тебя прекрасно понимаю: как бы хорошо дела не шли, если можно
сделать так, чтобы шли они еще лучше – это надо сделать. Я говорю непонятно? –
Самуил кивнул.
– Хорошо,
давай говорить на понятном тебе языке. Предположим, мне нужно поменять
несколько дидрахм. Кстати, мне действительно нужно их поменять, но об этом
позже. Так вот, нужно мне поменять деньги, и я прихожу на эту улицу. Что же я
вижу? Есть лавка грека и лавка иудея. Все мне советуют менять у грека: он хоть
и пелазг, и с римлянами знается, но дает справедливую цену. Что же остается моему
несчастному соотечественнику? Он-то свой, а грек – пришлый. Все ждут прихода
Мешиаха и никто палец о палец не ударит, чтобы
ускорить его приход. Ведь так?.. А если бы на улице была только одна лавка –
правоверного иудея, и все шли к нему, он на Храм больше бы пожертвовал, верно?
И для общего дела поспособствовал… Ведь так? Ну ладно, что-то я разболтался, а
ведь зашел к тебе по делу. Вот, пересчитай мне две дидрахмы в иудейских
талантах.
Самуил,
который последние слова незнакомца слушал, выпучив глаза и разинув рот, при
виде денег пришел в себя. Привычное дело его немного успокоило.
– Я оставлю
тебя ненадолго, незнакомец. Не скучай, я быстро, – и Самуил скрылся в задней
комнате.
Вернулся
меняла действительно быстро, положил перед юношей горсть монет и вопросительно
посмотрел на него. Незнакомец сгреб монеты в руку, мельком пересчитав, и сунул
за пазуху. Но не встал и не ушел. А наоборот, взглядом показал, чтобы Самуил
сел за стол и сказал:
– А теперь
главное. Еще до захода солнца может случиться нечто, что повлияет на твою
судьбу. Я с товарищами приду к тебе поздно, нам нужно будет поменять остальные
деньги. Приготовь комнату на заднем дворе, нам необходимо пожить у тебя
один-два дня. Сейчас я уйду, а ты, уважаемый Самуил, решай: или бежать и
доложить о нашем разговоре римскому патрулю – и тогда на улице не останется ни
одной меняльной лавки; или подержать язык за зубами и сделать к вечеру все, что
я сказал.
Как ни
странно, но Самуил не испугался, хотя только что высказанная угроза была вполне
реальной, и с ней нужно было считаться. В хитромудрой голове менялы завертелись
колесики, мысли побежали по знакомым закоулкам до этого несбыточной надежды, и
мозг выдал решение: рискну.
– Я буду ждать
тебя, незнакомец. Приходи с друзьями – ночлег и еда будут ждать тебя.
– Я знал, что
не ошибся в тебе. Пожелай нам удачи.
Выйдя от
менялы, Варавва, а это был он, уже примерно знал, что делать. Для начала нужно
одеть свою команду. У торговцев тканями он купил для Гестаса коричневый хитон,
грубые сандалии, у ремесленников – инструмент каменотеса; для Дисмаса – светлую тунику и инструмент брадобрея. По
дороге к роще он купил немного хлеба и кусок сыра, как раз, чтобы утолить
голод, но не наесться.
Варавва не
ошибся, в роще его ждали оба грека. Они лежали под деревом и остывали после
любовных утех. Варавва поморщился: надо как-то к этому привыкнуть, подумал он,
а вслух сказал:
– Поднимайтесь.
Здесь ваша одежда и немного еды. Ты, Гестас, отныне – каменотес, в сумке
молоток и зубило. Рубил ты камень везде, где он есть: в Греции, в империи, здесь
ты высекаешь оссуарии, кстати, очень выгодное занятие – советую освоить. Ты,
Дисмас, будешь у нас брадобреем. Справишься, если придется делом доказывать?
– Справлюсь.
Кто Гестасу его щетину скоблит?
– Ну и ладно.
Сейчас по-быстрому перекусите – обедать будем в городе. Уйдете опять по одному.
По дороге приведите себя в порядок. Переоденьтесь в чистое, но старую одежду
сохраните, сегодня она нам пригодится. При въезде в город есть харчевня «Две
рыбы», кто первый придет, спросит себе вина и еды, второй подсядет к нему, как
будто незнакомый. Никто не должен догадаться, что вы вместе. Я подойду туда
позже. Там обо всем и поговорим.
Пока Варавва
рассказывал, хлеб и сыр были поделены и моментально съедены. Настолько быстро,
что Варавва только сейчас понял, насколько голодны были его сообщники. Но
времени для жалости, да и самой жалости не было. Было дело, которое нужно
сделать. Кровавое, жестокое, но необходимое, раз идет такая драка.
– Дисмас, иди первым.
Мы пойдем следом. Только не вздумай ввязаться в какую-нибудь историю там, в
харчевне – напутствовал Варавва грека.
* *
*
Харчевня «Две
рыбы» была местом сбора окрестных бездельников, где подавали уксус и грубую
закуску. За лавками сидели толстые и худые, высокие и низкие, но при этом все
какие-то одинаковые. Одеждой ли, поведением или выражением лиц – трудно было
уловить, но ощущение того, что, войдя, попал в какую-то однородную, при этом
опасную в своей однородности среду – было. Мрачные истертые стены, закопченные
от огня факелов и очага низкие потолки, земляной пол с охапками прелого сена
казались какой-то грязной ненасытной утробой, клоакой, где не было места
нормальному человеку. Но свободных мест в «Двух рыбах» почти не было.
Варавва вошел
в харчевню и остановился на пороге. Глазам нужно было привыкнуть к сумраку зала
и найти Дисмаса с Гестасом. Они сидели недалеко от входа, с краю лавки, и возле
Дисмаса предусмотрительно было оставлено свободным одно место. Варавву увидел
Гестас и незаметно толкнул ногой своего приятеля. Тот коротко кивнул, но головы
в сторону Вараввы не повернул. Убедившись, что его увидели, Варавва прошел
дальше и сел на лавку, где было свободное место, спросил себе кувшин дешевого
вина, жареной козлятины и хлеба. Не торопясь поел, присматриваясь к окружающим.
В глубине зала
сидел внешне неприметный человек, но странное дело, к нему время от времени
подсаживались какие-то еще более неприметные люди и, пошептавшись немного, тут
же исчезали. Варавва спросил еще вина и подсел к неприметному. Говорили они
вполголоса и недолго. Оставив кувшин своему собеседнику, Варавва вернулся за
свой стол.
Он сидел за
столом и видел, что оба его грека нервничают, ничего не понимая, но не
торопился к ним подходить. Выждав еще какое-то время, он, скучая, стал обходить
зал и «случайно» оказался за одним столом с Дисмасом и Гестасом. С ними Варавва
тоже говорил недолго, после чего встал и вышел. Отойдя локтей на сто от
харчевни, он лениво обернулся и посмотрел вдоль улицы. Убедившись, что никто не
вышел за ним, Варавва отошел к стене, наклонился, опершись, будто его стошнило,
затем сел там же на землю и прикрыл глаза.
Из харчевни
вышел Дисмас и, повертев головой, пошел в сторону, противоположную от Вараввы.
Прошло совсем немного времени, и из харчевни вышел Гестас. Он не стал вертеть
головой, а, тяжело ступая, пошел в ту же сторону, что и Дисмас. Варавва
собрался уже вставать и уходить, но тут заметил, как вслед за Гестасом
выскользнул какой-то смазанный, не поддающийся описанию тип, похожий на
застиранную тунику.
Варавва
прищурился, рассматривая соглядатая. Он старался его запомнить так, чтобы не
потерять в толпе. Гестас, не оборачиваясь, шел из города. Его провожатый,
увидев, что объект для слежки совсем простой, расслабился и вел его небрежно.
За что и поплатился. Уже на выходе из города, убедившись, что кроме него,
Гестаса и соглядатая никого на улице нет, Варавва, изображая подвыпившего
ремесленника, приблизился к шпиону и одним молниеносным движением всадил тому
сику в грудь. Тут же закинул руку убитого себе на плечо и дальше путь
продолжили уже двое пьяниц: один еще сам переставлял ноги, а второй идти совсем
не мог, только ноги волочил. Но далеко эти пьяницы идти не стали: через
несколько шагов того, кто не мог идти сам, напарник усадил под стену. Постоял
над ним, громко браня. Потом махнул рукой в отчаянии, и дальше пошел один,
спотыкаясь и иногда падая.
* *
*
День почти
закончился, когда к дому грека-менялы подошла группа из трех человек. Одеты
чисто. Один – главный; второй, похоже, писец. Третий – самый крупный, на плече
холщовая сумка с инструментом. Вели себя эти трое уверенно, особенно главный.
Сразу видно, он – не последний человек в Сидоне. Кто-то из городских властей, а
может из тайной службы. Как знать?.. А еще лучше не знать, не связываться…
Еще не
стемнело, но улица была пустынной. Да и кому здесь ходить? На этой улице живут
уважаемые люди, все свои дела вне дома они сделали еще утром. А в эту пору дня
есть чем заниматься и в собственном доме.
Между тем
группа не то городских чиновников, не то агентов тайной службы остановилась у
двери. Старший властно постучал. Открылось окошко, и раб-привратник спросил:
– Кто вы?
– Где хозяин,
бездельник?! – не ответив на вопрос, рыкнул старший.
– В доме,
господин! Как мне доложить?
– Скажи,
комиссия из городского совета. Проверяем состояние колодцев и емкостей для
хранения воды. Да пошевеливайся! У нас нет времени, день заканчивается, а
обойти нужно еще пять дворов! – светловолосый высокий парень с властным лицом
мало был похож на специалиста по колодцам, но какое рабу дело до того, кто на
кого похож? Железный ошейник на шее лучше всего напоминает об обязанностях.
– Будьте
любезны, господин! Подождите еще мгновение – я мигом дам знать хозяину!
– Хорошо, я
жду, но помни, бездельник, замешкаешься, голову отверну!
Варавва, а это
был он со своей командой, прекрасно знал, что управляющего дома нет. Это по его
договоренности с неприметным собеседником в харчевне, толпа пьяных матросов
устроила скандал возле дома менялы. Они швыряли камни во двор менялы и кричали,
что проклятый грек обманул их при обмене. В это же время на место скандала
прибыл патруль, и тоже стараниями Вараввы. Патруль не стал разбираться на месте
и увел дебоширов в казармы. Управляющий отправился туда же давать показания и
оправдывать хозяина. К приходу Вараввы в доме был только хозяин с семейством и
несколько рабов.
Ждать пришлось
недолго. Двери открылись и привратник, кланяясь, впустил «комиссию». Войдя в
дом, гости повели себя странно: старший непонятно откуда достал узкий нож и
приставил его к горлу привратника:
– Жить хочешь?
– тихо спросил он.
– Да,
господин, – так же тихо ответил привратник.
– А на
свободу?
– Да,
господин!
– Тогда делай,
что скажу – не прогадаешь, – привратник кивнул, а старший повернулся к тому,
что с сумкой и приказал: – Раскуй его и догоняйте нас.
Варавва двигался
быстро и уверенно: Самуил нарисовал ему расположение помещений в доме своего
конкурента.
Когда Варавва
вошел в кабинет, грек не очень-то и удивился. Он решил, что управляющему не
удалось решить вопрос с патрулем и этот визит – продолжение скандала. Ну, что
же, недоразумение, как и недомогание, лечится деньгами. Грек поморщился:
сколько же можно совать в эти прожорливые глотки?
Но удивлению
менялы не было границ, когда «специалист по колодцам» приставил ему нож к
горлу. Грек хотел позвать на помощь, но «специалист» в ответ отрицательно
покачал головой. В кабинет вошел один из сообщников и доложил старшему:
– Семейство и
рабы заперты в одной комнате.
– Хорошо.
Возвращайся к входу, – ответил старший и они с хозяином дома снова остались
одни.
– Послушай,
пелазг! – обратился незнакомец к меняле, нож от горла он так и не убрал. – У
меня нет ни времени, ни желания долго тебя уговаривать. Твоя жизнь мне не нужна
– только деньги. Это не все. Если ты так же умен, как про тебя говорят, то
поймешь, что лишиться части денег и остаться живым куда как лучше, чем лишиться
всего, то есть жизни. Я вырежу всю твою семью, но сначала узнаю все, что меня
интересует. Я не буду спрашивать тебя, согласен ты со мной или нет. Я просто
дам тебе возможность набрать в грудь воздуху, прийти в себя и выдать мне 10 000
сестерциев.
– У меня нет
таких денег! – возопил перепуганный меняла.
– Разве я
спрашивал, есть они у тебя или нет? – холодно спросил Варавва. – Но если тебе
нравятся вопросы, то ответь на такой: сумеешь ли ты сосчитать свои деньги
ногами… А одним глазом?..
– Ты грабишь
меня, злодей! – чуть не плача вскричал меняла.
– Ну,
наконец-то ты понял, что с деньгами придется расстаться! – рассмеялся Варавва.
– Веди, старый мошенник, в свою нору.
– Но помни, ты
обещал мне жизнь! – грек уже смирился со своей участью.
– Веди, –
приказал Варавва. Они спустились в подвал. Помещение-хранилище неожиданно
оказалось маленьким: в ширину не больше библиотеки свитков папирусов, такое,
что, расставив руки, можно было достать до противоположных стен. Но длинное.
Деньги хранились в ларях, сундуках, на полках лежали мешочки с монетами.
– У меня мало
сестерциев, – пожаловался грек.
– Кто из нас
меняла? – возмутился Варавва. – Ты забыл, как пересчитать в дидрахмы, таланты
или динары? Или ты уже передумал расставаться сденьгами?
– Что ты! Что
ты! – переполошился грек. – Я сейчас!
– Поторопись.
И не болтай больше – не зли меня.
Грек что-то
бормотал себе под нос, брал какие-то свитки, смотрел в них, передвигал мешочки.
Наконец он поставил у ног Вараввы четыре увесистых мешка.
– Вот. Здесь
то, что ты хотел. Часть в сестерциях, часть в талантах, часть в дидрахмах, –
убитым голосом объяснил меняла.
– Ты себя-то
хоть не обсчитал? – развеселился Варавва. Грек уже начал верить, что все
обошлось и, расставшись с деньгами, он сохранил свою жизнь. – Ну и окажи мне
последнюю любезность – помоги вынести мой улов, – сказано это было мягким,
успокаивающим тоном. Грек наклонился к мешкам, и в это момент одним неуловимым движением,
почти как жертвенному козленку, Варавва всадил сику прямо в сердце греку. Тот
охнул, поднял голову, посмотрел ничего не понимающим взглядом на Варавву и стал
оседать на пол. Варавва заботливо уложил его рядом с мешками, вытер нож о
тунику убитого и вышел из хранилища.
Дисмас и
Гестас с обвязанными головами охраняли заложников. Привратник все еще с
ошейником на шее был среди них. Варавва вошел в комнату, предварительно тоже
обвязав голову. Жестом он показал на привратника и поманил того к себе. Гестасу
же приказал:
– Возьми
этого, спуститесь в хранилище и возьмите столько, сколько вдвоем сможете
унести. В первую очередь забирайте четыре мешка, что стоят у входа.
Сам же
обратился к пленникам:
– Ваш хозяин
уже меняет деньги всем олимпийским богам сразу. Если хотите составить ему компанию
– сейчас же говорите мне об этом, и ваш соотечественник, – Варавва кивнул на
Дисмаса, – исполнит ваше желание. Так как?
– Мы хотим
жить, господин, – ответил один голос за всех.
– Ну и
правильно. Мы сейчас уйдем, а вы будете смотреть на эту тень. Как
только тень переместится вот сюда, – Варавва показал место на стене, – можете
делать все, что пожелаете. Если же вы сдвинетесь с места хоть на одно мгновение
раньше – отправитесь вслед за хозяином. Я трачу время только для того, чтобы вы
поняли – ваши жизни мне не нужны. Ваш хозяин – другое дело, он подрывал
могущество иудейского царства и сотрудничал с римскими захватчиками. За это и
поплатился. Поэтому, не искушайте судьбу – посидите тихо. Договорились? – глаз
Вараввы не было видно, но пленники почувствовали на себе его требовательный
взгляд и утвердительно кивнули.
Все это
Варавва говорил в надежде на то, что семейство не пошлет рабов за ним в погоню
или хотя бы не сразу побежит жаловаться патрулю.
Гестас с
привратником, нагруженные мешками, уже стояли рядом с Дисмасом. Сподвижники
Вараввы выглядели ошеломленными: такие огромные деньги получить за такое короткое
время – это больше напоминало какое-то дурацкое представление и поэтому не
могло быть правдой.
Варавва
заметил, как греки переглянулись. Он подошел к Дисмасу и тихо спросил:
– Ты слышал,
что случилось с хозяином? Можешь спросить у Гестаса – он видел. Сейчас ты
возьмешь мешок и пойдешь вниз по улице к дому менялы-иудея. Постучишь четыре
раза – тебя впустят. Там вы с Гестасом будете меня ждать. Я не буду спрашивать –
увижу ли я вас там или нет. Ступай!
Дисмас опустил
голову, чтобы Варавва случайно не прочитал в его глазах вспыхнувшей злобы. Их
главарь правильно разгадал намерения своих подельников. Дисмас прекрасно понял,
что, уйди они с деньгами, даже потратить их толком не успеют. Варавва только
что сделал его соучастником в глазах домочадцев, назвав Дисмаса их
соотечественником, и оставил этих домочадцев в живых. Какой хитрый и подлый
этот сын змеи!
– Мы будем
там. Ты зря беспокоишься – мы же обо всем уже договорились, – хрипло сказал
Дисмас. Он понял, что его замысел разгадан этим страшным и безжалостным
человеком, а сам он только что был на волосок от смерти.
– Я тоже
помню, что мы обо всем договорились. Иди, – Варавва хотел хлопнуть грека по
плечу, но передумал, будто вспомнив что-то.
Когда Дисмас
вышел, вслед за ним, выждав какое-то время, отправился и Гестас. Один мешок
остался у Вараввы. Варавва ткнул пальцем в привратника:
– Ты! Бери
мешок. Пойдешь со мной, – и, оглянувшись на пленников, еще раз уточнил: – Все помнят,
о чем мы договорились? Повторять не надо?
Варавва привел
себя в порядок, принял беззаботный вид молодого бездельника и вышел из дому. За
ним вышел раб с развинченным, но не снятым ошейником и тяжелой сумкой на плече.
Осталось
решить вопрос о судьбе бывшего раба. Тот сразу сказал, что хотел бы остаться с
Вараввой и его командой, но Варавва такой вариант отмел – слишком много
новичков за день, перебор. Тогда привратник сказал, что хотел бы открыть
какое-нибудь дело в империи. Варавва обещал помочь. Только не советовал сразу
отправляться в Рим. Сначала лучше обжиться где-нибудь в провинции, но из Сидона
надо уходить не мешкая, лучше морем. Он щедро одарил привратника частью
содержимого мешка.
Варавва
выполнил обещание – нашел галеру, договорился с хозяином, что отправляет своего
раба с поручением и деньгами в Галлию, там его уже ждут. Привратник все это
слышал и униженно (для хозяина галеры) и искренне (для самого Вараввы) долго
благодарил своего «хозяина».
Решив судьбу
привратника, Варавва сделал небольшой крюк, чтобы спрятать мешок с деньгами и
отправился к дому Самуила. Когда Варавва условно постучал – дверь сразу же
открылась. Его ждали. Раб провел Варавву к хозяину.
– Ну что, счел
деньги? – спросил Варавва, усаживаясь на лавку.
– Да.
– Сколько?
– В римских
сестерциях это будет – 41573, – ответил
Самуил.
– О нашей
договоренности помнишь? – всматриваясь в лицо менялы, спросил Варавва.
– Не
сомневайся, я все помню. Сделал ли ты, что обещал? – с надеждой в голосе
спросил Самуил.
– Да, – просто
ответил Варавва. – Сегодня ты – единственный меняла на этой улице. Не упусти
свой шанс.
Самуил поднял
очи горе и торжественно промолвил:
– Господи! Ты
услышал мои молитвы! – потом, как будто устыдившись самого себя, сменил тон и
уже спокойно спросил Варавву: – Ты голоден? Стол и вино – лучшее, какое только
можно найти в этом городе, ждут тебя.
– Хорошо, но сначала давай покончим с делами.
Деньги я оставляю у тебя. Но приходить за ними будут разные люди. Мы же с
тобой, быть может, больше не увидимся, но о твоих делах я буду знать все,
вернее все, что касается этих денег. Моих людей ты всегда узнаешь, потому что
вместо приветствия они будут говорить условную фразу. Первый скажет: «Я обошел
десять городов». Второй: «Я беседовал с одиннадцатью мудрецами». Третий: «В
нашем караване было двенадцать мулов». Ну и так далее, пока не закончатся
деньги. Главное, каждый будет добавлять по одной единице. Смотри, Самуил, не
перепутай ничего.
– Не
беспокойся, не перепутаю. Все будет в полном порядке. Твои деньги будут в
совершеннейшей безопасности.
– Наши. Эти
деньги – наши. Поэтому и будут приходить разные люди. Теперь и ты – наш
человек. Меняла, ростовщик – но наш. И последнее, мои люди устроены?
– Да. Они
хотели дождаться тебя. Но когда поели, их сморило, и они уснули.
– Вот и
замечательно. Пойдем и мы перекусим. Ты составишь мне компанию, Самуил?
– Вообще-то в
это время я не ем, но сегодня такой день! Я составлю тебе компанию. Пойдем!
(продолжение следует)
:)
