События вплетаются в очевидность.


31 августа 2014г. запущен литературно-публицистический блог украинской полиэтнической интеллигенции
ВелеШтылвелдПресс. Блог получил широкое сетевое признание.
В нем прошли публикации: Веле Штылвелда, И
рины Диденко, Андрея Беличенко, Мечислава Гумулинского,
Евгения Максимилианова, Бориса Финкельштейна, Юрия Контишева, Юрия Проскурякова, Бориса Данковича,
Олександра Холоднюка и др. Из Израиля публикуется Михаил Король.
Авторы блога представлены в журналах: SUB ROSA №№ 6-7 2016 ("Цветы без стрелок"), главред - А. Беличенко),
МАГА-РІЧЪ №1 2016 ("Спутник жизни"), № 1 2017, главред - А. Беличенко) и ранее в других изданиях.

Приглашаем к сотрудничеству авторов, журналистов, людей искусства.

ПРИОБЕСТИ КНИГУ: Для перехода в магазин - НАЖМИТЕ НА ПОСТЕР

ПРИОБЕСТИ КНИГУ: Для перехода в магазин - НАЖМИТЕ НА ПОСТЕР
Для приобретения книги - НАЖМИТЕ НА ПОСТЕР

Борис Финкельштейн::ПУТЬ ПОД СОЗВЕЗДИЕМ АРЬЕ-ЛЕЙБА, окончание


СОЗИДАТЕЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС

Фиму очень удивило, что главный конструктор с такой легкостью согласился на его материальные условия. Понятно – месячный испытательный срок. Но принимать на вторую категорию совершенно «сырого» конструктора? Более чем странно!
Фима не знал, что у Валентина Александровича был свой «козырный туз в рукаве». Сам Пузырев (как и начальники ПКТБ и конструкторского отдела) занял должность главного конструктора относительно недавно. А вот бывший главный конструктор, как раз и был тем самым скрытым тузом.
 На Василии Ильиче Теплякове держалась практически вся техническая и технологическая мысль ПКТБ. Ему, в свои несколько за семьдесят, в результате изменения правил игры в советском пенсионном законодательстве, пришлось оставить базисную должность и формально числиться слесарем 6-го разряда, фактически выполняя обязанности главного консультанта в конструкторском отделе. Сия вынужденная мера сохраняла ему пенсию в полном объеме и добавляла (совершенно оправданно!) рабочую зарплату.
Польза от такой уловки была несомненная для обеих сторон. Василий Ильич, за плечами которого был богатейший конструкторский опыт, не только «штамповал» высококвалифицированных специалистов, но и способствовал доведению каждой разработки до качественного уровня.
И хотя в конструкторском отделе должность начальника не была вакантной, практически все разработки было завязаны на главном консультанте.
 Василий Ильич и Юрий Иванович (начальник отдела), в отличие от других сотрудников, восприняли Фиму, не то чтобы неблагожелательно, но явно настороженно.
Очевидно, что с Фиминым делом они уже успели познакомиться, ибо не стали тратить время на долгие «реверансы». Бразды правления сразу же захватил главный консультант:
- Ну что, молодой человек, мы знаем, что конструктором Вы доселе не работали. Это – огромный минус, при Ваших амбициях на вторую категорию. А давайте-ка решим задачку по сопромату. Надеюсь, Вы еще не забыли эту науку, играющую немаловажную роль в конструкторском деле?
К удивлению В.И., с задачей Фима справился достаточно быстро. Сопромат в его мозгах, в противовес многим другим студентам, отложился. Видать, не зря у него были такие перипетии с данным предметом в его студенчестве.
- Это хорошо. А давайте посмотрим, как Вы умеете читать чертежи. Вот сборочный чертеж на сверлильную головку. Что Вы можете рассказать по нему.
И этот экзамен Фима выдержал весьма достойно. Сказалась преддипломная практика и, в большинстве, конструкторское содержание дипломного проекта.
- Отлично. Думаю, мы из Вас сделаем конструктора. Но это дело непростое. Труд, голова и еще раз труд. Просто не будет – не надейтесь. У нас здесь принято отрабатывать свой хлеб. В отличие от других инженерных работ, где, как говорил Райкин, не понятно «как, за что и сколько?», у нас труд имеет меру измерения. Пусть – не самую объективную, но – эффективную. «Листаж». Есть вот такая книжонка: «Сметы на конструкторские разработки», где каждый лист разработки, в зависимости от ее сложности, можно оценить. А потом суммарный месячный результат переводится в выполненный объем и соответствие начисленной зарплате. И все сразу становится понятным: «Кто годен, а кто – балласт!».
По-видимому, Фимина физиономия после этих слов несколько вытянулась.
- Нет, Вы не расстраивайтесь так сразу. Конечно же, Вы не будете «плавать без спасательного круга». Мы все будем Вам помогать. Коллектив у нас дружный и доброжелательный. Будем надеяться, что Вы в него достойно впишетесь. С ГОСТами у Вас, как я понял, не очень хорошо. Построим нашу работу следующим образом. Сегодня Вы поработаете с нашей милой комплектовщицей Танечкой. Поможете ей и, заодно, ближе постигнете нашу «кухню». А завтра со мной пойдем на фабрику готовить Ваше первое техническое задание.
Сейчас у нас будет небольшой регламентированный перерыв. Удовлетворите понятное любопытство наших сотрудников.
В перерыве Фима попал в плотное кольцо любопытных глаз. Уровень общения произвел на него благоприятное впечатление. Это был не тот напыщенный стиль чиновников, свойственный Управлению бытового обслуживания, или хамско-матерная тональность горбыткомбината. Все было просто, но интеллигентно выдержано. Совершенно отсутствовал холод безразличия. После Фиминых ответов на многочисленные вопросы можно было бы говорить, даже, о возникновении взаимной симпатии.
Правда, при знакомстве отсутствовало несколько мужчин, во главе с Юрием Ивановичем. Причину Фима узнал во время послеобеденного малого перерыва.
В ПКТБ, помимо других мероприятий, культивировались шахматы.
В маленькую бытовку, со стоящим посредине одним столом и двумя стульями, набивалось более десятка мужиков. Те двое, которые успевали захватить почетное место за столом, удостаивались чести расставить фигуры и начать шахматные баталии. А далее начиналось то, чему Фима никогда доселе не был свидетелем. Собравшиеся за спинами игроков не только вслух позволяли себе давать советы и делать замечания играющим. Игра велась в десяток рук с каждой стороны. Формального игрока даже поднимали на смех, если он выражал претензию за ход, сделанный не им. Чести лично переместить фигуру на шахматной доске в процессе одной игры мог удостоиться любой присутствующий, имеющий наглость и быструю реакцию. Важно было только, чтобы ход был по шахматным канонам правильным и в меру разумным.
Чей-то лозунг, что шахматы – игра общественная, здесь обретал свое прямое звучание.
Для Фимы, который впоследствии и сам зачастую мчался в бытовку занять место на стуле, долго оставалось загадкой:
«Почему все так стремятся в это положение, если риск проигрыша и плохого настроения на целый день реален именно для одного из игроков, в то время как все остальные гарантированно «ложками черпают» положительные эмоции».
Потом он осознает, что наибольший эмоциональный подъем, пусть и формальный, получает именно победитель!
А пока шел первый день Фиминой работы в ПКТБ.
Танюша, к которой В.Н. «прицепил» его, оказалась молоденькой и очень миловидной особой. Фима был бы не оригинален, если бы не обратил на это обстоятельство внимания. Юрий Иванович (возможно и не без совета В.Н.) старался на эту должность подбирать не просто девушек, а, именно, молоденьких и внешне очень привлекательных. Важно было не попасться на, часто встречающееся в жизни, стойкое сочетание красоты и отсутствие ума, способностей и желания трудиться. Танина красота (как и после нее у других комплектовщиц конструкторской документации) к счастью, не была обременена этими негативами. Это добавляло творящим за кульманами (особенно мужчинам) эмоциональной энергетики. Не говоря о том, что уставшим от напряженного конструкторского труда глазам было на ком отдохнуть.
Так и прошел первый Фимин рабочий день – за комплектованием конструкторской документации в столь приятном общении.
Домой Фима летел как на крыльях. На работе он получил приличный заряд положительных эмоций. При всей двузначности собственного положения, его очень обрадовала атмосфера в КБ: обилие приятных, доброжелательных людей, с преобладанием молодежи, среди которой очень зримо присутствовали внешне привлекательные девушки в возрасте до 30-ти. В этом он убедился за обедом в столовой, когда в процессе стояния в очереди и застольного чревоугодия находился под перекрестным огнем любопытных прекрасных глаз сотрудниц других отделов. Как на любого зрелого мужчину, этот аспект (даже просто эстетически) на Фиму воздействовал благотворно.
А дома его ждала любимая супруга и…не самые простые отношения с ее родными.

ЛЮТИКИ-ЦВЕТОЧКИ

Лютовы. Именно такова была Ленина девичья фамилия и базисная фамилия семьи, в окружении которой оказался Фима. Как и многие Ленины друзья детства и юности Фима в Благовещенске иногда ласкательно именовал ее «лютиком», не предавая вниманию исконным корням ее фамилии. Позже он убедится, что где-то за гранью внешней приветливости, тепла и доброты время от времени просматривается родовая черта, как гвоздь вбитая в звучание фамилии.
Но это будет позже. Вначале Фима столкнулся с существенным различием укладов: того, который присутствовал в этом доме и того, в котором он был воспитан.
С учетом попадания в среду с иным вероисповеданием, отличие было по всем бытовым позициям, начиная от питания и заканчивая ролью мужчины в доме.
Ленин папа, взращенный частным сектором, многое был способен делать своими руками. В отличие от Фиминого папы, мало приспособленного к физическому труду, Ленин отец брался за любую, даже чисто женскую (по Фиминым понятиям) работу, и с честью со всем справлялся.
Его супруга (умная, меркантильная и чрезвычайно практичная) умело руководила процессами, направляя энергию мужа и детей в нужное русло. Ее «пунктиком» было кредо, почерпнутое из того же частного сектора: «Ни пылинки, ни соринки!». Дом блистал чистотой, и усилия к этому прилагались немалые. Единственным, чисто женским атрибутом домашнего хозяйствования здесь оставалось приготовление еды. Только хозяйка дома могла царствовать на кухне и у плиты. Прислуживать же кухонному процессу могли и должны были все, вращающиеся в этом социуме.
Привыкший к иной шкале ценностей и распределению семейных обязанностей, Фима вначале пытался противиться своему активному вовлечению в этот процесс. Но, дабы избежать назревающих конфликтов, постепенно был втянут в выполнение таких (по его мнению, чисто женских) работ как стирка, мытье посуды и уборка квартиры. К этим обязанностям Фиме было не привыкать – опыт «советского общежития» присутствовал. Бесила требуемая частота повторения процессов и тот факт, что Ленин рабочий график зачастую оставлял его с этими работами «один на один».
Еще один аспект семейного уклада (вначале воспринятый положительно) через некоторое время стал «напрягать» Фиму – число приемов многочисленных родственников и друзей.
Как было принято на всем советском пространстве: стол должен был «ломиться» от еды и напитков. Но этому, понятно, предшествовала значительная подготовка принимающей стороны. Да и «устранение последствий» - работа не самая благодарная. И в том, и в другом процессе Фима был активно задействован в роли подсобного рабочего.
А в доме Лютовых погулять с размахом любили. Благо, родни, друзей и знакомых, жаждущих поддержать и отметить – хватало. А уж поводов для пышного застолья было не перечесть.
Кроме чисто семейных дат и христианских праздников, каждое воскресенье в советском календаре оглашалось праздником работников той или иной сферы деятельности. День милиции чередовался с Днем работников транспорта, а День строителя – с Днем танкиста. Весь год различные отрасли соревновались в наиболее пышно проведенном чествовании своих работников, и каждое воскресенье по телевидению – торжественный концерт в честь очередных «юбиляров».
Застолья в этой семье проходили по сценарию, который существенно отличался от подобных мероприятий в Фиминой родне.
Питье и еду потребляли с истинно сибирским размахом.
Фиме, с его жизненным опытом, чрезмерное чревоугодие было не в диковинку. Он достаточно постранствовал и многое повидал. Но за любым столом он сохранял свою независимость на меру. Здесь же, с непонятным ему упорством, частотой тостов и замечаниями по поводу недопитой рюмки его каждый раз тянули к явному превышению порога трезвости. Далеко не всегда Фиме помогали его испытанные уловки, такие как наличие двух одинаковых рюмок (одной – с водой) перед ним. На удивление, как хозяева, так и гости не теряли остроты зрения даже после изрядного количества тостов.
Но самым неприятным открытием для него был тот факт, что Лена, по ходу действа, позволяла себе выпить на уровне с самыми стойкими из гостей. Причем делала она это без «напряга» и с удовольствием.  Но, если Фима после «переборов» обычно «пугал унитаз», то Лена, как и остальная ее родня, «держала марку». Это был первый, но очень громкий звонок!
Только при установлении беременности в ноябре 1980 и до рождения в июне 1981, Фимина жена прервала, как тогда говорили, употребление спиртных напитков.


РОЖДЕНИЕ КОНСТРУКТОРА

Свой второй рабочий день Фима провел под полной опекой Василия Ильича. С утра он проследовали на мебельную фабрику – в цех, где калибровали ДСП.
Для нынешних мебельных производств подобный процесс совершенно алогичен: «фрезерование внешней плоскости щита, для достижения регламентной толщины». С точки зрения любого специалиста, это - полная несуразица, так как при этом снимается самый прочный слой материала. Но в 80-х, при несовершенстве оборудования производства ДСП, расхождение по толщине у изделия «гуляло» в диапазоне 2-х миллиметров. Это было недопустимо для мебельных массовых производств.
 Вот и калибровали щиты, причем, в Омске - на оборудовании, исполнения ПКТБ.
Вопрос стоял о качественном удалении всей стружки после фрезерования перед нанесением клея для последующего шпонирования в прессе. Применяемое продувание воздухом не решало проблему, требуя ручной доработки щеткой. Что и делалось на данной фабрике. Идея станка с механизацией этих двух процессов и была той задачей, которую В. И. наметил для Фимы.
Василий Ильич не стал тратить время на опрос Фиминого видения решения проблемы. Он кратко сформулировал концепцию будущего станка и с Фиминой помощью произвел необходимые замеры. Дальнейшее развитие событий происходило в отделе.
Что же представлял собой этот конструкторский отдел нестандартного оборудования?
Он располагался на втором этаже здания и занимал пространство: 21 метров длиной, и 6 метров шириной. Под ним на первом этаже располагался актовый зал. Внешний периметр комнаты -  высокие окна фасада здания. Внутри комнаты: 12 кульманов в два ряда, с примыкающими к ним рабочими столами, стол начальника, несколько шкафов для документации и, в дальнем от входа углу, отгороженное пространство для отдыха. Выделенное Фиме рабочее место – 1-й кульман от стола начальника.
Там В.И. подробно объяснил Фиме его первые ходы и набросал основные технические решения станка.
- Все свое время уделять Вам Ефим Иосифович я не могу, так как у меня, кроме Вас еще пара подопечных.
В отделе, за соседними кульманами работали еще два новичка, пришедшие туда незадолго до Фимы. Они, под руководством и с наставлениями В.И., уже успели серьезно проработать свои темы, но без его советов продвигаться никак не решались.
Если для девушки Веры, молодого специалиста после окончания ВУЗа, такая нерешительность была естественна, то подобное (казалось Фиме) совсем было не к лицу Алексею - 30-ти летнему мужчине, бывшему работнику отдела главного механика, соседствующего с ПКТБ, большого оборонного предприятия. Позже Фима осознает глупость своей оценки происходящего.
Первые полтора месяца от прихода в отдел и до сдачи Фимой полного комплекта конструкторской документации на станок, дались ему очень тяжело. Достаточно сказать, что несколько раз он был готов уйти из ПКТБ. Все прорехи в знаниях и отсутствие конструкторского опыта раз за разом выплывали наружу. Василий Ильич с ним не миндальничал и жестко (иногда даже излишне) критиковал, заставляя бесконечно стирать резинкой (казалось бы совершенно правильно исполненные) чертежи. Сколько спецификаций Фима в сердцах разорвал? Сколько раз он оставался после работы, чтобы исправить ошибки и продвинуть разработку на шаг вперед, а утром, как нашаливший ребенок, получал от своего наставника очередной «пинок»? Если бы не теплота и моральная поддержка коллектива, на Фиминой конструкторской карьере можно было бы поставить крест. Были дни, когда он, с дрожью на губах, сообщал Лене о своем решении прекратить эту пытку. Но утром, приходя на работу и встречая доброжелательные взгляды сотрудников, осознавал свое желание трудиться здесь. Фима зажимал в кулак свои эмоции, брал карандаш и, сжав зубы, с каким-то бараньим упорством чертил, стирал и снова чертил.
И только после завершения работы над станком Фима удостоился от В.И. положительной характеристики в свой адрес:
- Ну, вот это – то, что было задумано. А мы с Юрием Николаевичем уже стали сомневаться, хватит ли у Вас, Фима, упорства и терпения, чтобы довести работу до конца. Нужно было перетерпеть. И очень хорошо, что Вы свои амбиции вовремя засунули, пардон, подальше. Зато теперь Вы прошли первую ступеньку на пути становления конструктора. Сами-то почувствовали, что это такое - сотворить в мозгу и на бумаге свой станок от начала до конца?
- Почувствовал, - хмуро ответствовал Фима
 Он внутренне еще не простил В.Н. череду унижений. Но на душе у него наружу рвалось нечто светлое.
Это был не шаг - прыжок! Он прошел, выдержал и всей плотью прочувствовал конструкторское ремесло.
И пусть его первый станок так и не увидел свет в металле из-за того, что ДОК именно тогда запустил новую немецкую линию производства ДСП, устранившую необходимость потребителей в калибровке. Фима, пройдя пошагово весь путь от идеи до создания КД, ощутил свою пригодность к созиданию.
Конструктор, таки да, родился!
В последующем трамплин его первой разработки позволял ему достаточно быстро вникать в поставленные задания и успешно реализовывать их в конструкторской документации.
Причем (в отличие от первого Фиминого опыта), процент разработок, успешно воплощенных в жизнь на разных производствах Омска и омской области, от количества всех проектов, в которых Фима был задействован, превышал цифру 90%.

СЫН

К моменту торжественного появления на свет первенца, на Фимином творческом счету уже было два станка, внедренные на мебельной фабрике и один станок - в процессе отладки на производстве в ПКТБ
Долгожданному событию предшествовала непростая беременность Лены с некоторыми забавными (и не очень) казусами.
Известно, что эмоциональный настрой этого женского состояния должен находиться и поддерживаться всеми окружающими только в положительном тонусе. Фима даже представить себе не мог, сколько жизненных факторов способны нарушить эту гармонию. И хотя все окружающие стараются максимально оградить женщину «в положении» от всего негативного, но именно в этот период (то ли зрение и слух обостряется?) с ними случается такое, что в их обычном состоянии произойти априори не может.
Ну, не попадается на глаза такое количество погибших кошек, собак и птиц в обычной жизни! Ленино зрение извлекало подобные картинки с непостижимым постоянством.
Ни до, ни после Лене не доводилось по проторенному к дому маршруту ранней весной по пояс проваливаться под лед в яму, возникшую неизвестно откуда.
А чего стоит утренний поход в поликлинику с Фиминым сопровождением, когда именно Лена узрела в кустах за оградой ветеринарного института убитого сторожа. Ни многочисленные прохожие до нее, ни Фима, а беременная женщина! И зрелище - не для людей со слабыми нервами! Плюс – вызов милиции и дача свидетельских показаний. Все – вовремя и к месту!
За месяц до срока, врачи направили Лену «на сохранение» в роддом. Несмотря на значительную удаленность от их места обитания, выбран был роддом на левом берегу Иртыша. Он отличался от подобных, приближенных к дому, заведений новизной, оснащенностью и квалификацией врачей.
Как и в любой другой больнице, атмосфера там мало способствовала хорошему настроению пациента. Лене, которой предстояло безвылазно провести в больничной палате целый месяц, было, уж точно, не до смеха. И хотя Фима и родные посещали ее каждый день, Ленино моральное состояние ухудшалось на глазах. Добавило к этому информативность больных о действиях врачей (путем применения соответствующих препаратов) по вызову досрочных родов.
Применение «ускоряющих» лекарств было распространенной практикой и положительно решало, для врачей и персонала, множество проблем. Роддома в те времена были переполнены, и кругооборот рожениц, лежащих на сохранении, требовалось ускорить. При этом облегчались роды, так как недоношенный плод, ясное дело, меньше по размеру.
По глубокому и небезосновательному Фиминому убеждению эти препараты не могли быть безвредны как для матери, так и для ребенка. Он был уверен, что вмешательство в естественный ход событий отрицательно скажется на здоровье его близких. После того, как Лена сообщила ему, что ей начали соответствующие процедуры, Фиму взорвало. Он прорвался к лечащему врачу и на высоких тонах потребовал прекратить этот процесс. На удивление, доктор не только не поддержал планку Фиминых децибелов, но проявил максимальную выдержку:
- А скажите мне, уважаемый, кем Вы работаете?
-Я – конструктор! Но какое значение имеет Ваш вопрос к лечению моей жены?
- Как бы вы отнеслись к тому, что я бы имел наглость советовать Вам на Вашем поприще? Думаю, очень отрицательно. Все, что мы делаем, основано на наших знаниях и опыте. Доверив нам свою жену, Вы не должны сомневаться, что процесс находится под контролем и все наши действия объективно оправданы. Поэтому давайте остановимся на том, что каждый будет заниматься своим делом в пределах своей компетенции!
 Логика была железная. Крыть Фиме было нечем. Но, после этого разговора, Ленина просьба: «заберите меня отсюда», - приобрела конкретный смысл.
В эту ночь ее больничная койка осталась пустовать. В больничной одежде и тапочках на босу ногу, роженица была украдена Фимой и на такси вывезена домой.
А ровно через два дня вечером, после отхода вод, Лена была доставлена «скорой» в ту же самую больницу. Роды принимал у нее тот самый врач, который во время схваток не преминул съехидничать:
 - Ну, и сильно тебе помогает твой всезнайка-муж?
Ребенок родился в июне 1981 года, ростом - 52 см, весом – 3,2 Кг. Конечно же, мальчик! Фимина порода не давала сбоев!
При выборе имени разногласий не было. Всех устроило Фимино предложение – Александр – в соответствии еврейской традиции, в честь своего деда. Правнук полностью повторял фамилию, имя и отчество своего прадеда! Были, конечно, у Фимы некоторые сомнения по выбору имени прадеда, в честь которого…. Но на имя Арон, очевидно, Лениной родней было бы наложено табу. Так библейский брат Моисея (выведшего народ из Египта) - первый еврейский первосвященник проиграл греческому полководцу (имя которого, за его благие деяния, его современники евреи стали давать своим потомкам).

ПКТБ (продолжение)

С работой и коллективом Фима «выстрелил в десятку».
Сегодняшние фирмы-«гадючники», где меркантильные интересы полностью попирают совесть, дружелюбие и взаимовыручку, являют полную противоположность отраслевым конструкторским бюро и проектным институтам времен 80-х. Интеллектуальное общение и обилие совместных мероприятий были общепринятой нормой. Это не только спаивало (в обоих смыслах) коллектив, но, в большей степени, повышало в нем тонус, взаимопонимание и работоспособность.
ПКТБ не был исключением. Все внерабочие мероприятия (баталии за шахматным или теннисным столами, выход на дежурство в составе народной дружины, осенние выезды на «спасение урожая» или подготовка и проведение различных празднеств) способствовали укреплению взаимной симпатии в коллективе и упрощали рабочие отношения. И, при этом, коллектив, при необходимости, представлял собой слаженную силу, способную эффективно отстаивать, как общие задачи, так и частные интересы своих представителей.
Фима, по своей активной природе, не мог отстраниться от этой, бурлящей жизнью, круговерти. Общительный и покладистый, он быстро освоился в благоприятной обстановке. При такой атмосфере любая работа – в радость.
Очень скоро и различные проблемные моменты, свойственные творческому конструкторскому процессу, стали разрешаться для Фимы легко и практически без конфликтов.
Даже, при выходе документации на уровень технического совета, который в силу своей специфики не мог проходить гладко, Фима со временем смог выработать свою методику «погашения огня». Он всегда оставлял в эскизном проекте небольшой «ляп», который сразу бросался в глаза, но легко устранялся и не вредил главной концепции. Основные страсти оппонентов и их энергия направлялись на обнаружение и критику и устранение этого элемента, после чего все остальное обговаривалось без лишних эмоций.
Технические советы являлись обязательной процедурой каждой серьезной разработки. И обычно на это мероприятие (по инициативе и на территории ПКТБ) собирался достаточно серьезный кворум. Обязательным было присутствие главного инженера и главного технолога от заказчика.
От ПКТБ же, кроме непосредственного разработчика, обязательно присутствовали главный инженер, главный конструктор, начальник механического цеха, начальник пусконаладки и главный экономист. Именно здесь заказчик на эскизном проекте подтверждал свое согласие с концепцией и вписывал свои замечания.
Понятно, что при таком солидном кворуме ни одна разработка не могла проскочить это «сито» легко и гладко. Кроме высокого технического уровня собравшихся здесь специалистов, работали и личные амбиции. Не раз бывало, что эмоции на техническом совете «зашкаливали».
Вначале, будучи под прикрытием своего наставника, Фима, при отстаивании концепции своей разработки на этом «рентгене», играл «вторую скрипку». Его роль ограничивалась развешиванием (или раскладыванием на столе) чертежей эскизного проекта и представлением предлагаемого решения. Далее следовали вопросы, критика и предложения по изменениям. В этой части «Марлезонского балета» Фимин голос явно терялся, и в ход шла «тяжелая артиллерия». Василий Ильич, аки лев, включался в обсуждение и отстаивание базисных элементов разработки, принимая весь огонь на себя. Но, менее чем через год, Фима уже ощущал, что и его голос на технических советах начал «проклевываться» и набирать вес.
Что же касается других, так называемых, общественных мероприятий, то их продвижение находилось под прямым «патронатом» главного конструктора ПКТБ. Валентин Александрович не только нес прямую ответственность, но сам являлся активнейшим участником всех событий.
Коллектив ПКТБ держал первенство по объединению не только в шахматах (что было вполне закономерно), но и выигрывал большинство командных соревнований по настольному теннису и лыжам.
И пусть участие в народной дружине имело материальную подоплеку в виде добавления нескольких дней к отпуску, но, почему-то, именно состав ДНД инженерно-технических работников ПКТБ неизменно отмечался органами милиции, как наиболее сплоченный, дисциплинированный и ответственный.
Даже на праздничных всенародных майских и октябрьских демонстрациях присутствие ПКТБ было не менее осязаемо, чем других, более многочисленных, коллективов их объединения.
Вообще, массовость участия коллектива ПКТБ в различных мероприятиях в первый год своей работы даже удивляла Фиму. В Благовещенске он, как и многие его коллеги, старался под разными предлогами устраняться как от демонстраций и ДНД, так и от участия в спортивных соревнованиях.
Здесь же это его нисколько не напрягало. Даже наоборот, участие практически во всех мероприятиях Фиме доставляло удовольствие. Он находился в той атмосфере доброжелательного общения, которая позволяет каждому иметь возможность для самовыражения.
И как не применить свою активную, по сути, актерскую натуру в подготовке и проведении праздничных капустников. Очень скоро ему безоговорочно была отведена роль главного сценариста и конферансье на всех празднествах коллектива ПКТБ. Благо, почва была благодатная, а среди коллег хватало творческих людей, с удовольствием помогающих ему в этом действе.
Именно этого ему очень не хватало дома.

ЖИЗНЬ СЕМЕЙНАЯ

С рождением сына, Фимин авторитет в их семье, удивительным образом, начало падать. Если раньше Лена внимала и, в основном, следовала всем его советам и предложениям, то теперь все чаще его мнение оставалось в одиночестве и не принималось всерьез. Во многом это определялось авторитетом и давлением ее родителей.
Но был еще один аспект, которому Фима беспечно не уделял достаточного внимания – материальный. Среди работоспособного состава их квартиры его вклад в семейный бюджет был самый низкий.
Ленин брат, не поступивший в институт, отправился на срочную службу в армию. Лена и ее мама, по характеру своей работы, имели возможность получения наличных «на карман», что суммарно с официальными доходами значительно превосходило Фимин оклад со всеми премиальными. С зарплатой же Лениного отца Фиме тягаться было смешно.
При этом как-то мало принималось во внимание то, что Фима во всех семейных делах старается подставить руки.
Он, в свои 30 лет, по всем параметрам созрел для отцовства.
Поменять или постирать пеленки-распашонки, запеленать или распеленать ребенка, покормить, подмыть или выкупать малыша, часами гулять на улице – все это для новоявленного папы было в радость. Он был готов и старался уделять ребенку все свободное время.
Его желание уделять максимум внимания ребенку совершенно не устраивало Лениных родителей. Их планы на Фиму были несколько иные.

Советскому среднестатистическому гражданину государство позволяло наличие ограниченного числа материальных благ. Если жилье, образование и медицинское обслуживание гарантировались (хотя далеко не всегда обеспечивались) Конституцией, причем бесплатно, то наличие машины, качественной мебели и импортной бытовой техники допускалось, но считалось роскошью. В 70-е годы к этим элементам престижности добавилось разрешение городским жителям на владение 6 сотками (600 квадратных метров) земли, под выращивание овощей и фруктов. Так называемое, подсобное хозяйство частично могло быть застроено, но величина построек была строго регламентирована.
В частности, дом, по площади размещения на участке, не мог занимать более 36 квадратных метров, а по этажности – превышать один этаж. Но выработанная с годами смекалка позволяла новоявленным владельцам земли обходить последнее ограничение за счет особой конструкции крыш. Чердак формально не считался вторым этажом, и этим обстоятельством повсеместно пользовались для расширения дачного жизненного пространства.
Если до 70-х привилегией проживания на государственной даче в СССР пользовались партийные и государственные чиновники высокого ранга, а также некоторые писатели и деятели культуры, то теперь такая «урезанная» возможность приобщения к элите появлялась и у более простых граждан. В условиях товарного и продуктового дефицита, каждый городской житель мечтал улучшить рацион своей семьи.
Промышленный Омск не мог похвастаться обилием фруктов и овощей на прилавках магазинов. Вот только, где взять землицы на всех желающих?
Профсоюзные организации «в поте лица» трудились над удовлетворением потребности многочисленных очередников. Но мизерные подачки городских властей по выделению территории под дачное строительство до простых граждан доходили редко, растворяясь в возможностях и аппетитах чиновников и высшего руководства предприятий.
На каком-то этапе служебной лестницы подошла очередь и Лениного папы.
Нужно было видеть эти вожделенные 6 соток… на болоте! Даже с точки зрения нынешних нуворишей, для которых в поймах рек намываются участки под строительство, болото не считается хорошим вложением.
А каково советскому трудящемуся: вкладывать свои, кровно заработанные, гроши в такое гнилое мероприятие?
На Фиминых глазах проходила борьба с болотом, и «вытекали» средства семейного бюджета.
35 самосвалов («Магирус») щебня  и столько же - но, уже глины, зимой слоями распластанные бульдозером над замершим болотом, практически полностью ушли вниз под весенний паводок.
Последующее повторение таким же «пирогом» в параллели, с подобными действиями на соседних участках, к Фиминому удивлению дали результат: усадка грунта прекратилась. Теперь пришла пора завоза плодородного грунта с ручным планированием по всему участку. Параллельно по периметру сбивался и устанавливался реечный деревянный забор, заливался фундамент под будущий дом, бетонировались дорожки и возводились туалет и баня.
Учитывая то, что участок находился за городской чертой, добраться туда можно было не просто: либо на личном транспорте, либо на переполненном автобусе от железнодорожного вокзала. Маршрут своим ходом из дома до дачи занимал порядка 1,5 часа. И столько же на обратный путь. Поэтому не удивительно, что основные Фимины дачные баталии происходили в выходные дни.
Средств, для найма работников, у Лениного отца не было. На соседних участках, которые «обживали» действующий армейский генерал и директор строительного треста, работы велись куда более интенсивно. К первому на участок ежедневно доставлялся взвод солдат (выполняющий роль бесплатной рабочей силы), а второй «отделывался» наездом подчиненной ему строительной бригады, усиленной имеющейся на предприятии тяжелой строительной техникой и автотранспорта.
Работы и строительство на участке Лениного отца велись, в основном, силами трех человек.
Кроме не самого приспособленного к физическому труду Фимы и, естественно, самого хозяина, наиболее весомый вклад в развитие и продвижение дачи вносил двоюродный брат Фиминой тещи Яков Никитич.
Бывший капитан речного флота, Яков Никитич выглядел явно моложе своих 65 лет.
Он и его семья жили в Городке Водников – в трех остановках от Лениных родителей. Брак Парыгиных был поздний. Единственная дочь, Таня, по возрасту пребывала в Лениных сверстницах. Так что совокупность обстоятельств делала семьи достаточно близкими.
Яков Никитич очень тяготился своим положением пенсионера и готов был приложить знания и умения, где только мог. Его участие в строительстве было оговорено изначально. Подразумевалось, что в перспективе их семья на равных условиях будет эксплуатировать благодать плодов, свежего воздуха и крыши над головой. И хотя личного транспорта у Я.Н. не было, в отличие от Фимы и его тестя, он выезжал (на общественном транспорте) и трудился на участке не только по выходным, но и по будням.
По мере продвижения строительных работ Фимин тесть (не без оснований) сменил кресло заместителя директора на кресло начальника деревообрабатывающего цеха. Потеряв в зарплате, но выиграв в возможностях!
Теперь отходы производства вывозились не только на свалку, как было ранее, но и на дачу начальника. Главное, чтобы отходы были из натуральной древесины, без примесей ДСП, ДВП и прочих продуктов с химическими добавками.
А отходы были еще те. Если обычный выход продукции для гражданских нужд колеблется в пределах от 50 до 80% от объема пиломатериалов, то, по особым требованиям к военной продукции, такой выход не превышает 30%. А в частном секторе даже древесный мусор – золото. Что-то – на забор, что-то – на обшивку, что-то - в печь.
Даже стружка – при деле. Что еще лучше послужит в качестве теплоизолятора, не говоря о таких свойствах, как удобрение (при перегнивании) и разрыхление почвы. Весной – под кусты или деревья, и, смотришь, в жару поливать можно не так интенсивно. А если, перед таянием снега кусты смородины припорошить, то цветение на пару недель задержится и не попадет под обычные для Сибири ночные майские заморозки. Нередко в отходах оказывалось немного качественного сырья, отбракованного сознательно – для начальника.
Так что, и спрос на такие древесные отходы в дачном кооперативе был повышенный. Ну, не совсем, как на олифу в Благовещенске, но «бартером» за стройматериалы очень даже неплохо выходило.
А почему бы и нет, если весь Советский Союз жил по принципу: «кто на чем сидит, то и пользует»?
По канонам общественной морали Фимин тесть не совершал ничего особо предосудительного. Даже наоборот: отходы производства отправлял не на свалку, а в дело. Правда, дело было отдалено от общественно полезного.
. В кругу высоких руководителей он был агнец.
Куда ему до вагона с мехами, вывезенного одной благовещенской дамой, проработавшей (всего-то) три года начальницей благовещенского швейного производственного объединения в «бытовке». Самое интересное, что вагон мехов в Благовещенске никто не терял и не искал. Дотошными оказались уральские работники ОБХСС, откуда в Амурскую область и долетела эта весть.
Сегодня никого не смущают молоденькие красавицы на шикарных «мерседесах», «феррари» или «порше», подаренных им состоятельными «папиками»!
Взлет вышеописанной героини, практически на вершину системы бытового обслуживания Амурского исполкома, был стремительным и проходил на Фиминых глазах. Не самая уродливая внешность, хорошо подвешенный язык, высочайшая наглость, полное отсутствие моральных и этических ступоров - и за пару лет: от простой лаборантки фотолаборатории до начальницы швейного объединения.
С учетом того, что секса в СССР не существовало, и тогда: постели влиятельных людей ради личных материальных возможностей можно было бы признать (по-современному) хорошим менеджментом. Но это, в основном, было присуще прекрасному полу. Мужчины пользовали должности, связи и принцип «ты – мне, я – тебе».
В возможностях Фиминого тестя было и осуществление различных заказов (по льготным расценкам) на изделия или продукцию (не входящие в военную номенклатуру, но выполнимую в условиях его предприятия) для бытовых и дачных нужд.
Не удивительно, что вторым сооружением, после туалета, на участке отстраивалась баня, с котлом, выполненным на предприятии тестя  по его заказу. Вот уж куда были вложены любовь и умение.
Что такое русская баня Фима знал не понаслышке. Ему доводилось испытать на себе прелести многократного сочетания парилки и последующего окунания в снежный сугроб. Но сооружение, творимое и его руками, отличалось от деревенских бань как габаритами, так и продуманной комфортностью.
Через три года после получения участка, дача могла считаться образцовой в их кооперативе. Финский дом и хозяйственные постройки, аккуратные щебеночные дорожки, продуманная посадка деревьев и кустов. Летом и ранней осенью – обилие плодов, овощей и ягод. Удивительное дело, но на участке, в суровом сибирском климате, плодоносили яблони, абрикосы, сливы и вишни, не говоря о таких ягодниках, как смородина и малина. Не обошлось без обычных сибирских деревьев - облепихи и яблони, плоды которой на Украине носят название «райские яблочки». С применением всех накапливаемых знаний по агротехнике, земля отдавала сторицей за вложенный в нее труд. А труд, как на собственном примере убедился Фима, был постоянным и физически трудным.
По мере продвижения дачи к своему идеальному состоянию, коэффициент Фиминого участия резко снижался.
В процессе земляных работ и строительства его руки были в значительной степени востребованы. Базисная работа, которую вели тесть и Яков Никитич требовала постоянной подсобной помощи. В большинстве случаев именно таковая роль и выпадала на Фимину долю. Со временем в его действиях появилась сноровка, и к нему пришло доверие старших по возрасту на выполнение более ответственных (чаще столярных) работ. Изредка, под тещиным патронатом, Фима участвовал и в посадочных работах, постигая азы крестьянского труда. Но, почему-то, урожайность и даже всхожесть, растений и кустов, к которым он приложил руку, существенно уступала в успешности аналогам, взращенным другими членами его семьи. И хотя, нельзя сказать, что к этому процессу Фима подходил безответственно, но результат говорил за себя. Вот уж поистине: «Сапоги должен тачать сапожник, а пироги печь пирожник!».
Когда же дом был возведен и, в основном, внутри отделан, а участок зеленел и плодоносил, приглашение на совместное посещение дачи поступало все реже. Чаще это касалось начала и конца дачного сезона, когда требовалась массированная перекопка участка.
Да и ездить на участок приходилось своим ходом, так как Ленины родители практически на весь дачный сезон перебирались жить туда.
Их быт совершеннейшим образом стал соответствовать распространяемому среди дачников и перепечатываемому вручную на машинке «Гимну советских дачников»:

Приобрёл себе участок и забыл про домино,
И газет я не читаю, не хожу теперь в кино,
Телевизор не включаю и не балуюсь вином,
Вечерами не гуляю, только " бегаю бегом" .
В отпуск я теперь не еду, за грибами не хожу,
Лучше так - в саду под грушей на навозе посижу.
Дома ли или на службе - полон рот одних забот,
Обеспечен я работой на участке круглый год.
Грызунов уничтожаю, снег под яблоней топчу,
Зайцев так теперь гоняю, что за гончую сойду.
Снег сошёл - опять забота: там опрыснуть, туда полить,
И веранду перекрасить, и деревья побелить.
Май, июнь, июль и август я в саду как на войне:
Целый день под солнцем маюсь, достаётся и жене.
И копаем, и сажаем, под деревья воду льём,
Лишь одну дорогу знаем - до участка и домой.
Мы с улитками воюем, с червяками или тлёй,
А граблями так шуруем - пыль клубится над землёй.
Позабыли воскресенье и не знаем, блин, суббот,
Днями кружимся, как черти, ночью варим мы компот.
Маринуем помидоры и всё солим огурцы,
И, наверно, очень скоро под кустом отдам концы.
Под нагрузкою такою повалюсь я, словно куль,
Даже крест мне не поставят,
Скажут: " Здесь лежит куркуль"

По сути это, не самое совершенное в поэтическом плане творение, совершенно точно освещало сущность вопроса.

ОТЕЦ

Семейная жизнь, рождение сына и строительство дачи во многом перелицевали Фимин привычный быт. Его 1981-й омский год был очень насыщенным и оставлял мало свободного времени. Количество прочитанных книг снизилось в разы.
Даже, впервые за много лет, Фима изменил своему правилу: «в свой отпуск обязательно посещать Киев и родителей». На семейном совете, в связи с малолетством сына, было решено перенести поездку в Киев на август следующего года, с совмещением Фиминого 30-ти летия. Но – «люди предполагают, а Б-г располагает…».
В середине ноября вечером прозвучал телефонный звонок.
Фимина мама сообщила, что со здоровьем его папы – проблемы: температура держится на уровне 37,5, нет аппетита, слабость, увеличена печень, пониженный гемоглобин в крови.
Фиму как будто молнией поразила гнетущая догадка.
- А РОЭ?
- Повышенное!
Именно эти симптомы намертво «забились» в его сознание еще со времен болезни деда Арона. До него издалека доносились слова его мамы.
- Врачи подозревают инфекционное заболевание печени. Эхинококк. Возможно это - от Масика. Предлагают лечь в больницу. Мы уже договорились положить его к Шалимову (известнейшему хирургу Киева).
Сообщение о том, что отца положат в хирургическое отделение, Фиму очень насторожило.
- Мамочка! Пожалуйста, выслушай  мой совет-пожелание. Обследовать – пусть обследуют, но, ради Б-га, не давай согласия на хирургическую операцию. Дождитесь меня. Я обязательно приеду и постараюсь это сделать в самые сжатые сроки.
Тяжелое предчувствие одолевало Фиму. В душе теплилась надежда на предварительный диагноз врачей, но какое-то внутреннее чутье подсказывало худший сценарий.
Не дожидаясь подтверждений своим предположениям, Фима развил активную деятельность по поиску людей со злокачественными заболеваниями, имеющих знания и положительный опыт в самолечении посредством народных средств. В успехи официальной медицины он не верил.
Всю неделю вечерами после работы он колесил по Омску и окрестностям, встречался с онкологическими больными, которые, вопреки категорическим, фатальным приговорам медиков, продолжали поддерживать свое земное существование. Его тетрадь наполнялась нетрадиционными рецептами. После каждого рецепта он записывал свои впечатления от очередного общения с больным.
Субботний звонок из Киева подтвердил его худшие предположения:
- Фимочка! Держись, сынок! У папы – рак печени! Ему вчера сделали операцию, и она это показала.
-Мама! Я же просил вас не соглашаться на операцию.
- Мы не могли отказаться. Все врачи настаивали на необходимости операции. Анализы не открывали всей картины болезни, и диагноз оставался неопределенным. Папа сейчас в больнице.
Фима, как мог, старался успокоить рыдающую маму.
- Мамочка! Вы там держитесь. Я постараюсь через день-два быть в Киеве.
Фима не стал по телефону делиться с матерью теми знаниями, которые он получил в результате своих вечерних общений. Оттуда следовало два базовых принципа эффективности народного лечения:
1. Недопущение хирургического вмешательства (ни до, ни после лечения), чтобы раковые клетки не получили прямого контакта с воздухом. Так как, при этом, их развитие ускоряется многократно! (Только одна женщина, из числа опрошенных Фимой, выжила и лечилась после полостной операции).
2. Недопущение химиотерапии
Практически все рецепты, которые Фима записал, базировались на применении ядов растительного происхождения, входящих в состав лекарств. Метод приема ориентировался на волновой схеме дозирования: последовательно: от минимальной - к максимальной, и обратно от максимальной - к минимальной. Большинство больных держалось на сочетании ветеринарного лекарства «Фракция 2» и каолина. Наибольшее впечатление на Фиму произвела знакомая Лениных родителей, которая, через 4 года после получения зловещего приговора, внешне не производила впечатления онкологической больной. Она в компании могла себе позволить кушать и выпивать наравне со всеми. Но в ее годовой рацион обязательно входило два лечебных курса с «Фракцией».
На этом лекарстве Фима и остановился.
Достать это средство оказалось проще, чем он думал. Уже через два дня после обращения к друзьям и знакомым перед ним стояло три бутылочки «Фракции 2», полученных из разных рук.
Сложность с подготовкой отъезда поджидала его там, где он не мог предвидеть – на работе.
После всех подписей под заявлением на очередной отпуск требовалась окончательная виза начальника ПКТБ В.Н.Сумкина. Вот уж от кого Фима не ждал подвоха. Внешне и манерами В.Н. очень напоминал ему троюродного брата. Где-то, в глубине души, Фима подозревал в начальнике и наличие еврейских корней. Те же сомнения он испытывал и в отношении Генерального директора объединения «Омскмебель» по фамилии Хваткин, и зам. директора мебельного комбината по фамилии Дудкин. Причем оба подчиненных Генерального директора, Сумкин и Дудкин, были его же протеже. Странные фамилии, странная порука…
Много позже, при «копании» в истории евреев Российской империи, Фима сможет понять несоответствие внешности, фамилий и 5-й графы в паспорте.
Кто они были? Потомки ли «кантонистов», или «выкрестов» пожелавших ассимиляции и свободного проживания вне «черты оседлости», получившие свои (не самые благозвучные) фамилии в наследие отношения к ним представителей титульной нации?
Как ни странно, но с директором Фима, уже более года проработавший в ПКТБ, реально не пересекался. Начальник держал дистанцию с «мелкими клерками», общаясь на уровне не ниже начальников подразделений. Все вопросы подписей мелких бумажек шли через секретаря. И вдруг, «гром среди ясного неба», проблема при визировании Фиминого заявления на отпуск!
И есть о чем говорить? Время для отпуска - конец ноября – совершенно не болезненное для организации. То ли дело летом?
Впервые Фима был вызван в кабинет и сидел один на один перед начальником ПКТБ.
Свой разговор В.Н. начал издалека:
Ефим Иосифович! Давно хотел с Вами поговорить. Вы у нас уже более года трудитесь. Ваши коллеги и непосредственные руководители отзываются о Вас и Вашей работе весьма положительно. Налицо значительный прогресс. Скажите, а почему вы вдруг решили так срочно уйти в отпуск? ПКТБ сейчас перегружено заказами. Каждый специалист – «нарасхват»!
- Если бы не важные личные обстоятельства…
Фимины глаза встретились с непроницаемым взглядом начальника.
- У меня очень болен отец. Ему сделали операцию. Он сейчас в больнице. И я должен, как можно быстрее, выехать в Киев. Счет идет на часы…
- Понимаете, какая штука. На месяц оставить отдел без конструктора в период такой загрузки – непозволительная роскошь. Да и тема, которую Вы сейчас разрабатываете…
Кстати, а в каком она состоянии?
-Я ее почти закончил. Все наработки и готовую документацию я передал Фаине Фараховне (ведущему конструктору). Она доведет ее до конца. Сроки сорваны не будут!
- Ефим Иосифович! Я хочу предложить Вам иной вариант Вашей поездки в Киев. Не на месяц, а на неделю – в командировку. Во-первых, не будем связываться с отзывами Вас из отпуска по производственной необходимости. Во-вторых, совместим нужное и полезное. И, в-третьих, поможем Вам финансово!
Четко попал на больное место. Свободных средств на поездку у Фимы в загашнике отложено не было.
- Вижу, что убедил. А теперь – к делу. Вы знаете, что недавно мы вернулись с выставки, где был представлен один, очень нас заинтересовавший станок, разработанный киевским институтом УкрНИИМод. Наша попытка договориться с их руководством по вопросу предоставления чертежей не увенчалась успехом. Но они обещали максимально содействовать нашему специалисту, направленному к ним. Если Вам удастся разобраться с конструкцией и что-то привезти из документации, то «термопрокатный станок» (о котором идет речь) будет Вашей следующей разработкой.
Фима прекрасно понимал, что неделя для его проблемы – не срок. Но уж очень заманчиво было, хотя бы дорогу «отбить» за государственный счет.
На оформление командировочных документов и получение денег ушла оставшаяся часть рабочего дня. Фимины надежды уйти домой до обеда не сбылись, и все время до вылета самолета он пребывал в полнейшем цейтноте. Сбор вещей, общение и прощание Леной и сыном происходило на бегу. Отдых и наполнение желудка обещал только салон самолета.
В Киев, вместе с Фимой летели фотографии сына и три флакона «Фракции 2».

ОТЕЦ (продолжение)

Утром следующего дня Фима уже был в больнице. Сказать, что отец выглядел плохо – ничего не сказать. Слабость после операции можно было бы понять, но обострившиеся черты лица и пожелтение кожи открывали Фиме истину без всяких анализов.
При разговоре с мамой Фима пояснил, какое средство и формулу его применения он привез с собой.
- Юзенька не согласится это применять. Ну, ты же его знаешь! Он верит только лечащим врачам. Никакое лекарство со стороны принимать не будет.
- Это я беру на себя.
В больнице Фима попросил аудиенцию у лечащего врача.
- Я все рассказал его жене. Зачем мне повторяться. Диагноз крайне неутешительный.
- Я прилетел издалека и, как сын, прошу Вас рассказать мне все.
- Хорошо. Первичный диагноз не подтвердился. Мы вскрыли и увидели такое поражение печени, которое – не операбельно. Вашему отцу осталось от силы пару недель. Не думаю, что он доживет до выписки из больницы.
Фиму покоробил тон и откровенный цинизм собеседника
Он вытянул из кармана десятирублевую купюру и бумажку, на которой его рукой была написана схема приема «Фракции».
- Доктор! Я прошу Вас сегодня же выписать моего отца и при выписке, в его присутствии, передать жене эту бумагу, как рекомендуемое к применению лекарство.
- О чем вы говорите. Если бы Вы видели то, что видел я…Полнейшая чушь!
- Доктор! Я прошу Вас только об этом. Остальное – наши заботы!
После обеда к приемному покою больницы подогнали такси. Фима с братом на руках выносили отца в машину и таким же способом заносили домой.
Не только больничные врачи высмеяли Фимины надежды на лекарство. Те же сомнения выразил и тот домашний консилиум врачей, который рекомендовал операцию. Сомнения не оставляли и всех близких, но «утопающий цепляется и за соломинку».
Оплаченная при выписке рекомендация врача дала результат – невзирая на мерзкий запах Фимин папа утром, натощак, залпом выпил полстакана молока с первой порцией «Фракции 2».
Самому же Фиме предстояло решать свои командировочные проблемы. Он созвонился и днем посетил УкрНИИМод. Кроме проставленных печатей в командировочном удостоверении хвалиться было нечем: ни станка, ни чертежей на него ему не показали, сославшись на отсутствие определенных работников. Фима понимал, что это – не более чем «отмазка», но ничего не мог изменить. Следовало искать связи через киевских знакомых и родственников. Правда, одну зацепку в коридоре ему шепнул один из коллег – конструктор:
- интересующий Вас станок работает на фабрике «Боженко». Да и базисная разработка, по большому счету, происходила на фабрике. От наших «рвачей» Вы информации бесплатно не получите. Они за каждый свой «чих» привыкли получать денежную компенсацию в личный карман. Это от вас по официальному запросу, «по-дешевке» можно получить полный комплект документации. У нас это «не катит»! Если удастся, то найдите пути к барышням из архива. Они могут недорого несколько чертежей для Вас скопировать».
Действительно. Фиме не раз доводилось помогать работницам своего архива при отборе конструкторской документации для подготовки выполнения заказов, поступающих в ПКТБ от различных предприятий их системы. Их документация копировалась в требуемом количестве экземпляров, комплектовалась и высылалась в адрес заказчика. При этом исполнителю оплачивались только вышеперечисленные работы!
По законам жанра и приказу Министерства, это вменялось в обязанность всем без исключения проектным организациям. То же существовало и в других отраслях.
Сегодня это звучит архаизмом. Такая оценка интеллектуальной собственности?!?
Но не все организации так беспрекословно исполняли приказы высоких руководителей. Союзные и республиканские институты формально числились в начальствующих над периферией. Ряд проектных направлений невозможно было проводить без их «согласования», а то и, более того, без их «авторской шапки» над разработкой. Понятно, что жаловаться на таких «монстров» было не с руки. Просить по общепринятым условиям документацию там было бесперспективно. Об этом хорошо знало пославшее Фиму начальство. Он уяснил это только на месте. Удовлетворить же аппетиты руководства УкрНИИМод Фима не смог бы «по определению». Да и голова у него была занята совсем иными проблемами.
Позже ему удалось получить гораздо больше информации на мебельной фабрике «Боженко». Там люди оказались и проще, и не такие «заевшиеся». Кроме того, что он сумел посмотреть станок в действии, ему позволили достаточно много срисовать и без оплаты выдали (как земляку) кое какие чертежи сборок основных узлов. Там же он получил информацию о других удачных наработках в конструкторском отделе фабрики, рассказал о разработках ПКТБ и пригласил технический состав фабрики к будущему сотрудничеству.
Через полгода омское ПКТБ посетила, с целью обмена опытом конструирования и внедрения, делегация в составе шести представителей от фабрики «Боженко». Обратно, в Киев, в багаже гостей уезжало «немного» документации, наполнившей без остатка огромный чемодан!
Некоторые чертежи общего вида термопрокатного станка Фима «втихую», относительно недорого, купил через работницу архива УкрНИИМод, по протекции одной своей киевской родственницы.
Неделя пролетела как один день. Лечение дало эффект. У Фиминого папы не только появился аппетит. К отъезду сына ему хватало сил на часовую прогулку (с поддержкой) по улице.
В Омск Фима возвращался с тяжелым камнем на душе, но с надеждой на выздоровление отца.
Насколько качественно он справился с командировочным заданием, для него оставалось загадкой. Запланированный заданием комплект чертежей на станок он не получил!
У него не было никаких сомнений, что и письмо-заказ от ПКТБ, оставленное им в дирекции УкрНИИМод, будет также проигнорировано.
Но в его голове термопрокатный станок вырисовывался во всех деталях, и он понимал, что сумеет его спроектировать.
Дома Фиму ждали любимая жена и ребенок, по которым он успел соскучиться, но часть его сердца и души осталась в Киеве.
До середины января из Киева приходила положительная информация: сил у больного прибавлялось, прогулки на воздухе достигли отметки двух часов в день. Лечащий врач и врач из больницы (тот, который передавал схему приема) не скрывали своего удивления состоянием больного.
Одно обстоятельство, которое Фимина мама сообщила по телефону сыну, нарушало радужную картину – печень продолжала увеличиваться. Становилось очевидным, что негативный процесс в печени остановить не удается.
На свой страх и риск родные решили немного увеличить дозу. Но печень продолжала свой уничтожающий рост. В середине февраля по схеме требовался двухнедельный перерыв. Но через несколько дней после прекращения приема состояние Фиминого отца стало ухудшаться «на глазах».
В телефонном разговоре было решено ускорить начало второй стадии приема, вдвое увеличив дозу препарата.
В середине марта мама сообщила Фиме, что отец отказался от приема «Фракции».
Если до этого момента больной верил ложному диагнозу и стойко выдерживал ежедневный прием той гадости, которой его пичкали, то когда начались серьезные боли, он все понял. На предложение жены об очередном приглашении консультирующего врача Фимин папа ответил категорическим отказом.
- Розочка, родная! Я все понял. Спасибо тебе огромное за этот обман. Не нужно зря тратить деньги. Они тебе скоро понадобятся. Жаль Сашеньку так и не увидел и третьего внука, по-видимому, не дождусь. (Анжела донашивала своего первенца). Поцелуйте за меня моего любимого Денисочку (первого сына Ильи)!
- Юзенька! Ну, что ты, родной! Нельзя опускать руки. Нужно бороться.
Когда Фимина мама пошла в поликлинику «выбивать» для умирающего рецепт на наркотические препараты, способные помогать при тех нечеловеческих муках, которые выпадают на долю онкологических больных, это вылилось в еще одно - чисто советское:
- Если бы мы знали точно, что ему осталось не более недели…
Этакая чрезвычайно «корректная» фраза зав. терапевтическим отделением на медицинской комиссии в присутствии близкого родственника больного!
И это – тогда, когда перед ее носом лежала история болезни, а лечащий врач до этого обрисовал «высокой» комиссии все нюансы вопроса.
Минимальной дозы уколов морфия хватило ровно на неделю, но Фиминой маме не пришлось больше унижаться. Ее муж, успев проститься с родными, ушел тихо - ночью, во сне.
Младший сын успел прилететь на похороны и проводить отца в последний путь.
В утро приезда его не встречали обычные лай и радостный визг собаки. Верный пес забился под рояль и беззвучно пролежал всю домашнюю траурную церемонию. Только когда гроб с телом выносили из квартиры, он с воем бросился вслед. Но люди не позволили ему проводить своего хозяина.
Анжела родила ровно через неделю после смерти тестя. Ушедшую душу заменила новая жизнь, будто подтверждая давнее изречение деда Арона, в ответ на вопрос малолетнего внука о смерти: «Душа человека не умирает. Она, как птица, перелетает новорожденному».
Побыв два дня с родными, Фима возвратился в Омск.

ОМСК. СТУПЕНИ РОСТА

Шел 1982 год. Смерть Фиминого отца вписалась в цепочку последовательных уходов «в мир иной» череды руководителей Советского государства. Состав политбюро ЦК КПСС изобиловал людьми преклонного возраста. В то время по советскому пространству гулял весьма актуальный анекдот:
У армянского радио спрашивают: «С чего начинается утро в Кремле?». Армянское радио отвечает: «С реанимации!»
Над страной витала волна недовольства – пока, в основном, воплощаемая в разговоры «на кухне» и обилие анекдотов на тему высшего руководства. Позже время последних лет правления Л.И.Брежнева назовут временем «застоя». Но это время подарило и ряд событий, которые станут предтечей будущего распада империи.
Одно из них – на короткий период еще раз (после 70-х) открытое окно (а, скорее, форточка) для выезда из страны евреев, рвущихся на ПМЖ в Израиль.
Давление международного общественного мнения передавило статику советского руководства. Справедливости ради следует отметить, что вторая волна «брежневской» репатриации была менее первой ориентирована на «землю обетованную». Желание большинства отъезжающих, отнюдь, не совпадало с надеждами вызывающей стороны – Израиля.
Воюющая страна (хоть и своя, дарованная Всевышним), была менее привлекательна для народа (оторванного более чем на полвека от своих традиций), чем более спокойные и экономически продвинутые страны. Национальный патриотизм, проявляемый отъезжающими в АВИРе и израильских посольских структурах, быстро сменялся на прагматический расчет при пересечении границы СССР.
Первая волна брежневской эмиграции «вытолкнула» семью двоюродной сестры Фиминого отца. Тогда, в середине 60-х, никто из родни не мог понять побудительные причины решительного шага ее мужа (Фиминого тезки), позже ставшего комментатором на одном из «вражьих голосов».
Вторая волна Фимину родню тоже «не обошла своим вниманием». «Первой ласточкой» по материнской линии была Фимина троюродная сестра Света, муж которой, (высококлассный музыкант) по 5-й графе не имел в Союзе шансов на перспективу. По странному стечению обстоятельств, прослушивание его исполнения кто-то порекомендовал самому Герберту фон Карояну. Результат вылился в приглашение: стать одним из исполнителей всемирно известного, берлинского симфонического оркестра. Молодая семья уезжала (якобы - в Израиль, а фактически – в ФРГ) под непонимание и осуждение даже тех родных, которые через какой-то десяток лет (уже в другой атмосфере) повторят действия первопроходцев.
Поток отъезжающих «по еврейской линии» в очередной раз выделил «счастливых» обладателей записи в 5-й графе из «дружной советской семьи». И вторично (после победных войн Израиля в 1967 и 1973 годах) за 15 лет фраза: «Меняю две судимости на одну национальность», - теряла актуальность. Наоборот, теперь эта самая национальность становилась пропуском в тот мир, куда осознанно и неосознанно стремилось уехать большинство молодежи СССР. Еврейские женихи и невесты на голову «переплюнули» даже «завидных» женихов с Кавказа. А в смешанных семьях зачастую процесс отъезда готовился и продвигался стороной, не обремененной историей антисемитизма.
В Фиминой семье разговор по данной теме состояться не успел.
«Форточка» закрылась также непредсказуемо, как и открывалась.
На работе Фима старался обходить в разговорах идеологические темы. Из комсомола он осознанно вышел в 25 лет. В партию, даже ради карьеры, вступать не собирался. Для него, давно привыкшего читать между строчек, хватало минимальной обязательной подписки на газеты «Труд» и «Советский спорт». Последнее тиражируемое издание очень помогало ему убивать время на еженедельных плановых политинформациях и других бессмысленных (по его мнению) подобных идеологических мероприятиях.
Фима был увлечен работой по термопрокатному станку. Первичная идея проектирования по киевскому аналогу отпала. Электрический нагрев прокатных валов посредством ТЭНов и контакторов, типа ротор-статор, была отвергнута заказчиком из-за нарушения техники пожарной безопасности. В Киеве для участка термической прокатки было предусмотрено специальное отдельное помещение, между цехами шлифования и лаконалива. На фабрике в Омске такой вариант требовал значительных капитальных вложений по реконструкции имеющихся помещений. Идея применения масла, в качестве теплоносителя подсказал Василий Ильич. Разогрев масла в отдельном помещении (вне пожароопасной зоны) с подачей по трубопроводам к прокатным валам позволял, не проводя капитальных работ, обеспечить и технологическую задачу, и нормы техники безопасности. Не без конструкторских и рабочих доработок, станок был внедрен на производстве.
Хотя в мебельном производстве эра полиэфирного лака и лаконаливных машин подходила к концу, не менее 10-ти аналогов Фиминой разработки были применены в разных концах Советского Союза.
Параллельно с другими своими разработками (как мелкими, так и крупными) эта отличалась одной особенностью – она от начала и до конца была его детищем. Другие, даже в виде станков, являлись элементами более крупного замысла и, как винтики, дополняли, конечную идею. Эта же представляла собой законченный в техническом и технологическом плане продукт
Поэтому авторский надзор за изготовлением и внедрением данного станка был для Фимы приоритетным. Каждую свободную проектную минуту он (без напоминаний и указаний руководства) проводил на механо-сборочном участке ПКТБ, а, при установке и внедрении – на фабрике.
Сегодня нынешние управленцы-менеджеры с презрением высказываются об этой работе, как о бездарной потере рабочего времени. «Можно спокойно от авторского надзора отказаться. Советские принципы были ничем неоправданной роскошью. Качественная конструкторская разработка не требует авторского надзора». Как известно: «Скупой платит дважды!»
У авторского конструкторского надзора есть несколько весьма полезных функций. Основными из них можно считать контроль и оперативное вмешательство в процесс. Благоразумный изготовитель просто жаждет иметь разработчика под рукой, чьи разъяснения и своевременные советы как ускорят процесс, так и снизят производственные затраты. Но, не менее важным, является и рост квалификации самого конструктора, чей производственный опыт обогащается дополнительными знаниями.
Для Фимы активное участие в авторском надзоре было сочетание приятного с полезным. То, что в институте было чистейшей теорией, здесь, в живом процессе обретало совсем иную сущность. Он уже начал осознавать коронную фразу своего учителя: «Настоящий конструктор должен знать не меньше высококлассных технологов: машиностроения и той отрасли, в недрах которой он работает». Авторский надзор быстро и качественно умножал его знания.
Только после отладки и запуска термопрокатного станка на производстве Фиме, в начале октября 1982 года, был разрешен его очередной отпуск (закрепленный за ним, по документам ПКТБ, на август).
В Киев (как и в последующие два года) Фима летел без семьи. Лена «отгуляла» свой отпуск летом в Омске. А годовалого сына отцу не доверили.
В первых числах ноября 1982 года Фима возвращался из отпуска. В своем багаже, помимо вещей и подарков, он вез большую фотографию отца, которую планировал повесить в своей комнате. Рамка с этой фотографией на стене станет сенсацией, этаким сюрпризом, для знакомых, посетивших Фимину семью в середине ноября.
Еще одним сюрпризом, который вез из Киева Фима, была информация, почерпнутая из «Голоса Америки» в конце октября:
«Сразу после ноябрьских праздников СССР будет объявлено о смерти Первого секретаря ЦК КПСС».
Выйдя на работу перед ноябрьскими праздниками, в процессе, обычного в то время, обсуждения состояния здоровья Л.И.Брежнева, Фима уверенно изложил «свое» предположение.
Вышедшие после праздников на работу сотрудники с удивлением констатировали, что Фимины слова оказались пророческими.
Еще более шокировала Фиминых домашних гостей фотография на стене в его комнате:
- Ну, ребята, Вы даете! Еще далеко не во всех больших кабинетах успели повесить портрет нового Первого секретаря, а у вас он уже висит!
А сходство, действительно, было не шуточное!
Много позже «всплывут», усердно скрываемые тогда, штрихи биографии Ю.А.Андропова, явно выделявшегося своей неординарностью среди членов Политбюро ЦК КПСС.
Еще один забавный случай был инициирован Фимой 1 апреля.
Один из элементов «затягивания узды», после разгульных времен конца правления «дорогого Леонида Ильича», был указ Андропова по ужесточению требований к соблюдению трудовой дисциплины. Ретивые помощники Генерального секретаря, как и полагается сформированной армии «лизоблюдов», отличалась на местах просто дискриминационными методами.
Так, для «органов» стало нормой – в рабочее время нагрянуть в кинотеатр, магазин или универмаг с проверкой документов, ради выявления, так называемых, нарушителей трудовой дисциплины. Не редкостью были случаи, когда людей изымали в отделения милиции (и, даже, районные или областные отделы КГБ) «до выяснения личности». Народ шепотом роптал, но большинство населения такие действия даже поддерживало. Тем паче, что и дешевая водка, названая «андроповкой» «подсластила пилюлю».
В этот день Фима, придя на работу и бросив вещи, сорвался на выход, сообщив по пути одной своей коллеге по работе, что в соседнем с ПКТБ магазинчике «выбросили» колбасу. Шутка была немного жестокая. Колбаса в Омске являлась дефицитом. Да и не думал Фима, что кроме одной дамы на проходной ему придется иметь дело еще с кем-то. Сдерживать разгневанную толпу, объясняя все первоапрельской шуткой…
Фиме очень повезло, что чувство юмора у большей части его коллег (в основном женщин) присутствовало. Да и предваренный Фимой довод, о возможном милицейском наряде у прилавка, как-то сразу снизил накал страстей
Но первое апреля на этом инциденте не закончилось. Женщины жаждали реванша и, в течение всего дня, «подкатывали» к Фиме с очередной порцией первоапрельской «лапши».
В обед Фима позвонил на работу к жене с просьбой пригласить ее на разговор или передать просьбу о том, что звонил муж. То ли заведующая не узнала его, то ли ее «какая-то муха укусила», но он нарвался на, не самый корректный, ответ: «Нет ее!». И трубка отозвалась гудками. Ранее подобного в общении с Фимой заведующая парикмахерской себе не позволяла.
- Это же надо. Ни тебе – привет, ни тебе – пока! Такой день, и такая реакция!
Фима точно знал, что его звонок происходил за полчаса до окончания смены его жены. А весенняя загрузка практически не позволяла ей надолго покидать рабочее место.
Идея пришла спонтанно. Он повторно набрал номер. И, чуть подкорректировав голос, спросил:
- Салон парикмахерская №3?
- Да
- Капитан милиции Найденов. С кем я разговариваю?
- Заведующая салоном Валентина Ивановна Ц…я
- Валентина Ивановна! Нами в кинотеатре была задержана гражданка без документов, представившаяся как Факторович Елена Викторовна, модельер вашего салона. Есть ли в Вашем коллективе данная особа? Если да, то нам нужно уточнить ее местонахождение сегодня в 11 часов 15минут.
- Да, это наша сотрудница. Она сейчас в зале.
- Тогда пригласите ее к телефону!
Фима представил себе, как грозная заведующая «на полусогнутых» несется за Леной. Но, при этом, он прекрасно осознавал, что заведующей не хватит чувства юмора, дабы правильно оценить его первоапрельский розыгрыш.
Лена, несмотря на естественное (после донесенной до нее информации) волнение, сразу узнав Фимин голос, смогла проявить актерские качества, не выдав суть разговора и настоящее имя собеседника.
Дома же она высказала Фиме все, что думает по поводу его не самой продуманной шутки.
Хорошо, что общими усилиями работниц салона удалось убедить совершенно растерявшуюся заведующую, что это - вероятно, некая дама, из Лениных клиенток, «прикрылась» ее именем.

КОЛОРИТ ГОРОДА

За плечами промышленного Омска не лежала древняя история. Болотистую низину, как предтечу будущей областной столицы, вряд ли можно было назвать хорошим местом для обустройства. Как и для большинства городов, главной мотивацией становилась река и водные возможности перемещения. Близость и широта лесных массивов привлекли внимание кораблестроителей, вокруг чего и «закрутилась» основная деятельность, давшая жизнь Омску.
Дореволюционная история, созерцаемая Фимой, читалась в архитектуре купеческих строений правого берега Иртыша. Эта историческая часть, как практически на всем пространстве СССР, определяла центр Омска.
Поймут ли когда-то нынешние нувориши, перелицовывающие своими строительными конструкциями наследие прошлого, что они, уничтожая городскую индивидуальность и привлекательность, фактически убивают память и ментальность собственного народа?
Несмотря на массированную советскую «промывку мозгов», жители Омска трепетно относились к своей истории. Они гордились, что их город был выбран Колчаком, в качестве центра своего движения. Для Фиминого же уха удивительным образом звучало название одной из, приближенным к центральным, улиц – «улица Рабиновича». Работал в бурные годы Гражданской войны человек с такой фамилией на высокой должности секретаря обкома партии и погиб от рук белогвардейцев…
Те, кто никогда не был в Сибири, представляет себе местные города, как некое экологически чистое, необъятное раздолье среди девственной природы. В плане раздолья ошибки нет. Сибирские города действительно не отличаются компактностью. А вот в плане экологической чистоты человечество, в лице Советского Союза, основательно «поработало». Омск в этом плане был показателен. Перенасыщенность крупных оборонных предприятий и их вклад в обилие выбросов (в том числе и радиоактивных) в атмосферу показалось кому-то из верхнего омского партийного комсостава недостаточным. Ну, как не повысить статус города и свое личное реноме?
«Гулять, так гулять!»
С разработкой и развитием тюменских газонефтяных месторождений было решено ближайшую переработку углеводородов «развернуть» в городской черте Омска.
Ведь это не только строительство десятка крупнейших предприятий с обилием рабочих мест, но и социальная инфраструктура: жилье, магазины, кинотеатры, поликлиники, больницы, ясли и детские сады.
Благо, программа – государственная, с огромными капитальными вложениями. Да и разработчик (англичане) гарантирует законченный, практически экологически чистый, цикл переработки.
Ну, кто мог знать, что под окончание строительства советское партийное руководство ввергнет страну в Афганистан? Из-за этого не только московская олимпиада попала под бойкот большинства стран из натовского альянса, но на местном омском уровне было свернуто участие подрядчика в завершении строительства нефтегазового комплекса. А оставалась всего-то мелочь – окончательная переработка отходов основного производства.
Итог этой баталии: каждый житель Омска и окрестностей созерцает в виде более десятка постоянно горящих факелов и вдыхает этакую смесь вредных веществ, количество которых в атмосфере превышает предельно допустимые нормы в десятки раз.
Еще одно печальное последствие строительства этого комплекса –  вредные сбросы в Иртыш увеличились в разы.
А сам город прибавил в площади и удлинился вниз по течению почти на треть. Это, в свою очередь, добавило транспортных проблем, потому что город явно не успевал насыщать возрастающее жизненное пространство общественным транспортом.
Обычной картиной в «часы пик» стали открытые двери движущихся автобусов и троллейбусов с парой крепких мужских тел снаружи.
Тщетны были увещевания сдержанных водителей к пассажирам на остановках:
- Не ломайте двери. Автобус не резиновый. Пока не закроются двери, я не повезу. Сзади идет более свободный автобус.
Над водителями «давлели», как график прохождения маршрута, так и счастливые от попадания в транспорт, но опаздывающие на работу (или стремящиеся поскорей добраться с работы домой) пассажиры.
Среди последних всегда находился инициативный помощник водителя по трамбовке тел:
- Все вместе поджались, выдохнули и задержали вдыхание. Еще разочек….
Иногда срабатывало, и дверь удавалось прикрыть. Но, чаще, автобус, таки да, оказывался не резиновым, с излишком тел «вне габарита».
Отборный мат, зачастую применяемый некоторыми водителями, безотказно действовал только на «чахлую» интеллигенцию. Остальные оставались висеть на подножках.
Выход на своей остановке был проблемой для одиночек. Нередко в западню попадали женщины. Продавить частокол тел было не всегда под силу и достаточно сильным мужчинам. Никто не был застрахован от опасности - проехав свою остановку, выйти на той, которая требуется группе пассажиров, способной вынести наружу и тех, кто в этом совсем не нуждался.
. Для Фимы и его коллег по пути на работу была одна проблема - попадание в транспорт. Выход труда не представлял, так как перед их остановкой их 46-ой маршрут существенно «облегчался» за счет работников мебельного комбината и «номерного» конструкторского бюро. По пути домой проблемой становилось извлечение собственного тела из спрессованной массы.
Понятно, что столь плотное людское общение не могло обходиться без веселых и, даже, комичных историй. Свидетелем одной из таких анекдотических ситуаций довелось побывать и Фиме.
Мысленно представим себе омский автобус (или троллейбус) тех лет изнутри салона. Задняя площадка полностью освобождена от сидений, дабы увеличить вместимость. Далее, в сторону водителя два ряда боковых сидений (на два сидячих места) с центральным проходом. Все счастливые обладатели сидячих мест обращены лицом в сторону водителя. И только два задних сидения ориентированы против движения.
Почему омские компостеры (этакое небольшое приспособление для пробивания проездных талонов) штамповали только под крепление на стенке салона большая загадка. Во всех городах Фиминого пребывания этот элемент ручной пробивки обычно крепился на вертикальной стойке-опоре. Возможно, в омских транспортных давках случились травмы пассажиров, связанные с компостерами. Более того, почему-то, эти «элементы эпохи» подвешивались к боковым стенкам автобуса только над сидениями.
А теперь основная картинка. Весьма нетрезвый товарищ (коих в промышленном городе хватало) со стороны прохода тянется к компостеру, чтобы честно выполнить свой долг пассажира. Нависая своим телом над сидением, он тщетно (омские дороги качеством покрытия не отличаются) пытается попасть талоном в щель прибора.
- Мужчина! Долго Вы еще будете на мне лежать?
- Мадам. Вы не видите, что я никак не могу попасть? Помогли бы
- Нет уж. Делайте свое дело поскорее и слазьте с меня.
Пассажиры по достоинству – смехом оценили эту миниатюру.
Еще один, не менее комичный случай, косвенно связанный с транспортом, Фима «принес» в виде рассказа на работу.
Фимину тещу (в целом не отличающуюся плохим здоровьем) скрутил радикулит. Ну, кто не знает – поясничный нерв защемило так: «не согнуться, не разогнуться». И грели, и втирали, и к врачам, и народным целителям… Дачный сезон «на носу», а главный садовод – «не при делах». В своих походах по больницам теща перезнакомилась с большим количеством таких же страдальцев. Один из них поведал ей историю своего чудесного исцеления.
Ехал он в переполненном автобусе. Его остановка, а выйти в давке ему (с его болячкой) – никак. Автобус уже начал движение, когда сердобольные пассажиры общими усилиями протолкнули болезненного к двери и «помогли» ретироваться наружу. В силу приданной суммарной инерции: (толчка и автобусного движения), скорость движения тела оказалась значительной. Тещин знакомый, совершенно забыв про свою болезнь, начинает быстро перебирать ногами. Не помогает – голова явно обгоняет нижнюю часть тела. Получилось совершенно естественно - кувырок через голову с растяжкой на асфальте.
Легкие ссадины на руках и полное отсутствие боли в спине венчали его кульбит. Лечащий врач был шокирован таким течением болезни.
Фимина теща восприняла информацию как аргумент к действию. Связываться с транспортом не было резона. Кувырок можно было проделать и в домашних условиях.
История умалчивает, кто еще, кроме нее, проделал эту операцию. Но результат был – больную скрутило еще большим узлом.
К сожалению, омский общественный транспорт гораздо чаще дарил отрицательные эмоции. Особенно большие проблемы возникали зимой, когда в 30-ти градусный (и ниже) мороз количество дееспособных машин на маршрутах снижалось, а объемная масса пассажиров (как и очереди на остановках) вырастала. Даже в этих условиях Фима старался не «утратить лица» и пропускать вперед себя женщин и пожилых людей, вталкиваясь в последнее мгновение, когда транспортное средство трогалось с места. Эта эквилибристика на подножке вполне заменяла ему утреннюю зарядку и поднимала тонус. Чаще его усилий хватало, чтобы поджать впередистоящих и позволить двери захлопнуться за собой. Случалось и ему расстояние между остановками преодолевать  в «подвешенном» состоянии, полагаясь только на силу и выносливость пальцев рук.
Сложнее было, когда требовалось вписаться в общественный транспорт с малолетним сыном на руках. Тут уже не повесишь одной ногой на подножке.
Когда сыну исполнилось 4 года, Фиме с семьей удалось вырваться на вольные квартирные «хлеба» - в район городка Водников. С учетом того, что детский сад (находящийся в сотне метров от предыдущего места обитания) никто менять не собирался, в утренний моцион вписалась утренняя доставка отрока туда. Эта миссия была возложена на Фиму по пути на основную работу. Для него это было существенным отклонением от беспересадочного маршрута движения на работу (существовала возможность от городка Водников до работы доехать одним автобусом).
Фиме же с малолетним сыном приходилось преодолевать от дома до детсада три остановки в сторону центра, а потом: либо возвращаться назад (благо троллейбусов на этом маршруте хватало), либо - по проторенной годами дорожке…
(Какие это были пустяки в сравнении с преимуществами свободы от отеческой опеки.)
Но и в менее заполненных троллейбусах не обходилось без неприятностей.
Один раз, в морозное зимнее утро, Фима с сыном не успели полностью вписаться в задние двери троллейбуса – двери сложились, зажав ребенка и державшие его руки. Не обращая внимания на крики вне и внутри салона, водитель начал движение. Потом он сошлется на плохую видимость и обледенение зеркала заднего вида.
Пару десятков метров Фиме пришлось быстро перебирать ногами в пристежку к троллейбусу. Чудом он не угодил под задние колеса, а ребенок не был раздавлен дверьми.
Другой случай произошел уже при выходе из транспорта, когда некая, не совсем адекватная, пожилая гражданка (после остановки троллейбуса и открытия дверей) толкнула Фиму в спину.
Ничто не предвещало этого действия. Количество пассажиров в салоне было достаточно умеренное. На ее вопрос о выходе на следующей остановке, Фима ответил утвердительно и (как ему показалось) достаточно корректно. Что замкнуло у женщины в голове, вероятно, она сама не могла объяснить. Но толчок в спину для Фимы стал полной неожиданностью.
Если бы впереди него перед открывшейся дверью не находился его пятилетний сын, все обошлось бы без последствий. Но толчок произошел со стороны руки, которая за шарфик на шее страховала ребенка от вероятного падения. В этом случае вся сила, через руку, пришлась на ребенка. Шарфик выскользнул из руки, как маслом намазанный.
До конца своих дней Фима запомнит этот полет сына с верхней ступеньки троллейбуса головой в тротуарный бордюр. Жизнь ребенка спасли вовремя выставленные ручонки и зимняя шапка. Если водитель из предыдущего сюжета пересидел Фимин гнев за дверью кабины, то женщина успела ретироваться до того, как у Фимы появилась возможность переключиться от беспокойства за сына на желание «пришибить» обидчицу.
Последствия падения не заставили себя долго ждать. Приведенный в садик ребенок пожаловался на головную боль, его стошнило, а врачи констатировали сотрясение мозга.
У этого события оказалось и свое послесловие. За полгода по этого Фима начал водить Сашу на акробатику. Хотя ребенок не проявлял достаточной покладистости и работоспособности (а можно ли эти качества ждать от такого возраста?), тренер был уверен в чрезвычайной перспективности Саши - уж очень быстро он прогрессировал. Да и рост отца отказывал в перспективе получения в последующем великана (что для акробатики и спортивной гимнастики являлось «приговором»).
- Если все получится, как задумано, то за своего парня можете не беспокоиться – будущий чемпион мира по акробатике.
Не предполагали родители и тренер, что на акробатическом пути ребенка так быстро придется «поставить крест» из-за раннего сотрясения мозга.

СВАДЬБА РАЗДОРА

Почему-то народную пословицу о малых и больших детках и соответствующих «бедках» Фима впервые услышал в Омске, еще до рождения сына. Так его теща и тесть обозначили (обычную для юношей) любовную трагедию своего сына.
Ленин брат, Николай, явно не рос «пай мальчиком». Сверстники ценили его за бесшабашность и готовность в драке отстаивать свое место под солнцем. Первый Фимин год в Омске пришелся на выпускной школьный год у Коли. И расцвет его первой любви.
Насколько условия способствовали зарождению больших чувств – влюбленные жили в соседних подъездах и учились в одном классе, настолько разнополярными (по сути) они были.
Весьма привлекательная, миниатюрная, скромная, начитанная отличница Наташа и «сорви-голова» Коля настолько диссонировали в Фимином сознании, что он назвал их любовь магнетизмом противоположностей. Было совершенно очевидно, что когда Наташино восхищение вожаком стаи (коим Коля пребывал в их компании) поутихнет, прозрение будет очень болезненным для обоих.
В институт Николай не поступил и по осеннему призыву отправился «отдавать Родине воинский долг». Наташа же, поступив в университет, всей сущностью окунулась студенческое раздолье. Первый год Колиной службы шла регулярная переписка. Даже состоялась одна Наташина, совместная с Леной, поездка в воинскую часть под Барнаул, где служил Коля. Вероятно, именно этот вояж и открыл Наташе глаза. Если до него Наташа часто названивала и забегала «на огонек», то после поездки ее общение с Леной и Фимой начало сжиматься подобно «шагреневой коже».
За несколько месяцев до окончания службы, Коля внезапно «нагрянул» домой, сославшись на  предоставленный ему отпуск за отличную службу. Отпуск ему действительно предоставили - по семейным обстоятельствам. Причина была проста, как мир – Наташа оповестила бывшего возлюбленного, что ее чувство угасло, и она выходит замуж.
Два дня Николай беспробудно пил, не слыша увещеваний родных и друзей. В конце концов, Ленин отец вынужден был взять отпуск, купить билеты в Барнаул и, в охапку с сыном, выехать в воинскую часть. Где сдал сына прямиком на «губу».
После демобилизации, в отместку за действия отца, Николай больше недели добирался из части домой, заставив родных изрядно понервничать. Ибо дорога, даже на «перекладных», более чем на пару суток не вытягивала.
Дома, как и полагалось после службы, пару недель все окружающие «сдували с него пылинки», позволяя (на нынешнем сленге) «оттягиваться по полной программе».
На семейном совете было решено: «Пусть нагуляется! Время лечит. Авось и любовная рана не будет так кровоточить!»
Возвращение из армии Николай отмечал бурно, «с размахом» - круглосуточные «пьянки, гулянки» с друзьями, знакомыми и малознакомыми. «Праздник» двумя неделями не обошелся, растянувшись почти на полгода. Естественно, под давлением родных, Николай устроился на работу.
Тунеядство в СССР грозило многочисленными неприятностями - вплоть до уголовного наказания с приговором суда и попаданием «на Зону». Но на свободном от работы времени влияние «партии» заканчивалось. Поэтому каждая рабочая смена Николая обычно заканчивалась вечерними и ночными попойками.
Как известно, юношеский возраст, граничный к 20-ти, глух для здравого смысла и наставлений. Николай медленно, но верно, сознательно спивался.
На его счастье, рядом с ним в нужный момент появилась девушка, которая, не испугавшись трудностей, смогла своей любовью и настойчивостью изменить мировоззрение и вернуть в Николае вкус к жизни.
К предстоящей свадьбе готовились и родные, и все Колины друзья. Для себя Фима отметил, что Оля (невеста) внешне и по уровню уступает первой Колиной «зазнобе», но была гораздо теплее, человечнее и куда менее эгоистичной в своей любви. Кроме того, она (не по годам) проявляла потрясающую мудрость и готовила свой дом с далеко идущей перспективой.
Фимины тесть и теща изначально решили Колину свадьбу провести «с помпой», свойственной широкой русской натуре. Антураж обилию приглашенных лиц и ломящемуся от блюд и напитков столу должны были довершать приглашенные оркестр и тамада.
Колины друзья, объединившись с Фимой, решили внести в предстоящее действо колорит КВНа и «капустников», готовя на свой страх и риск свой сценарий. Фимины опыт и возраст, естественно, вывели его в главного режиссера, сценариста и актера. Несколько недель программа тайно готовилась. Получался этакий искрометный юмористический песенно-поэтический спектакль. По мере приближения события, сценарий становился реальностью. Игра непрофессиональных актеров, коими выступали Колины друзья-студенты и Фима, выходила на достаточно неплохой уровень.
Хотя Лена была в курсе этой подготовки (и даже пару раз посетила репетиции), ее отношение к вечерним отлучкам мужа было показательно негативно. Фима же успокаивал себя перспективой предстоящего фурора на Колиной свадьбе.
Свадьба действительно проходила с размахом. Кроме многочисленных родных и друзей с обеих сторон, на торжество были приглашены и некоторые, не самые последние, лица из омской партийной элиты. Вероятно, по мнению Фиминого тестя все должно было пройти, как говаривал герой Вицина из известного фильма: «чинно и благородно». Импровизация явно не вписывался в запланированные рамки. Тем не менее, Фиме удалось «пробить» тамаду и тестя. Спектакль значительно добавил веселья за столами и оживил достаточно пресную деятельность тамады. При этом, он чуть не был сорван Леной, которая вслух выразила Фиме:
- Ты ведешь себя как какой-то клоун-«попрыгунчик». Вместо того чтобы сидеть рядом, все время куда-то бегаешь и мешаешь тамаде вести свадьбу. Уже все присутствующие обратили внимание на пустующее место рядом со мной и твое полное отсутствие внимания к своей жене. Если тебе важнее твой спектакль, то и я тебе устрою свой.
Фима понимал, что в этой тираде есть доля правды. Он практически полностью отдался своему творческому детищу. Ну, не могла его артистическая натура не воспарить. Как и прервать, не завершив начатое.
Когда он, обласканный вниманием окружающих, аплодисментами и минутой славы, выпавших ему и его коллективу, возвратился за стол, то встретил «фурию», изрядно накачавшуюся спиртным. Любая аргументация являлась бессмысленной. Создавалось впечатление, что у Лены «сорвало крышу». Вместо гордости за мужа, ее глаза излучали ненависть. Лена демонстративно игнорировала все знаки внимания с его стороны. А затем, вообще, начала вести себя совершенно развязано, вешаясь на шею знакомым и незнакомым мужчинам.
Фима отозвал ее в вестибюль ресторана:
- Я не совсем понимаю, чем вызвано твое поведение, оскорбляющее не только меня
- Он не понимает?!! Ведет себя как клоун. Испортил свадьбу и теперь о чем-то спрашивает…
- Всем наше выступление понравилось. Странно, откуда у тебя такая реакция? Но в настоящее время ты ведешь себя неподобающим образом, и я не собираюсь смотреть на это. Если я здесь кому-нибудь мешаю, то могу уйти. Тем паче, что у нас сын дома…
- Иш, напугал! Больно нужен ты здесь кому-то? Катись!
После этих слов Фиме оставалось только – не заходя в зал, одеться и уехать домой к сыну, который остался дома на попечении Лениной тети.
В этот день, впервые, Лена не приехала ночевать, отправившись (по словам ее родителей) продолжать торжество с молодежью на квартиру в городок Нефтянников. Впервые Лена нарушила супружеское табу, и, впервые, Фима, промучившись сомнениями, только к утру заснул в супружеском ложе в одиночку.
Разбудил его шум в прихожей. Взгляд на часы определил полдень. Лена, с сыном на руках, шумно ворвалась в комнату:
- Разлегся! Вставай, и поехали доедать и догуливать.
- Где ты ночевала?
- Да брось ты куксится. Мы с ребятами всю ночь гуляли, глаз не сомкнули. Все про тебя спрашивали: «Куда это он делся?». А мне и ответить нечего. Вставай. Там тебя все ждут. Родители уже готовы. А Санька с тетей Тасей, как вчера, останется. Она - не против.
По умиротворенному виду жены Фима безошибочно определил, что она уже успела хорошо опохмелиться.
- Знаешь что, дорогая – отправляйся догуливать сама. Продолжай эту свою идиллию без меня.
Внутри у Фимы все кипело. Чтобы не сорваться он натянул на голову одеяло.
- А ну, вставай!
Сверху что-то тяжелое легло ему на голову.
Дальнейшее отложилось в Фимином сознании, как единое мгновение: отброшенный ребенок, плач, Ленино восклицание: «Ты что сделал, козел?», его реакция – удар ладонью по Лениной щеке, влетевший в комнату разгневанный тесть.
На попытку броска Фима среагировал мгновенно. Контрприем - и тесть на кровати под ним. В занесенную Фимину руку вцепилась Лена. Но бить человека, которого он называл «папа», Фима не смог бы априори. Осознать тот факт, что он поднял руку на женщину - свою жену, Фима тоже не мог. Но это произошло.
Под гневными взглядами присутствующих он поднялся, быстро оделся и, хлопнув дверью, выскочил из квартиры.
В тот момент идти ему было некуда. Оставалась работа, где он знал всю охрану и мог остаться, мотивируя наличием срочной работы.

РАБОТА, КАК ПРАЗДНИК

Охранник на проходной не очень удивился Фиминому приходу. За пару месяцев до этого события в течение полутора месяцев Фима, в составе бригады из 4-х работников ПКТБ, практически все выходные и праздничные дни (в том числе и пару ночей) провел на работе.
Этот, так называемый, «калым» принес в конструкторский отдел начальник пусконаладки.
А.Атанов, начальник сектора пусконаладочных работ, был сложным человеком. В свои «под семьдесят» (внешне – не более 50-ти), он представлял собой этакий фонтан энергии. Причем, далеко не всегда положительной. Часто его появление в конструкторских отделах предвещало скандал. В силу своей должности, венчающей каждую конструкторскую разработку непосредственно на производстве, Атанов должен был быть в курсе всех нюансов предварительных процессов. При своем далеко не высшем образовании, но огромном опыте работы, начальник пусконаладки заменял «страну советов». И, по прошествии времени, Фима мог констатировать, что большая доля его замечаний оказывалась не только полезной, но и весьма целесообразной. Несколько раз, и в шутку и всерьез, на двери конструкторского отдела появлялась надпись: «Атанову вход запрещен». Можно понять конструктора, который практически реализовал на бумаге продуманную и обсужденную на техническом совете идею, попадающего под критику начальника пусконаладки. Плюс к этому, Атанов не отличался особой деликатностью. Он, «аки танк», не стесняясь в средствах, продвигал свою «линию» по всей цепочке от конструкторской разработки до готового изделия.
И, отнюдь, не бескорыстно. Была в советском законодательстве материальная лазейка для изобретателей – рационализаторские предложения. За год не менее 200 таковых Атанов подавал, держа уверенное первенство по объединению.
За реализованное рацпредложение (даже без наличия экономической эффективности) каждый из соавторов минимально мог получить 10 рублей. Официально! Неплохая прибавка к жалованию! И почему бы не подсуетиться, а иногда и сжульничать на процессе конструирования или разработки технического задания? Тем более что в соавторах у Атанова не переводились конструктора и технологи. А если разработка – «не подкопаешься», то можно отрезать кусочек от готового и приварить чуть измененное, мотивируя технологической или конструкторской недооценкой местных особенностей. Чуть подсуетился, напряг свою бригаду, и рацпредложение созрело. Главное – работает, а победителя, как известно, не судят!
На этой почве у Атанова постоянно возникали конфликты с конструкторами. Кому интересно видеть подпорченный дизайн своей разработки. Об этой черте начальника пусконаладки знали все, в том числе и начальство ПКТБ, и руководство объединения. Но терпели и прощали, ибо от идей и заказов по его «наводке» пользы было неизмеримо больше.
В начале апреля 1984-го Атанов принес заказ от управления лесного хозяйства на разработку передвижного полуавтоматического комплекса для переработки некондиционных пиломатериалов на дровяные заготовки.
Для Омска и окрестностей, с изобилием частного сектора, дрова являлись жизненно важной необходимостью. Этот продукт был весьма востребован. По Иртышу в Омск специально для этих целей на баржах от северных леспромхозов сплавлялся некондиционный пиловочник. К отопительному сезону требовалось заготовить для населения необходимое количество дров. В начале каждой осени на нескольких складах по берегам Иртыша можно было видеть многочисленные, весьма объемные бурты, подготовленные за навигацию именно для этих целей. И каждую осень головной болью омского управления лесного хозяйства были цепи бензопил для многочисленных бригад ручной распиловки.
Откуда пришла идея – от Атанова или от технологов управления история умалчивает. Но Атанов «застолбил» ее за собой и парочкой высших руководителей управления лесного хозяйства. Более того, Атанов подписал с управлением договор на выполнение разработки и пробил через начальника ПКТБ разрешение на выполнение этой работы силами работников КБ во внеурочное время. В качестве разработчиков были «подвязаны» главный конструктор В.Пузырев и два ведущих конструктора Ю.Коробейников и Ф.Факторович. К этому времени Фиме уже присвоили звание «ведущий конструктор».
Ни до, ни после ему не доводилось выполнять столь сложную разработку за столь короткий промежуток времени.
Нагрузка предстояла колоссальная. Кроме того, что приходилось бы выполнять работу после дня основного труда, сроки (два месяца), прописанные в договоре, казались весьма заниженными по отношению к объему работ и количеству работников, намеченных для осуществления этого процесса. На счастье этот период включал первомайские праздники, что добавляло оптимизма.
Как организатор Атанов оказался выше всех похвал. Были на время забыты все регалии участников. Три конструктора (каждый за двумя сдвинутыми кульманами) не сходя с рабочего места (разве что - на редкие перекуры и перекусы) творили единую по замыслу конструкторскую разработку. Начальник пусконаладки метался между столами, передавая идеи и конструкторские решения. При необходимости он затачивал карандаши и развешивал проработки коллег или чистые листы ватмана на дублирующий кульман.
К Фиминому удивлению работа была выполнена на две недели раньше намеченного срока. Объем в листаже соответствовал месячной работе всего конструкторского отдела, но с заполнением поля чертежей без свойственной системе ПКТБ удали.
Двухнедельный запас позволял снять калечную (тогда еще не было сегодняшней оргтехники) копию с документации, что, в случае успешности разработки, могло бы дать возможность ПКТБ использовать свое право «калькодержателя».
Почему начальник ПКТБ В.Сумкин отказался от этого подарка, Фима понять не мог. В условиях деятельности ПКТБ, работа по копированию этого проекта была незначительная и легко скрываемая.
Управление же лесного хозяйства на этом фоне сработало весьма оперативно. Через месяц после сдачи разработки, она была растиражирована и отдана на завод для изготовления. Через шесть месяцев разработчики были приглашены на испытание и, воочию, убедились в работоспособности комплекса. Несмотря на неопытность операторов, за два часа были наполнены дровами два КАМАЗа, что соответствовало дневной работе 5-ти бригад ручной распиловки.
Глаза руководителей управления лесного хозяйства светились от счастья. На радости, они приказали произвести с разработчиками (необоснованно задержанный) окончательный расчет, к чему добавили премиальные, в размере 150 рублей на каждого.

ПРИМИРЕНИЕ

Понедельник, как известно, день тяжелый. Утро этого дня, после конфликта, Фима встретил на лежанке в своем отделе. Болели кости, глаза никак не желали открываться. На душе «скребли кошки». Он всю ночь провел в думах о последующих действиях. Для него было очевидно, что его возврат в родительскую квартиру невозможен. Больше всего болела душа за сына. Несмотря на все случившееся, его продолжало тянуть к собственной супруге. Конечно же, он любил ее, раз так ревновал. Но, в какой-то момент, Фима вдруг осознал, что состоялся надлом - былая острота чувств сошла на «нет», и он мог бы, даже, разорвать отношения. Но сын, их общий ребенок, это трогательное, преданно любящее существо, его кроха…
Именно здесь сконцентрировалась вся боль и сожаление.
Да. И он - не ангел. Его тянуло к другим женщинам. Ему нравилось оказывать им знаки внимания. Вероятно и на свадьбе, в силу проявившегося интереса к своей особе, он недостаточно времени уделил супруге. Но переходить грань приличия в присутствии собственной супруги? Избегать этого Фима старался категорически, в соответствии с собственным воспитанием. Поэтому Ленино поведение на свадьбе и после нее вступало в диссонанс с его жизненными принципами
В нем бушевало и мужское начало: «Спускать на тормоза такой плевок на его реноме, его статус мужа и мужчины? Категорическое нет!»
Работа за кульманом не клеилась: карандаши постоянно ломались, резинка норовила ускакать, как простыня в известной сказке Чуковского, линии мелькали перед глазами. В разговорах его собеседники, то и дело, обращали внимание на его рассеянный взгляд. Фима их не слышал. Скрывать свое состояние от окружающих было бессмысленно. Но и объяснять ничего не хотелось. В голове бесконечно крутилась одна и та же мысль: «Куда уйти?»
Выход, как это часто бывает, лежал на поверхности.
За полгода до этих событий Фиму от отдела «задвинули» в профсоюзный комитет ПКТБ, где за ним закрепили направление, связанное с оздоровлением работников. Тот, кто застал те советские времена, помнит: списки болеющих, выбивание путевок (желательно бесплатных) в санатории, профилактории, дома отдыха и реализация оных среди своих работников. По этой деятельности Фима стал частым гостем у Председателя профсоюзного комитета объединения «Омскмебель», кабинет которого располагался в здании ПКТБ.
Достаточно высокий уровень чиновника! Большие полномочия и возможности! Естественные гонор и «фасон». Но к Фиме, почему-то, Председатель профсоюзного комитета объединения относился доброжелательно. Возможно потому, что Фима безотказно (еще до своего профсоюзного выдвижения) откликался на просьбы об оказании помощи в подготовке к каким-то профсоюзным собраниям, проводимым, чаще всего, в актовом зале в ПКТБ.
Фима знал о профилактории в городке Водников и ежемесячном выделении на объединение определенного числа мест в нем. Именно с просьбой о выделении ему путевки в это заведение Фима зашел в знакомый кабинет. Удивительное дело, но вопрос практически сразу решился положительно.
Как оказалось, летом спрос именно на эти путевки практически отсутствует, и все организации, задействованные в процессе наполнения профилактория людьми, ломают голову над практически неразрешимой проблемой. Фима, в очередной раз, оказался в нужном месте в нужный час.
- Путевки есть. Въезжай хоть сегодня. Только принеси заявку от вашего комитета и оформи медицинскую карточку из поликлиники!
Все было проделано в один день, и вечером Фима въехал в профилакторий, решив на три недели проблему крыши над головой и трехразового питания.
На следующий день Фиме на работу позвонила Лена:
- Привет! Ты за нами еще не соскучился? Мне кажется, нам нужно встретиться и поговорить.
- Я не возражаю.
Встреча состоялась вечером на нейтральной территории в парке у городка Водников. При всем Фимином желании сохранять спокойный, независимый вид, Ленино появление значительно увеличило частоту его пульса. Обида словно отошла на второй план. Ему вдруг захотелось обнять ее, но он сдержал себя большим усилием воли.
- Привет!
- Привет!
- Как дела?
Бессмысленные слова и вопросы. По напряженному выражению лица и дрожащим Лениным губам, Фима безошибочно определил ее состояние.
- Когда ты вернешься домой? Санька, не переставая, спрашивает: «Где папа? Когда он приедет?
- Как он?
- Скучает! Мы все за тобой соскучились. Может быть, хватит дурить? Возвращайся. Никто на тебя зла не держит…
- Никто не держит? А как же я, мое мнение, мое достоинство, в конце концов?
- Ну, прости меня! Я - дура, полная дура! Обиделась на тебя за то, что ты на свадьбе совсем не уделяешь мне внимания. И решила отомстить. Прости. Давай перевернем эту страницу и начнем с чистого листа!
Фима не мог смотреть на Ленины слезы, ливнем хлынувшие из ее глаз. Он обнял ее и тут же на губах ощутил солоноватый привкус поцелуя.
Несколько минут над ними витал дух примирения. Возможно Лена, как истинная женщина, уже праздновала свою маленькую победу. Но непредсказуемость присуща и мужчинам:
- Я не против того, чтобы начать с чистого листа. Но только возвращаться в родительскую квартиру я не собираюсь. Хватит мне ходить в «прыймах». Уходим вместе на съемную квартиру. Любую. Где угодно. Я, ты и Санька. Если ты согласна, то немедленно занимаемся поиском. Если нет, тогда ухожу я один!
- Фимочка, любимый! Ну, нельзя же так сразу! Столько нужно поменять. Как мы будем без родителей? Они же для нас столько делают?
- Вот именно – столько делают. А тебе не кажется, что своей постоянной опекой они уничтожают нашу семью? Только ты, со своими вечерними сменами, с этим сталкиваешься гораздо меньше. Я же хочу быть мужем и хозяином в своей семье, а не «с боку припеку». Думай, принимай решение.
- Я согласна.
Всю неделю Фима обзванивал друзей и знакомых. В его окружении не осталось людей, которые не занимались его проблемой. И не сказать, что предложений не было. Но все какие-то не самые удачные. То – хороший вариант, но где-то на окраине, то – центр, но с заоблачной ценой аренды.
Вторая неделя поисков ознаменовалась Лениным сообщением:
- Парыгины согласны сдать нам Танину квартиру в «гостинке».
Это была большая удача. Ленина троюродная сестра, пребывающая ныне (по распределению после института) на Камчатке, в свое время унаследовала бабушкину квартиру в городке Водников. Однокомнатная, так называемая, «гостинка».
Танины родители некоторое время надеялись, что дочери удастся «открепиться» и она возвратится на данную жилплощадь. Не удалось.
Фимино пожелание и здесь оказалось к месту: «Чем сдавать каким-то неизвестным людям…».
За неделю до окончания срока пребывания в профилактории семья восстановилась на съемной квартире в городке Водников.

Стройка «Ух!»

Жизнь на съемной квартире шла спокойно и размеренно. Семья потихоньку обживалась, и, в отсутствии опеки, климат в семье полностью нормализовался. Круг общения существенно расширялся, так как теперь многочисленные друзья могли забегать к ним на огонек, без опаски попадания под обязательное общение с Лениными родителями.
На работе у Фимы тоже все ладилось. Он уверенно двигался вверх по профессиональной стезе. Наличие в районе его работы пары техникумов подсказало ему надежный приработок. Его коллега – конструктор из технологического отдела объединения специализировался на курсовых работах по машиностроительным дисциплинам. Зная Фимино математическое прошлое, он привел к нему пару студентов с проблемой по математике. Потом эти двое привели своих знакомых с контрольной по начертательной геометрии. Затем пошли: физика, теоретическая механика, сопромат. Дальше, больше – курсовые и дипломы. Потом знакомые знакомых начали его рекомендовать по всему спектру дисциплин различных технических факультетов омских ВУЗов. За несколько последующих лет Фима (в шутку) мог констатировать, что, по минимуму, еще на два полновесных диплома технического института он честно наработал.
Этот приработок не только позволил Фиме поддерживать уровень технических знаний, но и практически удвоил его доход. Маленький ручеек достаточно скоро превратился в надежный источник, который подкармливал не только Фиму, но и нескольких его коллег. Исключением, по понятным причинам, становились зимние и летние студенческие каникулы.
Именно в такой простойный летний период Фиму в свой кабинет пригласил главный конструктор ПКТБ.
- Фима. Ты же знаешь, что объединению отстраивает деревню по нашему проекту. Все объекты и дома – по графику, а один склад «завис». Уже две бригады сбежали, не начав строительство. Объект – склад ядохимикатов не является «калымным», и в объединении решили, как всегда, послать бригаду от ПКТБ на прорыв. По деньгам: сохраняется средняя зарплата, плюс то, что заработаем.
О возрождении деревни в омской области Фима знал не понаслышке. Еще два года тому назад пришла директива из обкома партии для всех объединений области с заданием: «выбрать и возродить одну из «мертвых» деревень» за счет средств и возможностей объединения. Хорошо устроились, ребята! Взяли и приказали: «Вынь да положь!». Из собственного кармана. Сегодня бы так. А тогда - раз партия сказала: «Надо!», подчиненные взяли «под козырек». И закипела работа. Проектные работы легли на ПКТБ. Благо есть в структуре строительно-технологический отдел. И практически покинутая жителями деревня на бумаге обрела инфраструктуру: свинарники, элеватор, водонапорную башню, склады, дома, кантору и магазин. Все это ускоренным темпом воплощалось в жизнь
Фиме уже приходилось выезжать за 180км в эту деревню, в составе сборной «солянки» бойцов, возводить деревянный забор (в два метра высотой) вокруг склада-площадки хранения сельскохозяйственной техники. Справились за день, благодаря тому, что ПКТБ включило разум и заранее «подсуетилось», спроектировав и изготовив три ручных бура для копания шурфов под столбы.
В конце июля 1985 года десант из 4-х человек был выброшен за окраиной деревни у места строительства склада ядохимикатов, где уже присутствовала распланированная бульдозерами и засыпанная щебенкой, так называемой, фундаментная «подушка». На этом и еще туалете (без дверей, хорошо, что с входом, обращенным не в сторону деревни) заканчивалась деятельность двух предыдущих бригад. Рядом с полем деятельности стоял передвижной спальный вагончик, изготовленный в ПКТБ. Оборудованием для работ являлись промышленные ручная бетономешалка и сварочный аппарат, а, также, спроектированные и изготовленные в ПКТБ круглопильный станок и, упоминаемые ранее, ручные буры.
Бригаду строителей составили самые испытанные «бойцы», из числа инженерных работников ПКТБ. Кроме Фимы: главный конструктор Валентин Александрович Пузырев, начальник механического цеха Петр Николаевич и самый юный – молодой специалист Фиминого отдела Сергей.
Предстояло построить сооружение: длиной - 60 метров, шириной – 5 метров и высотой (по центру) – 6,5 метра. По строительным чертежам предстояло отстроить:
пол из асфальта,
крышу – шифер на рубероиде(с наклоном, порядка, 10-ти градусов),
стены по периметру – на 1,2 метра от пола, выложенных, как кирпичная кладка, с обшивкой металлическим листом выше кладки до крыши
четверо ворот под въезд самосвалов (двух - по торцам, и двух – по фасаду)
три внутренние перегородки (под потолок) с разделением на четыре примерно равных помещения.
На бумаге объект трудным не казался. Предполагаемая командировка планировалась не более чем на месяц. При наличии требуемых материалов и механизации, с использований мощностей действующего асфальтового завода задача новоиспеченных строителей руководству объединения представлялась совершенно реальной.
Но, как обычно, «Красиво на бумаге, но забыли про овраги». То, что гладко выглядело из кабинетов, на месте обросло обилием нестыковок, сопровождавших весь последующий процесс работ.
По приезду было решено потратить день на обустройство и рекогносцировку на месте всех сопутствующих элементов их жизнеобеспечения. «Разведка боем» установила базовые места соприкосновения с распорядителями объединения, отвечающими за все аспекты строительства: кантора управления и тот самый материальный склад, территорию которого «четверке» уже довелось обносить забором. Их объект, понятное дело, был вынесен за пределы деревни. До первого дома было не менее 500 метров. Благо, столовая (где им предстояло питаться) располагалась с их стороны деревни, и до нее было всего-то километр (на пол километра ближе, чем до конторы).
На первую утреннюю планерку в контору, где решались вопросы обеспечения техникой и материалами возводимых объектов должны были идти всей бригадой. Но случилось непредвиденное.
Еще при обустройстве главный конструктор затронул интересную тему:
- Мужики! Мы же в деревне. Грех не воспользоваться возможностью и не договориться с местным населением насчет молока. Коровы по лугу гуляют, значит - поправлять здоровье парным молочком, помимо трехразового питания в столовой, у нас есть. Думаю по три литра утром и вечером – в самый раз.
Идея всем понравилась, и уже вечером первого дня на столе в вагончике стояла трехлитровая банка ароматного, еще теплого после вечерней дойки, парного молока. В совокупности с буханкой хлеба, купленной в местном магазине, второй ужин обещал быть очень сытным и приятным. Банку осушили со смаком и рано, с учетом завтрашнего подъема, легли спать. Наутро выяснилось, что подобно Фиминой истории в Новосибирске, не все желудки правильно восприняли вечернюю трапезу.
Сережа и Петр Николаевич всю ночь провели в бегах на короткие дистанции, сменяя друг друга в туалете и канаве у поля, прилично изменив, при этом, естественный природный ландшафт.
А, между тем, молоко было выкуплено на неделю вперед. Фиме с главным конструктором предстояло ежедневно наслаждаться шестью литрами, работая на этом фронте по распространенной фразе: «За себя и за того парня». (Впрочем, им, большим любителям этого напитка, сия перспектива не была в тягость).
Так и первую планерку в конторе от бригады представляли двое, чьи желудки подтверждали тест на представительство.
Новости, которые «Фима и К» принесли обратно были далеко не оптимистичные.
Вначале они, как бедные родственники, не имели возможности вставить «свои пять копеек» в бурный поток аргументации, просьб, требований и матерной перебранки. Бригад было много, у всех – проблемы обеспечения материалами, транспортом, подъемной техникой и иже с этим. В этом многоголосии победитель мог получить все, а проигравший – штрафные санкции за срыв сроков выполнения работ. Продавить в ходе планерки обеспечение своей заявки в полном объеме – являлось целью каждой бригады. Заявки же на текущий день принимались главными распорядителями накануне до 4-х вечера. У Фиминой бригады, естественно, и аргументировать было нечем. Заявки от них отсутствовали.
Но из того, что они увидели и услышали, становилось понятно, насколько придется перегрузить голосовые связки для обеспечения планомерной работы их бригады. В этот день для Фимы и Валентина Александровича главные распорядители сделали небольшое исключение из правил, дав им возможность после окончания планерки изложить свои просьбы и, заодно, приобщить «новобранцев» к порядку, установленному на строительстве.
На первом этапе переговоров главный конструктор взял бразды общения на себя.
- Для того чтобы мы могли без задержек приступить к строительству объекта, нам во второй половине дня требуется трактор с навесным буром, для бурения ям под стойки конструкции (навеска на трактор с буром была спроектирована и изготовлена в ПКТБ)
-Ничем не можем вас порадовать. Трактор, на который может быть установлена буровая навеска, на всю неделю закреплен за другим объектом. На следующую неделю подавайте заявку. Мы без предварительных заявок работаем только в исключительном случае. Бланки заявок возьмете в бухгалтерии.
Кроме того, давайте сразу договоримся о следующем. Все вопросы обеспечения решаем на планерке в свете поданных предварительно заявок. На планерки приглашается только один представитель от бригады – бригадир или его заместитель. Вы же видели какой «базар» у нас на тут. Бригадное представительство должно быть документально подтверждено решением вашего собрания.
- Хорошо. Тогда еще один вопрос. К нам нужно подвести силовую линию электропередачи, с электрическим щитом, так как нам нужно будет задействовать кое-какое оборудование. Мы сами «запитаем» наше оборудование.
- Это реально. Завтра у бригады электриков есть «окно», и они смогут выполнить эту работу. Но, опять же – по заявке!
К обоюдной радости присутствующих, в отличие от «спектакля» планерки, данная беседа прошла спокойно, сдержанно, без привлечения ненормативной лексики, которая повсеместно являлась весомым элементом усиления аргументации.
В домик на окраине делегированная пара возвратились уже с определенным планом действий, обсудив по дороге планы дальнейшей работы. Становилось очевидным, что планирование на местности и подготовка фундаментов под стойки вынужденно обойдется без запланированной механизации.
Совещание бригады завершилось следующим решением: «В отличие от должностной иерархии в ПКТБ, функции бригадира (а с этим и представительские функции) будет исполнять Фима. Во-первых – голос. Во-вторых – пробиваемость. И, самое важное - умение аргументировано обосновать и донести свою логику. Заместителем утвердили главного конструктора. Решение бригады было запротоколировано и, с заявками на протяжку линию электропередач и ручной инструмент для земляных работ, в нужный час переправлено в контору.
Валентин Александрович, который должен был выяснить (по телефону из конторы) судьбу металлоконструкций (стоек и ворот), изготовление которых должно было осуществляться в ПКТБ, взял на себя роль курьера.
Первый рабочий день прошел без физического напряжения. Бригада за пару часов осуществила разметку и установку колышков, по месту будущих фундаментов под стойки.
Из конторы Пузырев принес убийственное известие: вопрос о трубах на стойки, остро стоявший еще до их отъезда из Омска, так и не решился. Потом Фима выяснит, что склад ядохимикатов появился в планах строительства по предложению местного агронома уже после согласования проектной документации и выделения основных фондов. Поэтому именно эта стройка была «бельмом на глазу» у всех, начиная от снабженцев и заканчивая распорядителями работ. Подразумевалось, что материальная база этого объекта сложится из остаточных материалов, запас которых (в виде естественных потерь) закладывался в документации каждого объекта. По трубам – не срослось, и теперь снабженцы объединения и ПКТБ обрывали телефоны в поиске возникшего дефицита.
Складывалась парадоксальная ситуация: без готовых стоек не имело никакого смысла что-то копать и бетонировать. Становилась понятна причина, по которой растворились в пространстве две предыдущие бригады
- Они предлагают вместо труб, задействовать неликвид объединения – рельсы. Мы от этой идеи, пока были в Омске «двумя руками» отбивались, в надежде, что трубы отыщут. Снабженцы обещали. Так теперь, без меня, Сумкин (начальник ПКТБ), на нашу голову, решил «прогнуться». Совершенно очевидно, что рельсы – не трубы! И жесткость – не та, и материал для сварки нашими средствами здесь просто нереальный: все отлетит. Нужен совсем иной способ крепления уголков. Как приварить косынки и опорные плиты мы в ПКТБ решим.
Есть два пути. Первый – отказываемся и все уезжаем в Омск под понятные административные последствия. Второй. Фима с Сергеем продвигают здесь фундаменты по плану, а я с Петром Николаевичем едем в ПКТБ и ускоряем процесс изготовления стоек и находим решение по креплению уголков и усилению жесткости конструкции.
Всем было очевидно, что назад дороги нет.
Бригада вынужденно разделилась.
Два следующих дня Фима с Сережей от рассвета до заката трудились на объекте, готовя фундаменты под стойки и успевая, при этом: подавать заявки, завозить песок, цемент и щебенку. Вручную копались фундаменты в просто убийственном грунте, готовилась и устанавливалась опалубка. Бетон изготавливался в бетономешалке и носилками доставлялся к месту заливки.
Решено было не ставить в бетон анкерные болты, а связку двух уровней заливки осуществить посредством размещенной по контуру первого уровня вертикальной арматуры, которую предполагалось после установки стоек сгибать над пяточной плитой. Это упрощало множество проблем монтажа и решало вопрос связки слоев.
Простим рационализаторов. Ведь у них не было в наличии нынешних средств малой механизации строительных работ, позволяющих устанавливать анкеры после размещения на фундаменте основной конструкции.

Стройка «Ух!» (продолжение)

Валентин Александрович и Петр Николаевич из Омска привезли не только стойки. Две машины, на которых они приехали, были забиты «под завязку». Стойки с уже приваренными пятами, уголки, обрезки листового и круглого металла, пачки 2мм металлического листа на обшивку, обрезки пиломатериала и ДСП, электроды, гвозди, инструмент, веревки и прочее должны были обеспечить бригаде относительную независимость от местной конторы. Кроме этого, Пузырев привез бумагу, разрешающую кирпичную кладку по периметру заменить бракованными плитами перекрытия, которые в достаточном количестве накопились вокруг других строительных объектов. Этот вопрос поднимался в конторе до отъезда представителей бригады в Омск. Выгода для распорядителей была очевидна. Вместо дефицитного кирпича использовать подлежащий списанию и вывозке брак от других объектов.
В ПКТБ была проверена сварка уголков к рельсам. Вывод оказался неутешительным - электросварка в этих условиях держаться не будет. Но мозговой штурм нашел выход и из этого положения: используя специфическую форму стоек, «пазовать» концы поперечных уголков, для последующего крепления к опорной части рельса «в замок».
Основная сварка должна была производиться ниже уголка, чтобы играть роль упора от сползания. Связующую роль для стоек должны были выполнить привариваемые к уголкам листы. С учетом того, что расстояние между стойками было одинаковое, требуемое количество уголков в цеховых условиях было отрезано в размер и по концам «пазовано».
С учетом подготовленных фундаментов под стойки строительство склада ядохимикатов обретало перспективу.
К концу следующего дня все стойки обрели устойчивое вертикальное положение. Следующий день обещал ударную работу. Бетон фундаментов застыл, и все было готово к подвозу и установке боковых плит. Плиты уже были отобраны, автокран и трактор с телегой заказан.
Ничто не обещало сюрпризов новоявленным строителям. Кроме погоды.
Ночью деревню посетил дождь с почти ураганным ветром. Ранний подъем ознаменовался грустной картинкой – три стойки, с вывернутыми  из земли бетонными фундаментами, возлежали горизонтально, и еще одна пара обрела подобие пизанской башни.
Рельсы не обладали достаточной жесткостью для подобного ветра. Их цикличное отклонение от вертикальной оси (с наваренной верхней конструкцией) даже этот прочный грунт не удержал. Вероятно, с трубами подобное не случилось бы.
Выход был один: после установки стоек в исходное положение, срочно установить вертикальные плиты и осуществить связку стоек уголком между собой, сверху – попарно деревянными брусьями, а внизу - с плитами. Только так можно было избежать последствий очередной ветровой нагрузки.
Два следующих дня работа не просто «кипела». Изможденные строители с трудом доползали поздним вечером до коек, чтобы с началом светового дня, с ломотой в мышцах и костях, ускоренным темпом продвигать объект.
Конец августа, на удивление, дарил Сибири жаркую и практически сухую погоду. Буреломная ночь казалась досадным недоразумением. Следовало максимально использовать этот подарок природы и до наступления сезона дождей установить крышу.
Но, как оказалось, крыша не могла быть выполнена до листовой обшивки конструкций. Это строители определили, когда немного поработали с привезенными металлическими листами. Их габарит и весовые показатели отличались, в большую сторону, от параметров, заложенных в документации. То, что хорошо получалось «с земли», с лестниц и подмостей открывало совсем иную картину. Приваривать «на весу» оказалось и неудобно, и тяжело. Установка двух верхних рядов вообще превращалась в пытку: не хватало высоты подмостей и рук для одновременного удержания листа, ведения сварных работ и прижима сопрягаемых поверхностей.
Выход был найден. К каждому листу приварили крючки из кусков арматуры для возможности последующей подвески на поперечные уголки. Для выполнения подъема, наверх забирался, так называемый, «высотник», который, оседлав балку, посредством веревки подтягивал лист на требуемый уровень и за крючки цеплял на уголок. Оставалось только сдвинуть лист по уголку на требуемое место. Когда же все листы были навешены, и прижима особого не требовалось, так как листы устанавливались внахлест и своим весом созидали для сварщика широкое поле деятельности без помощи по прижиму. Когда металлическая стенка тыла и фасада была завершена, встал вопрос о возведении бетонных конструкций торца и перегородок. Без готового пола, даже начинать эти работы было бессмысленно. Все прекрасно понимали, что гораздо технологичнее асфальтовые работы проводить на открытом для проезда пространстве.
Уже неделю на планерках Фима пробивал эту тему. Проблема была в том, что функционирующий асфальтовый завод только размещался на территории, «подмандатной» объединению. Его собственниками являлась бригада чеченцев, которая по своему разумению решала порядок и стоимость выполнения работ. Склад ядохимикатов для них стоял (если вообще стоял) на последнем месте после многочисленных дорог по всей омской области. Цена, которую они «зарядили» за свою работу, вызвала шок у главного бухгалтера объединения, так как вдвое превышала смету. Пока вопрос находился в подвешенном состоянии, работы на объекте предстояло свернуть. Совет бригады начал Фима
- Мужики! Мы «зависаем». Без пола дальнейшая работа невозможна. Можно, конечно, делать крышу. Но где гарантия, что без перегородок, конструкция не завалится при урагане, подобном тому, который мы уже пережили.
- Крыша немного добавит жесткости, но и значительно утяжелит верх. Мы уже видели последствия смещения центра тяжести. Если конструкция завалится, мало никому не покажется.
- Есть две возможности наших действий. Первая. Свернуть работы и отправиться домой. Это наше действие, мягко говоря, не порадует начальство, и сделает призрачным расчет с нами за уже выполненные работы. Вторая. Плюнуть на чеченцев и самим сделать бетонный пол. Материалами, как уверил меня распорядитель, нас обеспечат. Правда, технику не обещали. Придется все «лопатить» вручную.
Хотя перспектива обещала быть непростой, решили выбрать второй вариант.
На следующий день работа закипела. Труд был поистине каторжный. Тем паче был приятен результат.
Десять дней ручных бетонных работ изрядно укрепили мускулатуру строителей, напрочь убрав излишний вес. Фима на этой операции потерял почти 10 килограмм.
Все были истощены, но времени на отдых не было. Приближалось время дождей, и крыша становилась жизненно необходимой. Передышками в ежедневной работе были перерывы на трехразовое питание в столовой. Там Фима впервые столкнулся с нравственной проблемой, разрешение которой мучило его еще долгое время.

РАБСТВО В ОТДЕЛЬНО ВЗЯТОЙ ДЕРЕВНЕ

Еще в первый день, при посещении столовой они столкнулись со странными людьми (порядка двадцати человек), ожидающими своей очереди на улице. Пропитые физиономии с бегающими глазками и отсутствием мысли на лице не были чем-то сверхъестественным. Подобные человеческие существа являлись приложением вино-водочных отделов гастрономов и магазинов всех городов СССР. Но, опасаясь милиции, они редко собирались группами открыто в людных местах. Чаще за очередной дозой спиртного засылался один (в редких случаях - два) «гонец». Наблюдать их в таком количестве доводилось (ну, разве что) во время дежурства в составе добровольной дружины при посещении с милицией притонов. Фиме, в отличие от остальной части их бригады, довелось наблюдать подобные группы на Дальнем Востоке, куда БИЧи всего Союза стекались при строительстве БАМа.
Но здесь - на строительстве, где нужно «пахать», где нет сил и времени на спиртное…
Через некоторое время мелкими порциями последовала информация: «Кто, где и откуда?».
Глаз не обманешь! Эти личности действительно представляли класс опустившихся до дна, спившихся людей. Но, самое удивительное – они участвовали в возведении объектов села. И не просто объектов. Эти бывшие люди строили дома для будущих жителей деревни.
В столовую они приходили по-военному – строем, и так же организованно покидали место питания. Если бы их сопровождал вооруженный конвой, многое бы было понятно. Но формы заключенных на них не было. Да и приходили они в сопровождении пары грузин, в телосложении которых ощущалось спортивное прошлое. Эта же пара оплачивала питание двадцатки. Среди всех осмысленным взглядом отличался один, который в перекуре после одного из обедов успел пообщаться с Фимой. От него и была добыта удивительная информация.
Павел оказался действительно Бывшим Интеллигентным Человеком. Два университетских диплома: историка и филолога. Педагогическая практика в Ленинграде. Жена, дети, квартира. Среднестатистическая советская интеллигенция, со среднестатистическими доходами и перспективой.
Водка и собственная бесхребетность! И вот он - бездомный спивающийся обитатель канализаций, а ныне – добровольный раб на стройке, в попытке выхода из «пике сползания».
С нынешними своими хозяевами каждый из этих «работяг» подписывал договор, в соответствии с которым: «Работодатель обязывался кормить и оплатить работу, а работник должен был строить, не нарушать режим и НЕ ПИТЬ». Вроде бы ничего особого. Договор как договор. Вот только «паханы держали зону» в твердом кулаке. За любую провинность трепка, отбивающая желание повторения. Да и кому могли пожаловаться бездомные «пьянчуги».
Омская милиция не просто закрывала глаза на столь явное нарушение прав человека. По их мнению, пара с Кавказа, оказывается, вершила благородство: очищала (на время) омские улицы от части «трудного элемента» и проводила (в помощь милиции) воспитательную работу с этим неблагополучным контингентом. Плюс - к договору не подкопаешься: за работу, действительно, кормили и даже деньги (какие-то) выплатили при окончании.
Вот такой ответ получил в милиции Фима на поданное им заявление. Право дело, не подкопаешься! С «рабством» в столь морально чистом обществе, каковым есть советский строй, Фима явно «погорячился»!
Кому-то «рабовладельцы» действительно выплатили какие-то «гроши». Некоторые отделались пинком под место сидения. Большинству из этих строителей досталось - уезжать в синяках и с «расквашенной физиономией», под фразу работодателей: «а будешь качать права – найдем и закопаем».
Но это происходило уже после окончания строительства. А пока работа была в самом разгаре.

СДАЧА ОБЪЕКТА

Конец августа на стройке прошел музыкально – под стук молотков, забивающих очередной гвоздь, и пронзительный вой дисковой пилы, разделывающей пиломатериал своими тремя киловаттами мощности. Сережа с Петром Николаевичем работали снизу, готовя и подавая наверх доски, гвозди и инструмент. «Верхолазами» выступали Фима и Валентин Александрович. Как оказалось, высотная болезнь – не выдумка медиков. Сережа попытался залезть на крышу, после чего съем его оттуда оказался большой проблемой. Семи метров над бетонным полом оказалось достаточно. Немногим лучше были дела у Петра Николаевича.
А Пузырев и Фима даже получали удовольствие от избытка адреналина.
Нет. Конечно же, страх был. Оба не входили в когорту безрассудных людей Они хорошо понимали всю степень опасности и старались не расслабляться, соизмеряя каждое свое движение. Тем не менее, без происшествий не обошлось. По паре случаев пришлось на каждого «высотника». То Фимина нога соскользнула в промежуток между досками, то Пузырев, зацепившись, теряет равновесие и чуть не скатывается к краю. Только реакция и хорошая физическая подготовка во всех случаях выручала.
Один из Фиминых случаев чуть не обернулся трагедией. В этот раз под ним, как раз посредине между двух несущих брусьев сложилась вдвое доска. Потом выяснится, что сучок на доске не согласился с Фиминой ногой на своей персоне. К счастью, расстояния между соседствующими (с проломившейся) досками оказалось меньше, чем Фимины раздвинутые локти. Будь он в физическом состоянии начального этапа строительства, не избежать ему падения с семиметровой высоты на бетонный пол.
После этого случая на уже прибитые доски были брошены сверху дополнительные косопоперечные, как обязательные и единственные дорожки для перемещений.
Но и те, кто находился внизу, не был застрахован от травм. Сколько раз вылетал из руки молоток, неся вниз суммарную энергию замаха и свободного падения. Срывались и доски, и шифер. Не один раз это падение заканчивалось достаточно близко от работающих снизу Сергея и Петра Николаевича.
К середине сентября строительство склада ядохимикатов практически было завершено. Оставалось произвести покрытие металлоконструкций специальным составом, предохраняющим от коррозии. Лаборатория ПКТБ потрудилась на славу, экспериментируя над различными ингредиентами и получив этакую черную лаковую жидкость с едким, неприятным запахом. Из Омска, кроме самого покрытия, завезли распылитель и респираторы.
Начали с внешней стороны склада. Работа спорилась. Состав хорошо ложился на металлическую поверхность, создавая при застывании прочную защиту. Руки после этого состава с большим трудом отмывались ацетоном.
Проблемы начались при нанесении на внутренние конструкции.
Фима первым почувствовал головокружение и, практически теряя сознание, чуть не упал с лестницы. В замкнутом пространстве проявились все вредные составляющие, заложенные в составе. Респираторы оказались малоэффективными.
Сменивший Фиму Пузырев сумел сделать не намного больше. Его тоже начало мутить. Вскоре стало очевидно, что для продолжения этих работ требуются распахнутые настежь ворота и мощный воздушный вентилятор. Уж больно хорошо наши строители изолировали помещения от попадания внешней влаги! В помещении, располагавшемся с подветренной стороны, при открытых воротах еще как-то можно было находиться и работать. В других же, даже открытые нараспашку ворота не помогали.
Труднее всех переносил отравление Фима. Его тошнило и рвало. К счастью под рукой было испытанное средство (утвержденное Минздравом СССР) – молоко. И не какое-то там пастеризованное, которое бесплатно выдавали на всех вредных производствах, а самое, что ни на есть, парное, из-под коровы. Все накачивались им «через не могу».
К вечеру у Фимы прилично поднялась температура. Фельдшер, единственный постоянный медицинский работник в деревне, настаивал на немедленной отправке больного в Омск.
К обеду следующего дня в вагончик, где отлеживался Фима, ввалилась целая делегация во главе с начальником и председателем профсоюзного комитета ПКТБ. Начальница лаборатории как раз и являлась «двуликим Янусом» - не освобожденным председателем профкома.
Такое представительство, в своем болезненном состоянии Фима воспринял, как желание начальства поздравить доблестных строителей с приближающимся профессиональным праздником работников лесной и мебельной промышленности.
Наивный. Позже ему объяснят, чем был вызван столь непривычный энтузиазм руководства. Несчастный случай на производстве, связанный с ингредиентами, примененными без исследований, согласования и утверждения соответственными санитарными службами, тянул на серьезное служебное несоответствие.
Начальству весьма повезло, что здравый разум в процессе окраски металлоконструкций вовремя остановил работы. Для «шабашников» со стороны все могло закончиться трагически.
В тот же день на стройку был завезен промышленный вентилятор и респираторы, применяемые в лакокрасочных цехах мебельных производств. Через день покраска была закончена.
Оставалась сдача объекта приемной комиссии, подписание акта приемо-сдаточных работ и «выколачивание» окончательного расчета в бухгалтерии объединения.
Первый «блин» сдачи объекта комиссии вышел «комом».
- Мы не можем принять склад в целом, пока внутри и по периметру не будет выполнено освещение, вокруг склада не будет выполнено асфальтирование, а территория не будет обнесена забором.
- Но эти работы не оговорены нашим договором. Мы выполнили свою работу в полном объеме. Остальное – не наша компетенция. Пусть «чечены» асфальтируют. Мы им не указ. Ваши электрики пусть делают освещение. Это - их парафия. А забор мы, конечно, можем установить, но по отдельному договору из ваших материалов. Но по складу, если нет претензий – подписывайте акт!
- Мужики! Вы правы. Но войдите в наше положение. Без выше перечисленного объект недееспособен. Если мы сейчас подпишем акт, то завтра - «только вас и видели». А объект зависнет до следующего года, при том, что практически все работы по деревне завершены. Давайте поступим так. Мы подписываем с вами договор по забору. Через неделю здесь все будет заасфальтировано, штакетник и пиломатериал завезен, и вы приступаете. А на эту неделю мы вам предлагаем калымную работу - ж/б фундамент под водонапорную башню. В накладе не останетесь. Тем паче, что вы в бетонных работах изрядно поднаторели. Как закончите забор, тут же рассчитаемся за него и фундамент «наличкой» и подпишем акт.
- Но нас уже ждут в ПКТБ. За время нашего отсутствия там поднакопилось работы. И начальство не даст «добро» на продление командировки.
- С вашим руководством все решим. Не беспокойтесь.
Становилось очевидным, что искомой подписи в этот день ждать не приходится. Желанный и уже практически подготовленный отъезд задерживался на неопределенный срок.
- Нам нужно обсудить ваше предложение.
- Ну, думайте. Мы ждем ваше решение в конторе. Оттуда и позвоним в Омск.
Совещание долгим не было. Всем было очевидно, что несмотря на накопившуюся усталость и то, что все соскучились по дому и родным, проблема имела единственное разрешение – следовало принять предложение.
- Да гори оно огнем! Еще две недели «повкалываем», но – с пользой для дела и для кармана! Главное, чтобы они с нашим руководством договорились.
Через две недели все работы, как по складу, так и по фундаменту водонапорной башни были завершены. Местное начальство сдержало свое слово – акт был подписан, расчет за забор и фундамент произведен.
Но дались эти недели нашим строителям совсем не просто. И, отнюдь, не по причине тяжести или интенсивности труда.
Черный цвет склада как будто притягивал беду. На фоне остальных светлых строений, это сооружение не только портило общий тон и «загрязняло» ландшафт. После его покраски в деревне случились две трагедии.
Вначале погиб молодой механизатор, приехавший на зимнюю консервацию своего комбайна. Казалось бы, что может быть страшного в этом процессе, по сравнению с периодом жатвы? Но конец сентября в Сибири – период ночных заморозков. Все, у кого по месту обитания не имелось печки для отопления жилища, согревались посредством самодельных электрических нагревательных приборов. В основном – на основе открытой спирали.
Стечение обстоятельств. Изрядно выпили перед сном, проснувшись среди ночи, пошел на улицу справить нужду и, споткнувшись, «обнял» руками нагревательный прибор. Хватило сил оторваться, но сердце не выдержало. Собутыльники только утром обнаружили уже остывшее тело.
Второй случай произошел тогда, когда вся оснастка и оборудование на объекте были подготовлены к вывозу в Омск.
Предпоследняя ночь. Петр Николаевич тихо посапывает на верхней полке. Свет горит, так как снизу в самом разгаре карточная баталия – преферанс, под ритмичную мелодию холодного осеннего дождя по крыше их вагончика.
- Кажется, стучали.
- Глупости. Показалось. Кого это может в такую погоду занести к нам «на отшиб»? Хороший хозяин и собаку…
- Может и показалось.
Утром, как обычно, четверка направилась на завтрак в столовую. После чего Фима обыденно направил стопы в контору, а остальные – обратно, в свой вагончик.
Планерка начаться не успела. Прибежал работник свинарника с известием, что по дороге в контору он наткнулся на мертвое тело раздетой женщины. Какая после этого планерка?
Все бросились в сторону свинарника. Фима не стал исключением. Зрелище, представшее глазам, было жутким и завораживающим одновременно. Посредине большой лужи, лицом вниз, раздетая до нижнего белья, лежала рыжеволосая женщина, с очень привлекательной фигурой.
То, что она мертва, сомнений не вызывало – лицо было погружено в воду. Рядом с лужей лежала аккуратная стопочка вещей, откуда выглядывал уголок исписанного бумажного листка.
Все говорило о самоубийстве. Вскоре прибывшая милицейская бригада, изучив все на месте и прочитав записку, пришла именно к такому выводу.
Местные жители опознали погибшую. Женщина с ребенком приехала на выходные к старой матери - в родной дом, где родилась и выросла. Дом являлся последним по пути от столовой к складу ядохимикатов. Дальше, по пути ее вероятного движения, располагался свинарник.
Сторож свинарника сообщил, что ночью, в разгар грозы, приходила эта девушка со странной просьбой: «Не найдется ли у вас куска веревки?».
Когда Фима принес эту информацию своим коллегам, все сложилось воедино.
Не показался им ночной стук в дверь. Если бы они среагировали и открыли? Возможно, этой трагедии не было бы. Может быть, им удалось бы как-то успокоить эту женщину и отвратить случившееся.
У Сергея не выдержали нервы.
- Все, «баста»! Эта деревня какая-то проклятая. Я больше здесь, ни за какие коврижки не останусь. Не хочу быть третьим.
В кабине машины, увозящей со стройки оборудование, инструмент и остатки материалов, для Сергея нашлось место. Остальные решили уезжать днем следующего дня рейсовым автобусом. Снять с довольствия их должны были после завтрака, так что Сережина «пайка» обещала им добавочных калорий.
После завтрака и окончательных сборов выяснилось, что времени до отъезда более чем достаточно. Петр Николаевич в карты не играл, а, значит, «убивать время» за преферансом не удастся. Предложение поступило от Пузырева.
- А не проведать ли нам местный лес. Мы настолько заработались, что туда ни разу не дошли. Может грибы или ягоды есть, какие-нибудь?
Сказано, сделано. До леса требовалось всего-то – перейти, уже запаханное, поле. Шли без особых иллюзий. Скорее – погулять.
Ни до, ни после Фима такого не встречал. Первым на белый гриб наткнулся Петр Николаевич. А дальше - их глаза «разбежались»: шляпки разных размеров и оттенков вокруг. Через час, совершенно искусанные комарами, обнаженные по пояс, с наполненными белыми грибами мешками из свитеров и рубашек троица выскочила на опушку леса.
Объем и тяжесть их багажа существенно увеличился, как бы компенсируя значительную потерю их собственного веса за эти два месяца.


МУЗА

Дома и на работе Фиму встретили очень тепло. Почти два месяца отсутствия. В отличие от остальных членов своей бригады, успевших посетить родных по три раза, на долю бригадира выпал только один двухдневный отпуск.
Целую неделю уютное гнездышко в городке Водников было местом паломничества родственников, друзей и знакомых. Засиживались далеко за полночь. А кое-кто, кому состояние и расстояние до собственного дома осилить было невмоготу, оставались на ночь на брошенных на пол матрацах. Количество пустой стеклотары начинало существенно угрожать жизненному пространству. Бутылки заполнили все каморы и не помещались под кухонным столом. Народ гулял не по-детски – с песнями, танцами и прочей атрибутикой, сопутствующей изрядному количеству выпитых горячительных напитков. И это - в то время, когда по стране «гуляла» горбачевская «антиалкогольная кампания», и доставание спиртного было сопряжено со значительными трудностями. Шум в их квартире не утихал и далеко за полночь. Благо, соседи были благожелательные и привыкшие к подобным посиделкам за стеной. С кем не бывает? Сегодня - у вас, завтра – у нас. Вообще-то, большинство жильцов данного дома представляли молодые семьи с детьми дошкольного и школьного возраста. Порядком вещей здесь была взаимовыручка и взаимопонимание. Когда – инструмент позаимствовать, когда – ребенка «подкинуть», а когда – денег одолжить до зарплаты! Открыто и честно! Напоминая Фиме общежитие в Благовещенске.
На работу он приходил с тяжелой головой, малоспособной к созидательному труду за кульманом. Нет. Это был не алкогольный синдром.
Фима стойко придерживался принципа: «вовремя остановиться». Но бывали и исключения. Именно эта неделя давалась ему непросто, так как период был связан со значительной потерей веса и существенным снижением прочностной планки. Иногда, в шумном, веселом застолье грань терялась, и у него случался «перебор».
После этого утро встречалось тяжелейшей головной болью, но к рецепту «поправки здоровья» рюмкой водки он относился негативно. Подобная распространенная профилактика для многих его знакомых переросла в запой, с последующим движением в сторону алкогольной зависимости. Разве что – огуречным или капустным «рассольчиком»! Но помогало слабо и ненадолго.
На работе до обеда Фима старался укрыться подальше от глаз начальства: либо - за кульманом, либо – в механическом цехе, делая вид, что осуществляет авторский надзор. На производстве ему легко могли бы помочь «поправить здоровье», так как при всей строгости мер и запретов, в «загашнике» рабочего класса всегда «имелось». Да и отношение к Фиме в рабочей среде было самое благожелательное. Он мог позволить себе поучаствовать в застолье по случаю приглашения на день рождения любого из работников ПКТБ, где выпить за здоровье и благополучие – святое!
Но, в данном случае, подобное действие было не только нарушение собственных принципов, но и удар по личному реноме.
Но не только начальство стремился Фима избегать в подобном состоянии. Пара прекрасных женских глаз, в лучах которых он «сгорал» последний год, не должна была лицезреть этот позор.
Везло же ему на имя Елена! Конструктор по мебели, отрабатывающая распределение после института в, соседствующем с конструкторским, мебельном отделе.
Служебный роман?
В ПКТБ количество симпатичных дам на квадратный метр производственной площади значительно превосходило прочие подразделения объединения. Кроме того, что коллектив, в основном, был молодежный, сама атмосфера созидала возвышенность и одухотворенность, которые (как известно) украшают женские лица. Мужскому глазу было на ком и на чем остановиться. Совокупность близких интересов тоже немаловажный фактор для взаимного сближения.
Конечно же, в этих условиях не обходилось без взаимной симпатии, приводившей коллег к узам Гименея. Несколько красивых семейных пар, таки да, сложилось.
Леной Фима «зажегся» практически сразу после ее появления в ПКТБ. Стройная, с пышной волной светлых волос, с огромными серо-голубыми глазами она заворожила не одного Фиму.
Проблемой многочисленной незамужней молодежной части ПКТБ, было катастрофическая нехватка холостяков. Говоря известной фразой из фильма Гайдая: «Все было украдено до нас!». Сколько нерастраченной женской нежности, благоухая изысканными ароматами, проплывало по служебным коридорам ПКТБ, дразня, маня и соблазняя. Трудно сказать, в чем больше мужского: в способности устоять мощному соблазну или, презрев все условности, в удалой лихости броситься в омут страсти.
До Лены Фима позволял себе увлечения уровня легкого заигрывания, без последствий. Знаки внимания? Безусловно. Комплименты? А как без них? После Благовещенска его общение с женщинами проходило легко и непринужденно. Брак несколько притупил в нем умение тонко чувствовать женскую натуру, но врожденная культура и мужской опыт помогали избегать ошибок юности в общении со слабым полом. И как, при его энергии и артистичности, пойти на ущемление мужского самолюбия и не стремиться привлечь к своей персоне женское внимание?
Но то, что было раньше, никак не выходило за рамки легкого, безобидного флирта. Здесь все было гораздо серьезнее. То ли так произошло, что появление этой девушки и серьезнейший домашний конфликт совпали во времени, то ли психологический надлом, требовал какого-то отвлечения? Но Фима увлекся всерьез.
Возможно, если бы «бастион пал» достаточно быстро, как нередко случается, острота его чувств и желаний могла бы угаснуть.
Но Лена оказалась не просто «твердым орешком». Она, как истинная Женщина, играла Фимой и еще парой своих партнеров, подобно кошке играющей с пойманной мышью.
В течение пары лет она умело корригировала огонь Фиминой страсти, время от времени подбрасывая туда «веточки» ответного внимания или даже целые «поленья» в виде страстных поцелуев на лестнице своего общежития. Но не более того. При этом Лена не забывала, при случае, вылить «ушат холодной воды»: в виде повышенного внимания (на Фиминых глазах) к другим своим собственным поклонникам.
Была ли тут ответная любовь? Фимин опыт не давал ответа на этот вопрос.
Да и что он мог требовать в своем статусе женатого человека?
Охватывающий их взаимный огонь на лестнице, как будто давал надежду, хотя и обрывался на пороге ее комнаты. При свидании на людях оба старались ничем не проявить своего влечения, разве что Фимины взгляды выдавали его «с головой».
Окружающим было очевидно, что Фима явно вращается в сфере Лениных интересов. Но для него она так и останется желанной и непознанной. Причины сохранения «дистанции» он не узнает никогда.
Именно эта неудовлетворенная страсть, стала источником Фиминого поэтического вдохновения. Очередной «холодный душ» «бил по бумаге копытом Пегаса». Строки ложились на едином дыхании – быстро и рифмовано связно.

Не пришла она! Ну что же?
Не пришла... Пусть будет так!
Иль твоей противной роже
До взаимности? Чудак!

Кто, когда заглянет в душу,
Если видит лишь извне?
Кто условности разрушит
На единственной струне?

Тлен удаче Паганини,
Сирано да Бержерак -
Лишь сказание. А ныне -
Не пришла... Пусть будет так!

Раньше ему доводилось созидать поэтические формы. Иногда – в виде поздравлений к юбилеям и торжествам. Чаще – как шутливые опусы в настенную газету или для «капустников». Получалось удачно, но с большим напряжением.
Здесь же ритм и содержание как будто падали на него извне. Через значительный промежуток времени именно этот «пласт» подвигнет его на другие поэтические строки.
«Жирную точку» в процессе «расцвета чувств» поставила сама Лена. Зимой 1987 года, в бассейне, где ПКТБ «оздоровлял» своих работников, она сообщила своим поклонникам, что выходит замуж.

ГРИША

Подходил к концу 1985-й год. В ПКТБ готовились к празднованию Нового Года. Планы по объемам и темам были выполнены досрочно. Коллективу можно было бы расслабиться и спокойно готовить предпраздничный вечер. Фиме и двум его коллегам из технологического отдела Свете Н. и Тамаре К., как проверенным «в бою» кадрам, профкомом была поручена подготовка сценария, организация «капустника» и конферанс. Работа кипит, отделы готовят свои театрализованные миниатюры, подсчитаны расходы и собраны необходимые средства, идет закупка продуктов. И вдруг, «как гром с ясного неба» - сверху приходит мнение! обкома партии: «в связи с антиалкогольной кампанией, рекомендуется воздержаться от проведения новогодних вечеров в коллективах».
Ну, понимали обкомовские товарищи, что народ от распития не удержать. А какая большая пьянка без мордобоя? А там, смотришь, и до чего-то более тяжелого дойдет!
Не дай Б-г, наверху всплывет информация. Требуется застраховаться «по пожеланиям трудящихся». И пошло, и поехало. Все – «под козырек»!
С большим трудом активный профсоюзный комитет ПКТБ выбил у объединения безалкогольный вечер, под личную ответственность начальника ПКТБ и председателя профкома. И как тут быть, ведь водка была уже закуплена. Ответственные по закупке почти три часа своего времени «убили» в вино-водочном отделе магазина. Конечно же, закупленное не пропадет. Такой дефицит, каким в это время являлась водка, народ с удовольствием разберет по домам. Но портить праздник не хотелось, тем паче, что обычно все вечера ПКТБ обходились без эксцессов. Взаимовыручка помогала. Даже «перебравших» рабочих их коллеги, после окончания мероприятия обязательно сопровождали до подъезда дома обитания.
Выход придумали простой, но эффективный. Была закуплена клюква, и в лаборатории по рецепту изготовлена 35-ти градусная «клюквинка». Осталось только разлить полученный продукт в бутылки из-под лимонада, запаковать пробками и спокойно выставлять напиток на стол. А лимонад, естественно, был перелит в другую тару, которая должна будет обратить на себя внимание возможной комиссии. Этакий безалкогольный ответ «Чемберлену».
Волнение, конечно присутствовало. Особенно «мандражировал» начальник ПКТБ. Он даже решил подстраховаться и приехал к середине вечера, когда веселье было в самом разгаре и большую часть «клюквинки» успели «приговорить». Оценить напиток он успел. Возможно, даже, что – с излишком (камарилья подсуетилась), ибо к концу вечера начал у Фимы настойчиво требовать добавки. Но спиртное было закуплено не из расчета на «перепой». Так что опоздавшему начальнику (для достижения нужной кондиции) очевидно не хватило.
Вечер заканчивался идеально: «перепивших» нет, все (кроме начальника) - в прекрасном тонусе. Повеселились, напелись и натанцевались. Подходила завершающая пора.
И тут произошло событие, во многом определившее последующее Фимино негативное отношение к начальнику ПКТБ.
Фимин коллега Гриша, недавно пришедший в их отдел, поднимаясь по лестнице, вдруг оступился и «спикировал» вниз, ударившись головой о бетонный пол. Все происходило на Фиминых глазах. Он шел сзади, но среагировать и подхватить Гришу не успел. Упавший потерял сознание и его на руках отнесли в кабинет начальника ПКТБ, где положили на стулья. Фима хотел немедленно вызвать медицинскую «скорую помощь» и уже набрал (известные каждому ребенку) «03», но рука начальника резко ударила по отключающей кнопке аппарата.
Глаза встретились с глазами. Фима сделал попытку повторения.
- Не сметь, я сказал! Может быть, он просто перепил и сейчас спит сном младенца, а мы этим звонком автоматически наживаем неприятности на свою голову.
- Я разве непонятно объяснил, что Гриша при падении ударился головой о бетонный пол. Все происходило на моих глазах. А если – кровоизлияние? Вы разве не понимаете, что на кон поставлена человеческая жизнь?
Несмотря на разницу в габаритах, Фима готов был броситься на Сумкина. Стоявший сзади Пузырев, крепко сжал его локоть.
- Фима! Остынь. Не нужно «пороть горячку». Очевидно, что первым действием приехавшей бригады будет тест на алкоголь. Понятно, что он будет положительным. И тогда - неизвестно куда они повезут Гришу. Может быть в больницу, но, не исключено, что и в медвытрезвитель. Не думаю, что там ему будет лучше, чем здесь. Пока что дышит он ровно. Возможно, что потерял сознание и, по ходу, заснул. Имеет смысл подождать.
Слова главного конструктора сняли напряжение. Была очевидна логика мысли.
- Возможно, Вы правы. Но, все-таки, осмотр врача, как можно быстрее, был бы целесообразен.
Тут в дискуссию включилась и председатель профсоюза.
- Мне кажется, что имеет смысл подогнать такси и отвезти Гришу домой, а оттуда уже вызывать «скорую».
Фима вскипел снова.
- А если у него кровоизлияние? Вы что не понимаете, что его до осмотра врача трогать нельзя. Я понимаю ваше желание «выгородится»! А жизнь человеческая как?
К Фиминому удивлению, бегающие до этого глаза начальника ПКТБ, просветлели.
- Делаем так. У меня есть знакомый – врач больницы. Я сейчас позвоню ему, опишу состояние и попрошу доехать сюда. Заодно вызываем Гришину жену. Если специалист определяет необходимость отправки в больницу, вызываем такси и доставляем в нужную больницу.
Крыть Фиме было нечем. В его «арсенале» наличие знакомого врача не просматривалось.
Гришина жена и врач приехали практически одновременно. К их приезду Гриша уже пришел в сознание и с удивлением обнаружил себя на стульях в столь непривычном окружении. Его попытка подняться была пресечена «на корню».
Врач по симптоматике определил вероятное сотрясение мозга и предложил двинуться в больницу. Но молодая семья единогласно решила ехать домой, чтобы завтра пойти в поликлинику и там обследоваться. К счастью, все обошлось, и амбулаторное лечение не понадобилось.
Несмотря на ровные, теплые отношения со многими своими коллегами, до появления в отделе Гриши Н., Фима не мог никого определить в личные друзья. Гришин приход в конструкторский отдел состоялся как раз в то время, когда из Омска уезжал Юрий Николаевич – начальник конструкторского отдела. Должность становилась вакантной. Фима не знал, что его кандидатуру главный конструктор и главный консультант предлагали начальнику ПКТБ, и услышали в ответ совершенно резонную фразу:
- Мне легче найти начальника отдела, чем хорошего конструктора. А пока нет начальника отдела, Валентин Александрович возьмите эту должность «под свое крыло»!
Гриша сразу же попал под Фимину опеку. Выпускник технического ВУЗа, доселе не работавший конструктором, схватывал все на лету. Сергей в этом плане ему явно уступал. Гриша был взрослее, а по уровню интеллекта и интересам значительно превосходил своего провинциального коллегу. Кроме того он был женат, и по этому параметру психологически был Фиме близок. Невзирая на разницу в возрасте и конструкторский статус, общий язык между учеником и учителем был найден сразу.
Еще свежи были в Фиминой памяти первые месяцы терзаний при освоении конструкторского ремесла. Жесткий стиль обучения, применяемый главным консультантом, ему претил. Он понимал, что гораздо эффективнее вначале больше затратить своих времени и усилий на натаскивание ученика, чтобы в последующем скорее получить отдачу.
Достаточно скоро именно Грише Фима стал поручать наиболее сложные деталировки своих узлов, выделив его из группы остальных конструкторов второй и третьей категории.
В тендеме, где специалисты понимают друг друга с полуслова, работа всегда спорится.
Если вначале Гришиной деятельности понятие «листаж» его (как и Фиму) весьма напрягало, то вскоре эта пара сумела превысить показатели самого Юрия Николаевича, который долгие годы считался бессменным лидером конструкторского отдела. В отличие от Ю.Н., который застолбил нишу специалиста по присадочным (сверлильным) станкам (где заимствованные элементы часто превышали половину проекта), для Фимы «специализации» не существовало. Он бесстрашно брал к проектированию технологические новшества, многие элементы которых не имели аналогии воплощения. Это было сложнее, но гораздо интереснее.
Гриша достаточно скоро стал получать удовольствие от реализации их совместных разработок.
Несколько раз Гриша и Фима попадали в один цех и фабрику, при оказании помощи в спасении плана на производстве, что было обыденным в объединении. Практически каждый конец квартала объявлялся авральным, и научно-технические работники снимались со своих мест, дабы «заткнуть дыру» на производстве. Нельзя сказать, что такое отвлечение не било по самолюбию. Тем более, что попадание на поле деятельности «гегемона» практически всегда сопровождалось ехидными комментариями рабочих: «Понюхайте нашего пороха бездельники!»
Ну, такое мнение рабочего класса, воспитанного на идеологии партийного восхваления, было естественным. Их труд был самым главным и самым нужным. А ИТР просто «протирают штаны» и незаслуженно получают зарплату.
Фима с большим удовольствием развенчивал эту иллюзию. Благо, станков и линий от ПКТБ, внедренных на производстве хватало.
- Значит, по-вашему, в ПКТБ собрались сплошные бездельники, которые зря едят свой хлеб? Давайте разберемся. Скажите, а много ли вы наработали бы, если сейчас у вас забрать все чертежи, которые для вас спроектировали конструкторы по мебели из мебельного отдела ПКТБ?
- Нет. Конструкторов по мебели мы не имеем в виду. Они работают и приносят пользу.
- А на сборочной вайме, которую вы сегодня эксплуатируете, заводскую бирку искать не пытались? Сообщаю. Она задумана, спроектирована, изготовлена и запущена в производство силами ПКТБ. Как Вы раньше собирали тумбочки? Вручную? Не желаете ли, чтобы вайму демонтировали?
- Э, нет! Лучше еще одну установите рядом.
- Уже теплее. А вот та серия присадочных станков в составе линии вам не мешает? А рольганги с транспортерами? Только у вас в цехе не один десяток единиц оборудования, которые вам облегчают труд и существенно увеличивают производительность. Они задуманы и спроектированы конструкторами, а изготовлены в механическом цехе ПКТБ. Кстати, технология и чертежи, по которым изготавливалось оборудование, согласованы и оплачены вашим руководством. Может быть, вы считаете, что ваши начальники плохо считают деньги? Если вы захотите узнать, зачем нужно «прикармливать» какое-то ПКТБ, задайте этот вопрос своим директору, главному инженеру и главному экономисту? Ответ вас удивит. Кстати, ваша фабрика – не единственная. У ПКТБ в плановых заказчиках ходят все мебельные фабрики Омского региона. И заказов на два года вперед. Посоветуйте вашему руководству экономию на наших разработках. Вы этим весьма обрадуете другие фабрики, продвинув их очередь.
Этакий маленький экономический «ликбез» Фима проводил с работниками всех мебельных фабрик во время подобных «командировок». Своих рабочих он давно уже отучил свысока смотреть на конструкторский труд. Прошло то время, когда можно было его «подковырнуть» на плохом знании технологии производства. Фима умел учиться и давно усвоил базисный принцип: «Хороший конструктор, кроме всех прочих основных знаний и умения найти правильное решение, должен знать технологии сопутствующих производств на уровне главных технологов этих производств».
А это значило, что уши и мозги должны быть всегда открыты для любой информации, а известная ленинская фраза «учиться, учиться и еще раз учиться», - не терять актуальности никогда.
И еще к одному жизненному принципу подвиг Фиму Гриша. При обсуждении в отделе проблемных задач Гриша каждый раз норовил подбросить какое-то совершенно (на первый взгляд) алогичное направление решения. И, удивительное дело, там, где наработанный багаж технических решений не срабатывал, Гришин «маразматический абсурд» пробивал брешь неразрешимости. Отдел нестандартного оборудования справлялся с нетривиальной задачей, полностью оправдывая свое название.
Еще более приятельские отношения между Фимой и Гришей закрепились после Фиминой очередной поездки в Киев. Фимин отпуск, в связи с строительными баталиями, с августа перенесся на октябрь, совпав с Гришиным отпускным графиком.
Гриша изначально планировал провести весь отпуск в Риге. Но, учитывая приглашение коллеги, решил скорректировать график и маршрут, выделив неделю на посещение столицы Украины.
Октябрь 1985 года подарил Киеву теплую, без осадков погоду. До Гришиного приезда Фима «купался» в общении с тремя мальчишками-погодками. Его сыну Саше, самому старшему из этой компании, исполнилось 5 лет. Двое детей Фиминого брата  перешагнули трехлетний и четырехлетний рубеж. Самый умилительный и забавный возраст.
В отличие от Фимы, Илья соорудил дома для младших спортивный уголок. Его сыновья, как маленькие обезьянки, зависали на кольцах и канате, спрыгивали на постеленный мат и вновь карабкались по стенке наверх. Хоть и старший, Саша явно не поспевал за своими двоюродными братьями. Зато на велосипеде и на других колесных средствах, передвигаемых посредством ножной тяги, он мог дать значительную фору не только своим младшим братьям, но и многим старшим и более габаритным детям.
Одному Фиме было сложно контролировать эту активную троицу. И хотя он с большим удовольствием, по возможности, единолично «выгуливал» детей, чаще всего это происходило там, где наличие транспорта рядом отсутствовало. Чаше всего это были местные садики или территория соседнего Софиевского собора.
Приезд Гриши сделал этот процесс гуляния более масштабным. Теперь компания (в сопровождении двух нянек) позволяла себе вылазки даже на Гидропарк, где пляжный отдых можно было «разбавить» многочисленными аттракционами. В числе последних присутствовал и тот, к которому Фима приучил сына в Омске – детские машинки с ножным приводом. Киевским отличием была трасса с пологими подъемами и спусками. Большинство детей участки с подъемами «брали» с помощью взрослых. Каково же было удивление распорядителя этого развлечения, когда Саша несколько раз прошел самостоятельно всю трассу «на ногах», не вылезая из машинки.
- Я давно не видел такого маленького мальчика с такими сильными ногами. Тут папаши и мамаши, надрываясь, на подъемах толкают своих чад-переростков, а этот малыш им всем утер нос. Приходите ко мне в любое время. Вашего сына я буду пускать бесплатно.
Свое обещание распорядитель сдержал. А Саша неизменно становился объектом для подражания на данном аттракционе.
В Омск возвращались втроем – Фима с Сашей и Гриша.

1986-й ГОД

В конце декабря 1985-го в мебельное объединение пришла разнарядка из Министерства: «Для выполнения решения партии и правительства по подготовке специалистов по робототехнике направить в Московский лесотехнический институт специалиста с высшим техническим образованием (желательно механика) на курсы повышения квалификации».
Обычный срок курсов повышения квалификации не превышал одного месяца, а такое направление воспринималось как приятная командировка, с возможностью отдохнуть от работы и семьи. Такие командировки редко доходили до рядового инженерного состава, перехватываясь управленцами высшего эшелона. Тем более в Москву, командировки куда чиновничья стая прочно «застолбила» за собой
Шестимесячный срок переподготовки, очевидно, вызвал в среде чиновников шквал сомнений. «Месяц погулять – куда ни шло, но на полгода оторваться (даже не от семьи) от занимаемого кресла – чревато опасностью реальной потери оного».
Начальник ПКТБ вызвал Фиму:
- Ефим Иосифович! Вы – один из наших самых перспективных сотрудников. Вы знаете, какое значение сегодня придается внедрению робототехники. Пришла разнарядка на подготовку специалиста по этому профилю. Мы остановились на Вашей кандидатуре. Это очень серьезные курсы, но зато их окончание откроет перед вами очень серьезную перспективу карьерного роста.
Разговор происходил до Новогодних торжеств и конфликта, поэтому ничто не помешало Фиме посоветоваться с женой и дать положительный ответ. Конечно же, расставание с семьей на целых полгода – непростое испытание. Командировка такой длительности – реальное испытание прочности чувств и привязанности. Но, при этом, присутствовал очень весомый (кроме карьерных перспектив) фактор.
Все-таки – Москва, с обилием близких родственников, и возможность неоднократно доехать до родного Киева. Последний довод перевешивал все на другой чаше весов сомнений.
На удивление, Лена в этот раз не проявила обычного негодования по поводу «отрыва» мужа от семьи, невзирая на то, что расставание на столь длительный срок обещало немало сомнений и испытаний для взаимных чувств.
«Москва! Как много в этом слове». Для любого советского гражданина прибытие в «столицу нашей Родины» было событием неординарным. Ну, так воспитывали сознание с малолетства. Сосредоточение благ в едином мегаполисе: лучшие театры и музеи, лучшее снабжение продуктами и промышленными товарами. Где еще простому смертному можно нос к носу столкнуться с известнейшими актерами, писателями или музыкантами?
Москва в Фимином сознании ассоциировалась отнюдь не с Красной площадью, мавзолеем Ленина, Большим театром ГУМом и ЦУМом, куда стремилось большинство приезжих. На него этот стремительный и суматошный город действовал угнетающе. Масштабы и высотность подавляли. Добавляли к этому и бегущие куда-то приезжие и сами москвичи, с их неизменным: «Понаехало!». А куда было деваться «бедной периферии», у которой на полках магазинов – полный дефицит. Во время Фиминого «брянского периода» там «гулял» анекдот об ответе на вопрос первого секретаря брянского обкома партии:
- Как Вы заботитесь об улучшении жизни граждан своей области?
- Мы пустили еще один поезд на Москву!
Ассоциация с муравейником или пчелиным ульем для Москвы не была бы чрезмерна. Медоносами являлись все без исключения магазины, где что-то «выбрасывали». Километровые, многочасовые очереди. Занимаешь здесь и бежишь дальше занимать место в конец очередного «хвоста». Перебегаешь туда-сюда – из очереди в очередь. Тут не достанется, там что-то схватишь. Азарт, спорт и адреналин - в полном объеме:
- Я тут занимала. Отошла на пару минут.
- Мы вас не видели. Исчезните. «Вас тут не стояло!»
Постоянные перебранки – до драки. Но, зато, если что ухватил… Нужное, не нужное – вопрос второй. Счастье-то какое? Венец умиротворения!
А парки, скверы, улицы и остановки, заполненные «баульной тягловой силой», мерзнущей зимой и обливающейся потом летом? Вот уж зрелище для местной братии.
Счастливчики те, у кого находилось пристанище, в котором можно было бы отсидеться до отправления поезда «на малую Родину».
Фима и его семья испытывали такой же недостаток возможности обеспечить себя всем необходимым, как и немосковская часть СССР. И каждый приезд (или проезд) в Москву включал этот сумасшедший ритуал участия в охоте за дефицитом. Между музеями и театрами – этакий «чёс» по магазинам и очередям. Вдруг повезет - и «оторвешь» что-то жене, ребенку или себе.
Благо, пристанище в Москве для Фимы проблемой не было. Гостеприимной родни хватало. Но Фима изначально (от своего первого приезда в Москву) отдавал предпочтение семье своей троюродной сестры Иры Скоморовской. Почему-то из всех киевских племянников Ирины родители (двоюродный брат его матери д.Илья и его жена т. Лина) были наиболее близки Фиме. Он очень любил семейство Скоморовских и наиболее комфортно чувствовал себя именно в этом доме. Вероятно поэтому, при всех своих наездах в Москву Фима с вокзала или аэропорта первым делом мчался под эту гостеприимную крышу на улице Гарибальди.
Как-то так само собой получилось, что когда в квартире осталась Ира со своей семьей, Фима, в качестве заезжего гостя, перешел к ней по наследству.
Нынешний приезд исключением не стал. Перед своей поездкой к месту прохождения повышения квалификации, Фима заехал к родным.
Далее следовало добираться до «площади трех вокзалов» и оттуда на электричке, одну остановку за Мытищи – станция «Строитель». Там располагался Московский лесотехнический институт, где и должны были проходить курсы переобучения инженеров-механиков в инженеров робототехников.
Курсы повышения квалификации, в обычном Фимином понимании, должны были быть легким променадом, с каким-то объемом учебных занятий и обилием свободного времени. По крайней мере, дважды подобное случалось в его практике и все проходило именно так – без большого напряжения, при полной расслабленности, как преподавателей, так и слушателей. Получение «корочек» было скорее формальностью за «отбывание номера».
После обустройства и знакомства с группой уверенность в шестимесячном отдыхе еще больше утвердилась в Фимином сознании. Возраст основной массы прибывших на курсы превышал тридцатилетнюю отметку. В основном преобладали люди солидные, с достаточным жизненным опытом, в основной массе семейные, представляющие не самое низкое инженерное звено действующих производств. Не говоря уже о парочке кандидатов технических наук. Такая компания в каком-то там лесном (пусть и московском) институте могла чувствовать себя достаточно комфортно. Большинство из присутствующих имело за спиной не только опыт окончания технического ВУЗа, но и солидный багаж практических знаний реальных производств.
Иллюзия рассеялась достаточно быстро.
Московский лесотехнический институт не был обычным институтом. Половина кафедр была сориентирована на подготовку специалистов ракетного комплекса. Подобную специализацию этого института в свое время внедрил С.П.Королев, учтя близость расположения Центра управления полетами. На факультеты с ракетной специализацией принимали только жителей Москвы и московской области. Естественно и преподавательский состав подбирался под стать задачам.
Сами же курсы переобучения готовились в Бауманском училище и были рассчитаны на 9 месяцев интенсивных занятий для инженерных специалистов электронщиков.
Кто руководствовался идеей задействовать для учебы инженеров механиков с сокращением временных рамок при сохранении объема курсов для электронщиков, останется загадкой.
А серьезность задачи и настрой преподавательского состава обучаемые почувствовали с первых минут учебы.
«Бурлеж» начался на второй же день учебы.
- Мужики (две присутствующие женщины в расчет не брались)! Кто может объяснить: «Куда мы попали?». Нагнали чистых механиков, а программа рассчитана, скорее всего, на переобучение электриков. На кой нам нужны: программирование, электроника, электротехника и прочая муть? Это, в принципе, не наша специализация. Курсы первые, опытные. Скорее всего, они там что-то перепутали в учебном процессе. Нужно немедленно писать бумагу, чтобы для нас пересмотрели перечень читаемых предметов, в соответствии с нашей специализацией.
Сказано, сделано. Бумага ушла в созданный под эти курсы деканат. Ответ себя ждать не заставил.
Вечером состоялось совместное заседание деканата, преподавателей и обучаемых.
Речь декана была показательна и поучительна.
 -Товарищи! Надеюсь, что все присутствующие в курсе причины сегодняшнего собрания. Для тех, кто этого не знает, оглашу. В деканат поступило заявление, подписанное практически всем составом приехавших на обучение, с претензией к перечню предметов наших курсов. Не буду напоминать о последних решениях партии и правительства об оснащении производств роботами и манипуляторами. Если в других отраслях эта работа давно ведется, то нашему Министерству указано на явный пробел в данном вопросе. По опыту других министерств и ведомств Академией наук отработан курс по подготовке кадров этого профиля, а инженеры механики признаны наиболее близкими по данному профилю. Поэтому Министерством и был сделан запрос на вашу категорию специалистов. Что касается самого курса, то его программа подготовлена ведущими специалистами по робототехнике, апробирована и утверждена. Поэтому, мы не вправе вносить какие либо коррективы и делать этого не будем. После прохождения курсов все, успешно справившиеся и сдавшие соответствующие экзамены, получают дипломы о втором высшем образовании. Процесс обучения будет разбит на два семестра с зачетами и экзаменами в конце. Венцом учебы станет дипломная работа. Заранее хочу предупредить, что требования к обучению будут в полном соответствии с нормами высшего образования, которые вам знакомы.
- А можно ли отказаться от этих курсов?
- Вы должны понимать насколько серьезно стоит вопрос. Принято решение, выделены средства, часть из которых уже затрачена. Мы не будем компенсировать проезд тем, кто решит покинуть наши курсы. Также, нашей обязанностью будет информировать ваше руководство о вашем решении. Вы взрослые люди и вправе сами принимать решение.
- А что будет с теми, кто не сможет выдержать предложенную нагрузку и, просто, провалит сессию? Все-таки, как вы правильно заметили, большинство из присутствующих вышли из студенческого возраста. А усвоение нового материала, по этим причинам, происходит гораздо сложнее. В данной ситуации нам, механика, придется осваивать совершенно далекие от нашей деятельности и образования дисциплины.
- Все должны понимать, что просто не будет. Но наш преподавательский состав подобран очень основательно. В основном это - профессора, доктора наук, с огромным опытом преподавательской деятельности. Если вы отнесетесь к вопросу обучения серьезно и ответственно, мы не сомневаемся в конечном результате. Что касается вопроса о провале зачетов и экзаменов. Требования нисколько не будут отличаться от стандартных, вузовских. Не сдал – готовься к пересдаче. Отчисление – крайняя мера. В этом случае мы будем смотреть на проявленную ответственность обучаемого к учебному процессу. Не могу гарантировать, что все присутствующие справятся с предлагаемым курсом. Но, в случае отчисления за неуспеваемость, санкции по месту вашей основной работы будут совсем иные, нежели в случае отказа от обучения. Ну, не «потянул»!
После этой речи все сомнения отпали, как и надежды на приятное и беззаботное времяпровождение. Остались все!
Первый семестр был чрезвычайно напряженным. Ожидаемые регулярные наезды в Москву перешли в разряд чрезвычайно редких. Часто за домашними заданиями засиживались далеко за полночь. На удивление, материал схватывался. Ряд новых дисциплин (в частности электроника) Фиме, вообще, приносил удовольствие. Начинался он с алгебры логики, что Фиме, с его математическим прошлым, было близко по уровню.
Труднее всего для всех проходило усвоение материала по программированию. Когда-то в институте этот предмет он постигал. Но уровень был нижайший. За прошедшее время именно это направление двигалось «семимильными шагами». Новые языки, иные ЭВМ. Информационный массив для запоминания никак не хотел помещаться в голове.
Да и преподаватель не оказался «рубаха-парень». Его требования явно «зашкаливали». Почти половина времени, затрачиваемого на домашние задания, уходили на зубрежку терминологии, фраз и целых кусков лекций курса программирования. Плюс ко всему, в группах на занятиях было отмечено явное неравнодушие преподавателя к определенному контингенту учащихся, связанному единой «пятой графой». Кроме Фимы, на этих курсах евреи были представлены в достаточной степени: 7 мужчин и одна женщина на сорок слушателей. Именно к ним предъявлялись максимальные требования, и они же выбирались данным преподавателем как объекты для придирок и сарказма. Правда делалось все это тонко и изысканно - без серьезного, явного повода для обвинения в антисемитизме.
Но тонкость еврейской натуры безошибочно улавливала мотивацию этого человека.
И сессия это проявила в полной мере. Из восьмерки «избранных» только Фима (изрядно попотев) проскочил этот предмет положительно. Трое приплюсованных к семерке представителей других национальностей только усиливали основной краеугольный вывод о неспособности лиц определенной национальности к усвоению догматов программирования.
«Бунт на корабле» стал неотвратимым. Состав слушателей оказался не только сплоченным, но и по-человечески порядочным. Петиция в деканат, с обвинением в национальной нетерпимости, была подписана практически всеми. К чести Московского лесотехнического института, данный преподаватель не был представителем их педагогического состава, а являлся привлеченным со стороны – из какого-то вычислительного центра.
Конфликт грозил выплеснуться далеко за пределы курсов, что явно не устраивало руководство. Состоялось очередное достаточно бурное собрание. Были высказаны все pro и contra. Было очевидно, что дальнейшее чтение курса этим преподавателем весьма проблематично.
Деканат учел требование слушателей. Переэкзаменовка проходила в присутствии декана, а второй семестр предмет начитывал другой преподаватель.
Между семестрами в начале апреля слушателям были предоставлены короткие каникулы, которые Фима решил уделить семье. Из всего состава, он, единственный, за весь первый семестр не смог доехать домой, так как все остальные сокурсники представляли европейскую часть СССР, и их маршрут был не столь накладен. Правда, в отличие от остальных приезжих, он смог несколько раз провести выходные у московских родственников и один раз доехал до Киева.
Возвращение из Омска в Москву совпало с первыми весенними дождями. Так получилось, что зонта у Фимы не оказалось. В общежитие он заходил, вымокнув до нитки. К вечеру температура скакнула до отметки 40. Болели голова, глаза и «стреляло» в ушах. Друзья по комнате вызвали скорую, которая увезла Фиму в Мытищенскую больницу. Два часа его продержали в приемном покое. Потом кто-то из сестер догадалась смерить ему температуру, после чего все быстро забегали. Сразу объявился врач. Осмотрел, выслушал, что-то записал и отдал распоряжения. Дальнейшее Фима помнил плохо. «Как в тумане» проходила для него транспортировка до палаты и ночные лечебные процедуры. На утреннем врачебном обходе был установлен предварительный диагноз – двухсторонний отит, плюс гайморит.
Отоларингологов Фима «любил» с самого юного возраста. Особенно это чувство окрепло после одного случая, произошедшего в 1968-м году во время пребывания в Киеве семьи Скоморовских. За воскресным завтраком, на который попали гости, Фима подавился косточкой из-под селедки. Попытки что-то разглядеть и вытащить оную усилиями родни успехом не увенчались. Где-то в гортани остро покалывало. Москвичи были «на колесах». Поэтому страдальца достаточно быстро доставили в приемный покой киевской Октябрьской больницы. Оттуда быстро переправили в соответствующее отделение, где Фима попал в «добрые» руки парочки отоларингологов. До этого главными «коновалами» среди врачей он считал стоматологов. Даже удаление гланд и аденоидов в двенадцатилетнем возрасте не изменило Фимино мнение.
Пара врачей, в чьи руки попал Фима в этот раз, достойна описания. Они были похожи друг на друга, как родные братья. Оба: возрастом – под тридцать, ростом - под два метра, широкоплечие, с животами, подтверждающими пристрастие к пиву и салу. На таких, как бы сказала героиня известного фильма, следовало: «Пахать и пахать!». А они так чудно устроились.
Сложно было определить, кто из них главный. Они действовали и спрашивали друг у друга совета поочередно.
Фиму завели в процедурную и усадили под лампу на низкий деревянный стульчик. Ему вставили в рот какой-то «расклиниватель» и одна человеческая глыба нависла над ним, в то время как вторая, сжав виски, оттянула вверх подбородок. Чувство дискомфорта Фима ощутил сразу.
- Что-то я не вижу. А ну ты погляди.
Глыбы поменялись местами.
- И я не вижу. Глубоко села. Нужно трубкой поработать. Какую взять?
- Бери большую. У него глотка луженая. А у нас будет меньше проблем с видимостью. Да и выковыривать будет удобнее.
«Цветочки», которые были «до», для Фимы переросли в «ягодки»
То, что сидело у них на стуле, явно не было из числа одушевленных.
Глыба не просто нависала над ним. Казалось, что всей своей тяжестью врач давит на эту металлическую трубку, проталкивая ее в гортань.
- Что-то ничего не вижу.
- А ты глубже продвинь…
- Так не идет. Давай ты попробуй.
«Пивные бочки» поменялись местами.
- Точно. Не идет. Уперлась. Нужно вытащить и вводить по новой.
Сказано, сделано.
Процедура забивания в Фимину глотку трубки повторилась еще несколько раз, пока не был сделан впечатляющий вывод:
- Наверное, мы продавили кость, когда вставляли трубку первый раз!
До этой процедурной Фима не очень ясно представлял: «Как это, когда холодеют конечности». По окончанию «измывательств» это понятие обрело реальность.
Он с огромным трудом встал и двинулся за двумя «гориллами».
- Денек отлежишься у нас, попьешь куриный бульончик, пока горло заживет.
Боль в горле значительно превосходила ту, с которой он приехал в больницу, но жаловаться на нее «ему отбили охоту». Чувствовалось, что былая рана от селедочной косточки не шла ни в какое сравнение с тем, что врачующая парочка там оставила после своего вмешательства.
В Мытищенской больнице лечащий врач значительно уступал в габаритах своим коллегам из Киева. Вероятно, это отличие объясняло высокий его уровень квалификации. Но без садизма и здесь не обошлось. Пробивать гайморовые пазухи у извивающегося на кресле больного, что может быть приятнее для отоларинголога?
Вероятно метод действенный и эффективный?! Возможно, и единственно правильный? Но, почему без наркоза?
Почти месяц Фима провел в стенах этого заведения. По ходу выяснилось, что и воспаление легких его не минуло. Усиленный курс антибиотиков не способствовал прибавлению сил. Когда он днем 28-го апреля вышел из больницы после выписки и пешком (всего-то полтора километра) двинулся в сторону общежития, перемещение стоило ему немалых усилий. Прохожим со стороны он напоминал человека, после чрезвычайно бурной ночи с большим объемом принятых «на грудь» горячительных напитков. Фима действительно опьянел от свежего воздуха, буйной зелени деревьев и ослепительного солнца.
Благо впереди были майские праздники и возможность восстановиться. Кроме того у него были совершенно четкие планы – съездить на праздники в Киев к родным. Звонок туда и разговор с братом перечеркнул его надежды:
- Ты ничего не знаешь? Авария на Чернобыльской атомной станции! Радиационное облако катит на Киев. Официально никто ничего не говорит, но мы детей завтра отправляем к бабушке в Днепропетровск. Я уверен, что через пару дней начнется паника. Народ попрет из города. Если ты даже доедешь сюда (что я не советую), то выехать будет очень проблематично.
Информация к Илье шла, что называется, из первых уст. Его жена, Анжела, работала в киевском ГидроМетеоЦентре. Сообщение о происшествии на АС она донесла до Ильи в первые часы после случившегося с естественным вопросом: «Что это значит?»
Илья же, сотрудник киевского института «Атомпроект», начал прорабатывать своих коллег на предмет возможной опасности. Хотя проект станции был московский, в данном заведении хорошо знали конструкционные и эксплуатационные особенности объекта. Большинство склонялось к выводу, что этого не может быть, потому что не может быть никогда – при имеющемся количестве уровней защиты станции! Но наиболее прагматичные обрисовали своему коллеге возможные последствия случившегося.
Дома Илье пришлось выслушать немало скепсиса в адрес своих опасений. Как покажет будущее, Слава Б-гу, что в этой семье к мнению мужа прислушивались. Днепропетровск, откуда была родом Анжела и где проживали ее родители, казался выходом, отдаляющих детей от Чернобыля. Требовалось срочно их туда переправить, что и было сделано.
Чего только не наслушались до первомайских праздников Илья и Анжела в свой адрес. Как от сослуживцев, так и от знакомых и родных.
Слово «паникеры» было самым мягким эпитетом.
Но после майских праздников эти самые обличители «кусали локти» и прилагали усилия для вывоза своих детей. Вокзал и аэропорты Киева напоминали картину эвакуации конца лета – начала осени 1941 года: беспокойные толпы народа, плач, давка и крики у вагонов.
Надежда советского народа - Первый секретарь ЦК КПСС М.С.Горбачев, свое первое серьезное испытание на данном посту откровенно провалил. Присущее всей системе сокрытие информации подвергло смертельной опасности население не только прилегающих к станции населенных пунктов. Первомайскую демонстрацию в Киеве накрыло радиационное облако, а празднующие люди в полном неведении гуляли и отмечали событие под открытым небом, накапливая, невидимые глазу, не осязаемые и не обоняемые, дозы.
Благодаря Фиминой уверенной аргументации (полученной от брата), один его сокурсник, не дожидаясь окончания первомайских праздников, срочным порядком вывез из Гомеля свою жену и двоих малолетних детей. До окончания курсов его семья нелегально проживала в общежитии МЛТИ.
Фимина комната, находящаяся на первом этаже, и до этого исполняла роль проходного двора для обитателей и гостей этого общежития, по тем или иным причинам желающим избежать встречи с вахтером или не успевшим до вечернего закрытия внешних дверей. Теперь же ежевечерняя нагрузка на подоконник возросла ровно на эту семью. Для удобства преодоления препятствия детьми жильцы комнаты даже соорудили деревянный ступенчатый марш, который в нужный момент выставляли наружу.
Второй семестр, по набору предметов, оказался более простым для восприятия. Появилось несколько предметов, которые для механиков были близки и понятны. Лучше воспринимались и усваивались предметы, далекие от их специализации. Сложнее было Фиме, пропустившему почти месяц. Майские солнечные дни манили на природу, но ему приходилось трудиться с полнейшей отдачей. Все уже прилично продвинулись в написании дипломов, объем которых не должен был уступать объему диплома выпускника обычного технического ВУЗа: - 12…16 листов формата А1, плюс записка соответствующего объема и содержания.
Из Омска Фима привез необходимые чертежи на, разработанную ПКТБ, оригинальную линию « сушки мебельных щитов после нанесения лакового слоя».
В данном проекте была реализована идея применения вертикальной сушильной камеры, с переворотом щитов, после полимеризации лака, и возвратом к станку для его нанесения на необработанную поверхность. В этот процесс совершенно гармонично вписывался робот-манипулятор с пневматическими захватами, для перекладывания готовых щитов в стопы или подачи мебельных плит в станок нанесения лака для обработки соответствующей поверхности.
Принцип перекладчика, совмещенный с принципом сушки, в мебельной промышленности реализован еще не был. ПКТБ первым в СССР разработало и воплощало в жизнь эту идею. В Омске данная линия находилась в процессе изготовления. Для Фимы, участвовавшего в разработке, все технологические нюансы были известны.
Когда слушателям курсов было предложено подобрать на своем производстве объект для роботизации, только этот процесс идеально подходил к заданию. Оставалась самая «малость» – подобрать манипулятор, датчики и приспособления, конструктивно и технологически вписав их в процесс. При этом следовало разработать конструкцию захватных узлов и создать программный продукт, который бы синхронизировал работу всех механизмов. Объем проектирования тянул на несколько дипломов. К счастью, руководитель сумел правильно оценить идею, и объединил работу трех своих дипломников, фактически отдав Фиме все «на откуп» - честь руководства тремя дипломными проектами.
Этот совмещенный проект оказался единственным реальным воплощением идеи роботизации от всего состава слушателей курсов. Все остальное дипломное творчество было либо «притянутым за уши», либо касалось создания программного продукта с некоей мистической задачей для определенной «стойки»-программатора.
Даже экономическая целесообразность Фиминого проекта была просчитана и доказана.
Какими принципами руководствовалась дипломная комиссия неизвестно. Большинству дипломных работ, в том числе и работе пары, с которой Фима поделился темой, была выставлена оценка «отлично».
«Генератор» идеи довольствовался отметкой «хорошо». Не исключено, что за этим стояли некие «политические» мотивы, и кто-то «положил глаз» на данную разработку.
В первых числах июля Фима летел в Омск из Киева, куда  (при всей опасности радиоактивного заражения) не преминул на пару дней заехать.

ПРОФСОЮЗНЫЙ БОСС

Конец 1976-го года ознаменовал в Фиминой жизни еще карьерный всплеск: на общем отчетно-перевыборном профсоюзном собрании его избрали председателем. Впервые выборы происходили на демократической основе – кроме партийной кандидатуры от руководства, было реализована возможность выдвижения рядовых представителей от коллектива. На местах внедрялся один из пунктов Горбачевской «перестройки». За время правления предыдущего председателя к нему (а точнее к ней) набралось немало небезосновательных претензий. Лучшие, из выделяемых на организацию профсоюзных оздоровительных путевок, распределялись в одни и те же руководящие руки. При распределении продовольственных пайков, наиболее «лакомые», почему-то, тоже попадали к руководству. Практически свернутым оказалось, так называемое, долевое участие в строительстве, которое до этого обеспечивало сотрудникам ПКТБ ритмическое продвижение очереди на жилье.
Если к этому добавить чисто человеческие качества, то «бунт на корабле» был закономерен.
До собрания Фима даже и подумать не мог о своей кандидатуре на этом посту. Выдвинутый от коллектива, он победил кандидата от руководства – бывшего председателя, пользуясь спортивной терминологией, «за явным преимуществом».
Начальник ПКТБ «метал молнии» - согласованная с высшим руководством кандидатура была провалена, плюс - Факторович, не склонный к сомнительным компромиссам.
Самому же Фиме предстояло оправдать надежды коллектива. Некоторый опыт профсоюзной деятельности за предыдущие годы у него был. Но одно дело тянуть отдельное направление, а другое дело координировать все вопросы. Требовалось быстро учиться всем премудростям профсоюзной «кухни» без отрыва от своей основной деятельности, так как должность была «не освобожденная».
Проблемными становились его подработки на студентах, что существенно понижало семейный статус. Жена, понятно, восторгом не светилась. Доходность семьи существенно снижалась. Относительным оправданием могло служить лишь одно – в случае Фиминого успеха на ниве долевого участия появлялась реальная перспектива получения семьей квартиры. К этому моменту его очередь была в первой тройке. Если долевое участие будет восстановлено, то через три-четыре года их квартирный вопрос реально разрешится.
Фимина успешность на профсоюзном поприще позже была подтверждена на следующем отчетно-выборном собрании, когда его переизбрали на второй срок. Он оправдал доверие коллектива, в том числе и в квартирном вопросе. В областном комитете профсоюза Фима достаточно быстро стал популярен благодаря своей энергии и настойчивости при «выбивании» требуемых его коллегам путевок. Он просто «таранил» профсоюзных чиновников своими требованиями и доводами. Очень скоро ему удалось пробить и солидное «долевое участие» для ПКТБ, предполагающее получение четырех квартир (3-комнатной, двух 2-комнатных и 1-комнатную). Обычное достижением для ПКТБ в лучшие годы было две квартиры. Он сумел убедить руководства объединения и профсоюза в увеличении ценза, в счет компенсации за «простой».

ДВОЙНИК

Внешне подобные люди встречаются каждому живущему на земле. Близнецов эта ситуация сопровождает от рождения. Известных людей этот феномен находит сам. Братьев и сестер близкими признаками наделяют родители. В конце концов, дети похожи на своих родителей. Но, так чтобы люди, даже отдаленно не связанные родственными узами… Редкость!
Вскоре после приезда Фимы в Омск близкие, знакомые и коллеги по работе начали донимать его странными сообщениями.
То он прошел мимо и не поздоровался. То его видели в некое время в некоем месте, где он не мог быть по определению. То коллеги, едущие на работу во встречном направлении, сообщают о его пребывании в их автобусе. А число здоровающихся с ним незнакомых людей начинало настораживать: «Где, когда пересекались?»
Приходилось ссылаться на подверженность к задумчивости или ухудшение зрения. После одного обвинения в бестактном игнорировании приветствия близкой родственницы, Фима даже оснастился очками на личной переносице.
Когда же Лена обвинила его в «семи смертных грехах» - дескать, шел в обнимку с другой женщиной – до Фимы дошло, что где-то омскими «тропами» бродит его материальное подобие.
В начале июня 1987 года он, упершись носом в кульман, «гнал» очередную разработку. В это время возле проходной мебельной фабрики происходила отправка детей работников объединения в ведомственный пионерский лагерь. Тема была ему известна, так как Фима, как председатель профсоюза ПКТБ, ранее проталкивал через профсоюз объединения список детей своих работников.
В отдел влетел Юрий Николаевич в сопровождении двух Николаев, рабочих мебельной мастерской.
- Фима! Бросай работу и беги к проходной мебельной фабрики.
- А что за срочность такая?
- Беги, не пожалеешь. Там тебя ждет сюрприз.
По дороге от ПКТБ до фабрики навстречу Фиме попалось несколько коллег по работе с какой-то общей для всех хитро-загадочной улыбкой на лице. Эта же, многократно повторившаяся ухмылка встретила его у стоящих автобусов.
- Туда иди, туда.
У открытого окна одного из автобусов боком к Фиме стоял мужчина, чем-то кого-то ему напоминающий. Фиме сразу даже в голову не пришло, что он смотрит на свое отображение. Сзади он услышал приглушенный шепот: «Похожи. Ну, копия». Человек у автобуса обернулся и глазами встретился с Фиминым взглядом. Повисла гнетущая пауза, которую первым разрядил Фима:
- Мне кажется, нам пора познакомиться.
- И мне так кажется.
Для зрителей ситуация была весьма комичной. Фима в объединении был популярной личностью. Его многие знали как по работе, так - по спортивным соревнованиям, совместным осенним «вылазкам» на сбор урожая и отдыху. Но кто этот второй? Брат, не брат? Но разительно похож!
Дима Цимберг был коренной омич, на два года старше Фимы. По профессии – стоматолог, но занимался протезированием. Удивительно, почему эта встреча не произошла раньше, ведь Димин рабочий кабинет размещался в той самой поликлинике, в которую ходили Фима и все Ленины родные. Более того, на работу двойники ездили одним маршрутом автобуса. Только Фима – из центра на периферию, а Дима – наоборот, проезжая в направлении своей работы мимо остановки, которая для Фимы была рабочей. Даже для Димы рабочей была остановка, которую Фима чаще всего использовал как стартовую, при движении в сторону ПКТБ.
Было совершенно очевидно, что сближение «близнецов-братьев» не за горами. Кроме внешней похожести их объединяла и одна национальность. До этой встречи Фима испытывал определенный дискомфорт из-за отсутствия в его окружении еврейской среды общения. Слишком большой пласт дискуссионной тематики оставался для него закрытым в Омске.
Дима оказался весьма популярной фигурой в городе. Его специализация и хороший уровень автоматически определяли значительную клиентскую базу. После их знакомства Фиму перестало удивлять количество приветствий от незнакомых прохожих. Он со словами приветствия кланялся в ответ. А что поделаешь?
Но случались и забавные случаи.
Однажды, по дороге с работы домой их автобус сломался. Водитель попросил всех пассажиров выйти из данного транспортного средства и пересесть в другое, следующее в требуемом направлении. На остановке скопилось немалое количество людей в ожидании очередного автобуса. И вдруг к Фиме подскакивает пожилой мужчина с обилием медалей и орденов на груди (дело было как раз в канун праздника Победы).
- Привет. А что ты тут делаешь? Едешь в поликлинику? Наш автобус сломался…
И так далее, засыпая вопросами и информацией, в течение пары минут не давая Фиме открыть рот. Нужно было видеть удивление на его лице, когда Фима, наконец, вставил свою фразу:
- Вы меня приняли за Диму. Но я не Дима. Просто мы очень похожи.
- Не Дима? Шутишь? Нет, серьезно? Вы - не Дима?
После небольшой паузы:
- Извините. Но, до чего похожи?
В этот момент к ветерану подошел другой пожилой человек с «иконостасом» орденов, и между ними завязалась плотная беседа, в ходе которой Фимин собеседник не преминул поделиться только что произошедшим событием.
Так уж повелось, что Фима перед заходом домой, забегал в поликлинику к Диме, переброситься парой фраз. То же происходило и в этот день. На выходе из поликлиники Фима нос к носу столкнулся с уже упомянутым ветераном.
- Дима! Ну, ты представляешь? Стою я на остановке и…
В этот момент Фиме удалось вклиниться в монолог:
- Вы опять ошиблись. Я – не Дима! А он – у себя!
Немая сцена с открытым ртом.
Позже Фима познакомится с Диминой семьей и станет желанным гостем в их гостеприимном доме. В отличие от Фимы, Димина семья была чисто еврейская. Более того, базисный круг Диминых друзей и знакомых оказался столь же национально ориентирован. Несмотря на наличие в Омске улицы Рабиновича и нахождения в ее районе этакого сосредоточения еврев-омичей, которые, непонятно по каким причинам, норовили селиться именно здесь, несмотря на близость Фиминой среды обитания к этому району – Фимино вхождение в еврейский мир Омска не свершалось. А ему так не хватало глотка именно этого воздуха.
Достаточно скоро, через Диму, Фима существенно расширил круг своих знакомых, с наличием на лице и паспорте одних национальных признаков.
Лена его новых знакомых не восприняла. Даже двойника своего мужа. Хотя знакомство семей и произошло, но много чаще Фима (один или с сыном) посещал семейство Цимбергов, нежели Дима со своими детьми дом Факторовичей. И причина была даже не в том, что Фимина семья к моменту их знакомства вынуждена была возвратиться в «прыймы», так как Ленина сестра возвратилась в Омск. Просто среда общения в первом варианте была естественной и теплой, а во втором варианте наигранной и холодной.
Фимин сын Саша чудесно общался с Димиными детьми и с удовольствием принимал предложение отца: «съездить к Цимбергам».
Как-то Дима подарил Фиме свою фотографию, на которой он был изображен со своей женой. При поездке в Киев Фима подсунул (как бы невзначай) эту фотографию собственной маме. Та долго рассматривала ее, а потом задала Фиме вопрос:
- Что-то я никак не соображу, где это снималось, и кто эта женщина рядом с тобой?

ПОСЛЕДНИЕ ШТРИХИ СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ

1988-й год привнес в Фимину жизнь множество эмоций. Страна, воодушевленная «перестройкой» много дискутировала. Люди, шутя, сравнивали себя с собакой, которую посадили на цепь, но разрешили лаять. Но и поговорить было о чем. Выплеснутая за рамки «кухонь» информационная «правда-матка» будоражила умы. То, что раньше шепотом доносилось до ушей самых доверенных, выплеснулось в прессу и телевизионные экраны. Практические действия партийной машины (привыкшей к выработанному годами принципу: «принятые партией  решения – самые правильные и сомнениям не подлежат») стремительно приближали конец сверхдержавы. Чиновники продолжали рьяно внедрять в жизнь партийные задания и лозунги, но почему-то их усилия только больше усугубляли ситуацию. Чего стоила  массовая вырубка виноградной лозы (как элемента борьбы с пьянством) или внедрение министром экономики Павловым 20% налога на добавленную стоимость вместо 10% налога с оборота. Последнее фактически взорвало экономику СССР. Все было бы хорошо, если бы Павловское новаторство, почерпнутое из западных экономик, проводилось продуманно и планомерно. Но государственная «машина» привычно «бросилось на амбразуру с шашками наголо». Не разобравшись в сути внедряемого налога и применив формулу предыдущего налога, партийные «экономисты», в мгновение удвоили налоговую нагрузку, презрев наработанную годами устойчивость принципов советской экономики. Ее законы ответили незадачливым реформаторам нарастающей инфляцией денежной единицы, что впоследствии станет весомым аргументом для будущего распада империи.
Иллюзия М.С.Горбачева в том, что преданность народа «своей» партии (воспитанное десятилетиями плодотворной работы) выдержит испытание теми ростками свободы и демократии, очень скоро испарится, как дым.
В этом году начался эксперимент по проведению нового принципа выдвижения и выборов кандидатов на первый съезд народных депутатов. По замыслу партийной элиты наезженная колея советских выборов, разбавленная «выдвижением от общественных организаций и производственных коллективов» не должна была дать сбой, ведь контролировались «сверху, сбоку и сзади».
Приезд в ПКТБ одного из кандидатов (корейца по национальности, кандидата наук, преподавателя Омского университета) Кима стало неординарным событием.
До этого общение с народом партийными выдвиженцами игнорировалось. Отвечать на неудобные вопросы, напрягая свои, не самые глубокие, мозговые извилины? Зачем тратить время и силы на «бесполезные» дела, если альтернативы для избирателя нет? ПАРТИЯ выдвигает и поддерживает! О чем еще говорить?
Кандидат в депутаты произвел на коллектив самое благоприятное впечатление. Вопросов накопилось немало, но ответы отличались конкретностью и компактностью. Чувствовалась глубина мысли, продуманность и преподавательский опыт. За такого кандидата стоило отдать свой голос.
Таким же невиданным доселе событием стали телевизионные дебаты. Киму в его выборном округе противостояли больше десятка других кандидатов, включая первого секретаря Омского горкома, пары директоров заводов и тройки обкомовских (партийных и профсоюзных) работников. Впервые телепередача проходила в открытом эфире и транслировалась от начала до конца. Каждому кандидату выделялось определенное количество эфирного времени, чтобы изложить свою программу и ответить на вопросы из зала. Хотя доступ в зал был свободным, ограниченное пространство вместило, в основном, группы поддержки, разбавленные незначительным числом сторонних зрителей. Вопросы сыпались из разных концов зала, но чаще – от соперничающих групп поддержки. Первый секретарь и его поддержка «били» на знание и опыт практической работы. Но ответы на вопросы по свободным темам, явно претили кандидату и вызывали такой надлом умственного напряжения, что партийный работник временами напоминал рака, брошенного в кипяток. Вторую часть открытых дебатов, вообще, зал и телезрители провели с пустующим стулом данного кандидата, покинувшего зал, сославшись на какие-то неотложные дела. Было очевидно, что этого кандидата избиратели непременно «прокатят».
Ким на фоне всех отличался большей осмысленностью проблем страны и наличием некоторых продуманных идей.
В агитацию за данного кандидата Фима включился со всем запасом своей энергии.
На избирательном участке, где должно было состояться Фимино голосование, должен был выбираться еще один кандидат, выдвинутый по более широкому территориальному округу (Омская и Тюменская область). И здесь присутствие партийных «бонз» было чрезвычайно широким. Но все они не выдержали открытой дискуссии. На телевизионных дебатах блистал еще один представитель Омского университета А.И Казанник, в будущем Генеральный прокурор России, уступивший на съезде свое место в Верховном Совете Б.Н.Ельцину.
Своим выбором Омск провалил надежды партийной номенклатуры Коммунистической партии Советского Союза, «прокатив» большую часть выдвиженцев из высокого ранга партийных функционеров и директорского корпуса.
Кто бы мог подумать, что всего-то через несколько лет Омск и область будут представлять так называемый, «красный пояс» России -  преобладающую поддержку Коммунистической партии России.
Но своими делегатами на съезд народных депутатов СССР Фима был вправе гордиться.
В то же время Фимина семья разваливалась на глазах. Квартирный вопрос усиленно подтачивал отношения. Вкусившая свободной жизни семья, должна была возвратиться в «родные пенаты» под пресс старших по возрасту. Все чаще следовали придирки, мелкие ссоры и более крупные конфликты. Все с большей неохотой Фима возвращался под крышу этого дома, как за соломинку хватаясь за любой повод сбежать на какую-то встречу, в гости, в бассейн или на рыбалку. По возможности, он таскал за собой сына. Как известно, в распаде семьи обе стороны виноваты в одинаковой степени. Лена не проявила в этот момент требуемой выдержанности и уважения к мужу. Более того, как бы «в пику» Фиме, она позволила себе после своей вечерней смены прийти домой с существенным опозданием и «навеселе». Это был ответ, на Фимину (с ночевкой) вылазку на рыбалку.
Особенно все усугубилось после того, как Фима, в мае 1989-го, прямо в отделе потерял сознание. Домашнее и рабочее напряжение вылилось в сердечный приступ. Вызванная бригада скорой помощи из ПКТБ довезла его до больницы. Кардиограмма не подтвердила предварительного диагноза – «инфаркт», но врач настоятельно рекомендовал ему съездить в какой-нибудь специализированный санаторий и пройти сердечную профилактику.
«Горящая» путевка под Киев (в Ворзельский санаторий) оказалась для Фимы весьма своевременной. На работе он договорился без труда. На июнь у него выпадал плановый отпуск. Фактически путевка немного корректировала намерения. Ехать в Киев он собирался вместе с сыном.
На летние каникулы Фимина мама, со своим новым мужем, обычно снимала домик на природе, где нянчилась с внуками. В этом году был запланирован как раз Ворзель. А двое, или трое – вопрос не представлял проблемы. Фимино постоянное присутствие, конечно же, значительно снижало бы нагрузку. Но параллельное лечение и проживание поблизости тоже было подспорьем, так как позволяло бы взаимное общение несколько раз в день.
Лена с доводами не согласилась и, при поддержке собственных родителей, приняла ситуацию «в штыки».
- Саша останется в Омске. Пожилым людям, которые опекают двух малолетних детей подкидывать еще одного? У нас на даче ему будет с моими родителями не хуже. Не пущу.
Только телефонный разговор с Фиминой мамой подвиг ее на компромисс.
- Хорошо. Вы летите вместе. Но чтобы каждый день мне звонили и сообщали - что у вас и как.
Отпуск прошел без эксцессов. Но возвращение домой еще более «оголил нерв» их семейных проблем. Все чаще всплывали взаимные претензии, перерастающие в открытый конфликт. Все чаще Фима «подрывался» из дома, а Лена -  неприлично задерживалась на работе. «Гром грянул», когда в один из дней Лена возвратилась под утро.
Взаимная перебранка, подкрепленная недосыпанием с одной стороны и количеством выпитых крепких напитков - с другой, не могла разрешиться по-доброму. Рубикон был пройден.
Фима собрал свои вещи и ушел из дома. Для себя он решил все – развод и отъезд в Киев. Самым большим сожалением для него был сын. Если бы существовала хоть малейшая возможность, он забрал бы его с собой! Но, будучи профсоюзным деятелем, Фима хорошо знал принципы советского законодательства по этому вопросу – практически всегда ребенок оставлялся матери. На работе его пытались уговорить - не делать резких шагов, но Фима не видел выхода из этого конфликта: «И ребенку лучше будет расти без отца, чем в обстановке постоянных скандалов между родителями».
На третий день после своего ухода, Фима подал заявление о разводе. К его удивлению (обычно давался месяц на раздумье) заседание было назначено через неделю. Вероятно, что такая скорость была связана с отсутствием с его стороны претензий по имуществу (все нажитое оставлялось супруге) и по ребенку.
С Леной они увиделись перед судебным заседанием. Само заседание было недолгим. Супругов развели по взаимному согласию.
Многое в Фиминой жизни рушилось – и постоянный контакт с сыном, и наличие (пусть не самого идеального) семейного очага, и любимая работа, со ставшим родным коллективом.
В течение месяца Фима готовил свой отъезд. На работе с грустью и большим сожалением отнеслись к его решению. Этот период его жизни совпал с очередным профсоюзным отчетно-выборным собранием, которое по всем параметром должно было продлить срок его председательства. Но он снял свою кандидатуру, сославшись на семейные обстоятельства.
Если до развода крышу над головой ему обеспечил в своей двухкомнатной квартире Дима, то после развода Фима снял комнату вблизи своей работы. Хозяйка - пожилая женщина, оказалась родом из Украины. Более того, выяснилось, что и национальность «украинка» в паспорте не соответствует действительности. На старости лет эта истина сразу бросилась Фиме в глаза.
История, рассказанная хозяйкой, была наполнена трагедией и скорбью. Белокурая красавица, студентка в июне 1941 года приехала в свое родное местечко на западе Украины, навестить родителей и многочисленную еврейскую родню. Война и приход немцев  не оставили путей к отступлению. Во время движения колонны обреченных к месту расстрела, к ней подскочила ее украинская подруга, выдернула ее и на немецком языке разъяснила офицеру, что эта девушка, не еврейка, и случайно попала в колонну. Ложь сработала. А вся семья, родные и знакомые ушли в один из многочисленных рвов, которые фашисты и их местные пособники уготовили еврейскому населению.
Так чудом спасшись, благодаря героизму многих людей, прятавших и передававших ее из рук в руки, она дошла до линии фронта и чудом пробралась до расположения войск Красной армии. И тут, на допросе в особом отделе, она дала слабину, прикрывшись легендой погибшей при бомбежке украинской соседской семьи. Так она поменяла имя, фамилию и национальность. Ошибка, за которую ей было больно и грустно все последующие годы. Особенно, когда где-то рядом кто-то мерзко и грязно клял ее соплеменников, а она была вынуждена сдерживать и скрывать свои эмоции, хотя все ее нутро рвало на части.
За неделю до отъезда Фима встретился со своей бывшей женой. Куда-то ушло обоюдное озлобление? Обоих охватила печаль и грусть: слишком многое их связывало в прошлом. Эта же связь – общий ребенок, независимо от обстоятельств перетекала в их раздельное будущее.
В последний Фимин вечер в Омске Лениными родными был устроен прощальный ужин. Расставание, как и полагается в адекватных кругах, проходило выдержанно, без взаимных обид. Все прекрасно понимали, что связь отца и сына рвать нельзя.
Взлетавший самолет отрывал Фиму от сына, бывшей жены, многочисленных друзей и знакомых, от ставших привычными и родными улиц и скверов Омска.
До Омска Фима долетит через 8 лет. Формально – в командировку от фирмы, где работал главным конструктором. Фактически – по вызову Лены, с просьбой о помощи в разрешении проблем сына. В Киеве за спиной Фима оставалась его вторая семья, другой дом и работа. Поэтому процесс спасения старшего сына не мог иметь никакой иной альтернативы для его первой семьи.
Саша - отличник первых классов, любимчик учителей - за время Фиминого отсутствия скатился и по учебе, и по поведению. После восьмого класса он поступил в железнодорожный техникум. Но ранняя самостоятельность Фиминому сыну на пользу не пошла. Он прогуливал занятия и предстоящую сессию очевидно должен был провалить.
Прилетевший отец достаточно быстро определил уровень знаний сына. За оставшееся до сессии время подтянуть студента было нереально. Пришлось реализовывать Фимин опыт получения академического отпуска.
Омск Фиму удивил – за эти годы, кроме поменявшихся денежных купюр, расценок и наполненных продуктами полок магазинов, все здесь как будто осталось в том 1989 году. Те же транспортные маршруты, те же знакомые строения, те же разбитые дороги, те же магазины, почтовые отделения, предприятия бытового обслуживания населения. Даже заводы. На тех же местах и работают! Разительное отличие от Киева, который всесторонне менялся, и, далеко, не в лучшую сторону.
Столько событий произошло за этот срок: ГКЧП, развал Советского Союза и возникновение новых независимых государств, приватизация (названная в народе «прихватизацией») государственной собственности, безудержная инфляция с обнищанием народа, появление массового частного предпринимателя. Крушились исторические здания и формации, уничтожались деревья и предприятия, ломались дороги и судьбы. А  здесь время, словно, остановилось.
Приехавшему в Омск Фиме казалось, что он окунулся  в прошлое. И только посещение ПКТБ обдало его знакомым холодным ветром перемен. Все было приватизировано по знакомым ему принципам и за гроши продано. Де факто, ПКТБ перестало быть технологическим и конструкторским. Оно превратилось в нечто практичное, готовящееся вскоре стать массовым офисом для торгового люда. Для вида, на период реорганизации, сохранили по одному конструктору в конструкторском и мебельных отделах, да технолога и строителя в бывшем технологическом отделе. Но и то - только ради возможности торговли разработками огромного архива. Созидательный труд экономика грабежа уничтожала, как невостребованный хлам.
Оставшиеся сотрудники встретили Фиму очень тепло. О его приезде оповестили всех, с кем связь не была потеряна. Очень многие из его бывших коллег специально приехали с других мест работы, отпросившись ради короткой встречи с ним. К сожалению, Фимино свободное время было весьма ограниченным, так как ему нужно было заниматься как Сашиными проблемами, так и, параллельно, выполнять задание по командировке.
Не встретился он с Димой, который за пару лет до этого репатриировался в Израиль. Не могла состояться и его встреча с Гришей. За месяц до Фиминого отъезда у его друга определили злокачественную опухоль лимфатических узлов. Химиотерапия результата не дала. Через полгода его «свеча погасла».
Еще одно не самое приятное для себя и своей первой семьи сообщение преподнесли Фиме в ПКТБ: долевое участие, которое он в свое время «пробил» реализовалось ровно через три месяца после его отъезда. Полагающаяся ему квартира стала подарком семье молодого специалиста стоявшего на очереди ниже Фимы. Купленная Леной, через пять лет после их развода, квартира доставалась ей потом и кровью - путем постоянной экономии и лишений. Но по состоянию, месторасположению и этажности не дотягивала до уровня «уплывших» возможностей. Такова была цена спонтанных и непродуманных действий!
План спасения сына, путем получения академического отпуска, был реализован. Но, как оказалось, это была только оттяжка времени. Еще через полтора год Фимин сын в армии полировал сапогами плац.


Комментариев нет:

Отправить комментарий