31 августа 2014г. запущен литературно-публицистический блог украинской полиэтнической интеллигенции ВелеШтылвелдПресс. Блог получил широкое сетевое признание. В нем прошли публикации: Веле Штылвелда, Ирины Диденко, Андрея Беличенко, Мечислава Гумулинского, Евгения Максимилианова, Бориса Финкельштейна, Юрия Контишева, Юрия Проскурякова, Бориса Данковича, Олександра Холоднюка и др. Из Израиля публикуется Михаил Король. Авторы блога представлены в журналах: SUB ROSA №№ 6-7 2016 ("Цветы без стрелок"), главред - А. Беличенко), МАГА-РІЧЪ №1 2016 ("Спутник жизни"), № 1 2017, главред - А. Беличенко) и ранее в других изданиях. Приглашаем к сотрудничеству авторов, журналистов, людей искусства.
Веле Штылвелд: Мулясе мушиного короля, часть двенадцатая
Зося локализовались столь же неожиданно, как и прежде исчезла. На ещё недавно не проявленной её щеке пылал задорный румянец. Жена внимательно присмотрелась.
– Да вы, Зосенька, в этой вашей в чем-то непоправимой Нави просто двухмерна.
– Да, – стеснительно призналась жене почти вечная девушка. И, вздохнув печально, прибавила:
– Вот от того мне так трудно замутить с вашими земными парнями…Им же что прежде всего яви? Объёмную оболочку. А я, как не фигуриста, но при своей двухмерности должна являться перед ними неярко – всё как бы только одним бочком… Хотя многие и этого не замечают… А тут ещё это мушиное величество от себя намеренно всучил мне крылья с одним уж точно надломленным закрылком. Вот и волочится оно за мной как верига. Оттого и бреду я как бы с одним по жизни веслом…
– Зоська, вот сколько я тебе уже раз талдычила, – вдруг вмешалась невесть откуда взявшаяся беспробудно-лавочная парковая кикимора. – Да не читай ты и даже не листай книг этих земных. Ну, какую помощь может предложить тебе эта надземная чистюля? Поворозочками больное крылышко подвязать? Ахти, нах ты… Да она и мне прежде передавала свои белые текстильные стираные носочки. А что мне в них толку? Я же обычно всю обувь на полную босопятку ношу…
– Да что вы право? – Неожиданно возмутилась жена. – Я хотя вам не Дюрер, но как художница, имею и вкус, и виденье, и уж как-нибудь могу почувствовать перспективу, так что меня хватит и без ваших бретелек, где надо, нужные детали подрисовать… Так что решайтесь, пока я в настроении…
– А и то верно, жена сочинителя говорит дело, – чуть поразмыслив про себя, рассудительно изрекла Зося и повелительно потребовала:
– Рисуй!
И тогда жена принялась выставлять будущую натуру:
– Вы бы хоть на миг замерли, ваше высочество, а то, знаете ли, могут возникнуть неточности в экспозиции…
– Это почему же?
– Излишняя экспрессия – сейчас вам не к добру. Повремените, пожалуйста, ёрничать ну хоть на немного и это вам в дальнейшем воздастся. Одним словом, замрите…
Зося тут же замерла, зато без меры тут же затараторила парковая Кикимора.
– Вот откуда она, Зоська, прознала, что и ты мушинно-королевских корней? Ведь крови-то у нас отродясь не водилось, хоть братца своего единокровного сама Аспидом кличешь. А он как был мушиная пакостью, такой татью и пребывать будет, тогда как ты сущая страдалица. Ну, разве что до времени очередного тронного переворота… Вот тогда, когда братца твоего сковырнут, мало кто вспомнит, что и тебя рядом с ним не стояло...
Жена плавными линиями одного тонкого плакатного пера тщательно наносила уплотнители подорванного крыла в столь хрупкой подспудной реальности… Так что исцеление шло живенько, упорно и окончательно неотвратимо.
Вскоре сама Зося попробовала шевельнуться и почувствовала, что с нее будто бы точно сняли стесняющие её больничные опоры.
– Вот и вся тебе поликлиника, – резюмировала парковая кикимора и провозгласила как бы уже только себе, в пространство:
– Ну, я пошла. Хотя нет, ты только вот что мне, женщина, напоследок скажи: тушь-то взяла откуда?
– Да здесь и туши не надо… У вас в Прави, в здешнем коридоре власти одной только грязи подножной прямо под ногами у нас с вами тьма. Вот я ее и развела на стенной сырости…
– Да ты что? Как ты догадалась, что сырость эта священна? Она же вроде здешней мертвой воды!
– А где живая вода? – тут же поинтересовалась жена.
– Да в тебе же самой, – огрызнулась уже только напоследок парковая чертыжка и растаяла в сумеречном пространстве…
Теперь кортеж передвигался с неожиданной лёгкостью по извилистому коридору власти без лишних подглядываний во всяческие встречные кубрики...
– А что их осуждать и спасать, – где-то гулко в воздусях резонно замечала притом садовая Кикимора, – они же все давно уже умерли…Что мы нынче им, что они нынче нам… Водораздел времени не про нас или вас…Вы, земные, вообще на водоразделе времени всяческие иконостасы там регулярно миром всем мастерстве. А ещё эти ваши паникадила… Где только зачадят попы закадычно, тут уж тебе и кагор и зычное: Изыди… А был бы у людей хотя бы захудаленький мироскоп, меньше бы чуши несли окрестной. Вот и тебе, литератор нечто подобное смастерить бы, хотя бы из одних душевных коллизий. Да только ни хрена ты не увидишь… Потому что еще не прозрел. Она – жена твоя, точно увидит… Но и её тот наш мир не согреет… Потому что не по-вашему он устроен.
– Зато это так по-нашему, – внезапно оживился Мушиный король, – но позвольте все вам при всём этом заметить, что не затем мы все вместе переместились в мномировье. Сейчас самое время потребовать у автора коду, и предложить каждому поискать только себя! Ну, как вам мое внезапное предложение?
– А что, – рассудительно согласилась вновь нарисовавшаяся в пространстве садовая юродивая бомжичка. – Лично я умотаюсь в парк на свою излюбленную лавчонку…
– А я к Густаву Юнгу на собеседование... – как бы наобум решила для себя Зоя.
– Сидеть! – тут же строго рыкнул мушиный король. – Это его жене – к Юнгу, а самому ему за писательский стол.
– Да я готов уже хоть бы́ куда… – как-то почти безвольно резюмировал я под действием Мушиного мукасе…
Но тут меня обволокла и накрыла внезапная Хмурь…
Что удивительно, накануне мне приснился тайный агент, уводящий меня на запад через пляжный перелаз некто Салливан...Sally_One...до этого я заработал триста тысяч долларов, но за свои услуги он попросил только треть от десятины десять тысяч долларов. Но меня давит жаба, ведь заплатив ему, я потеряю всё – и семью, и страну, и даже себя...
– Ну, что же, – говорит Салливан. – Нет бабок, нема вечирки... Полезай под проволокой взад.
– Но там же заминировано... Тогда просто представь, что ты прорывается через разрушенную взрывом тыльную стену к морю. Но что меня ждёт там? Океан бурных событий, - загадочно говорит мулатистая агентурная леди Салли.
За это я ей плачу доллар и пробуждают…
«Она мулатка или менгерка», – уже при пробуждении преследует меня последний вопрос… По классическому экономисту Карлу Менгеру всякая менгерка источает полезность. В чем собственно состоит моя собственная полезность от встречи со всеми этими мушиными королями и кикиморами времени враждебных ракетных бомбардировок моей родины, Украины?
Наверное, в том, что некие запредельные безумцы внезапно пробудили до времени дремавшие древнейшие силы Земли. И вот те явили себя. И даже предложили, если слаб духом, беги, но только через растяжки времени, памяти, боли, в ответ на что я просто посмотрел на себя в зеркало, перекошенное от болезненной крестообразной растяжки скотчем, и умудрено, но с некоторым раздражением заметил, что я опять неделю не брился…. И это я, сын капитана?
Тут же вспомнился сон, тревоживший меня накануне. На экскурсионном пароходе мы отправлялись в мирное экскурсионное прошлое в качестве приглашенных гостей со стороны нашей недавней корпоративной хозяйки…
Прямо от причала медленно тронулся явно раритетный пароход, а в это время от соседнего дебаркадера рухнул в воду огромный парцеляновый Орфей со своей арфой, на которой он наигрывал Эвридике свои древние божественные мелодии…. Дно реки было прозрачным, и мы видели, как пароход внезапно подцепил и стал волочь вдоль Днепра и самого Орфея, и его старинную арфу, тогда как на поверхности воды встали всплывать древние партитуры счастья, в непромокаемых цепких нотных листах.
– Собирайте все эти ноты, – тут же решительно потребовала наша корпоративная хозяйка. – Вот это и будет нашим подарком молодоженам.
– Что, сами ноты? – поразилась жена.
– Да нет же, у них там, в парковом домике есть очень обшарпанный, но все еще целый, старинный клавесин. Когда-то я на нем играла ранние увертюры Баха.
Мы с женою странно переглянулись.
– А чего вы так удивляетесь. Я перед этим, помнится, обычно еще и чашу грога пила… Честно скажу вам, не малую… Впрочем, какие-то две-три пинты славного баварского грога… Увы, такой нынче не делают…
Мы с женой багрим к пароходу ноты, и тут замечаем, что у нас на глазах рядышком под водой от внезапно утонувшего Орфея медленно отрывается арфа…
– Ему бы теперь хоть бы бубен какой, – грустно сетую я.
– Просто молчи, – строго говорит мне жена…
Пребывает почти вовремя… Все только встают из-за свадебного стола, но при встрече с нами тут же садятся. Сразу же несут перемену: жареные перепела, соловьиные языки, брусничную наливку и отменный баварский грог.
Хозяйка требует незамедлительно вывести ей из плена времени клавесин и обтереть с него давнишнюю пыль. Она намерена тут же играть пьесы Орфея. Все честно разбегаются по кустам, но тут звучат волшебные звуки… Черт, да это же мулатистая менгерка Салливан пришла хозяйке на помощь. Теперь корпоративщица победно пьет заслуженный грог до беспамятства. В таком виде мы и втаскиваем на борт нашего речного тихохода. И о чудо, при достижении киевской речной акватории мы снова встречаем Орфея и его арфу, которые тут же срастаются в единую композицию.
– Беру! – говорит корпоративная хозяйка при пробуждении местному бородатому пирату.
– Продано! – зычно объявляет тот с фальшивой пиратской бородой… Да это же менгерка, она же Салливан, она же Зося.
Веле
Штылвелд: Мулясе мушиного короля, часть одиннадцатая
Протрезвевший Ефим
Климович Рыбоглазов прямо по коридору власти шел нам навстречу.
– Так ваша ж конспиративная комната, Климович, как бы осталась у нас за спиной...
Там вы ещё, оперившись дряблыми локотками в пол, прямо по-свински хлебали свой
постный борщ. – Сочувственно прокомментировал прежде виденное я.
– Да-да, – тут же подтвердила жена. Прямо харей носа в
тарелку. А там, на ободке той тарелочки, было ещё несколько кокетливо, но
строго написано: «Общепит Прави, суще явленной Провидением». Неужтоль вы и ее, как
совковую власть, слямзили?
– Чест'слово, видят все партийные боссы, это не я!
– А как же вожди?
– Пусть они себе хлебают свои постные
щи. А мне каждая тарелка борщица здесь в две земные обходится. Потому что
рядышком с моей осведомительницей в соседнем здешнем боксе проживает жилец. Так
он прямо на кухне сливает себе в судки её борщи-не-взыщи, а ещё сминает все чужие
котлеты. А чуть его пристыдишь, он тут же всякую напраслину на кикимору Зосю
гонит. Мол, это не он почетный пенсионер и потомственный пролетарий всю эту
жрачку лямзит, а она – берегиня! Хоть ей
даже по местному статусу воровать чужие котлеты и похлёбки нельзя. Все ж время
в трудах...
– Это ж каких же она здесь в трудах праведных?! – язвительно спросил Ефим
Рыбоглазов, оперативное погоняло Фимка-курилка, хотя тот от роду не курил. Но
курилки общественные посещать был мастак, осуществляя лов всяческого
инакомыслия на живца…
– Слышь, Курилка, не гони на своих?
– Каких таких своих…
– Да я сам недавно об этом узнал. Ведь вы же помните, что людей зачали и
создали анунаки: и телами, и рожами как бы с топора… И вот древние эльфийки с
кикиморами тут же возгнедовали, и стали
в лона понесших от подобных изделий от анунаков соплеменниц своих чар-травы для
младенцев укладывать да от самого зародыша земным счастьем улизывать, – вот и стали рождаться прекрасные красавцы и
красавицы земные, что, правда, хоть и не земные эльфийцы, но чуть цветочной
наружности. Это как бы и не грех, но иногда порой вырываются на поверхность
земли вместо людей целые цветочные поколения, а то и вовсе хуже – дети цветов. А уж этим лишь подавай:
– Don't war – make love!..
Вот и наймейк+апили этих лаверов себе на голову. И теперь вместо наружной
приглядности многим нынешним человецам та же приземистая волшебная чар-трава
прямиком в бошки зашла, прямиком на полную кукуху. Оттого сегодня у вас там на
земле – полная непруха.
– Тут у нас только один старый
пролетарий соседский борщ усердно таскает, а у вас там и государственное ворье,
и корпоративное, иолигархические, и
потомственно партократическое… Оттого у вас нынче и война. Слава яйцам, что
хотя бы не бойня при ваших-то уже восьми миллиардах... – тут же поспешно
вставил государственный сексот и стукач.
– Ой, Климович, ты бы поосторожней хулил
молодых. А то ведь и впрямь война, и многие вскоре сюда́ за тобой подтянутся… Наваляют
тебе тогда за всех своих оскорбленных и опущенных
предков.
– А что мне стыдиться. Мы – секретные сотрудники даже в пролетарском совке
блюли творческую мораль: ловко и даже с огоньком!
– Ах, ты гнида гебешная… С огоньком,
говоришь?! Так почему бы всем нам прямо слету не зайти на здешний огонек к Вольдемару?!
– Нет, только не это!
– Да, почему нет, – внезапно заупрямилась Зося. – И впрямь, чай не Воланд же твой Вольдемар?
И уже она, увлекая весь наш картеж строго за собой, решительно ввалилась в
очередной чуть приоткрытый кубрик. Его по замыслу устроителей Нави должен был
занимать только один человек, но кубрик следака был плотно набит теми, с кем
этот чел вступал во всяческие договорняки: экономические, бандитские, плотские…
Нет, не сразу и не все шли они с этим крепким блондинистым крепышом на контакт,
но у многоопытного мильтонистого Вольдемара для таких был даже не электрический
утюг, а старый электрический чайник, который обычно кипятился на скошенном
столе следака, регулярно заливая лежавшие под укороченной столовой ножкой открытые
да так и недооформленные дела. Иногда Вольдемар всё же вынимал эти же дела и
чуть удивлено даже рассматривал их…
– О, Клячкина! Ефросинья Клячкина!
– На выход!
– С вещами?
– А ты что с честной миньетчицы в фармазонщицы перешла…
– Это разве что ты, начальник, со шлеперов
в шлоперы переметнулся, а я только зубы почищу, так тут же с себя подам, а за
свободу даже последнее чаровное колечко тайно сниму… Просто за волю…
– Век воли тебе, Клячкина, больше в
жисть не видывать…
– Это не оттого ли, Вольдемар, что сам ты давеча помер
– Нет, Клячкина, оттого, что я уже здесь
снова голосок твой слышу: стало быть и тебя с собой прихватил. Помню,как вызвал тебя в служебный кабинет на дежурную
пьянку, а чайник мой как раз коротнуло... А мы с тобой уже в полный дупель. Вот
и загнулись вместе мы с тобою – в угаре...
– Господи, как же это не ловко… Хоть ты не в позе …
– В том-то и беда, Клячкина, в позе. Так что хоть здесь давай потихоньку из нее
выбираться...
Повисла неловкая пауза.
Мушиный король строго глянул на Зосю:
– Надо бы им помочь…
– Как жертвам страсти?
– Нет, обстоятельств…
– Ладно, помогу, да только как?
– Живенько разбей снаружи камнем окно у него в служебном кабинете.Хоть и с ожогами, но выживут оба, – он
криворото, а Клячкина ещё ему и детушек нарожает... Но уже только гастрономному
грузчику и забулдыге…
– А мне самой дела там не пришьют? За хулиганку, и вообще там меня никто не
посадит?
– Тебя? За что? Ведь ты же при исполнении не по собственной воли, не сутью земной,
а духом из Нави под тамошний райотдел явишься. Прибудешь назад, отмечу
командировку…
– А послабуха за то?
– Послабухи не будет…
Зося ызышла, и в Прави тут же наступила невероятная кромешная скука… Мир
посетила бесконечная Хмурь... Для каждого – своя…
Веле Штылвелд: Мулясе мушиного короля, часть десятая
Мы дружно попятились из комнатного гнездышка соковых сексотов и осведомителей. По стенам коридора были развешаны в виде огромных вырванных языков разнообразные по формам палитры: всех их объединяло только одно – грубые мастихинные мазки-примазки Додж Грымальский и Пэр Максимов.
– О, да это было так мне прежде знакомо! Неужто ль в соседней комнате до сих пор проживают по жизни неразлучные киевские нео-супрематисты. – Восторженно среагировала жена…
– В прежней жизни, – осторожно поправил восторженность жены чуть поскучневший в лице Мушиный король… – да это ваши незабвенные однокурсники: Богдан, он же Дан (Додж) Грымальский и Пётр, он же Пэр приятелю Доджу под стать Максимов. Здесь и живут, но в гости никого к себе, увы, не зовут.
– Это почему же? – столь же живенько, как и жена, в свою очередь поинтересовался я.
– Да, потому что, писатель, что это у вас там – на Земле можно легко и просто притворяться талантом – художником или, на худой так конец, поэтом. А у нас. Да ещё в Прави, с этим строго, – едва не всплакнула то ли здешняя красотка, то ли подвальная кикимора Зося. – мне самой недавно чуть пуанты в зад не засунули... за то что чисто случайно съехала с па-де-де…
– Да эти ваши умники, да не криви ты рожу писатель, нет не геи, хуже – творческая артель "извращенцев сознания" – это ещё те субчики. Они ведь и сюда попали не из-за одной похлёбки из мухоморов и ирландского мха… Так вот, эти двое до сих пор рисуют артельно, – им и смерть была не помехой! Правда, хоть и настаивают на том, что не рисуют, а искренне пишут как и супрематисты-передвижники всяческие сублимативные вычуры. Хот я им не верю. – Словно вылила ушат здешней грязи на тандем новопредставившихся творцов подвальная кикимора Зося. Но тут уж вмешался сам мушиный король.
– А ты, Зосенька, иногда просто доверяй здешним постояльцам. Ведь кто-то же заслал их на Правь…
– В Гулаг?
– Нет, на здешний Астроплан… Где и надлежит им, как и положено, провести от тысячи и одного дня до тысячи и более лет…
– Только не этим. За это время их просто сотрут в порошок да с тем аннигилируют. – Закипела злобно кикимора.
– Да что такого страшно они сделали?
– А вот что… Недавно им заказал им один здешний пуриц полотно «Жнецы» как бы под Казимира Малевича… А они, не отойдя до сих от ситной грибной юшки, нарисовали ему жнецов времён черной чумы. Так мало того, когда эту работу наш шлымазл захотел представить в Салоне. Чтобы честно подзаработать, и попросил у них надлежащую как бы экспертную бирку в качестве пред-апарте, они подсунули ему на языке из мешковины некий росчерк из акрила, смахивающий на серо-буро-малиновый ужастик – то ли блицкриг, то ты остывающий крик, а заказчик тот прежде был кропотливым скопидом, следаком, барыгой и взяточником – и это всё четко в одном флаконе, вот и решил пройтись по Астроплану по их ярлыкам, и из разрозненных язычков старой выпревшей мешковины собрал ужасное полотно из масел всех цветов на акриле. И главное, что это было не только полотно разорванного на куски грядущего Армагеддона, но и при стыке даже двух таких отдельных, с позволения здесь сказать бы просто палитр, вызывавших катаклизмы в нынешнее реальности вашего мира… Вон видите, там бредёт Агасфер … Это он за ними пришёл… Заберет временно с собою в поводыри, а там… Эйн Гот вейс, вус… Кому как и что к пиву на вкус... А ну, отойдем…
Полуслепой древний старик поругиваясь на арамейском, сообщил вслух, что давеча только зашёл в Подольский нужник оправиться, как его случайно унесло прямо в Правь, до которой ему никогда не было дела…
Ладно хоть, что сюда ему точно нельзя… Так что он здесь уж никак не задержится…
– Ладно, нельзя – так нельзя…– словно услышав их, затараторил древний старик.
– Он и прежде сюда захаживал через нельзя… Слава Богу, что хоть сейчас по стенам развесили рушнычки… А то было бы и вони, и копоти…
Старик безжалостно сорвал со стены два соседних рушныка, отчего те соединилось в две случайных палитры, из которых заискрился очередной маленький армагеддец, и в это время в центре Киева рыхло шмякнулась сбитая ПВО путинская ракета.
В здешнем воздухе зашкварчало... Тут же срочно явились два здешних злющих не-ангелов, и на всякий проверили гостевые бирки с куриными брюками на мне и жене… А у Агасфера даже не проверяли, а выбили из рук обхезанные старцем палитры и вышибли его вон – прямиком на сырой гиблый Подольский мороз.
– Срать домой, – только и сказали тому на прощанье, и строго-настрого на впредь невежливо ему запретили на целую вечность в Правь свою рожу являть, после чего немедленно растворились в кромешной здешней низги .
– Відійдіть діду, – в свою очередь потребовали бойцы киевской теробороны и цепко оттащили бесконечно греховного старца от греха подальше… Неразорвавшая ракета как-то из-подлобья посмотрела на вечного старика, но только сама же после его ответного взгляда и скукожилась.
Додик Грымальский и Петруша Максимов, подсмотрев ее взгляд через щёлочку, возникшую на мир в иномировье, тут же засели рисовать полотно «Сеятели»… Казимир Малевич при этом отдыхал…
Веле Штылвелд: Мулясе мушиного короля, часть девятая
Наконец, мы с женой, в сопровождении мушиного короля в его блистательных парадных заплечных крыльях с огромными слюдяными вставками оказалось у огромной белесой стены со множеством маленьких и больших камер, затянутых слюдяным же занавесом. В них отображалась уже знакомая нам и ответная мушиному королю Зося во множестве видеороликах от спонта6о больших до маленьких, но также подсвеченных всячески изнутри: белесые, бирюзовые, бледно- фиолетовые, оранжевые, розовые, сиреневые и голубые… Все они вызывали у нас с женой кружение головы.
– С ума сойти, сколько жечь всяческих разномастных и разноразмерных Зось! – ужаснулись жена
– Да нет же, – тут же невозмутимо парировал мушиный король, – Зося здесь присутствует всегда, где бы вы ее ещё при этом не замечали... Просто она сейчас презентует все возможные миры от миров Яви и Нави, Прави и всяческих Жутей житейских…
– Вон тех, маленьких?!
– Да какие же они маленькие, господин сочинитель? Вы бы их ещё крохотными назвали. Да, по сути, они не меньше вашей собственной… хмури… Вот-вот… Впрочем, вы сами все это вскоре поймёте. А Зося послужит нам здешним компасом. Это тебе не присказка: налево свернешь – счастье найдешь…Что там у нас в налево, Зосенька?!
– Явь
– Ух, ты! – возрадовались жена. – Вот туда мы прямо сейчас и рванем!
– Не положено, – неожиданно строго сказала Зося. – Ведь по здешним записям…
– Акаши? – попыталась опять вмешаться жена.
– Нет, местного архивариуса Абраши, – тут же коротко парировала Зося, – оба вы квалифицируется, как поэты. Только честно признайтесь, баловались ли в прошлом стишками или какими-нибудь стишатами?
– А что, я и по сей день балуюсь, да и жена, знаю, украдкой... – попытался отшутиться я сам – за себя и жену.
– Прикупил бы ты муженёк свой блаблабла-фителёк….
– Это жена вам советует прикусить вам свой длинный язык, – безо всяких намёков напрямую уточнила Зося.
– Уже, – беззлобно с обоими – женою и Зосей, – почти беззубо соглашаюсь я. – Ну, писали, положим, и она… Ну, и что?
– А то, что в Навь вам так сразу точно нельзя, а в Мутях житейских вы уж точно запутаетесь, так что дорожка вам претворяется в Правь, да и то, как бы на ознакомительную экскурсию… Только чур вас хоть в какие-то тамошние расклады по-своему утрясать, или по-свойски улаживать, – как бы они вас не касались. Ведь здешняя Правь – это по-хорошему только паноптикум, и персонажи в нём… – Мушиный король даже впервые здесь как-то замялся… – те ещё… Так что всю ваши земную страстность и пылкость попридержите, пожалуйста, про себя… А если кто что и захочет вдруг сказать, то говорите это все только про себя и только своему Виртуальному куриному богу… Все понятно?
– Угу…
– Так что следуйте за Зосенькой голубчики и не шушукайтесь между собой…
Следовать за Зосей, словно утопающей в сиреневом Галла, пришлось недолго. Внезапно, перед каким-то протяженным, словно кирпичным бараком Зося остановилась:
– Свой последующий экскурс я начну с того, что при всякой власти есть свои особые преддроги.
– Приведи, пожалуйста, Зося, какой-то пример.
– Нет проблем, во время средневекового европейского абсолютизма это были ведемьские костры, во время совка – ГУЛАГ, а в нашем недалёком псевдодемократическом прошлом – всяческие духовные бараки, хоть внешне порой окрашенные то в средневековый ампир, то в продвинутый модернизм… Правда, уточнять я не стану… В истории архитектуры у меня могут быть обломы и обрывки, так что давайте просто войдём…
– Чего уж там, – спокойно согласился я. – Войдём, так войдём…
И мы вошли. И тут же в упор на меня и моих милых спутниц прямо в упор посмотрела до боли знакомая дама. Ну, ещё бы… Это же была моя незабвенная Тойбочка!
– Кто вам она, писатель?! – осторожно поинтересовалась Зося.
– Да это, да она – давно уже усопшая единокровная матушка. Но при исполнении. Здесь что, фабричное общежитие? – встречно заволновался я.
– Ну, не совсем фабричное, и все здешние персоналии уже устали, но так и не перестали быть непременно собой, но каков всё-таки пафос той же вашей матушки. Вот и сейчас она просто лицедействовала:
– Ваш паспорт, мужчина! Вы собственно к кому?
– К Бяшевой…
– А сами вы кто?
– Рыбоглазов, да вас обо мне и Бяшевой говорили…
– А почему у нее нет имени?
– Потому что она у вас здесь на задании…
– Что за задание?
– Да вам о нем говорили… Чисто внешне – это ролевая игра. Я ввожу Бяшеву в поэтический круг как экстравагантную садомазохистку, а она…
– Понятно, будет обязана на всех своих новых клиентов стучать…
– Вы разве что только в одном ошибаетесь, никакие они не клиенты, а страстотерпцы… Вот она кого из них утешит, а на кого и нажмёт… Понимаете, это просто оперативная работа и нет в ней ничего не обычного..
– Все равно, паспорт оставьте, как вас там, Клим Фимович Рыбоглазьев?
– Нет, все-то вы это специально по своей еврейской натуре переиначили. Начнем сначала, я секретный сотрудник Ефим Климович Рыбоглазов, пенсионер должных органов с должным же полномочиями, переведен в Киев из Минска для меньшего риска. Как-то вот так...
– Видно сексот вы ещё тот, Фима…
– А вам-то что от этого Тойба?
– Да мне как бы до лампочки… А вот то, что все время ты стучишь на моего сынка единокровного Вельку… убила бы…
– Так ведь сама проморгала, это он у тебя, Тойба, поэт… А мое дело записать строфику и передать Тафику… А тот уже сделает надлежащие оргвыводы. А что, разве за сынком твоим уже приходили?
– Не дождешься, Фимклимыч. Все его поэтические общие тетради весом в четыре килограмма и восемьсот пятьдесят граммов я снесла в макулатуру и получила абонемент…
– На «Виконта де Бражелона» Александра Дюма?
– Нет, на полбиблиотеки о майоре Пронина… – напоследок съязвила Тойбочка. – А теперь ступай к себе в будку к своей пробитой по всякому незабудке… На ней же уже больше клейма ставить некуда.
– Вот и не суди, Тойба заблудшую. Её же, как и тебя уже нет на земле. Лучше подскажи, где для борщица от Бяшевой – постного до непроглядности, хоть какой-то солью разжиться?
Тойбочка вдруг вздохнула:
– Здесь чистилище, Фима, здесь соли не подают...
– А надолго ли нам пребывать здесь назначили или кому как?
–Ох уж этот Фимыч, тоже мне коммукакер. Раз на должности, как и я, значит надолго. Только я хотя бы – простая дежурная, а вот ты – вечный сексот…
Они перешли на взаимно обидные матерные пересмешки, а мы – в крохотную комнатушку безымянной Бяшевой, где застали уже только одного старика, лежавшего на полу прямо лицом в общепитовской тарелке скисшего когда-то накануне борща, над которой чуть скособочено висели портреты так и не состоявшихся в нашем мире вождей – товарищей Троцкого, Зиновьева и Малинкова, а под ними тут же на полу недописанный портрет малоизвестного в Прави товарища Сталина коллективно мочились все местные нявки – от кошачьих до древнейших невязкокостных то ли Эльфиц, то ли кикимор.
Веле Штылвелд: Здесь только мне ответное... литературные заметки
Сегодня пошел разговор, да что там, спор на ФБ за Киев... Появляются группы людей, желающих увековечить и навязать свое видения своего Киева. Он у них почему-то грубезно хамский, непричесанный, даже порой черносотенный... Ну, не мой это Киев! Ни к одной из таких групп я не примкну. По логике таких групп евреи дали из себя сделать обреченных жертв... Я этой логики не приму. В моем детском мире жили изворотливые киевские евреи, оккультно-зороастрийские иранцы, на, худой конец бравые офицерские русские, но знаете даже не питерские, которых я увидел в 1973 году и страшно ужаснулся. У тех были по-клоунски вывернуты служебные ботинки и вся прочая форма на них словно висела, торчала, ныла, скавчала, тогда у киевских военных - евреев и украинцев, форма была прилажена, приутюжена, прибамбасана тютелька-в-тютельку. Киевский гарнизон в этом смысле был показательным. Русских присылали сюда только на выучку в школу КГБ, что стояла напротив польского костела на Красноармеской.... Вот этих бы дам полусвета у военных школ на вышкол и всяческих там училищ я бы снимал - от юных пылких девушек, стремящихся выйти замуж за офицерский молодняк, до зрелых куртуазных матрон, подотченных кгб... Все они были по-своему интересны.
А были еще еврейские гильдии фотографов и таксистов, раскройщиков меховых и полиэтиленовых изделий, скорняки и барыги, было очень много цинично лихих грузинов, из тех, что в неволе не размножаются, были и менее яркие кавказцы - осетины и дегестанцы. Осетинские женщины блондинки в ту пору шли в Киеве на расхват... За ними тянулись туркменки и узбечки, за ними местечковые и сельские украинки... Всегда трагедийно для людей моего мира... Они были нахраписты и жесточайше агрессивными... Ведь пройти через нацменовский Киев им казалось легче чем через участь украинской беспаспортной лимиты... Это был жуткий Киев... В нем всяческие доценты продавали московские и ленинградские лимитированные книжные серии, а вчерашние диссиденты годами жили без паспорта, художники в 52 артелях на Пушкинской гнали порнуху женщин под сраку лет в пионерских красных пилотках и галстуках - ша, вот этого я не понимал, воры приходили и уходили на зону, срывая огромные скобы с деревянных ирпеньских и ворзельских ларьков, а картежные каталы нышкались на центральном пляже... Там же крутились и дешевые киевские маркитанки.... Боже избавь, не проститутки. Ведь у них были хазы, ключики от которых они кокетливо вертели на пальчиках.... Кто действительно за собой в ту пору не следил, это киевские районные следаки, а адвокаты были так же как и сегодня продажны и мишурны, но зато имели пропавший у нынешних профессиональный апломб! Все это было во множестве действующих лиц и персоналий, которые снимать (фотогрфировать) себя давали крайне редко: сионисты, барыги, каталы, ладутчики, шулера, грузчики и романтики, пьяницы и алкоголики, а ещё старые луженные шкапы. Это были из моего истинного, хотя и гротескового мира. и этот мир был обширен и почти безбрежен... Вот к такой фотоколлекции я примкну. Всё прочее - ЛАЖА!!!! НЕ ПРИСТАВАЙТЕ!!!!!
Киев нужно полюбить до зубной боли... А зубы от Киева действительно внезапно начинают болеть у многих... Дочка из Хайфы пишет, что у нас здесь, как бы на севере, не хватает серотонина... Зато с эндорфинами у нас как бы вполне, если только мы любим тот мир, который от нашего собственного рождение выбрал и выгреб нас. Меня часто упрекают, что вы за украинец такой, что своих украинцев в вашем детском Киеве не замечаете? А что мне им ответить? Отдельных нянечек в детском санатории, где меня спасали от положительного перке помню, а дальше начинались немцы, поляки, грузины, иранцы, осетины, абхазцы, много татар и конечно евреи... Больше никто кроме их мне не был нужен... Всех прочих в моей матрице детства просто не было, и оттого не было слова жид и всех прочих мелких гадостей, которые подтянулись ко мне... Правда, уже в киевском интернате...
Или вот ещё....
Все пытался связать трудно произносимый, ну, по крайней мере, непривычный для славянского уха венгерский ВАРАШ и горное зычное Цаб-цабе... Ага, ну зачем мне это в центре Киева, казалось бы... А оказалось, вот зачем: чуть за углом Республиканского дома художника на одой из старинных киевских улочек, сегодня сплошь смачно кондитерской, вдруг образовалось эдакое , ну, к черту!... совершенно не киевское чудо: ВарЦаб!!! Прочитал и отматерился во все тяжкие... И все же зашел... Заведеньице закарпатско-венгерское. И это в пору, когда Венгрия херит всякую помощь сражающейся Украине. Но зато большими выпуклыми черными буквами по серой матерой штукатурке дано пространное пояснение, что ВАРЦАБ - это традиционная тамошняя торговля с низких придорожних уличных подоконников. В принципе красиво, но ОСКОРБИТЕЛЬНО! Рафинированно, как бы в стиль давно ушедшей в небытие Австро-Венгрии... ЗА ЧТО воюющей стране смачное чопорное заведение ВАТНОЙ ВЕНГРИИ?! Кто позволил?! Убирайте немедленно!
И так центр захамлен ВИДЕНСКИМИ ВЫПЕЧКАМИ, ТЕПЕРЬ ВОТ ВАРЦАБАМИ!... Киев не ПЕРИФЕРИЯ АВСТРО-ВЕНГЕРСКОЙ ВАТЫ! Пошла бы она поехала ВОН из Киева! НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО! Вам мало западно-украинских городков и местечек? Что вы творите, варцаб-поклонники и прихлебатели? Мы только начинаем отвоевывает украденный русней НАШ УКРАИНСКИЙ СОЛНЕЧНЫЙ КРЫМ, а нам уже ВАРЦАБЫ подсовывают с рафинированным образчиком неонационального венгерского рабства?! ПОШЛИ ВОН ВАРЦАБ-захватчики древнего киевского детинца! ПОШЛИ ОНИ ПРОЧЬ! Бойкот венгерскому ВАРЦАБУ В ЦЕНТРЕ КИЕВА НЕПРОМЕДЛИТЕЛЬНО! Пусть господа Венгры научаться по отношению к нашей древней и великой стране Украине вести себя по-человечески. А нам хватит на худой конец и и галицийских пляцок! Я негодую! И это после посещения древних киевских Золотых ворот... СОС!!!
А вот традиционная киевская подольская копеечная выпечка убита. А знаете, почему копеечная? Потому что был на Подоле районный комбинат школьного детского питания, где выпекали и пирожки с капустой и горохом и ванильные булочки и сырные полена с изюмом, булочки с корицей и тестовые огурчики, булочки с корицей и белым суфле! А свежайшие в сладкой влаге ромовые бабки?! Душа радовалась. Подол кормил, Подол обвораживал, очаровывал и оставлял к сытости в небольно широких кармашках дополнительные дензнаки. Но все это убили господа реформаторы... И во имя, спрашивается, чего? Во имя дико дорогих пляцков, в жесткач засушенных венских булочек и варцаб-изделий нынешних городских компродоров? Ганьба!!
Веле Штылвелд: Мулясе мушиного короля, часть восьмая
Мы с женой словно сомнамбулы осторожно встал и вышли из-за дубового праздничного стола во внезапно открывшийся нам проем. Был он едва не бесцветен и оттого сразу неприметен, но словно пробит внезапными световыми дробинками, словно кто при этом внезапно выстрелил из древнего духового ружья.
Мушиный король крайне предупредительно снабдил каждого из нас – и меня, и жену – грубыми куриными богами: камнем с естественной проточиной – так и называемый «куриный бог» или «кикимора одноглазый», который якобы защищал некогда прежде даже дворовых кур от вреда кикиморы.
Правда, существовали и иные средства задобрить кикимору, так считалось, что кикимора не тронет вещи, если их перекрестить и положить на место с молитвой, потому что в ином случае она считает, как и вся нечистая сила, что оставленные вещи принадлежат ей. На сей счет, прежде у хуторских украинцев было расхожим многократно иной раз повторять: «Было – докажи, не было – не скажи… Не видел – молчи, а видел – хай тебе повылазит».
А то ещё в Крещение крестили по воздуху рукой аль ножом в избе окна и двери, а также рисовали на дверях да воротах кресты – когда мелом, а когда – краской или углём, да крестики из лучинок в каждый угол в избе, в воду, в колодец, в кужлю, чтобы не вошли в дом кикиморы и нечистые духи, так как и те, и другие во время освящения воды кидаются и шалят повсеместно…
Существовало поверье, что если человеку удастся накинуть на кикимору крест, то она на месте замрёт. Вот где оно народное, забубенное «замри – отомри»… А ещё утверждали, что если поймать происходящую от умершего или проклятого ребёнка кикимору и выстричь ей на темени крест, то она превратится обратно в человека, но с определённым недостатком, например, кривизной, косоглазием, немотой, заиканием, плохой памятью или слабоумием. Также от кикиморы, как и от остальной нечисти, помогали упоминание Бога или, наоборот, грубые ругательства. От разгулявшейся кикиморы могло помочь и окропление дома святой водой или проведение в нём молебна.
Считалось также, что кикимора не любит можжевельник, из веточек которого делали оплетение для солонки, чтобы кикимора соль не таскала.
Это иной раз вводилось и детские совковые игры, типа:
– Скажи пароль!
– Не трогай соль, не то потрахает моль!
А настоем из корня папоротника омывали горшки и другую посуду, чтобы кикимора их не тырила. В одном лечебнике восемнадцатого столетия для избавления от кикиморы предлагалось положить в доме верблюжью шерсть с росным ладаном под шесток.
Боялась также кикимора и плакун-травы. В одной народной быличке одна зловредная кикимора выжила из дома хозяев, но в дальнейшем её прогнал плясовой медведь, принадлежавший поселившимся в пустом доме медведчикам. Согласно этой же истории, кикиморы боялись и кошек. В другой быличке было сказано, что «пряха» боится света. У Пушкина в «Сказке о царе Султане» она и то промелькнула… Кто же не припомнит зловредной Ткачихи?
Появившуюся кикимору можно прогнать, ударив её мужскими штанами. А ещё порой рядом с люлькой с младенцем подвешивали, обычно на ночь, веретено, кудель и лучину или кудель и ножницы, чтобы занять ими кикимору и таким образом защитить от неё ребёнка.
Да ещё, чтобы прекратить бесчинства насланной кикиморы, следовало найти подкинутую куколку и наотмашь выкинуть её за пределы усадьбы или лучше кинуть в огонь (в одной быличке говорилось, что она извивалась и подпрыгивала при этом.
А ещё прежде существовало поверье, что при строительстве дома нужно всегда рубить новый обкладник, чтобы вместе со старым не принести в дом кикимору.
– Так что ни крестить дето малых, ни закладывать изб рубленных мы здесь с вами не будем. Это только навредит нашей прогулке, которую организовала для нас, вы не поверите, Зося! Уж больно вы ей понравились, приглянулись, да к тому же вы люди тонкие, вот от того она вам и открылась…
Хотя прежде считалось, что только в день Герасима Грачевника, 4 (17) марта, кикимору можно было выжить из дома, так как в эту пору они становятся смирными. Хотя хозяева, накануне обряда перебирались к соседям, оставляя в распоряжение знахаря свою хату. Он обметал печь и все углы избы, выгребал золу из подпечка, «домовничал» в избе до самого вечера – после чего объявлял, что нечистая сила ушла навсегда. Изгнание совершается с особыми заговорами, например,
Кикимора домовая, выходи из горюнина дома скорее,
не то задерут тебя калёными прутьями,
огнём-полымем, зальют чёрной смолою»…
А чтобы кикимора не вредила курам, на куриный насест или над ним на лыке подвешивали так называемого «куриного бога», такого же как у вас нынче на шеях – на что Зося нынче и ласковая, поскольку прошла мой укорот лоскутом кумача да горлышком от разбитого глиняного умывальника… А вот вместо поношенных лаптей вы заметили? Да, мы окропили ее пуанты!
– Так стоит ли нам боятся её, вашу Зосю. – как-то неопределённо поинтересовалась жена. – Или у вас самого, ваше мушиное величество, никакой особой инструкции по обращению с нею нет?
– Да она, похоже, просто чуть необычно капризная, но всё же земная женщина, – внезапно заупорствовал я.
– Ой, не скажите, господин писатель. – Грустно оборвал меня Мушиный король. – Да вы, как видно, так пока и не поняли, насколько Зося необычная женщина. Я вам даже больше скажу. Женщиной она только притворяется, а, по сути, она древний дух…
– И в каких с вами она отношениях? – едва ли не наперебой спросили мы оба…
– В самых доверительных… Вот может ли простая земная женщина вдруг взять и запросто раздвоится?
– Чтобы не раздваивать надо не расстраиваться, – непроизвольно весело пошутила жена.
– Вот и посмотрим… – с улыбкою интригана произнес мушиный король.
– Явь, правь и навь, да тут ещё хмурь какая-то взялась… Так куда ты нас ведешь, ваше мушиное величество, так легко расторгая подземные стены? – заупрямился я. – Сорвал нас обоих с дня Варенья жены и даже не объясняешь, зачем?
– А вам по-научному или как бы попроще, с белых фекалий белых мух… Это из их последов и создан весь этот подземный пластырь непроникновения, который столь прочно разделяет все эти миры.
А более частное деление мира, несмотря на общепризнанность и популярность в наиболее распространённом понимании – это три внешние и бесконечное множество внутренних сторон бытия…
Правда, Правь – это ещё и мир светлых богов, а для особо верующих –едва ли не божественный закон. Тогда как Навь – обитель тёмных божеств, подземный мир, не только загробный мир, но и альтернативная вселенная, существующая по другим законам. И поверьте, там живут не одни божества, но и гмуры, и кикиморы, и эльфы, и нявки… А вот Явь – это явный, земной мир людей…
– Это вы к чему, ваше мушиное величество, – попыталась соскользнуть с заунывной темы жена. – У меня как бы праздник сегодня – самый настоящий, что ни на есть день рождения…
– А у меня, – особый и даже очень ценный подарок к нему. Но без некоторых предварительных пояснений он будет вам ни к чему, леди. А ведь говорят, что вы чудесный киевский график и едва ли не от рождения видите Навь… Так что потерпите…
– Ну, разве что ради вас, ваше мушиное величество, – почти кротко согласилась жена.
– Про Явь, Навь, Правь – многие хотя бы слышали, но не многие понимают значения этих слов. А уж про Хмурь, что разгрызает каждого живущего на земле как бы изнутри, мало кто и вовсе догадывается…А ведь они используются достаточно часто в описании миропонимания наших предков и не понимая смысла слов не возможно понять целого, которое их содержит. Поэтому постараюсь кратко и доступно изложить, что такое Явь, Навь и правь... А про Хмурь узнать отошлю Сигизмунду Фрейду и Карлу Густаву Юнгу. Хотя, похоже, ими вы давно нафаршировали свои мозги, но как бы всмятку. А я вам преподнесу больше – лазанью. Да такую, что пальчики оближешь…
Так вот, если коротко, то от словосочетания "мир Яви" появились связанные слова и выражения типа – «явное», «наяву», «мечта стала явью», «являться» в значении быть, и другие.
Но для тех, кто считает, что душа бессмертна – Явный мир людей это лишь временное пристанище, попав куда Душа обретает временную плоть для того, чтобы пройдя через явное состояние, научиться жить полноценно, совершенствуясь в отведенной для этого вздорной повседневности.
А вот Навь – или Не Явь – «Неявное», «Непроявленное» – это несколько иной мир, куда уходит Душа в ожидании следующих воплощений в новое физическое тело или даже просто во временно проявленную плотную виртуальную пульпу в виде астрального двойника. Так что Навь - это мир, который недоступен для органов чувств физического тела.
Что до мира Прави, то Правь это тот мир, откуда нам приходят общечеловеческие законы. Жить «неПРАВильно» – это значит, нарушать сложившийся миропорядок.
Кстати, изначальное значение слова "Православие" означало "Славить Правь" – то, что, по сути, и делали наши предки.
Ко всему необходимо осознать то, что все эти три мира: явь, навь и правь да еще бездна личностных хмурь-миров существуют одновременно и неразделимо – это примерно как засыпаешь, видишь сон, но мир вокруг тебя продолжает существовать, хотя ты в настоящий момент в нем не принимаешь активного участия и не видишь, что творится вокруг, но оттого, что ты спишь - вокруг тебя не прекращает кипеть жизнь...
Веле Штылвелд: Мулясе мушиного короля, часть седьмая
Мы продолжаем наш тихий семейный праздник под тихое почти мушиное жужжание Мушиного короля:
– Знаете ли вы, любезные, что сей облюбованный вами литературный подвальчик сплошь многомерен со всяческими неожиданными провалами и проходами в иные не здешние измерения, и не только в Явь, Навь или Правь, но и во всяческую иномернную Хламь… Помните, я вам говорил, что у меня есть два вида фирменного мулясе?
– Конечно, помним, – осторожно сказала жена.
– Да, как не запомнить, ваше мушиное величество, это скрытое и вряд ли шуточное предупреждение… Вот только бы знать ещё, за какие конкретные прегрешения? – Теперь уже всполошился я.
– Всё это удивительно просто, как если бы знать, что увидеть кикимору, особенно на печке, на пороге или с прялкой на передней лавке, предвещает смерть кого-то из домочадцев или другое важное событие. Когда же кикимора начинает плести кружева в подполье и перебирать и стучать коклюшками, подвешенными на кутузе или плакать, то быть беде…. А вот в прочем, то здесь были бы только посетители нашего подземного кабачка незаурядными, а заурядную вину на их головы мы всегда сумеем сыскать.. Ведь моя барменская команда очень чутко вслушивается в каждое произнесенное здесь вами слово.
– А точнее... – попросила жена.
– Точнее, дамочка, я вам не скажу, да вот только свою превентивно-демонстративную дозу мушиного мулясе вы уже : вы, леди, – через кофейное лунго… А вы, почтеннейший, через шкалик ли́кера для самых мужественных...
– Это тот крохотный стопарик от шефа? И что он даёт?! И где этот шеф? - внешне невозмутимо заволновался я.
– А́ вообще, есть ли у вас срочное от этого противоядие какой-нибудь дот? – уже явно скороговоркой заговорила жена.
– Да, уймитесь вы немедленно оба! – Едва ли не зашипел мушиный король старой патефонной ошибкой. – Сказано же, доза демонстрационная, не более чем на один, скажем, академический час. За это время вы сумеете легко проникать из нынешней Яви в Навь, в которой отродясь и обитают Кикиморы?
– Да нет же, не кикиморы там, а Мойры. Кстати, именно они опекают вас на земле… А вот в Прави вы нос к носу столкнетесь с самой настоящее огненной ящерицей Ори и её первейшими супервизорами – гмурами…
– У меня к вам, ваше мушиное величество, чисто профессиональный писательский вопрос: уж не те ли это покорители пришлы́х мудрых змеевидных нагов.
– Послушайте, писатель, как же выточено на сей раз угадали?! Да-да, это они – милейшие гномы, хранители алхимической магии и ключей в вашу собственную хмурь.
– Вот почему так, – разволновались жена. – Если хмурь моя, то и ключи от нее должны быть исключительно у меня...
– Ой, не скажите, золотко… Не зря же на сей счёт у украинцев есть мудрая старая пословица: дай сердцу волю, заведет в неволю. Ну ладно, заберетесь вы в свою хмурь, а выбраться из нее кто вам поможет?
– Ясно, что гномы, – пришлось за жену согласится мне… Ведь о гномах я когда-то прежде уже писал…
Гномы они, же гмуры, также их называют гомозулями, более древние, чем их название; оно – греческое, но греческие классики его не знали, ибо возникло оно только в шестнадцатом веке. Этимологи приписывают его изобретение швейцарскому алхимику Парацельсу, в чьих трудах оно появляется впервые.
„Гносис“ на греческом – „знание“; есть гипотеза, что Парацельс изобрел слово „гном“, потому что гномы знают и могут открыть человеку точное местонахождение скрытых в земле металлов.
Гномы – духи земли и гор. В мифологии народов Европы маленькие, человекоподобные существа, обитающие под землей, в горах или в лесу. Ростом они с ребенка, но наделены сверхъестественной силой, носят длинные бороды и живут гораздо дольше, чем люди. Гномы ниже, чем люди, но крепче и коренастей. Они известны своим вспыльчивым нравом и невероятной выносливостью. У гномов хорошо развиты сила и телосложение, но с ловкостью дело у них обстоит хуже. Они не такие находчивые как люди, но обычно мудрее благодаря опыту, приобретенному за долгую жизнь.
Народная фантазия представляет гномов, живущих под горами, в виде бородатых карликов с грубыми и смешными чертами лица. Такими их описывают в Западно-Европейских сказках. Там они обычно одеты в узкие коричневые кафтанчики и монашеские капюшоны. Внешне гномы напоминают таких же сказочных Карлов, но они немного менее приземисты и более длинноносы.
Гномы – великие мастера-кузнецы, ведающие тайны гор. Они первыми научились добывать руду и плавить металлы. Но сегодня они обретаются в Нави. Явь их уже давно и изрядно утомила.
В общем-то, это трудовой и добрый народ, но они сильно пострадали от людской алчности, потому людей недолюбливают. Гномы прячутся в глубоких горных пещерах, где ими построены подземные города и дворцы. Иногда они выходят на поверхность, но если встречают в горах людей, – отпугивают их громким криком.
О гномах сложены бесчисленные легенды… Их считают расой, относящейся к родственниками эльфов и фей, мавок и нявок, мойр и кикимор!Подобно грифам эллинских и восточных поверий и германским драконам, их обязанность – охранять потаенные сокровища. Одна легенда говорит о том, что гномы – сапожники фей. Феи любят танцевать, и, танцуя, изнашивают туфли довольно быстро. Сапожники делают им новые туфли… за вознаграждение, разумеется.
Согласно другой легенде, гномы (гмуры) воюют в подземельях с горными чудовищами (гримтурсами) и драконами.
Поскольку гномы похожи на людей, только меньше ростом, – так им удобнее ходить по пещерам, то часть гномов смешалась с людьми: от них люди и получили знания о кузнечном и ювелирном мастерстве.
Гномы чрезвычайно обидчивы, вздорны и капризны. В недрах земли гномы хранят сокровища – драгоценные камни и металлы; они искусные ремесленники, могут выковывать волшебные кольца, мечи, кольчуги и другие волшебные предметы. Любой человек, встретив гнома, пытается заполучить его золото и серебро, которое накоплено усердным гномом в непрерывных, тяжких трудах. Но гномы умеют исчезать, стоит лишь человеку моргнуть глазами.
Согласно тем же легендам, гномы хорошо сопротивляются болезням и ядам, но очень не любят воду и совсем не умеют плавать. Могут видеть в полной темноте. У них сильно развита мимика (порой даже карикатурна), а длинный и острый нос, служит доказательством принадлежности к старой и благородной расе.
О жизни гномов, как народа, известно меньше, а потому все утверждения будут более спорными. Самая древняя раса и, видимо, самая малочисленная; живут родами, игнорируя проблемы мира.
Магия гномов слишком не похожа на магию людей и, возможно, у них существуют культы предков: прародителей, героев и богов, связанных с горами, ремеслом и войной. По всей вероятности, все легендарные мечи этого мира вышли из гномьих кузниц. Гномы закаляли свои мечи в пламени и для уменьшения веса делали их ажурными. Сами же создатели легендарных мечей во время боя становятся грозными противниками.
И ещё… по мнению автора книга «Мы – инопланетяне» Валерия Иосифовича Кратохвиля, родоначальники основных четырех земных рас пришли: европеоиды –со звезды «ипсилон» созвездия Волопаса, монголоиды – со звезды «дзета» созвездия Большой Медведицы, негроиды – со звезды «альфа» созвездия Большого Пса («Сириус»), а австролоиды – со звезды Майя, звездное скопление Плеяды, то почему бы не предположить, что разнообразие и рас, и визитов было намного больше, и сферы распространения пришельцев не ограничивались земной поверхностью, а были среди них обитатели подводных и подземных миров.
По мнению того же специалиста по внеземным цивилизациям ныне усопшего Валерия Кратохвиля, на земле базы групп «небесных контролеров» располагались вдалеке от основных ареалов расселения наземных рас по причине запрета на вмешательство в независимое развитие этих цивилизаций, продиктованного некими космическими законами, пока еще нам неизвестными. Остается предположить, что энерговооруженность подземных и подводных рас космитов, сошедших на Землю была настолько высокой, что изначально выделило их в элитные скрытые сообщества, и никто сегодня не знает до каких технологий дошли они в трудах своих праведных… не они ли создали иные измерения на старушке земле: Навь, Правь и Хмурь…
– А у меня есть ещё один свой особый дамский вопрос, – внезапно переключилась на своё чудное жена. – Вот почему все эти ваши кикиморы сплошь нечесаны, хотя обычно бесконечно тёмными ночами сами чешут в кудель.
– Однако, зачем так торопится – ты сама ко времени об этом в Нави точно узнаешь. А кстати, нам сейчас Зося, вы, надеюсь, ещё не забыли, именно сама готова провести в Навь, это она сейчас тщетно пытается приоткрывать вон ту немалую дверь… Но сама она в неё прошла через постамент памятника великому узбекскому поэту… И это вы ещё не забыли, где стоял достаточно странный монументальный новодел, посвященный туркменскому поэту, родом из восемнадцатого столетия Махтункули Фраги?
– Ах, как жаль, Веля, что ты сам не узбек. Это же надо на весь Киев всего только один узбек, и то только затем, чтобы служить всяческой местной нечести… А саму меня один такой же узбек как-то охмурил, а вот второй прямо здесь накануне совсем нагло меня опоил… Вот и спрашивается только, зачем?! А может быть все вы здесь ваше мушиное величество, одни только узбеки?!
– Однозначно, – парировал я жене, – но не просто тебе узбеки, а тайные узбеки. Ведь и меня самого в детстве регулярно узбеком кликали…
– Господи, с кем я только связалась? – Тут же ужаснулась жена и стала что-то медленно перечислять у себя на пальцах. – Получается, что жизнь меня связала с одной балеринистой Зосей и целыми двумя тайными узбеками… Такого мне было даже не выдумать… – И она печально всхлипнула носом.
Похоже, демонстрационная доза мушиного мулясе таки начинала проникать в её женский мозг через внезапно воспалённый мозжечок, в котором внезапно замелькала огромные пра-адамиты и динозавры…
