Виктор Душко: Варавва – последний ученик Христа, продолжение 4

Рим. Сенат. 11 год от Р.Х.

Шестьсот человек, собранные вместе, даже когда не кричат, все равно ведут себя шумно. А в курии Гостилия кричали. Выбирали магистратов, и сегодняшний день был итогом многомесячных многоходовых интриг и комбинаций, тайных бесчестных сделок и отвратительных договоренностей.

Сенаторы только на Форуме или на площадях комиций перед плебсом выглядят «отцами», в самом сенате они ведут себя как избалованные дети. Даже странно, как они умудряются решать государственные проблемы?.. Их игры ни на что не похожи, в них нет правил, игроки не двуличны, они – многолики и, самое ужасное, уже не помнят своего истинного лица. А приз в этих играх – власть!

Сенат, монолитный, каким и должен быть государственный орган, был таким только в глазах плебса, на самом деле – та же арена Колизея. И если гладиаторы выходят на арену со своей командой, чтобы победить вместе с ней, или погибнуть вместе с ней, то сенаторы до таких высот самопожертвования не поднимаются. Да и постоянной команды у них почти никогда и не бывает: слишком много разных, взаимоисключающих желаний должны лечь в корзину корысти, чтобы сенатор оставался верным своему слову.

Но выборы состоялись. Прекратились крики, улеглись страсти. Из своей среды сенаторы выбрали двух магистратов, претора, квестора, префекта анноны. Приняли решения по остальным чиновникам, рангом пониже.

Одним из счастливцев стал консулярий Гай Сульпиций Авл, только что избранный префектом анноны Рима, то есть чиновником, который в течение года, начиная с январских календ, будет заниматься раздачей хлеба жителям Рима. Новоиспеченный префект анноны пробирался сквозь толпу сенаторов к выходу из курии. Неожиданно кто-то чуть энергичнее, чем было принято в этих стенах, взял сенатора за предплечье.

Будущего распределителя хлебных запасов передернуло: наверное, опять какой-нибудь «отец»-перегрин, выскочка из провинции, которых так много появилось в сенате в последнее время, возжелал засвидетельствовать коллеге свое почтение. Раздражение охватило Гая Сульпиция, но лишь на мгновение, голову он повернул, уже вежливо улыбаясь. Даже бровь удивленно не поднял, демонстрируя пример выдержки и воспитания истинного патриция.

Человеку, взявшему за плечо благородного Гая Сульпиция, наплевать было на разницу между нобилем, кем и был благородный Авл и им, Марком Лукинием Назоном, быстро разбогатевшим плебеем, пусть формально и «всаднического» звания, но выросшим на четвертом этаже доходного дома в Эсквилине, римской трибе бедняков.

Перед Авлом стоял сенатор Назон, подтвердивший наличие имущества на четыре миллиона сестерциев.

– Привет тебе, Гай Сульпиций! Пусть всегда улыбается тебе судьба, префект анноны!

– Я еще не префект, если быть точным, – раздраженно начав, вежливо закончил фразу Гай Сульпиций.

– Будешь! Обязательно будешь, любезнейший Гай Сульпиций! Книги судеб не врут! Да и я голосовал за твою кандидатуру! – радостно орал ему прямо в ухо Марк Лукиний. Потом он наклонился еще ближе и тише добавил: – И мои клиенты тоже.

«Фу, как грубо», – подумал Гай Сульпиций, но промолчал. Марк Лукиний, несмотря на то, что был неприятным и невоспитанным типом, говорил правду. В сенат он пришел не сам, а во главе небольшой, но сплоченной и достаточно влиятельной партии. Влияния в сенате «всадник» Назон добился за счет того, что партия его всегда голосовала так же, как и ее лидер – сам Марк Лукиний Назон. Деньги на политические игры были потрачены немалые: начиная с оплаты своих участников комиций, где начинается любая политическая деятельность для тех, кто карабкается во власть с самого низа – из провинций или римских триб.

Потом было много работы в трибах Рима. Работа заключалась в стимулировании плебса поддерживать «правильные» предложения, выдвинутые сенатором, которые в свою очередь приносили деньги. Но не плебсу. А сенатору Назону. Часть этих денег снова шла на оплату политических игрищ. И теперь самые толковые из его клиентов, каждый из которых, с его негласной финансовой помощью, подтвердил свой имущественный ценз на четыре миллиона сестерциев, стали его партией в сенате. Более многочисленные сенатские партии, где у каждого патриция на все было свое мнение, проигрывали в тактической борьбе с небольшой, но сплоченной железной дисциплиной партией Марка Лукиния.

Деньги, позволившие самому Марку Лукинию и его партии попасть в сенат, нажиты были на поставках хлеба из Египта. Оттуда же Марк Лукиний ввозил папирус. И если без хлеба в Риме бунтовал плебс, то без папируса оставался не у дел чиновничий Рим, и замирала деловая жизнь всей римской империи.

Много денег приходилось платить за фрахт кораблей, и Марк Лукиний стал строить галеры. Галеры периодически подвергались нападениям пиратов и Назон, не в последнюю очередь из-за этой проблемы, пошел во власть. Сенатор Назон инициировал сенатское решение, по которому его торговые суда стали сопровождать военные корабли.

Чужеродным телом в «своей» цепочке хлебных поставок оставались только склады. Склады в римской гавани были, но стояли они на земле, принадлежащей роду Сульпициев и сейчас, когда Гай Сульпиций, не без помощи Марка Лукиния стал префектом анноны, самое время побеседовать с родовитым патрицием. Надменного нобиля необходимо было постепенно, не ущемляя чувства превосходства, но приучать к мысли, что, пусть не сегодня, так завтра, склады на берегу Тибра ему будут доставлять много беспокойства, и совсем мало денег.

– Клянусь жезлом Меркурия, счастливый Авл, у тебя не найдется достойного повода отказаться от моего приглашения…

– Какого приглашения? – сделал вид, что не понял, о чем идет речь Гай Сульпиций.

– Брось, патриций, – Назон фамильярно хлопнул нобиля по плечу. – Ты же знаешь, что я купил дом Луция Сергия Катилины, что на южном склоне Палатинского холма. Так вот, я уже привел его в порядок и хочу, что бы ты оказал мне честь и стал первым гостем в моем новом доме. Ложе триклиния, то, что справа от входа, ты понимаешь, о чем я говорю, по праву твое и ждет тебя сегодня вечером.

Сказано это было по-плебейски – так грубо и неблагородно, что патриция передернуло. Во времена его предков такого разговора не могло быть в принципе. Городские канальи знали свое место, а курия сената тогда еще не была местом сборища для всякого сброда. Все изменилось при императоре Октавиане Августе. Да, он действовал во славу и в интересах Рима. Но всему же есть предел! Если интересы Рима требуют, чтобы благородный патриций в сенате общался со своим бывшим рабом, то следует спросить у самого принцепса – те ли это интересы Рима?.. Рима патрициев и олигархов, настоящих отцов города и империи?.. Но ответил Гай Сульпиций светски:

– Милейший Назон, клянусь Юпитером Статором, твое приглашение в высшей степени лестно и я непременно воспользуюсь счастливым случаем посетить твой дом сегодня же вечером.

Гай Сульпиций, при всей вежливости ответа, не преминул, как говорится, щелкнуть плебея по носу, тем более что нос у Марка Лукиния действительно был великоват. Собственно, и когнамен, третье имя, или прозвище Назон – носатый – Марк Лукиний получил из-за своего носа. Не знал нобиль лишь одного: придворный авгур, который кормился в доме своего патрона Назона с того, что распутывал всякие знаки и знамения, решил проблему обидного прозвища своего патрона раз и навсегда. Причем к удовольствию самого патрона.

Сначала Марк Лукиний своего прозвища стеснялся и хотел его заменить, что было совсем нетрудно, с его-то деньгами, но авгур сказал, что нос – это видимый символ мужского достоинства и не стыдиться надо своего носа, а гордиться им. Пусть стыдятся те, кому гордиться нечем. Такое толкование Марка Лукиния полностью удовлетворило, и он стал гордиться своим когнаменом. Так что стрела, пущенная патрицием, цели не достигла. Сенаторы раскланялись.

– Я пришлю раба, – сказал на прощание Марк Лукиний.

           * * *

Вечером того же дня у дома Назона остановилась изящная лектика, которую несли восемь рабов. Раб-факелоносец постучал в дверь. Калитка открылась, выбежали рабы хозяина, тоже с факелами, началась небольшая суматоха. Носилки тем временем опустились на низкие козлы, и из них вышел поддерживаемый под руки Гай Сульпиций Авл в роскошной белой, расшитой золотом, тоге для пиршеств. Патриций был свеж и румян, вопреки возрасту. Пятьдесят шесть прожитых в роскоши и неге счастливых лет никак не отражались на госте. И, тем не менее, хозяин дома хлопнул в ладоши и приказал вошедшему рабу:

– Сегодня у меня в гостях благородный Авл! Омыть ноги гостю, умастить благовониями, завить, надушить и надеть на Гая Сульпиция венок из роз! Быстро!

Это было проявлением вежливости и непременным элементом гостеприимства, поэтому не вызвало возражения у гостя.

Зал для пиршеств – триклиний – был готов к приему гостя. Стены обеих частей триклиния: собеседования и пиршества, и колонны каррарского мрамора, разделяющие триклиний, были увиты гирляндами из роз и плюща и распространяли дурманящий запах. Вдоль стен стояли мраморные статуи, преимущественно женские и все идеальных форм. Пол был выложен мозаикой. Затейливые узоры обрамляли искусно выложенные сюжеты вакхических праздников: танцы соблазнительных нимф, хороводы богинь. В глубине зала стоял мраморный стол, вокруг него три мраморных ложа с пурпурными шелковыми подушками. Освещался зал факелами и светильниками, устроенными в казанах на треноге. В поставцах, расположенных у стены, находились серебряные кубки разных форм и размеров. Рабы внесли запечатанные амфоры с пятидесятилетним фалернским вином. Под присмотром хозяина осторожно открыли первую и, стараясь не взбалтывать, перелили содержимое в серебряный кувшин.

В триклиний вошел Гай Сульпиций. Завитый, надушенный, с венком из роз на голове, теперь он, по светским правилам, был готов к пиршеству. Хозяин снова хлопнул в ладоши, и рабы чередой вошли в зал, на вытянутых руках держа серебряные подносы с изысканной снедью. Раб-виночерпий ковшиком налил густого вина в кубки благородным господам. Некоторое время ели молча. Незаметно вошли музыканты, остановились вдоль стены и, поймав легкий кивок патрона, тихо заиграли.

Марк Лукиний был в некотором затруднении. С одной стороны, долг гостеприимства требовал от него продолжать в том же духе – подливать вина гостю и развлекать его песнями и танцами своих актеров, музыкантов и мимов. С другой, сам по себе пир ему не нужен был и даром – Марк Лукиний был деловым человеком и общение признавал только то, которое, в конечном счете, приносит прибыль. К Гаю Сульпицию у него был серьезный разговор, и теперь Марк Лукиний с тревогой смотрел, как гость охотно подставляет свой кубок под очередную порцию его отменного вина. Гай Сульпиций на глазах пьянел, и пока это устраивало хозяина, но следовало придумать какой-нибудь трюк, чтобы не дать патрицию напиться до невменяемого состояния.

– Любезнейший Авл, не хотелось бы выглядеть негостеприимным, но скоро совсем стемнеет, а то, чем я хочу похвалиться перед тобой, как перед истинным знатоком и ценителем, очень хорошо смотрится именно сейчас, на фоне заходящего солнца. Поспешим! Приглашаю тебя на галерею. Недавно я купил статую работы великого Фидия и еще никому ее не показывал. Поверь, она того стоит. А потом мы вернемся, подойдут актеры из цирка, мимы и продолжим пиршество.

– Клянусь Юпитером Статором, ты умеешь удивлять! Я спешу насладиться работой Фидия. Мне лестно, что ты знаешь мои вкусы – я действительно большой поклонник этого мастера и, пользуясь случаем, приглашаю тебя в свой дом, в удобное для тебя время. Я тоже хочу похвалиться своим Фидием.

С этими словами оба вышли на галерею. Марк Лукиний купил скульптуру уже давно, но никому ее не показывал. Он мало понимал в греческой скульптуре, современные статуи, по его мнению, были не хуже; но раз есть богатые бездельники, готовые платить «за Фидия» бешеные деньги, значит Фидий – хорошее вложение капитала. Дав время своему гостю восхититься скульптурой, Марк Лукиний терпеливо ждал, когда восторги угаснут, и приступил к делу.

Не получив должного образования в начале жизненного пути, Марк Лукиний, темнее не менее, в жизни преуспел благодаря цепкому природному уму и врожденному чутью на все виды наживы. А знания… Знания Марк Лукиний добирал самостоятельно, избирательно и требовательно общаясь с теми, кто лучше него разбирался в каком-нибудь конкретном деле. Сегодня ему нужен был этот заносчивый патриций.

Назон хлопнул в ладоши, и на галерее тотчас появились рабы с кувшином, кубками и подносом с закусками.

– Воздадим хвалу великому Фидию и его вечному искусству! – провозгласил тост хозяин и поднял кубок. Гость с энтузиазмом поддержал:

 – Клянусь Юпитером Останавливающим! Ты счастливый человек, Марк Лукиний! И воистину высок в своей щедрости – ты от души поделился со мной счастьем любоваться работой великого грека. Я провел великолепный вечер в твоем доме.

Назон, который в начале речи патриция стал раздуваться от собственного тщеславия, к концу насторожился – такая концовка могла означать только одно: гость собирается улизнуть. Ну, нет! Не для того Марк Лукиний убивал этот вечер, Фидий Фидием, но дело – прежде всего!

Хозяин решительно взял гостя под руку.

– Благородный Авл! Я счастлив тем, что сумел доставить удовольствие тебе, истинному ценителю настоящего искусства, – Гай Сульпиций поморщился, слушая эти избитые комплименты. – Я и сам любуюсь своим Фидием. Думаю, я понимаю его. Да я вообще считаю, что только великий Рим в состоянии оценить и сохранить для потомков истинное искусство! Но, клянусь жезлом Меркурия, как же дорого это стоит! Чтобы купить Фидия я влез в долги.

Патриций недоверчиво покосился на разглагольствующего Назона и был неправ: сенатор Назон под покупку скульптуры действительно взял в долг. Немного, зато напоказ. Преторы, чьему вниманию это предназначалось, наживку заглотили. А вот то, что на самом деле Назон взял не в долг, а забрал свои деньги – знать им было не обязательно.

– Ты же знаешь, счастливый Авл, – Марк Лукиний увлек своего гостя на прогулку по галерее, – я который год себе в убыток кормлю римлян хлебом. Да и зрелища обходятся недешево, но за развлечения платят консулы и сенат. А за хлеб плачу я. Один я.

– Да ты лукавишь, любезный Марк Лукиний, – попытался протестовать патриций, он уже понял, что наступил час расплаты за роскошный ужин. И попытался, соблюдая все законы гостеприимства, вырваться из цепких рук хозяина. Он обреченно слушал болтовню Назона и с тоской ждал минуты, когда этот удачливый торгаш задушит его в своих объятиях.

Иметь дело с Марком Лукинием Гаю Сульпицию еще не приходилось, но на Палатинском холме о деловой хватке Назона и его всеядности ходили легенды. Жертвами становились все, даже олигархи, кто в недобрый час оказывался на пути сенатора Назона.

«Они приходят на смену нам, – думал патриций, – Они грубы, невежественны, циничны. Они ничего не понимают в поэзии, им чужды идеи Эпикура, но именно они – завтрашний день Рима. Если кто и поможет Риму выстоять в окружении врагов – то это будут именно они, сенаторы-перегрины, свежая кровь римской власти».

– Любезный Назон, – торжественно начал Авл, – как житель и гражданин Рима я возношу тебе свою любовь и благодарность за все, что делаешь ты во благо Империи. Я – такой же отец-сенатор, как и ты, хочу спросить: что я могу сделать, чем могу помочь тебе в титанических делах твоих во славу Рима?

У Марка Лукиния от слов гостя глаза полезли на лоб – такой прыти от чопорного патриция он никак не ожидал, но быстро пришел в себя. Отпустив руку нобиля, он заговорил, глядя прямо тому в глаза:

– Дорогой Авл! Я действительно нуждаюсь в твоей помощи, и если ты искренне предлагаешь мне ее – я с благодарностью твою помощь принимаю. Клянусь жезлом Меркурия, перевозки морем обходятся мне все дороже и дороже. Поставщики на местах и пираты на море делают мой хлеб поистине золотым. Хвала богам, пока меня спасает папирус – спрос на него постоянно растет, и доходы от папируса перекрывают мои потери на хлебе. Но главное мое беспокойство, благородный Авл – твои склады.

Меня давно уже трудно чем-то удивить: я знаю, что в Риме воруют. Но твои склады – это нечто особенное. Впору пригонять отдельную галеру, чтобы накормить твоих вольноотпущенников. А если серьезно, то я хочу взять твои склады в аренду. Дорогой Гай Сульпиций, это будет честная сделка и выгодная для всех: римский плебс получит хлеб от Сульпиция, я наведу порядок на твоих складах, выгоню воров и поставлю своих людей. Ты же получишь стабильный доход на все время нашего сотрудничества и избавление от всех хлопот. Я сделаю все, чтобы твоя хлопотная должность префекта анноны превратилась в синекуру.

Что-то подобное патриций и ожидал услышать, поэтому и не удивился: горькую пилюлю, особенно для представителя римского нобилитета, полагалось подсластить. Удивило его то, что он услышал дальше.

– Но даже и не это главное... Сегодня я пригласил тебя в свой дом как дорогого гостя. Да-да, как дорогого гостя, не сомневайся, пожалуйста, не настолько я циничен, как обо мне говорят, как дорогого и уважаемого гостя, чтобы с твоей помощью решить одну важную для меня проблему. Я говорю о своем сыне – Гнее Лукинии Назонике. Ты, наверное, слышал, что он вместе с другими молодыми людьми, теми, кого у нас называют «золотой молодежью» слишком увлекся поклонением Вакху. Меня это беспокоит, очень беспокоит. На самом деле он хороший мальчик – чистый, умный. Сколько пользы он принесет еще Риму.

Теперь Авл перестал вообще что-либо понимать: молодые оболтусы только тем и занимались, что перебирались из одного холостяцкого триклиния в другой, из одного кабака в другой и везде за ними тянулся шлейф скандалов. О какой пользе отечеству болтает здесь этот «ценитель прекрасного»? Выпитое вино мешало сосредоточиться. Нобиль каким-то шестым чувством уловил, что его собеседник только что допустил серьезный промах, и есть превосходная возможность взять прожженного дельца, что называется, за горло. И вдруг до него дошло!.. Ты говоришь о пользе Риму, старый плут? Ну что же…

– Благородный Назон, я восхищаюсь той искренностью, с которой ты общаешься со мной, недостойным гостем. Позволь же и мне сравняться с тобой в искренности и поделиться своими тревогами… Нет-нет!.. Речь пойдет не о складах. Об этом мы уже почти договорились. Я рад буду, если нашими совместными усилиями римский народ будет накормлен досыта. Но!.. И ты, и я, мы оба озабочены одним и тем же: укреплением и сохранением величия и славы Рима и власти императора.

Согласись, в этом благородном деле наша единственная опора – римские легионы. Но кто ими командует?.. – здесь патриций чуть не проболтался, сказав – плебеи, но вовремя вспомнил, что перед ним такой же плебей и прикусил язык. – Ты окажешь честь и большую услугу Риму, если внесешь свою лепту (хорошая шутка – надо будет запомнить) и согласишься отправить своего сына в армию. Пора брать руководство легионами в надежные – наши руки! Самое неспокойное место в Империи – Верхний Рейн и Паннония. У молодого человека будет прекрасная возможность проявить себя и сделать головокружительную карьеру в войсках кесаря. А там и прямая дорога в сенат. Ну, а потом, все зависит от воли богов, может нам еще повезет приветствовать принцепса Назона.

«Принцепса Назона» звучало, конечно, явным издевательством, но слово сказано и теперь оставалось надеяться, что Назон не обратил на эти слова особого внимания.

Марк Лукиний внимание обратил. Последние слова как бичом хлестнули его. Он опустил глаза и стал рассматривать кубок в своих руках, чтобы взгляд не выдал его – Гай Сульпиций только что приобрел себе смертельного врага. Но расплата за насмешку – это потом. Начав разговор о сыне, Марк Лукиний не имел в виду ничего конкретного, он просто хотел дать возможность поразглагольствовать старому патрицию о падении нравов, о старых добрых временах и это, по мнению пройдохи-дельца, стало бы достойным завершением вечера и скрасило бы Гаю Сульпицию горечь от потери складов. Но тертый калач – прожженный политический спекулянт нобиль Авл переиграл торговца на своем поле, и свое поражение сумел свести, как минимум, к ничьей.

Отказаться от коварного предложения Авла нельзя было никак. Отказ означал бы потерю только что выторгованных складов. Теперь Марку Лукинию нужно было, формально согласившись, придумать, как свести свой промах к минимуму. Понятно, что ни о каком Верхнем Рейне и речи быть не может. Если Гней Лукиний и попадет в армию, то только туда, где он может быть максимально полезен своему отцу. А на сегодняшний день интересы Марка Лукиния Назона были четко обозначены по линии Египет-Сирия-Рим. Значит, Гнея Лукиния ждут сирийские легионы. Ну, а что делать сыну в Сирии отец сумеет доходчиво объяснить.

(продолжение следует)

Веле Штылвелд: Народный поэт охраняем Законом

• Видно, поэтить – это гражданская повседневность...

Народный поэт охраняем Законом, пока остальные в хмельном кураже…

Вот встретил кинто, да не где-то. У дома. Ну, что там, приятель, как жизни сатэ?

Кипит ли хмельное вино цинандали, Лозаннской долиной в окрестных мирах.

– А может, Андрон, нас с тобою предали не в здешних говённых армейских штабах?

О времени нашем печальная сага еще разнесётся по внешним мирам…

Кинто и поэт под украинским флагом, поэт и кинто на военных бобах.

Не сгнил помидор – вновь перебран и важен, к Андрону придут, когда плохи дела,

и купят с лицом очень строгим и важным: на лече – кило, на сатэ – полтора.

*     *     *

Вот вогнало небо в нимб, всё, что выжгло до привала,

а привал пришёл бывало, приглушив походный ритм.

Помню в школе старый стол. За столом – старик с прослушкой

задал ритм карандашом, чтоб связались мы друг с дружкой.

Я выстукивал своё, он своё – в чем места мало.

– Скрипку выбросьте его, дайте ручку из пенала!

Пусть он пишет обо всём, что увидит в мире этом –

коль родился он левшой, значит, быть ему поэтом.

Так и стал поэтом я без скрипичного ля-ля.

В ритмах чувствую клаксон с незапамятных времен.

*     *     *

В пантеоне веков – панталоны богов.

Мой отец был суров к этим странным созданьям.

Уходя на базар за хамсой и вином,

он богами честил тёток-дур в наказанье.

– Не Венера ты, глядь, а Горгулии дочь!

Не долила вина, чтоб тебя Пан потрахал…

О, пречистая мать мифотворца Христа,

чтобы в полночи к ней ты явилася бякой!

Чтоб поднялись от страха у дуры власы,

под которыми вряд ли водился мозжечок.

Не случайно, горгулья, ты носишь усы,

не Харибда ли тётка твоя из Двухречья?

Наливай, сам Дионис, он старый чудак,

закрутил свои кудри. На них и повесит,

потому что ты впрямь потерявшая страх,

как Дидона мозги навсегда в Страхолесье.

Там она дорвалась до армейской бадьи

оттого, что Эней её вовремя бросил…

Не матросил, не лги… Не сошлись по любви…

Кто ж, плутовка, мозги так тебе скупоросил?!

Доливай, говорю! То, что третий стакан –

не считай, я плачу, в своё горло и вылью!

Ева Браун, ворчишь… вот и я проворчу…

Видно, чуточку я что-то лишнего выпил.

Вот и боги, мадам, не носили портов.

Оттого там, где пьют, там и ссут без штанов.

*     *     *

Надо менять декорации в доме, надо собраться без вдохов: вейзмир

и обнаружить иголку в соломе, вставив в ушко её солнечный мир.

И перешить декорации света в новом декоре, в волшебных тонах,

и в драпировку закатов при этом вшить изумруды в янтарных слезах.

В жёлто-зелёных оплавах планеты сцеплены вязко прошедшие сны.

Предки, страдая, писали сонеты. Предки, стеная, писали псалмы.

Мы же сегодня мечтаем и дышим, пишем сонеты, слагая слова

в светлого счастья грядущего крыши, мир под которыми раз навсегда!

*     *     *

Есть дни, в которые не взять мне самому себя за строчку –

я много жил, и рифмовать не получается до точки.

Чуть глянул влево – год прошёл, чуть вправо – сгинула эпоха.

И тот остался нагишом, кто грёб по жизни ПУСТОБРЁХОМ!

Есть дни, в которые не взять мне самому себя за строчку –

я много жил, и рифмовать не получается до точки.

Чуть глянул влево – год прошёл, чуть вправо – сгинула эпоха.

И тот остался нагишом, кто грёб по жизни ПУСТОБРЁХОМ!

*     *     *

С консонансами обвенчан в этот вечер, этот год.

Был до прежде гутаперчев, а теперь прорвался вот.

Был до прежде – к вящей славе, а отныне – для себя:

Срезал нимб с портков державы и отправил кой-куда.

И теперь на тонкой смычке между небом и землёй

Начинаем перекличку: Гей-то, кто ещё живой…

Гей-то, кто ещё по праву утверждает свой обет

Ради солнечных анклавов, ради будущих побед…

Из троллейбуса выносят прямо к Богу старика…

Вот и прожита полова, лет опали плевела.

*     *     *

Попалил ты дядьку на смерть – вот 2be_OR_not 2be…

Лопари и те жрут вусмерть соцсистемы сухари…

Оперенье обрывают с Чингач_Гуков и святош,

В человечество втирают след забвения вельмож…

Остаются только в звуках все 2be_OR_not2be…

Столь несложная наука, лишь себя переступи,

Не запарь мозги в коросту, не залей себя в янтарь

смрадной жизни не по росту… Жизнь разнюхивай и правь

на вселенское открытье Человечеством себя…

И живи не для соитья, а для солнечного дня –

не для жрачки или срачки, не для всяческой туфты,

а во имя передачки Богу-господу судьбы…

Той, в которой состоялась прописного счастья нить,

но однажды надорвалась и теперь уже болит...

Только ты не вой без толку – это первый сабантуй,

А покажешь зубы волку – вот тогда уже ликуй!

Всё, что прежде надорвалось, пересиль без лобуды…

Но, вдохнув свободы малость, говори: «Алаверды!»

Пусть и те, кто междометья крыл по-русски и всерьез.

Обретут себя на свете среди роз и тубероз…

*     *     *

Закрой глаза на куб страстей. Ты в этом мире пуповина.

Не жди от мира новостей. Ведь все они – твоя провина.

Не жди назначенных гостей, не жди придуманных историй.

Не жди от мира новостей. Твой куб – былого крематорий.

Твой куб и прочен и жесток. Тебе он прошлого не спустит.

В нём бьётся счастья биоток. И в нём исток житейской грусти.

Закрой глаза. Смелее в куб. Открой глаза... У женских губ.

*     *     *

2007-2017 гг.

Веле Штылвелд: Видовая квартира на Парадиз

Пионы из Черкасской дали в везёт до Києва старня -
в четыре встала без печали. доедет в полдень без копья.
- А вот пионы продаются! Не купишь барышне, милок?!
Слова старушки сладко льются, как сжатый патокой поток.

- И ты букет возьми, касатик - солдатик, коп и ты, чудак:
мечты известен сопроматик - чуть кто без крулечки - дурак!
Я знаю крулечек, сама же была из них, да вот стара -
не надо много математик, чтоб рядом девушка была!

Лебёдка, сказочная пава. Ты ей пионы, а она,
поскольку явно богом дана, гляди и высветит, - жена!
А коль жена - бери пионы, нужны ей сказки о любви.
коль дальше только макароны под вздох извечный - се ля ви...

Не вешай на уши подружке своё сухое либидо -
пионы, будто сок из кружки, в котором прошлое твое.
Там за кружаликом кружалик - цветы, поэмы, бухари,
но если сам ты не лошарик, купить букет ко мне беги!

А я снесу гостинчик внуку и умотаю снова в ночь
к пионам из черкасской дали меня умчит электровоз.

*     *     *

• 29 мая 2015 г. | Зошит... З-шиток... Тетрадь... Откуда тетрадные сшитки в 13 лет. У меня - еврейского совкового киевского мальчонки - из интерната. А у Тараса Шевченко.... в селе (Кириловка) Моринцы или в другом каком Киевского или Житомирского или Черкасского края. Прежде помнил. Но заставляли заучивать до ненависти... Не запомнил... Так вот, откуда у малого Тараса эти самые сшитки? У подпаска сельского... То-то и оно, что не подпаска. На том и надорвался Олесь Бузина, правда, брюжжа. А по факты - внебрачный сын великого вседержавного первопрестольного наследного князя Константина, брата царя Александра.

Как там у крымских греков-пиндосов... КОСТА, А'СТА МИА МИ ДОСТА... Константин, будь всегда и во всем первым! Пересечения... Это как шрапнель... Интернатовский сшиток, амейские портянки мотать учит меня крымский пиндос Константин. На носок! Голого тела, на крепкое обжатие стопы, на пятку, на тубус ноги, на закрутку за последнюю стежку....

Тарас... Константин... Император Константин имел в Константинополе жену Ирину! Стоп, у меня тоже жена Ирина! Ирина имела первохристианского святого в сердце своем... Тараса! Круг замыкается. Откуда же столь жуткая генетическая ненависть... За что же убит Олесь Бузина, мною при жизни не принятый и не понятый.

Всё дело в черте оседлости, в нежелании нынешних пастухов признать шерcтскость разноплеменного стада. Цаб цабе! Будьте вы прокляты, сволочье! А собственно, кто?..

Бреду по рынку в поисках тетрадок в оберточной синей обложке на 24 серых листа. И потому, что дешево в два-три раза против театральных тетрадищ мясистых, и потому, что в интернате в возрасте Тараса Шевченко, в мои собственные 12, мы высылали красивые шибко тетрадки во Вьетнам... Во Вьетнам лично выслал, как староста 5-в класса школы интернат номер 21 г. Киева, 8 посылок по 40 тетрадей. Это было очень много. Годовой запас всего нашего класса. Кастелянша списала втрое...

А мы получили промокшие из-за бесхозяйственности чьей-то серые тетрадки со ржавыми разводами и проржавленными скобами... Правда, много, втрое против отправленных, но на этих серо-рыжих листах писать пришлось три года - до конца восьмого класса.

К любому эстетическуму ужасу привыкаешь. И он уже не есть антиэстетикой. Он уже есть фартом! А разве не фарт разрезать двухскобовые тетрадки пополам на одну скобу и получать тарасовые сшитки, которые надоумил его делать его отец - великодержавный князь Константин, из-за любвиобильности к украинкам отрекшийся от царского престола. Такой себе бляодун и... фортификатор... Его военнизированными городками и укрепрайонами пользовались даже в 1941 году при защите Киева....

Понимаете, говорю озверевшей от вырвавшихся из меня почти дидактических знаний продавщице, это все мы украинцы... Ны не писатели, мы дидакты! Мы доводим наши тексты до притч...

А как надо? Как Данте... Семь кругов ада, как Твардовский - первый, второй и третий сабантуй... Ты только ВЫБИРАЙ... Ты только не вгоняй себя в пике...

Дай серцю волю -заведе в неволю... Говорят украинцы....

В литературе все мы еще прибилбейские, триТорные, а от того приторные, привязанные к дидактике... К ВЫВОДАМ! А зачем выводы там, где есть избирательность?

Тупарь, верь, что великий шШевченко сын сельского ПИГМЕЯ!

НЕ тупарь, не тупи, перечитай ироническое чтиво писателя - потомка зоны оседлрсти, который и в Киев шагнул в харьковских кирзовых сапожищах...

Прикалывался Олесь Бузина с тихой ненависти к национальной опущенности и подобострастной простоте... Простота она хуже... придумайте сами чего... Коста, а'ста миа ми доста!

Тетрадки - две - таки прикупил. Продавщица меня поняла. Украинка! ПРРРЕЛЕСТЬ! А может быть, грит, я и скобочки для вас водою полью, чтоб должным образом приржавели... Как там в песне поется... На двері воду ляла, щоб ті не скріпіли....

*     *    *

Видовая квартира: райский сад, Парадиз.
Вместо клавиш клавира терракотовый фриз.
Купидоны-инфанты в полумраке аллей
ищут тени Атлантов среди будущих дней.

Но Атланты не вхожи в капризоны квартир,
где живем мы расхоже между камерных лир.
Вечно Музы воркуют подле окон в саду,
там за окнами дует, сам Эол на виду.

Упрекает Адама: - Да в который же раз
перед женщиной хламом ты ползешь, водолаз!
Нализался донельзя, а она ведь жена -
из ребра да из пейсов пред тобой рождена.

Пейсы вьются до попы. Вишь, вон яблоки ест,
а по меркам Европы - твоя радость и крест.
Но тошны ей забавы, и в глазах её синь.
Хочет замуж упрямо - в этом вся радосинь

Видовая квартира - для услады жены,
а волшебную лиру напрочь в тапки сложи,
подле с нею - цимбалы и иной инструмент.
Естество ей в забаву, ну а ты - рудимент.
 конфуз планетарный пережечь на корню
всё равно что литавры зашвырнуть на Луну.
Ты ей муж и добытчик, так что Муза - good bye!
Сам ты тот ещё типчик - на себя и пеняй!!


*     *    *

• День Киева на Почтовой площади. Как там у классиков: за неимением почтовых, ездим на перекладных... Где-то так... :)

А на Парковой аллее лицедействует киевский бард Сергей Васильев. На похоронах Тараса Лимпольца он познакомился с Валерием Кратохвылем - уфологом. Нет уже в живых и Валерки. Умер в 2008 г. в квартире друзей, ни своей квартиры ни паспорта в независимой неньке у него после диссидентской зоны уже не было. Были всемирно признанные книги по уфологии и совместные с Веле Штылвелдом 10 статей, опубликованных, увы, в г. Симферополе, АРКрым ещё в 2002 г.

А как вам покажется день народов Подола при одних тетках в сорочинских платках, завязанных по-полтавски, почти по-турецки.. У памятника гетьмана Сагайдачного много кушают, пьют безалкоголку и даже не удивляются, что это боевого каменного мужичка обсели торговые техи со своими лотками со всяческой снелью. Форменная абабагаламага.... Торговля изобретает всяческие плюшки-матюшки, но всё это на островке районной обжираловки скучено до куцести военного периода. И никаких народов... Война. Даже народы подола разъехались временно по национальным квартирам...

От гортанных децибел внешне послушной китайскому кодексу благодеяний китайозы - трясётся каждый подростковый прыщ на её лице. Она прорезает тело Троещины такими децибелами, что запоминается мне надолго, до самого сегодняшнего дня Киева, когда стайки опрятно-толстопопеньких молодых поселянок всяческих студобщежитий в одинаково аккуратненьких легенцах и тапочках желают стадно проораться перед супругами-автохтонтами, внешне творческими людьми, но явно инопородными, ибо русскоговорящими.

Они охотятся на нас, обступают своей говорильней, срываясь не прежде слышанные децибелы молодых напорных существ, которым предстоит еще стать костяком украинской нации. Они еще ого-го как выйдут, выскочат, вылетят замуж и наплодят коло хаток всяческих дитячок. Но это будет завтра, когда обнаружится их глубинная национальная полезность.

Но пока они просто охотятся за нами и орут в лицо свои собственные сварки, пережарки с предыханием на лихое украинское Ы с почти китайско-монгольской артикуляцией. В эти минуты все они для меня китайозы с подростковыми прыщами самости. Сейчас они выхаркнут их нам прямо в лицо, и я буду надолго обрызган этой разговорно-злобливой хворью.

И знаете почему? Да только потому, что нас, состоявшихся, просто надо приглашать на встречу такими вот будущими выпускницами всяческих киевских и некиевских вышей. Ведь они узнаваемы своей непригретостью и столичной ущербностью, их более 80 процентов в вузах, они ординарны, они в непонимании своих первичных стадных бродилок, они на старте с мощным коллективным хамством несостоявшихся в столице, тогда как все состоявшиеся в столице прежде ежегодно числом не мене 200 тысяч бегут зарубеж. Возвращается не более 30-40 тысяч, зато до 60-80 тысяч девУшОк из провинции штурмуют этот непонятно, почти заграничный Киев. Мы бежим их несовмевстимость, но она достигает нас повсеместно.

А тут ещё умер Збигнев Бжезинский...Светлая память кумиру! На одном из египетско-турецких курортов встретил, как ни странно, некого белоруса и тол изложит доктрину З. Бжезинского о том, что у больших теплых водоемов и по окаему Евразии надо будет сгенерировать расу СЕРВУСОВ - вышколенных слуг для истинно белых людей, принадлежащих ЗОЛОТОМУ МИЛЛИАРДУ.

Бжезинский УМЕЛ ТОНКО, НО ЧЕТКО ОСКОРБЛЯТЬ, ПОБУЖДАЯ К ОТВЕТНЫМ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫМ ДЕЙСТВИЯМ, НО К ВЛАСТИ У НАС ПРИШЛИ ПРОВОРОВАВШИЕСЯ ПОЛИТДЕБИЛЫ И ТАК И НЕ СУМЕЛИ ПОНЯТЬ, ПОЧЕМУ ИЗ ТАК НАМЕРЕННО РАЗДРАЖАЕТ ВЕЛИКИЙ АМЕРИКАНСКИЙ ПОЛЯК ЗИГМУНД... ИЛИ ЗИГИЗМУНД, ВЕЧНО НЕНАВИДЕВШИЙ ЖАЛКИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ПАНИКОВСКИХ!

*     *     *

• Бесхозные земли Киева! Это страшная горькая сенсация! Даю ниже!!

Киевляне даже не ведают, что четыре линии Русановских садов - более 40 домов отселены и их оккупировали ромы шумно, бурно с каждовечерним разбоем и воровством, вымагательством и поджогами имущества киевлян!

Киевляне и не ведают, что за жд-переездом у озера Нижний Тельбен поселились ромы - шумно, бурно с каждовечерним разбоем и воровством, вымогательством и поджогами имущества киевлян!

Их отселяли на время проведения евровидения. Но сейчас полиции нет и главное надежды что во время войны в столице наведут порядок те, кто отвел земли под МОСТОПРОВОД, НО НЕ МОЖЕТ ИМИ РАСПОРЯДИТСЯ... Кому от имени Киева решительно сказать: Эй некто, дай миллиард! Многолетнюю бодягу со строительством мостопровода на Воскресенку пора ставить ОКОНЧАТЕЛЬНУЮ ЖИРНУЮ ТОЧКУ.

А ромы... Что ромы? Хлопцев в АТО, баб в ЗАКАРПАТЬЕ нарожавших на воровстве и бесхозяйственности, а нет, уж простите, детей в ЗАКАРПАТСКИЕ СИРОТИНЦЫ! ОНИ УЖЕ ДЕРЖАТ В СТРАХЕ ДВА ЖИЛЫХ КИЕВСКИХ МАССИВА! ЖИТЕЛИ СТОНУТ, ПОРОЙ ВОЮТ, ГРАБЕЖИ ДОСТИГАЮТ ВСЕЛЕНСКИХ РАЗМЕРОВ, КИЕВСКАЯ ВЛАСТЬ БЕЗМОЛВСТВУЕТ!

РОМЫ НЕ ЛЬВОВСКИЙ МУСОР, НО В ПОРЫ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ ПОРА ИМ НА РОДИНУ В ЗАКАРПАТЬЕ, А КИЕВСКОЙ ВЛАСТИ НА ОТЧЕТ ПЕРЕД КИЕВОМ ОБВОРОВАННЫМ И ПЕРЕГАЖЕННЫМ С МОЛЧАЛИВОГО СОГЛАСИЯ ЧИННОЙ ВЛАСТИ! На РУСАНОВСКИХ САДАХ РОМЫ УСТАНОВИЛИ ВЕЧЕРНИЙ ТЕРРОР! МНОГИЕ КИЕВСКИЕ ТАКСИСТОВ ПРОСТО НЕ РИСКУЮТ ТУДА ЕХАТЬ ПОСЛЕ 21.00! И это в семи минутах езды от станции метро ЛЕВОБЕРЕЖНАЯ! КТО НАВЕДЕТ ШМОН - БЕЗ ВЕРТОЛЕТОВ И СЛЕЗОТОЧИВЫХ ГАЗОВ. ПЕРЕСАДИ ВОРЬЕ и ОБЕСПЕЧИТ ЭШЕЛОН С КОМФОРТОМ. КАК ПОСЛЕ ОРАНЖЕВОЙ РЕВОЛЮЦИИ, КОТОРЫЙ ДОСТАВИТ ШАЛОВЛИВО-ВОРОВИТЫХ РОМОМ НА ТЕ СВАЛКИ, В КОТОРЫЕ ОНИ ПРЕВРАТИЛИ УКРАИНСКОЕ ЗАКАРПАТЬЕ! И главное, тепримость к ромам и жесткость к потакающим им кабинетным лохам!

*      *      *

• Наконец-то украинцев задобряют грамотами! Лента грамот! Вокруг меня... А Прометей и был примитивен. За дарованный человечеству физический огонь он отобрал у людей Дар провидения. Но не у всех. В начале мая я пророчески предупредил своего южного друга - в Украине после 17 мая будет генеральный шмон. Пережди время сквалыг. Я ошибся ровно на неделю. Шмон с перекосом наступил 24 мая. И только.. Шмон малого бизнеса продолжен с ещё большим остервенением. Я предвижу ЖЕСТКОЕ ПОВСЕМЕСТНОЕ ОСЕННЕЕ ОБЩЕСТВЕННОЕ ВОССТАНИЕ... Ау! Кто-нить слышит?! Мой дар предвидения простак Прометей только приглушил...

Я встретил французских фермеров-туристов от Агриколь банка у Державного банка Украины. Французы щуплые, выращивающие зелёный горошек БОНВУЭЛЬ осторожно спрашивали меня на плохом английском, сколько надо было украсть у народа Украины, чтобы банкир-чиновник в стране чувствовал себя падишахом? Я ответил коротко: ОНИ УКРАЛИ СТРАНУ!

притчи... морализаторство каменеет, камни в металлизированных кожушках выглядят круто.. я смотрю взорванную пирамиду в центральной америке некогда во время войны богов... и в ней всё. это самая безмолвно выразительная притча... взорванная многотонная пирамида... пришлыми не людьми... нелюдями.

Я водки ПРОСТО не пью, но вот поперли байки про водку:

1. Чтобы хлопнуть безболезненно стакан водки, прежде нужно выдохнуть воздух из пищевода!
2. Водка может служить противоядием 1:1 тем, кто только что хлопнул метилового спирта и еще не ослеп. Выпей в обратку столько же чистой водки!

Скажу честно - эти байки на себе не проверял, ибо о таких говорят: погнали лебедей, либо погнали говно по трубам...Кому как... Вот такой комукакер...

*     *     *

Собиратели слов в кортежи прошлых лет.
всем вам шлю стариковский печальный привет!
Кто заглядывать в прошлое нынче готов,
если там беспробудно Страна дураков?!

Жизнь - это испытание испытуемых... Сегодня яйца на Троещине - 10. клубника - 45.... В упаковке яйца 16-18. Начали укладывать бетонную дорожку у крайнего техноозерца. Снесли гендель со зверинцем кур коз и пр. Люди от этого не изменились. Снова варят в себе грядущие подорожания к метро и кабель ВОЛЕ специально для Дарницы и Троещины поднимают тарифы на тепло. НИ ЛИПКИ, НИ ОБОЛОНСКИЕ ЛИПКИ НЕ ТРОГАЮТ эти воровские перемены. КИЕВ ГОТОВИТСЯ К ВОССТАНИЮ! А У ВАС ВОРЬЕ ТОЖЕ РАСПОЯСАЛОСЬ? РЕГИОНАЛЬНОЕ, МЕСТЕЧКОВОЕ? ВЕДЬ ЭЛЕКТРОННЫХ БРАСЛЕТОВ В СУДАХ УКРАИНЫ НЕТ!

26 мая 2015 г. На Троещине спешно мастерят ГЕТТО. Яйца по 16-18 - на Дарнице 12, клубника на Дарнице сегодня по 20-23, на Троещине 40, вчера на дарнице 25-28, на Троещине 45-50.

ТЕПЕРЬ УЖЕ К УКРАИНСКОМУ ПРЕЗИДЕНТУ ОБРАЩЕНИЕ НА МИКРОВОЛНЕ!

ГОСПОДИН ПРЕЗИДЕНТ, НЕ ПОРА ЛИ КОНСТИТУЦИОННО СНЯТЬ ВСЮ АДМИНИСТРАЦИЮ ДЕСНЯНСКОГО РАЙОНА ГОРОДА КИЕВА С ПЕРЕДАЧЕЙ ПОД СУД?