Виктор Душко: Варавва – последний ученик Христа, продолжение 3

• Сирия. Резиденция наместника. 6 год от Р.Х.

В этом году урожай пшеницы в провинции Иудея выдался на удивление – сам-30 И это притом, что хорошим считался урожай сам-15 или сам-20.

Хороший урожай – всегда событие. Сначала радуется крестьянин – земля воздала сторицей за его труд. Местная власть, в лице своих многочисленных представителей, возбужденно потирает руки – после обязательного «земельного» налога римскому принцепсу, что выплачивался зерном, появлялась реальная возможность набить карманы, выкупив остаток урожая у крестьян и, придержав, продать зерно уже дороже.

Но сначала римский «земельный» налог. Ради этого и других налогов прокуратор Иудеи не спускал глаз с местной знати. Исполняя волю римского сената по наполнению римской же казны, во всех провинциях, во всех государствах-клиентах Рима работали официальные администрации и шпионили тайные агенты, добиваясь одного – уплаты налогов.

Римские администрации на местах исполняли обязанности гражданской власти, устанавливая единственное приемлемое юридическое обоснование – римское право. На основании римского права цивилизовались покоренные народы. Иудея, где в организации общественной жизни сильно еще было эллинистическое влияние, и где представители знати предпочитали разговаривать на греческом языке, менее всего нуждалась в цивилизации такого рода как римская.

Скрытое недовольство иудейской знати римскими захватчиками было известно прокуратору Иудеи – хорошо работали тайные службы. О перманентно возникающих тайных движениях вялого, надо признать, сопротивления прокуратору также исправно докладывали, и ему одному оставалось принять единственно правильное решение – что, в каждом конкретном случае, необходимо сделать. И критерий здесь был один – сохранить свое место прокуратора Иудеи как можно дольше.

Наделив своего представителя широчайшими, практически диктаторскими полномочиями, Рим требовал только одного – бесперебойного, своевременного и полновесного сбора налогов. Вся деятельность прокуратора в Иудее, а прокураторов других провинций в Сирии, в Верхней Германии или в Паннонии, например, сводились тоже к одному – организации сбора налогов. Для этого привлекались римские легионы, для этого строились дороги во всех покоренных провинциях.

Сульпиций Квириний, наместник Сирии, начальник, в том числе и прокуратора Иудеи, очень деятельный и честолюбивый молодой человек, с первых дней пребывания в должности успел измучить всех своими инициативами.

Накануне, за год до выдающегося урожая, по настоянию Квириния от Палестины до Иудеи была проведена статистическая перепись всех ресурсов: земледельцев – свободных и рабов, ремесленников. Все, что могло наполнить римскую казну, было учтено. Учтено по-римски, то есть добросовестно и умело.

Прокуратор Иудеи, хоть и старше по возрасту, да и заслугами перед Римом более отмечен, чем его начальник, принимал участие в организации переписи хоть и без восторга, но с исполнительностью старого служаки.

Ирод Антипа, тетрарх Галилеи, в кругу своих самых приближенных придворных молчать не стал и высказался очень рискованно:

– Этот привилегированный сопляк карабкается по римским ступеням, а я должен его в зад подталкивать?..

* * *

• У зелотов были свои люди в администрации Квириния, в окружении Ирода Антипы, да и в администрации прокуратора Иудеи. Движение зелотов поддерживалось беднейшими слоями Иудеи, Идумеи, Самарии, Галилеи и действовало полностью в их интересах.

Урожай этого года был столь весомым, что при правильном подходе к освещению полученного «земельного» налога, мог бы стать и важным политическим событием для римской администрации провинции. Важно было только правильно это событие преподнести в Риме.

Сирийское наместничество было не столько обязанностью, сколько наградой. Сирию, проще говоря, нужно было заслужить. Квириний свою должность не заслужил, а получил за заслуги всего своего рода нобилей. В пользу наместника было только его непомерное и деятельное честолюбие. Квириний жаждал доказать принцепсу и римскому сенату, что он – лучший наместник провинции-«жемчужины» в составе Римской империи.

Руководящий зуд не давал молодому руководителю сидеть, сложа руки. Перепись – первая и самая крупная инициатива наместника, вот только результата пока никакого нет! И вдруг этот урожай… Когда Квиринию доложили об ожидающемся урожае, он сразу понял, что это – его звездный час! Надо только хорошо все обдумать, правильно организовать и самое главное – преподнести это Риму так, чтобы Рим узнал и запомнил Квириния.

Письменный доклад прокуратора Иудеи о событиях в Кесарии и предложении касательно «земельного» налога оказался как нельзя более кстати. Решение пришло сразу же: соединить караваны из южных провинций с караваном Сирии и во главе этого грандиозного хлебного потока въехать в Рим триумфатором. Квириний разослал своих людей во все провинции с одним приказом – готовить караван.

Этнарх Иудеи Ирод Архелай, как клиент Рима сохранял внешнюю самостоятельность, даже свою монету чеканил – правда, только медную. На деле же исполнял все приказы римского наместника.

Прокуратор Иудеи Гессий Флор находился в еще более неоднозначном положении: формально подчиняясь наместнику Сирии, он, тем не менее, обладал всей полнотой власти в Иудее. Для своей администрации, на случай, если в ней есть тайный агент Рима (а он есть – как же без него!) прокуратор для виду поворчал. Ровно столько, сколько его ворчание могло быть воспринято Римом как желание лучше исполнить приказ, и никак иначе. Как бы оправдываясь, он посчитал за лучшее не выяснять отношения со своим начальником и стал готовить караван с зерном на Рим. Его смущал только пункт доставки – Антиохия. Не порт в Кесарии, как обычно, а путешествие на мулах через три провинции.

Указаний по охране каравана не было, но опытный прокуратор решил, что по территории Иудеи караван пойдет под охраной его преторианской центурии. Для его, прокураторова, спокойствия. Дальше без него. Он отвечает за дела в Иудее. На всякий случай, прокуратор решил письменно ознакомить своего покровителя в Риме со сложившейся ситуацией: от полученного приказа отправить караван в Антиохию и до своих соображений о возможной судьбе этого каравана. На этом свою миссию прокуратор посчитал выполненной окончательно.

• В горах Галилеи. 6 год от Р.Х.

Начинало темнеть, когда Захария со своим отрядом пришел к месту сбора. Небольшая дубрава на самом краю равнины на время стала лагерем повстанцев. Палатки зелотов стояли отдельными островками между деревьями. Повстанцы старались не отходить от своих палаток, не искали общения друг с другом. Такое странное поведение легко разъяснялось: зелоты, и самая боевая их часть, сикарии, действовали в условиях жесткого противостояния с тайной службой кесаря. И здесь уже не до сантиментов: меньше знаешь, целее будешь. Вопросы конспирации были гарантией выживаемости.

И вот, шесть дней назад от Иуды Галилейского поступил приказ Захарии привести свою группу сюда, в горы. Это было странно и необъяснимо. Во всяком случае, Захария рассчитывал на объяснение. Самому ему в голову приходила только одна мысль: планировалась акция. Акция крупная и необычная, раз нарушались непреложные правила: соблюдать строгую конспирацию, оставаться незаметными среди населения, в группу объединяться только для исполнения акции.

Собравшиеся в лесу люди считали себя патриотами, повстанцами, зелотами. Римская власть, власть захватчиков и поработителей, считала их разбойниками, сикариями. Для Рима эти люди были вне закона, и этим было все сказано.

Палатки в лагере не отличались разнообразием. Наверное, потому, что были собственностью местных пастухов, и устроены были именно для жизни в горах. В палатках на срубленных ветках лежали овечьи шкуры. Такое место для ночлега вкупе с теплым плащом для суровых повстанцев было даже роскошью.

Пастухи приносили свежую баранину, сыр и молоко, а из равнинных селений несли хлебы. Но даже с этими людьми, которых зелоты взялись защищать, рисковали жизнью ради них, даже с ними не завязывали никаких дружеских отношений. И разговоров никаких не было. На третий день пребывания в лесу, когда подтянулись остальные, группа Захарии осталась без своего командира: Захарию, как и других командиров, повели куда-то дальше.

Захария поднимался в горы вместе с другими командирами групп, которых он увидел сегодня первый раз в жизни. Все они были соратниками, но даже этого было мало для горца Захарии, он ни с кем не собирался вступать в разговоры. Да его, собственно, и не просили об этом. Шли молча. Каждый думал свою думу. Каждый из них понимал, что предстоит нечто серьезное.

В горах их ждал Иуда Галилейский – предводитель зелотов здесь, в горах Галилеи. Предстояло обсудить план операции по захвату римского каравана с «земельным» налогом – зерном.

Человек Иуды из администрации Квириния сообщил, что молодой сирийский наместник решил отправить хлеб не традиционным путем – из кесарийского порта, а таким же морским путем, но из Антиохии, проделав путь из Иудеи через враждебную Самарию, несломленную Галилею, и очень важную для империи Сирию.

Идея Квириния была абсурдной, но только для непосвященных. В последнее время Кесарию сотрясали разного рода чрезвычайные происшествия. Здесь были и поджоги торговых галер, и столкновения между греками и иудеями на межэтнической почве, и убийства представителей городской администрации.

Префект Сирии предстал перед нелегким выбором: рискнуть и свезти весь урожай провинции в беспокойную Кесарию или переложить ответственность на местных царьков и получить этот же урожай в порту Антиохии. Рисковать Квириний не хотел, он мечтал выслужиться перед Римом, хотя для своего возраста он и так вознесся достаточно высоко и занимал одну из ключевых должностей империи.

Также было известно, точнее само собой подразумевалось, что у Квириния хватит ума подкрепить свою сумасбродную идею усиленной охраной. И, тем не менее, шансы на успех были. Иуда горько усмехнулся: уже было решено, куда девать отбитый хлеб. Это было не самое лучшее решение, но оно было единственно возможным. Парфянский царь Митридат готов был купить весь хлеб на границе с Парфией – это было условием царя. Жестким условием, необсуждаемым. Вредить Риму Митридат готов был всегда, но ввязываться открыто в подобную авантюру – сегодня это было бы против интересов Парфии.

Вырученные деньги отчаянно нужны были зелотам. Война, даже партизанская, стоила недешево и в этой борьбе все средства хороши. И чем больше этих средств, тем лучше.

Теперь осталось решить главный вопрос: как правильно организовать нападение, чтобы добиться успеха? Иуда и сам был прекрасным тактиком и стратегом. Но его опыт подсказывал, что нужно послушать людей «с земли», тех, кто ежедневно сталкивается с римскими солдатами.

Прибывших повстанцев Иуда встречал стоя у входа в пещеру. Здесь же поставили пастушью палатку. С большей частью присутствующих Иуда не был знаком лично, но о каждом знал немало. В основном, о делах их.

Поздоровались тепло и сразу, без раскачки, приступили к делу. Слово взял Иуда Галилейский:

– Друзья! Рад всех вас видеть в добром здравии. Дело, которому мы себя посвятили, опасное и требует от каждого из нас напряжения всех сил и умения. Наш противник тоже не прост: потери, которые мы несем, говорят сами за себя. Но мы знали, на что шли. Угнетенные соотечественники – крестьяне и пастухи, ремесленники и священники – надеются на освобождение с нашей помощью от власти римского кесаря. Мы поклялись бороться как с римскими завоевателями, так и со своими ренегатами-саддукеями. Теми, кто продался сам и продолжает продавать нашу родину.

– Теперь о деле, ради которого я вас собрал. У нас есть информация, достоверная информация от наших друзей, которые, рискуя жизнью, работают в римской администрации, что новый наместник Сирии, узнав о нынешнем урожае в Иудее, решил выслужиться перед Римом. Квириний принял решение: «земельный» налог Риму везти не морем из Кесарии, как обычно, а сухим путем – караваном из Иудеи через Самарию, Галилею, Сирию. Затем в Антиохии сгуртовать все зерно, перегрузить на галеры и морем отправить в Рим. Квириний мечтает въехать в Рим во главе огромного хлебного каравана.

Это был бы правильный поступок, если говорить о карьере римского патриция. Наместник уверен, что рассчитал все правильно и его ждет триумф – так, кажется, их награждают? – от императора. Такое безрассудное решение наместника Сирии дает нам шанс. Мы решили отбить хлеб Иудеи. Когда все зерно прибудет в Антиохию – мы уже ничего сделать не сможем. Но пока караван будет идти через Иудею, Самарию и Галилею – у нас есть реальный шанс отбить его у римлян.

– Сам способ доставки зерна – глупость несусветная. Но эта глупость вынужденная – наши друзья из Иудеи провели ряд мероприятий в Иерусалиме и Кесарии.

В этом месте присутствующие оживились, подталкивая друг друга локтями. Некоторые из них и были теми «друзьями из Иудеи».

– Поэтому-то хлеб и пойдет морским путем уже из самой Антиохии. Но давайте не будем считать Квириния слабым наместником и глупым человеком, – продолжал Иуда. – Вполне возможно за этой затеей стоит какой-то скрытый от нас пока серьезный подвох. Мы думаем об этом.

– Первое, что приходит на ум: Квириний решил продемонстрировать в подвластных ему провинциях несокрушимую мощь Рима и подавить даже саму мысль о сопротивлении. Если это так, то такой план мы ему испортим. В Самарии нам не развернуться – это, к сожалению, факт, а вот в Галилее нам помогут и люди и камни. Через пять дней караван будет в Галилее. Мы должны его встретить и отбить. Сразу скажу, что будет с этим зерном: весь хлеб мы продадим в Парфию, – среди присутствующих прошел глухой ропот. Иуда поднял предостерегающе руку:

– Подождите, друзья, я объясню. Во-первых, если этот хлеб вернется к крестьянам, то, что помешает римлянам отобрать его еще раз? Во-вторых, нам нужны деньги. Для нашей борьбы и для наших людей. В-третьих, если мы отдадим часть денег крестьянам, то до этих денег Риму уже не дотянуться, – все рассмеялись. Шутка понравилась.

– Я рассказываю вам так подробно о наших планах для того, чтобы, разрабатывая акцию, мы имели в виду, что хлеб потом нужно будем переправить в Парфию. Теперь, когда я сказал вам все, что должен был сказать, хочу послушать и вас.

У палатки пастуха повисло молчание. Среди присутствующих зелотов глупцов не было. Все знали о большом урожае, все понимали, что такой урожай потребует каких-то необычных решений. И вот только что они это решение услышали. Услышанное никого не удивило. В недоумение привело другое: от них потребовали здесь и сейчас общие слова превратить в конкретные действия. Эдомиты и иудеи недоуменно смотрели на Иуду – что могли посоветовать они, только недавно прибывшие в Галилею? Здесь достаточно местных кадров, которые знают свои горы, вот пусть они и предлагают.

Местные, а их было меньшинство – всего семь человек, тоже не спешили высказываться: собственных сил было недостаточно, чтобы организовать нападение на хорошо охраняемый караван.

Первым взял слово Гиллель, невысокий кряжистый эдомит:

– Действовать мы должны так же, как и всегда: когда определим место и время проведения нападения на караван, тут же разошлем приказ об отвлекающих акциях в других концах края, чтобы римские собаки побегали, сбиваясь с ног. Этим мы добьемся того, что в бой против нас выйдут только те войска, что будут поблизости.

Предложение было разумным, и, похоже, устроило всех. Захария сидел чуть в стороне и сосредоточенно молчал. Предложение Гиллеля ему категорически не понравилось, но среди присутствующих еще достаточно было людей старше его по возрасту не выступивших, не высказавших своего мнения. И Захария промолчал. Но думать над проблемой не перестал. Сама идея отобрать у римлян награбленное зерно ему очень понравилась. И деятельный мозг Захарии уже начал составлять план, пока в общих чертах.

Обсуждение продолжалось. Все согласились, что караван будет двигаться, придерживаясь дорог, значит, акция будет организована на дороге. Понятно, что идеальное место для нападения из засады – ущелье, тогда можно напасть сверху. Но римские легионеры – профессионалы и, войдя в ущелье, они удвоят, утроят бдительность, и тогда внезапного нападения не получится. Завяжется бой и не факт, что даже при превосходстве сил повстанцев успех будет на их стороне. Все-таки партизанская тактика – «укусил и убежал». Против регулярных обученных войск повстанцы рассчитывать на успех не могли. Стратегия партизанских нападений диктовала одно жесткое условие – нападать тогда, когда успех был гарантирован.

Между тем, желающих высказаться, больше не было. И тогда встал Захария.

– Я знаю, как взять караван, – просто сказал он.

Все повернулись к Захарии и приготовились слушать.

– Я знаю, как взять караван, – повторил Захария. – Как мы уже выяснили – ущелье нам не подходит. С другой стороны, место акции должно быть в близости от границы с Парфией. Значит, нам нужна равнина и близость к парфянской границе. Я знаю такое место – это на юге Галилеи. Дальше нам придется на время стать лицедеями, чтобы усыпить бдительность охраны и добиться внезапности при нападении.

При этих словах все переглянулись друг с другом, а Иуда с интересом посмотрел на молодого зелота.

– Что же мы должны сделать? – спросил он, уже не сомневаясь, что услышит вполне толковый ответ.

– Сейчас поясню. На равнине передовой отряд и фланговые разведки прижмутся к каравану. Я сам это видел, поэтому говорю уверенно – римляне в завоеванных провинциях ведут себя беспечно, – присутствующие одобрительно закивали. – Это даст шанс нашим пращникам. Мы же устроим ремонт дороги в месте проведения акции. Часть наших людей будут в форме сирийской алы, а часть переоденутся рабами, ремонтирующими дорогу. Караван обязательно остановится. Основные наши силы будут сосредоточены в вырытых и замаскированных ямах по обеим сторонам дороги.

Я надеюсь, что наша разведка расскажет нам все о составе каравана, количестве охраны, способе передвижения. Нападение по всей длине каравана будет внезапным и сеющим панику. Мы найдем способ предупредить погонщиков и объяснить, что им делать во время нападения. Вот такое предложение, – Захария умолк.

Присутствующие оживились – идея, действительно, была неплохой. Сырой, конечно, во многом недоработанной. Но было у этой идеи одно достоинство: такой же неожиданной, какой прозвучала для повстанцев, будет она и для римлян. Обсуждение продолжилось, теперь говорили все.

Иуда сидел, прислушиваясь к выступающим. У него тоже был план, который в общих чертах совпадал с тем, что предложил Захария. В общих чертах, но не в мелочах. А, как известно, сражение выигрывает тот, кто сумел предусмотреть все мелочи.

Все, что говорили командиры групп, было здраво и… невыполнимо. В обсуждении не прозвучало главного – как усыпить бдительность римлян. Профессиональные солдаты, легионеры, каждую минуту готовы к бою. В походе особенно. Повстанцы будут нападающей стороной. Значит, превосходство в живой силе при нападении должно быть три, а лучше пять к одному. И все равно, шансы на успех остаются пятьдесят на пятьдесят.

Но Иуда не был бы предводителем, командиром зелотов, не собирал бы своих людей, подвергая их опасности, если бы не имел решения, которого так не хватало повстанцам. Как и все великие люди – те, кто поставил целью жизни служение своему народу, Иуда всегда делал больше, чем говорил. Так было и в этот раз. Пару лет назад Иуда тайно побывал в Парфии, встречался с разными людьми, с теми, кто мог быть полезен в его борьбе против Рима.

Одним из таких людей был жрец-зороастриец. Иуда слышал о его необыкновенных способностях, но, откровенно говоря, не очень доверял услышанному, считая умение зороастрийца подчинять себе волю другого человека проделками ярмарочного шута. Встретившись с этим необыкновенным человеком, изменил свое мнение. Перед собой он тогда увидел высокого чернобородого человека с пронзительными, горящими глазами, которые читали в душе Иуды, как в открытой книге. Иуда испугался, и жрец это заметил. А, заметив – успокоил. Иуда ему не враг и ничего плохого он и в мыслях не держит. Поразмыслив, Иуда поверил жрецу.

Потом был осторожный разговор, в результате которого были достигнуты некие устные договоренности, скрепленные простым рукопожатием, при этом жрец еще раз пристально посмотрел в глаза Иуды и сказал:

– Я верю этому рукопожатию больше, чем подписанным документам.

– Я тоже, – совершенно искренне ответил Иуда.

После этого странного разговора люди Иуды выполнили на территории Парфии одно деликатное поручение, ни цели, ни смысла которого так и не поняли. Зато спустя некоторое время через своих верных людей зороастриец передал, что готов по первому требованию Иуды ответить любезностью на любезность своего друга. Без имен, без лишних вопросов.

Прокручивая в голове разные варианты нападения на караван, Иуда приходил к одному и тому же выводу – крайне важно застигнуть римлян врасплох. Помочь мог только зороастриец. Приняв решение, Иуда отправил в Парфию своего человека и теперь ждал ответа.

Обсуждение тем временем выдохлось. Решения, как добиться внезапности в нападении, не было. Опять тяжело повисло молчание. Все смотрели на Иуду.

– Друзья, вы ждете от меня решения. Но сейчас, в эту минуту, его у меня нет. Не требуйте от меня невозможного. В ближайшее время я жду ответа от одного своего знакомого, и тогда мы соберемся снова, и тогда мы окончательно спланируем акцию и по времени, и по месту.

Все переглянулись, но промолчали. Кто-то встал, за ним встали и остальные. Молча попрощались и разошлись.

Ответ, который Иуда пообещал своим соратникам, прибыл ночью. И ответ этот Иуду не разочаровал: его парфянский друг подтвердил, что будет в нужное время в условленном месте.

• В горах Галилеи. 6 год от Р.Х.

После военного совета у пещеры Иуды Галилейского Захария вернулся к палатке своего отряда. Его бойцы не притрагивались к еде – ждали командира. Огромный кусок баранины, как раз для пяти голодных мужчин, висел над тускло мерцающим костром. Угли слабо тлели, и это было сделано сознательно – никто не знал, когда вернется командир, а без него никто и не подумал бы приступать к трапезе.

Увидев возвращающегося Захарию, в костер подбросили еще сучьев, разворошили угли. Вспыхнул огонь.

Захария подсел к костру, ему тотчас подали кувшин с вином. Он сделал большой глоток и стал рассказывать о предстоящей операции. Зелоты слушали своего командира, не перебивая и не задавая вопросов. На словах получалось гладко, осталось так же хорошо все исполнить.

Настроение боевикам добавила поспевшая баранина. Так, под глоток кислого вина с куском жареного мяса, и закончился еще один день.

Поужинав, Захария вышел из дубравы на край опушки, бросил на траву козью шкуру и лег навзничь. Подложив руки под голову, он остался наедине со своим любимым звездным небом.

Небо было величественным в своей простоте – манящая бездна с мириадами светящихся точек. Храм, который в Иерусалиме строил Ирод Великий, тоже был величественным, но подавлял человека своими размерами. Небо же не подавляло – оно звало Захарию подняться над обыденной суетой, заставляло узнавать что-то новое, стать лучше, сделать что-нибудь важное. Небо было для Захарии истинным храмом. Любуясь звездами, Захария сам не заметил, как уснул.

Дозорный, мимо которого Захария прошел на опушку, подобрался незаметно к зелоту, убедился, что тот спит, и так же незаметно вернулся на свой пост.

В ожидании вестей о составе каравана и количестве охраны прошло два дня. На третье утро по цепочке дозорных передали: в горы поднимается человек. В лагере зелотов он задержался ровно настолько, чтобы хватило времени подкрепиться и передохнуть. Через пару часов его повели еще выше в горы – в пещеру к Иуде Галилейскому. Этого человека Иуда ожидал с еще большим нетерпением, чем вестей от зороастрийского жреца. Возвращался разведчик, информация которого позволяла спланировать акцию окончательно. Этим разведчиком был младший брат Захарии – Варавва.

Захария знал, точнее, надеялся, что встретится с братом. С того самого дня, когда были убиты их родители, он следил за судьбой Вараввы настолько пристально, насколько позволял его нелегальный способ существования. Варавве ничего не говорили о судьбе старшего брата. Так решил Захария и, наверное, поступил правильно. Римские спецслужбы с зелотами не церемонились, и до тех пор, пока Захария сам подвергался ежедневному риску, он ничем не мог помочь младшему брату, поэтому и предпочел восстановление семьи отложить до лучших времен.

*  *  *

Варавва с детства рос сообразительным мальчишкой. Попав в сложное положение после смерти родителей, он вынужден был рассчитывать только на себя. Сначала жил среди пастухов, помогая им пасти овец и коз. Став взрослее, понял, что его держат больше из сострадания, чем по необходимости. В мальчишке взыграла горячая кровь горца – в жалости Варавва не нуждался.

Пастухи время от времени помогали своим защитникам-зелотам. Варавва сначала даже не смел надеяться стать одним из них, но однажды все-таки решился и спросил у старшего из прибывших мстителей – может ли он чем-нибудь помочь в их борьбе против римлян? Зелот ничего не ответил мальчишке, а утром его разбудили пастухи, дали в руки узел с припасами и подтолкнули к предводителю зелотов. Варавва понял, что его приняли в свои ряды люди, которые поклялись в своей жизни делать то же, что и он – уничтожать римлян. Судьба юного галилеянина в этот день совершила еще один поворот.

Началась жизнь полная опасности и приключений. Зелоты убедились, что сделали правильный выбор, взяв мальчишку с собой: ему не надо было ничего объяснять дважды. Варавва оказался прирожденным разведчиком. Наблюдательный, дерзкий, он добывал такую информацию, какую ни за что не смог бы добыть взрослый. Его борьба против Рима, с римскими легионерами, предателями из вспомогательных войск, просто богатыми иудеями, которые, заплатив налоги Риму, содержали его легионеров – врагов Вараввы, была личной местью мальчишки за убитых родителей.

*  *  *

Проснувшись, Захария не успел продумать, чем сегодня занять своих людей, как его позвали на очередной совет к Иуде. Уходя, он сказал своим людям:

– Не расслабляйтесь. Теперь уже скоро.

На совете командиры групп услышали новость: караван в двух днях перехода от места предполагаемого нападения. Известно все: состав каравана, принцип организации охраны. Приятной неожиданностью оказалось известие, что клиенты Рима, правители провинций, саботируют решение Квириния, и вопросы охраны решают по остаточному принципу, выделив меньше людей, чем требовалось. Это резко повышает шансы успешного проведения операции. Неизвестный информатор даже сумел непонятно как измерить длину каравана, что после несложных вычислений позволило с точностью до нескольких метров определить место засады для нападения на арьергард.

* * *

Караван появился в полдень, на середине пути между двумя пунктами ночлега. Впереди шла себастийская полусотня, за ней в поводу, связанные попарно, навьюченные тюками с зерном, шли восемьдесят мулов и сто двадцать ослов. Их вели пятьдесят рабов этнарха Иудеи. Животные были собственностью этнарха, несли его клеймо на своих крупах, и поэтому рабы должны были привести их назад. По флангам шагом ехал разделенный поровну полуэскадрон кавалеристов-эдомитов на своих великолепных, известных далеко за пределами Идумеи, жеребцах. В арьергарде каравана шли две декурии римских легионеров.

Под нещадно палящим солнцем более полусотни рабов под охраной сирийских легионеров из вспомогательных войск ремонтировали дорогу. Во всю ее ширину и на несколько десятков шагов в длину был выкопан ров, неглубокий, но для навьюченного мула или осла – непреодолимый. Конечно, это не было серьезным препятствием для каравана – можно было послать разведчиков и обойти ров с короткой стороны. Но расчет зелотов строился на том, чтобы просто задержать караван на короткое время.

Среди рабов выделялся один – высокий, чернобородый, с горящими глазами. Он вместе со всеми добросовестно махал киркой, но мало походил на раба, и если бы кто-то внимательно понаблюдал за этим человеком, то заметил бы, что «раб» привык повелевать, а не подчиняться.

Караван вплотную подошел к месту ремонта. Центурион себастийцев и легат эскадрона подъехали разобраться в причине остановки.

К ним уже спешил декурион, командир охранников. Никто не обратил внимания, что вместе с декурионом к подъехавшим римлянам приблизился и странный раб, на раба не похожий.

– Что здесь происходит? – внушительно спросил центурион.

– Тит Публий Децим приветствует тебя, центурион! – начал с традиционного приветствия декурион. – Здесь во время дождей собирается вода и размывает дорогу. Нам приказано вырыть ров, потом этим займутся мастера по водоотводу. Мы делаем только то, что нам приказано, центурион.

Легат эскадрона, который держался чуть позади центуриона, поскольку не он командовал караваном, не собирался принимать участие в разговоре, но любопытство взяло верх, и он придвинулся поближе, чтобы самому все видеть и слышать.

В этот момент случилось невероятное: декурион отошел в сторону и его место занял чернобородый раб с пронзительными глазами. Тем же внушительным тоном, с той же интонацией он сказал, пристально глядя на центуриона:

– Прохладный ветер идет с Севера. Твоим людям нужно отдохнуть, центурион. Прикажи им, – и чуть повернув голову в сторону легата, добавил: – Лошади устали, как и люди. Прикажи им спешиться.

Командир себастийцев повернулся и махнул рукой, подзывая своего декуриона.

– Привал. Всем отдыхать, – сказал он голосом, который подчиненному показался странным. Странным показалось и то, что не последовало приказа выставить боевое охранение, что предписывалось уставом для привала во время похода. Опытный солдат принял соломоново решение: боевое охранение он выставит – потому, что по уставу положено, но позже – раз приказа от командира не было.

Себастийцы отошли в сторону и стали у дороги снимать с себя доспехи, устраиваясь на привал. Для захвата каравана сделано было только полдела. Теперь предстояло спешить всадников и, по возможности, отделить их от лошадей.

Жрец-зороастриец, который исполнял роль раба, перепоручил центуриона опеке своего ученика, декуриона охраны, и сосредоточил свое внимание на командире кавалеристов.

Легат уже успел почувствовать легкий освежающий ветерок, который вместе с прохладой принес покой и блаженство. Спешиться?.. Да, действительно, почему бы и не спешиться?.. Пусть отдохнут – все равно остановились. Он повернулся и махнул своим людям рукой. Эдомиты стали слезать с лошадей. Сняли сбрую. Всё.

Никто не обратил внимания на странное поведение дорожных рабочих и их охраны – они по одному стали приближаться к себастийцам. Солдаты шли к солдатам, дорожники – к погонщикам. Все расслабились и приготовились отдыхать.

Бой начался внезапно. Центурион и легат эскадрона были убиты на месте – они даже не поняли, что попали в засаду. Обезоруженные себастийцы отчаянно сопротивлялись, но ничего не смогли сделать против диверсионной группы парфянской армии.

Римские легионеры ничем не могли помочь своему авангарду, потому что подверглись атаке пращников, которые, как из-под земли, появились с двух сторон дороги и обрушили на римлян град камней, которые раз за разом достигали цели. Расправившись с арьергардом, пращники переключились на кавалеристов, на помощь пращникам бросились парфяне.

Солнце даже не успело шевельнуть свою тень на земле, как бой закончился. Теперь ни о каком отдыхе и речи не было – все двигались быстро и слаженно. Своих убитых нападавшие собрали, погрузили на пойманных лошадей. Парфяне стали гуртовать караван к походу. Погонщиков не отпускали – они поведут караван к границе. Там их отпустят, но без мулов и ослов. Зелоты уходили вместе с парфянами. В пути люди от Иуды и люди от парфянского царя подсчитали размер и стоимость добычи, договорились о передаче денег.

На исходе дня операция была закончена: зерно было в Парфии, а деньги на четырех мулах зелоты везли к пещере Иуды Галилейского. Среди зелотов был Захария со своими людьми. Он был возбужден и горд за себя и своих людей. Его группа возвращалась в полном составе, ни убитых, ни раненых.

Когда зелоты подходили к своему лагерю, на опушке их ждала фигурка подростка. Захария не прибавил шагу, но стал всматриваться в ожидавшего их человека. Наконец он узнал Варавву. Братья остановились в шаге друг от друга, стояли и смотрели. Потом крепко обнялись, так и не сказав друг другу ни слова.

(продолжение следует)