Борис Финкельштейн: ПУТЬ ПОД СОЗВЕЗДИЕМ АРЬЕ-ЛЕЙБА, продолжение 14

Начало смотри: http://agitprom2014.blogspot.com/2016/05/blog-post_26.html

• ДВА ГОДА РАНЕЕ | Под окончание Фимой третьего курса в жизни обитателей Лериной квартиры происходили знаменательные события. Сергей, муж Лены, отправился работать в Московский театр на Таганке. В его отсутствие Лена получила уведомление из БДТ с требованием: «немедленно освободить служебное помещение театра…».

 На консилиум она собрала всех своих друзей. Законов того времени, касающихся служебных помещений, общежитий никто толком не знал.

- У меня в Киеве есть фактический мой третий дед. Так он – председатель жилищного кооператива и должен знать проблему. Можно ему позвонить и спросить.

Дед Иосиф был родным дядей Фиминого отца. Из старшего поколения Факторовичов в Киеве из патриархов оставался только он. Силой духа этого старика семейство могло гордиться. Почетный член киевского спортивного общества «Динамо», дед Иосиф в 90 лет посещал каток и на коньках мог дать фору многим молодым. До 94 лет он каждую неделю посещал парную в бане, где способностью «держать пар» удивлял многих молодых поклонников русской бани.

До самой своей смерти он оставался неизменным председателем одного из старейших в Киеве жилищных кооперативов, и «кухню» законодательства в этом вопросе конечно знал.

По телефону он задал Лене один базовый вопрос:

- У вас убирают?

-Нет.

- Тогда ваша квартира не является общежитием, и вы вправе требовать выдачу вам ордеров, если прожили здесь более полугода.

С этих слов началась настоящая война между Леной, Лерой и БДТ. Фима был и свидетелем, и помощником, и моральной поддержкой (понятно какой) стороны.

Суды, адвокаты, давление по всем фронтам. Лену третировали на ее работе, Леру держали на голодном пайке с ролями в театре (как молодого специалиста ее не могли уволить). Театр, а точнее его руководство, не гнушался никакими методами, вплоть до угроз физического насилия. Но, благодаря своей настойчивости и поддержке друзей, бой был выигран в Верховном суде. Лена и Лера получили разделенный ордер на занимаемую ими жилплощадь.

Пик развязки пришелся как раз на декабрь 1976 года.

Проректор по учебной части разговор с Фимой начал на повышенных тонах.

Его пространная речь сводилась к двум посылкам и одному выводу: во-первых – беспробудное пьянство в Фимином исполнении, во-вторых – хамское поведение на комитете комсомола и вывод – такое поведение несовместимо со званием студента, пусть даже последнего пятого курса. Заканчивал свой монолог он сакраментальной фразой, что на заседании комитета комсомола института намерен поддержать вывод факультетского комитета, а Фиму не допустить до сдачи зимней сессии.

Терять Фиме было нечего. Попытки прервать свою речь он жестко пресек.

- Уважаемый товарищ проректор. Я надеюсь, что вы позволите мне высказаться в свое оправдание, ибо даже на суде обвиняемому дают право ответа. То, что происходит, нельзя назвать иначе, чем дискриминация.

Во-первых, не я один был в комнате, которую посетила уважаемая комиссия. Но козлом отпущения, почему-то, выбран именно я.

Во-вторых, картина, которую назвали пьянкой, не может так именоваться в силу отсутствия в организме присутствующих и грамма спиртного. Наличие на столе 4-х запечатанных бутылок вина, юридическим языком, еще не говорит о том, как их собирались употребить.

В-третьих, на комитете меня обозвали, без каких либо веских оснований, алкоголиком. Никто из присутствующих не видел меня в общежитии пьяным или на подпитии, в то время когда я многих, из числа сидящих там, встречал именно в общежитии в таком состоянии. На мою правду в глаза, меня обвиняют во всех смертных грехах и выносят самый суровый вердикт, хотя по Уставу есть четкий перечень наказаний за проступки. До этого момента я не имел правонарушений по комсомольской линии. Да и с комсомольскими обязанностями, возложенными на меня, доселе я справлялся.

В-четвертых, исключение меня из комсомола, судя по Вашей реакции, напрямую ведет к исключению из ВУЗа. Поверьте мне, что я не собираюсь молча проглотить эту пилюлю. Справедливость я буду отстаивать всеми средствами во всех возможных инстанциях, вплоть до Верховного суда.

И – пятое. Не допустить меня до сессии Вы вправе по очень веской причине. Издайте соответствующий приказ с указанием причины.

Если бы кто-то в это мгновение увидел проректора в этот момент, точно бы не испытывал сомнений по поводу его чувств к этому студенту.

- Идите. Встретимся на комитете комсомола.

- А сессия?

- Сдавайте.

Сессию Фима сдавал спокойно. Перед сдачей последнего экзамена он получил официальное приглашение на заседание комитета комсомола института

После сдачи экзамена, выйдя из здания института, Фима и Саша Ю. в очередной раз начали «перемалывать» наболевшую тему.

-  Фима. Нужно что-то делать. Эти козлы тебя  пережуют – и не поперхнутся. Нужно искать связи, чтобы на них надавить.

Впервые, Фима повел Сашу на квартиру к близким ему людям.

И Лена, и Лера оказались дома. Консилиум по вопросу начался. Фима подробно описал все предварительные события.

Надежда на то, что у Лены найдутся связи в БТИ, была мгновенно развеяна. Первая идея была предложена Лерой.

- Фима! Мне Леня когда-то сказал, что один из его сокурсников комсомольско-партийный активист – получил распределение и остался в институте на партийной работе. Ты его случайно не знаешь?

- Знаю. Он, как раз и «ходит» в каких-то «шишках» в институтском комитете. Леня ему когда-то за общественный балл сделал пару курсовых работ. Этот гусь ни один экзамен не сдавал в срок – все досрочно. Леня рассказывал, как это происходило. Пан вальяжно заходил в аудиторию, за руку здоровался с преподавателем и через минуту выходил с «автоматом». Шел он первым по списку на распределении, с «заслуженным» «красным» дипломом. Не пойду я к этой гадине. Потом всю жизнь за свою просьбу стыдно будет.

- Ты не пойдешь? Я пойду – сказал Саша. - Скажи только: где он сидит, и как его зовут?

- Правильно. Передашь ему пример от Лени, расскажешь, что он «инженерит» в Подмосковье, и, заодно, изложишь проблему – заметила Лера

Сашин поход и разговор состоялись. Была обещана помощь.

На судилище Фиме была дана возможность высказаться. Приговор был смягчен: «Строгий выговор с занесением в учетную карточку и лишением общественного балла при распределении». Это автоматически из первой тридцатки списка на распределении отбрасывало Фиму в последнюю тридцатку.

Имела ли последняя формулировка юридическую правоту, он выяснять не стал. Главное – не выгнали. Значит - будем жить!

Распределение проходило в мае. Еще предстояли защита диплома и обязательные военные лагеря. Но это никого не волновало. «Купцы приехали за товаром».

Для механического факультета был подготовлен список предприятий, подавших заявку на инженеров-новобранцев. Тридцать мест, из числа представленных для выбора, носили бьющее по сознанию название «Зона». Ну, требовались туда инженерные кадры. Полная благодать свободного общения за колючей проволоки с заключенными. Понятно, что, невзирая на повышенные оклады и лишнюю звездочку на погоны, попадать туда не хотелось никому. А Фима по списку должен был быть первым, из числа вынужденно принявших сей «крест». Он шел по списку как раз тридцатым с конца. Еврею, пусть при должности и погонах - к зекам! Народные сведения о подобном общении были весьма пессимистичны.

- Упрусь рогом, но откажусь – думал Фима.

Перед ним по списку числился Миша С.. Мишин друг - Саша Б. по распределению шел сразу за Фимой.

Как и ожидалось, когда Миша вошел в аудиторию в списке предприятий, кроме тридцати мест на зоне, еще оставался какой-то горбыткомбинат из Благовещенска.

Фима не сомневался, что Благовещенска ему не видать.

Выйдя из аудитории, Миша подошел к Фиме:

- Я взял зону. Мы с Сашей решили ехать вместе. Благовещенск - твой.

Потом до Фимы дойдет, что ничто в этом мире не исчезает бесследно. Так и для кого-то сделанное добро обязательно возвращается.

Фима не имел никакого представления о городе, который дарила ему благодарная судьба.

Ему тут же вспомнился «бородатый» анекдот о распределении в одном институте. Когда русскому предлагается Москва, украинцу – Киев, а Рабиновичу – Сахалин. На что последний отвечает: «Спасибо царскому правительству за то, что продало Аляску»

Случай был аналогичный.

Войдя в аудиторию он увидел, что представители высшего институтского ранга потерялись в толпе «купцов». Большинство присутствующих ему было незнакомо.

- На чем остановимся? - с ехидцей спросил его председатель комиссии – тот самый проректор по учебной части, с которым Фиме не так давно довелось общаться.

- Я выбираю Благовещенск!

- Какой Благовещенск? В списке такого места для Вас не осталось.

- Я выбираю Благовещенский горбыткомбинат. Должность инженер-механик. Оклад 130 рублей. Это место есть в списке и никем, из до меня прошедших комиссию, не выбрано.

- Нет уже этого предприятия. Выбирайте другое.

- Подождите, подождите… Это предприятие действительно представлено в списке под номером…. И его пока никто не взял – заметил один из присутствующих гостей.

- Я либо поставлю свою подпись под Благовещенском, либо отказываюсь от подписи в принципе. Все присутствующие видят, что здесь творится.

- Хорошо – процедил сквозь зубы проректор – расписывайтесь за свой Благовещенск.

Паузу своей победы следовало потянуть. Фима намеренно медленно подошел к секретарю, вслух прочитал все характеристики, подписываемой им вакансии, медленно вынул свою ручку из бокового кармана пиджака и поставил в нужном месте подпись. В момент проставления «закарлючки», в зале раздался треск. Это пополам разлетелась (видать от избытка эмоций) ручка в руке декана его факультета.

Сияющий Фима покинул аудиторию.

Его родные не были в курсе всех перипетий его жизни, и поверили Фиминой тяге к романтике, заставившей его выбрать заоблачный город Дальнего Востока.

На что пошутил его двоюродный дядя:

«Таково еврейское счастье. Снова - чужой Дальний, вместо родного - Ближнего!»

Творчество диплома Фима полностью перенес в Киев, изредка посещая Брянск ради требуемых согласований.

 Защита прошла без особых проблем. Оставалось пройти двухмесячные военные лагеря.

В начале июня выпускников института, в качестве курсантов, забросили в Кантимировскую танковую дивизию, располагавшуюся под Москвой. Своё 25-летие Фима встретил в полном военном обмундировании.

Военные сборы ни чем не отличались от других офицерских сборов, проводимых в войсках. Только жили они в тентовых палатках и методом нарядов на кухню готовили сами себе питание. Все происходящее вполне соответствовало законам воинской части: строем - поротно, с песней - повзводно, и питание – по расписанию.

Не обошлось без происшествий с Фиминым участием.

Однажды его взвод решили отправить в караульный наряд. Требовалось «день простоять, и ночь продержаться», охраняя военные ангары.

Фиме досталось не самое приятное время – с пяти до семи утра.

Караульный вывел его на пост, произвел смену караула, указал охраняемые объекты и удалился отдыхать (как он думал) до семи утра.

Территория, охраняемая Фимой, ограничивалась двумя ангарами и небольшой заправочной станцией с парой военных «газиков» на ней. Предстояло непрерывное ночное «брожение» в этом ограниченном пространстве. А спать хотелось.

Как и полагается в частях, по ходу вводной инструкции караульный офицер предупредил о случаях, которые «имели быть» с плохими последствиями для караульного, заснувшего на посту. Верилось с трудом, но ожидание возможной провокации (в том числе и со стороны своего же офицера) заставляло Фиму находиться в тонусе.

Без четверти шесть какой-то солдат открыл калитку, ведущую к «заправке».

- Стой! Кто идет? – как полагалось по инструкции, выпалил Фима.

- Свои! – остановившись, ответил солдат

- Кто - свои? Пароль?! – все, как учили

- Да пошел ты… Я водитель начальника дивизии. Должен поставить ему машину к 6-ти утра. А сейчас без десяти.

- Не знаешь пароль? Беги за караульным.

- А ты позвони ему.

- Позвонил бы, да телефон не работает. Так что беги за караульным.

- Ты, что – русский язык не понимаешь. Я водитель начальника дивизии. Опоздаю, всем будет – не поздоровится.

И солдат нагло двинулся в сторону одной из стоящих на заправке машин.

- Стой! Я сказал! - Фима передернул автомат, засылая патрон в патронник

- А пошел ты…- ответил ему нарушитель, в полной уверенности, что применять оружие Фима не будет.

- Меня послал на три буквы? Лежать, сука, пристрелю! – и Фима выпустил очередь вверх

Прибежавший через пять минут караульный застал умильную картину: практически целиком в луже лежал (хорошо известный ему) личный водитель начальника Кантимировской дивизии.

- А генерал-лейтенант в это время ждет! А его водитель – грязный, как свинья. Хоть самому – за «баранку» - пронеслось у него в голове.

- Отставить. Что тут произошло?- обратился он к Фиме

- Взял нарушителя. Рвался к машине. Пароль не назвал. Телефон экстренной связи неисправен.

Результатом этого события стало освобождение курсантов от последующего несения караула. Руководитель сборов, тем не менее, перед строем выделил правильные действия курсанта Факторовича.

Домой в Киев возвращался полновесный лейтенант танковых войск. Весь сентябрь Фима провел в кругу родных, готовясь к предстоящей поездке в Благовещенск.

• СОЛНЕЧНЫЙ ГОРОД |В конце октября 1977 года дипломированный инженер-механик отправлялся к месту своего распределения на Дальний Восток.

Что ждет его в, очень отдаленном от Киева, Благовещенске?

К концу подготовительного периода разговоры с родными об этой поездке Фиме изрядно надоели. Как было принято в их семье, стратегия предстоящих действий вырабатывалась основательно, с проработкой всех возможных вариантов. Сбором информации о месте Фиминой дислокации занимались все. Центр Амурской области просвечивался рентгеном со всех сторон. Более всех об особенностях Благовещенска был информирован Фимин двоюродный брат Исаак.

Ему, главному инженеру одного из мостостроительных проектных институтов Киева, недавно довелось вернуться оттуда. Из Изиного повествования следовало:

1.                          белых медведей там ждать не приходилось

2.                          город омывается двумя реками – Зеей и Амуром

3.                          через Амур в хорошую погоду виден китайский город

4.                           климат резко континентальный: от минус сорок градусов зимой, до плюс сорок - летом

Причиной Изиной командировки в Благовещенск являлась Байкало-Амурская магистраль. Очередная «стройка века» (наш исторический ответ царскому правительству с его ТрансСибом), разворачиваемая как раз в период Фиминого вояжа, требовала реализации всего потенциала огромной страны. Обилие водных преград по всему маршруту строительства железнодорожной магистрали обеспечили работой (не на один год) все союзные мостостроительные институты.

Изина организация была (не без оснований) выбрана в качестве одного из флагманов этого действа. А самому главному инженеру предстояло осуществлять авторский надзор за разработками своей организации. Это предполагало многократное посещение объектов строительства и один из условных центров администрирования – столицу Амурской области Благовещенск. На эти предполагаемые поездки Фимины родные уповали всеми фибрами души – как-никак реальная возможность получения «живого привета» от любимого чада.

Но ожидаемой встрече родственников в Благовещенске осуществиться не судилось. Приказом Москвы Изя был отстранен от курирования объектов на магистрали. По его рассказу, события развивались в полном соответствии с партийно-номенклатурным сценарием тех лет.

Его инспекторская поездка на БАМ, для подписания актов приемки двух мостов (завершенных по всем отчетным документам) выявила ряд существенных расхождений между действительностью и отчетностью. Ни первый, ни второй (полностью «выбравшие» финансирование) объекты к сдаче в эксплуатацию готовы не были. Если на первом объекте сроки окончания просматривались, то второй – только имитировал свое существование установленными поперек реки «быками». Естественно, что Изя отказался подписывать акт приемки объектов, и… был вызван на «ковер» в министерство. Не поддавшись давлению со стороны министра, «бунтарь», под закрытие двери кабинета с обратной стороны, получил венчальную фразу державного мужа своей секретарше:

- И чтобы ноги этого еврея в моем кабинете…

Особо беспокоила Фимину родню близость к городу китайской границы.

После событий на острове Даманский и обострения советско-китайских отношений, силами пропаганды Китай в глазах советских граждан из былого стратегического партнера, превратился в одного из потенциальных военных противников.

- И перестрелки случаются – «успокоил» Изя Фиминых родителей.

Что касаемо самого героя, то его не напрягали противоречивые слухи об опасности поездки. Он ехал за романтикой, воспетой бардами.

 Когда еще доведется оказаться на самом краю земли, и своими глазами увидеть загадочный Дальний Восток, куда в свое время по призыву партии и правительства уезжали добровольцы? А когда еще судьба забросит его в места, вблизи той самой Еврейской автономной области, где первый секретарь – еврей? И когда его «вынесет» почти к самому Тихому океану? А когда доведется воочию побродить по уссурийской тайге, где обитает самая большая из ныне живущих кошек на планете – амурский тигр?

И в добавление: иное множество «когда еще?» сулило Фиме обилие ожиданий личного характера.

Ведь он ехал в закрытый пограничный город, где, по слухам, присутствовала демографическая проблема значительного преобладания женской составляющей населения. А какого парня, в самом соку сексуальной зрелости, подобная перспектива не вдохновляет?

(продолжение следует)