Иерусалим.4
год от Р.Х.
Цадок был
невысокого росту, бородат и невзрачен. Но немощь его была обманчивой, хитон
старика скрывал худое, но жилистое и крепкое тело кузнеца. Долгая жизнь при
кузнице сделала свое дело – Цадок не назывался кузнецом, но, несмотря на свой возраст,
мог стать у наковальни и сработать любую деталь. Вот и сегодня, он взял из
корзины немного углей, бросил в горнило, разворошил их и подкачал горн.
Вспыхнуло пламя, и Цадок щипцами положил в огонь кусок металла из кучи, что
лежала в углу мастерской. Он был один, но уверенно взялся сделать скобы, потому
что кузнец ушел по своим делам, а заказчик придет за товаром через несколько часов, ближе к вечеру.
Цадок был в
мастерской кем-то вроде помощника кузнеца: принимал заказы, отдавал сработанные
изделия; если надо, убирал кузницу; но, если было необходимо – становился к
наковальне и делал кузнечную работу не хуже кузнеца.
Цадок выхватил
из горнила раскаленный металл, положил на наковальню, примерился и ударил
молотом. Работа закипела – стук молота раздавался на весь квартал
ремесленников. В этой мастерской стучали, в другой – строгали, в третьей –
пилили. Люди здесь зарабатывали себе на кусок хлеба и меньше всего хотели,
чтобы им мешали. Их и не трогали: ни тайная служба римлян, ни ищейки Архелая,
ни агенты Синедриона. Ремесленные люди не играли в заговорщиков, для этого у
них просто не было времени, а когда их пытались в такие игры втянуть, очень
обижались и давали отпор соблазнителям. Квартал ремесленников был для тайных
агентов царя и римской тайной службы местом негостеприимным, и среди ищеек было
мало желающих лишний раз показываться там.
Цадока
устраивало, что никто не мешает. За работой время летит быстро. Старик закончил
ковать последнюю скобу, когда на пороге появился заказчик. Это был Наум,
застройщик и постоянный покупатель. Наум брал не только скобы, но все, что
требовалось для постройки дома, а строил он много. Самое главное, Наум был скуп
на слова, но не на деньги, а таких покупателей ценят все ремесленники. Расчет с
ним был в конце каждого месяца, а пока Цадок отметил выполнение заказа углем на
оштукатуренной стене мастерской.
Цадок спросил
Наума о городских новостях, будучи уверен, что о новостях он узнает от кого
угодно, но только не от застройщика. Цадоку просто понадобилось немного
времени, чтобы передохнуть.
Умение
работать по металлу было важным, но не главным достоинством Цадока. Главными
его достоинствами были несокрушимая воля и железный характер. Направленные на
решение какой-либо проблемы, эти качества неизменно давали желаемый результат.
Цепкий
природный ум и практическая сметка с лихвой компенсировали отсутствие образования,
а вкупе с характером и волей сделали Цадока личностью выдающейся.
Главное –
характер. Характер ставит цель, выковывает и направляет волю – инструмент для
достижения цели. Он же и саму жизнь подчиняет служению цели.
Если цель у
такого незаурядного человека высокая и благородная, то рано или поздно найдет
он и учеников, и последователей.
Если же цель
низкая – беда для самого человека и для тех, кто его окружает. Для Цадока целью
всей его жизни было избавление Иудеи от римского владычества. А пришел к этому
Цадок еще в молодости, видя несправедливость в устройстве жизни, которая его
окружала. Видел он несправедливость и в отношениях богатых иудеев с бедными
единоверцами, но корень зла искал все-таки в римской оккупации.
Цадок был
фарисеем. Одним из настоящих хиверим –
«сотоварищей», как называли себя сами фарисеи, а не цевуим – «крашенным», как
называли номенклатурных краснобородых фарисеев недоброжелатели.
Люди,
окружающие Цадока, уважали его за практический ум, справедливость при решении
спорных вопросов и доскональное знание Торы. Цадок лучше коэна мог растолковать
любое положение из Торы.
Сам же Цадок
трезво смотрел на постулаты веры, еще более трезво он смотрел на окружающую
иерусалимскую действительность.
Правящая
партия саддукеев, из представителей которой и состоял Синедрион, как-то
подозрительно быстро нашла общий язык с римлянами, и не заметила, как потеряла
авторитет и поддержку среди правоверных иудеев. Пастухи лишились своих овец.
В сообществе
«сотоварищей» эту проблему увидели давно. Саддукеи все еще почивали на лаврах,
проповедуя для богатеев в храме Ирода Великого и других храмах, отстроенных на
деньги этих же богатеев, а фарисеи уже распространили и укрепили свое влияние
среди движущей силы иудейского царства – ремесленников и мастеровых.
«Сотоварищи» жили среди простых людей и знали их нужды так же хорошо, как и
сами мастеровые, ежедневным упорным трудом зарабатывающие себе на жизнь.
Цадок бороду
не красил. Он был не формальным фарисеем, а скорее убежденным, поскольку именно
в Торе видел источник всех знаний и искал ответы на все вопросы. И еще, он вел
свою борьбу с Римом – тихо, незаметно. Но ищейки принцепса Августа много
талантов заплатили бы тому, кто указал бы перстом на Цадока, как на человека,
по чьей воле в Иерусалиме происходят нападения на римские патрули, убийства
богатых иудеев и подстрекательства к мятежам.
В мастерскую
приходили разные люди, и – поди разберись, кто пришел за гвоздями, кто за
скобами, а кто за приказом к предводителю. Цадок месяцами мог не покидать мастерскую
– дело от этого не страдало. Только иногда, очень редко, соблюдая необходимые
предосторожности, Цадок оставлял мастерскую, чтобы встретиться с человеком, чье
появление в кузнице ничем не было оправдано.
Сегодня Цадоку
предстояла такая встреча. Искал ее, как ни странно, римский патриций.
– Или бывший
патриций? – Цадок про себя усмехнулся. – Рим начинает пожирать верных слуг?
* * *
Император
Октавиан Август, укрепляя свою власть, начал преследовать самых опасных, с его
точки зрения, сенаторов. Тех, кто имел влияние в Сенате и мог, по мнению
Августа, добиться его смещения.
Встречи с
Цадоком действительно искал Эмилий Пацеиз, бывший префект претории Августа. Вот
уже год он жил неподалеку от Иерусалима при общине ессеев, стараясь не
привлекать к себе внимания. Попасть в общину оказалось намного сложнее, чем предполагал
бывший префект. Пацеиз искренне считал, что проблема будет только в сумме
денег, которую старейшины потребуют за приют для римлянина. Каково же было его
удивление, когда в приюте ему отказали, даже не выслушав предложения,
выраженного в увесистом мешочке золотых динариев. Безусловный отказ ессеев имел
совершенно другую причину: Пацеиз не был иудеем, не знал Тору, а самое главное
– был стяжателем.
И, тем не
менее, Эмилий Пацеиз оказался в общине ессеев. Попал он туда извилистым и
длинным путем: деньги у Пацеиза взяли единоверцы ессеев – фарисеи. И взяли без
всяких гарантий, только за то, что попытаются убедить старейшин общины поговорить
с римлянином. Только поговорить, а уже потом старейшины будут принимать
решение. Сами.
Выбор у
Пацеиза был небольшой: попытаться спастись у ессеев или попасть в руки ищеек
принцепса. Он принял все условия ессеев. Старейшины же согласились принять на
время Пацеиза только потому, что римлянину угрожала опасность, и он нуждался в
помощи. Но жить Пацеизу отныне пришлось по законам, которые царили в общине и
кардинально отличались от римского права, которое, до недавних пор, Пацеиз
считал главным достижением римской империи. У ессеев он увидел другую жизнь,
где отношения между членами общины строились не на деньгах, власти и влиянии, а
на других ценностях – взаимном уважении, нестяжательстве и взаимовыручке.
В свое время
Эмилий Пацеиз бежал после неудавшегося мятежа против императора Августа. Бежали
и другие мятежники. Об их судьбе префект Пацеиз уже знал – такой судьбы себе он
не хотел. Соратников Пацеиза: Антония Тавра, Антония Цеста и Юлия Фронтона,
искали по всей империи, а когда нашли, переправили в Рим и там казнили.
Неглупый и
искушенный в дворцовых интригах Эмилий Пацеиз отдавал себе отчет в том, что
кольцо преследования вокруг него сжимается, и придет время, когда, закованного
в кандалы, в Рим повезут и его.
Обосновавшись
в общине ессеев, отрастив бороду и волосы, переодевшись так же, как были одеты
ессеи, – то есть, изменившись до неузнаваемости, Эмилий Пацеиз решил
действовать. Для начала он восстановил, через посредников, контакты с друзьями
и единомышленниками, оставшимися в Риме. Недовольных действиями Августа было
предостаточно, но выступать открыто против власти принцепса желающих не
находилось. План Пацеиз придумал простой, но эффективный. Имея оперативную
информацию из Рима, можно было координировать террористические действия на
окраинах империи с тем, чтобы принцепсу было чем заниматься, преследуя мнимых
противников в провинциях, а не реальных в столице империи.
Пикантность
плана Пацеиза заключалась в том, что против императора Августа должны были
выступить иудеи, которых и в лучшие годы в Риме недолюбливали. Напыщенные
потомки Ромула и Рема к своей выгоде использовали ум и финансовую расторопность
иудеев, но самих иудеев не любили. В ответ иудеи платили римлянам тем же –
презрением и тихой ненавистью.
К счастью для
Эмилия Пацеиза, среди иудеев, не смирившихся с римским владычеством, были
фарисеи, а фарисеи в настоящий момент имели влияние на отчаянных единоверцев,
готовых действовать – зелотов. Но дальше всех в ненависти к Риму – действенной
ненависти – продвинулись сикарии. Именно сикариев и имел в виду Пацеиз,
выстраивая свою комбинацию. Столкнувшись в первый раз с этими людьми, он с
удивлением обнаружил, что ему нет необходимости как-то хитрить и маскировать
свои цели. Предоставлять достоверную информацию – единственное, что от него
требовалось. Остальное – сами акции – брали на себя сикарии, и действовали до
сих пор безупречно.
До этого
момента он сотрудничал с зелотом Симоном, и их совместно спланированные акции
держали в напряжении прокуратора и его тайную службу.
Последней
акцией, которую провели сикарии, было убийство римского посланника принцепса
Октавиана Августа, Сервия Катулла. Принцепс послал патриция проинспектировать
провинцию Сирия – ему постоянно мерещились враги, а Пацеиз достоверно знал, что
Сервий Катулл был тем человеком, кто, через третьих лиц, втянул его в заговор
против императора, а потом, когда заговор не удался – подставил префекта вместо
себя. Именно Катулл был причиной того, что Эмилий Пацеиз сменил собственный
роскошный дом у подножия Капитолия на угол в общине ессеев, где все было общим
и ничего своего не было в принципе.
При встрече
Пацеиза с руководителем зелотов Симоном достаточно было чуть-чуть изменить
формулировку задания императора своему посланнику, и участь Сервия Катулла был
решена. Задание императора Сервию Катуллу в изложении Пацеиза звучало так:
разобраться на месте в оперативной обстановке и выдвинуть предложения по
организации «мер безопасности», то есть карательных акций против зелотов.
Посланца
императора встретили с почетом, окружили многочисленной и опытной охраной из
преторианцев наместника Сирии. Квириний знал о близких отношениях Сервия
Катулла с императором, и поэтому сам контролировал безопасность своего гостя.
Казалось бы, с таким отношением, жизни императорского посланника ничего не
угрожает, но сикарии думали иначе. Сервия Катулла убил один из солдат
себастийской сотни, внедренный сикарий, в тот момент, когда патриций пожелал
посетить местный цирк. Сикарий стоял в оцеплении и вместо того, чтобы защищать
знатного римлянина, сам метнул копье в грудь нобиля. Находившийся рядом
Квириний опешил от неожиданности. Преторианцы не получили внятной команды на
преследование от своего префекта – командование охраной принял на себя сам
наместник. Но наместник промолчал, и преторианцы окружили Квириния, а не бросились
в погоню за нападавшим. Только поэтому сикарий, убивший посланника императора,
скрылся. Преторианцы, которые спасали жизнь наместнику, за это им же были потом
и наказаны. Вместе с префектом претории.
Не сумев
уберечь римского сановника, Квириний распорядился, чтобы набальзамированного
Катулла отвезли в Рим с почестями, а сам заперся в своем доме в ожидании
другого посланника от императора Августа – с приказом о наказании.
С Квиринием и
Гессием Флором Эмилий Пацеиз в свое время лично был знаком. Знал и на что каждый
из них был способен. Поэтому, как информатор и аналитик, Пацеиз оказался весьма
ценным источником. Сотрудничество Пацеиза и сикариев приносило обоюдную пользу.
Акции сикариев стали политически осмысленными. Тайная служба прокуратора
встревожилась – за последними действиями сикариев явно прослеживалась злая воля
и умелая рука кого-то из римских
ренегатов.
Эмилий Пацеиз
предполагал, что, в конце концов, ищейки прокуратора его могут вычислить, но,
взвесив все «за» и «против», пришел к выводу, что его сотрудничество с
сикариями – меньшее из зол.
Ныне же ему
стало известно о плане наместника Сирии провести акции устрашения. Сначала в
Сирии, а затем и в остальных провинциях дальше на юг. Необходимости в таких
акциях не было – оперативная обстановка не требовала обострения. Волнения в
провинциях, начавшиеся год назад, в ответ на затеянную тем же Квиринием
поголовную перепись, пошли на спад. Но Квириний большим умом не отличался и
предпочитал пугать там, где нужно было договариваться. Этой информации для
сикариев было достаточно, чтобы начать планировать ответные широкомасштабные акции
по всему востоку империи.
Но сегодня он
пришел на встречу с предводителем сикариев с конкретным предложением –
организовать нападение на караван. Караван был затеей наместника Сирии, а Эмилий
Пацеиз знал Квириния, и мог дать ему исчерпывающую оценку: характер Квириния
предполагал, что подобная затея будет не последней, и даст немало поводов для
возмущения среди иудеев. Вот ради этого и была организована встреча.
* * *
Встретились на
одной из тайных точек зелотов неподалеку от Иерусалима. Сначала прибыл Эмилий
Пацеиз; совместные успешные акции, проведенные до этого момента, не изменили
отношения к римлянину – его привезли с завязанными глазами. Откровенно говоря,
и сам Пацеиз не возражал против такого подхода. Безропотно соблюдая все меры
предосторожности, которые диктовали его партнеры, он мог рассчитывать на свою
безопасность в случае провала.
Цадок пришел
позже. Пацеиз не уставал удивляться осторожности и предусмотрительности
иудейских повстанцев. Беседа проходила в небольшой комнате, но руководитель
сикариев все время оставался в тени и, слыша его голос, римлянин так и не
увидел его лица. Он вдруг понял, какого врага Рим приобрел в лице иудеев и
мысленно пожелал им удачи. На непродолжительное время...
– Ты говорил,
что знаешь что-то важное для нашего дела – я слушаю тебя, – коротко
поздоровавшись и, не справившись о здоровье и о дороге, как того требовала
вежливость, начал разговор Цадок. Пацеиз был готов и к такому повороту.
– У меня есть
достоверная информации о намерении Квириния собрать весь земельный налог
провинции и лично привезти его в Рим, – начал он.
– Всей
провинции? – не поверил Цадок.
– Именно –
всей, – подтвердил римлянин. Оба поняли, о чем речь: Квириний собирал урожай не
только в Сирии, но и в Иудее, Самарии, Галилее и Идумее.
– И ты знаешь,
когда пойдет караван из Иудеи?
– Пока нет, но
мои друзья мне сообщат, когда этот срок будет согласован.
– Добро.
Теперь ответь мне: какой твой интерес в нашей борьбе с Римом?
– Мне
говорили, что ты умный человек, и я уверен, что ты и сам знаешь ответ на этот
вопрос. Но, тем не менее, ты спрашиваешь – значит, хочешь услышать ответ от
меня лично. Я отвечу. Император Август вредит Риму, преследуя своих верных
слуг. Сегодня наши интересы совпадают – помогая вам, я помогаю Риму. Ты это
хотел услышать?
Ответом было
молчание. Еще через какое-то время вошли его провожатые, одели на Пацеиза
повязку и они двинулись в обратный путь.
(продолжение
следует)
Комментариев нет:
Отправить комментарий