 |
Графика Ирины Диденко
|
5.
А на левой груди - куст Мерцалова
Добрый Шубин на правой в анфас
Осень, конец октября… За окном все меньше солнца, ванили и кураги… Самое
время ввергаться в мифы и сказки, чтобы не ополоумничать от сезонной депрессии…
У меня в детстве была книга «Мифы и легенды Украины», благодаря которой я знаю,
чем оборотень отличается от волкодава, и что у славянских русалок нет хвостов, а
не полагаться на авось. Продумывать ходы и лейтмотивы. Сочинять шарлотки, а к
ним - либретто. Импровизировать мифы, частушки, салаты из айвы и комиксы. Освоить
хокку и хоровод. Чулочную вязку и непринужденную беседу.
Все слышали про домовых, леших, водяных… Я не знаю, почему в России
домового боятся и считают его злым духом. У нас в Украине домовик - это дух,
который защищает дом. Бабушка каждый вечер с ним разговаривала и ставила ему
поесть - молока в блюдце и кусочек хлеба. Язычество конечно, но все же. У нас
домового не боялись. Это друг… А вы знаете о том, что только в шахтах
украинского Донбасса живет Шубин? Это шахтный дух. На Кузбассе его нет. Шахтеры
его подкармливают - оставляют в штреках часть тормозка. Шубин может быть и
добрым и злым под настроение. Если он злой, жди беды… Кстати, добрый Шубин, это
примерно как железный кисель. Шубин не может быть добрым. Он просто Шубин. Он
под настроение злой и коварный. Добрый Шу́бин, или просто Шубин — персонаж
шахтёрского фольклора на Донбассе, горняцкий дух, похожий на гнома, «хозяин
шахты» и покровитель шахтёров… Но если сам Шубин – гном, то любой донецкий
шахтер, известный всем и каждому,
гоблин… со времен прапрапрашек… Чур, только не обижаться… К тому же и гномы, и
гоблины отходят сегодня в вечность… Или отправляются в подземную Шамбалу –
Агарту… Правда, кого не спросишь из гоблинов:
- Вы погибших своих из шахты выносите?
- О чем разговор? – обижаются шахтеры. – Даже после завалов откапываем и
выносим всех до единого… Ведь они слухачи… Их дух, до времени не упокоенный,
слышит потревоженный подземный пласт сверхинформационно перегруженный прежними
историческими и геологическими формациями… И помогает им в том
сос-страдательный шахтерский Шубин…
Однако, Шубин не всегда выступает как воплощение добрых сил. Часто он
мстительный и крепко злится, от чего в шахтах случаются аварии. Однажды в
поисках лучшей доли приехал на Донбасс парень из глубокой провинции и попытался
устроиться на шахту. Товарищи-шахтеры объяснили ему, что новичкам полагается
проверка, а именно — нужно в одиночку спуститься в шахту с зажженным факелом и
пройти по выработкам. Типа, если не испугается — сможет быть шахтером. Истинной
целью было проверить, есть ли в выработках скопления газа и если есть, то
выжечь (ну или взорвать, тут уж как повезет) его. Газ в выработке был, и
концентрации его хватило для взрыва. С того времени дух рабочего бродит под
землей и мстит шахтерам за подлость. Иногда он становится совсем ненасытным, и
тогда на шахтах случаются ужасные аварии, забирающие жизни десятков шахтеров.
По погибшему никто не совершал панихиды, чтобы успокоить его душу, да и имя его
неизвестно. Потому и называют его Шубиным, поскольку ходит он в овчинном
тулупе, в том самом, в котором погиб.
Про Шубина я слышал, когда работал на Луганской-… Правда, шахты, иногда
даже соседние, сильно отличаются по горно-геологическим условиям, и потому у
шахтеров могут быть разные приметы поведения пластов. К примеру, на одних
шахтах треск кровли может означать обвал, и тогда говорят, что это Шубин
угрожает. Зато на других, услышав треск, шахтеры усмехаются: Шубин забавляется,
но до обвала дело не дойдет. Потому что здесь он — добрый.
А вот в Кузбассе Шубина нет. Шахты там намного моложе украинских, газ в них
не выжигали и, естественно, Шубин в Кузбассе не водится. Зато водятся черти. Не
верите? Расскажу из собственной практики. Проходили мы как то бремсберг. С
квершлага по восстанию. На наряде нам сказали работать осторожно, до
поверхности осталось несколько метров. Пришли, включились, проехали 3-4 метра,
и вдруг кровля садится и заваливает комбайн углём, глиной и… картошкой. Ботва
вместе с клубнями. Дыра на-гора! Смотрим мы на небо голубое, радуемся и вдруг
бац! — в дыру козёл падает. Всё потому, что выбились мы в огород какого-то
чудака, а козёл там бродил. Надо сказать, что вокруг шахты во время войны
поналепили самостроев, этаких лачуг из ворованных стоек, в огород такого
хозяина мы и попали. Обрадовались, конечно, выбрались на-гора, курим, а козёл в
забое остался. Пометался он в забое и отправился вниз к квершлагу. А там смена
нам приехала, выходят проходимцы из-за перемычек и вдруг видят горящие в
темноте глаза, огромные рога, бороду и копыта!
— Чёрт! — заорал звеньевой и громко пукнул. Козёл к ним, они от него. Так и
гнал он их до самых гор… А то еще слышал историю про стволового по фамилии
Козлов. Из-за фамилии его окрестили «козлом». И когда он не открывал дверь,
чтобы впустить людей в клеть, все начинали кричать «Бе-бе-бе…», как бы звать
его. Естественно, он обиделся. Молча открыл дверь и впустил всех в клеть.
Немного поднял ее, чтобы никто не смог выйти, из шланга противопожарного крана
облил всех водой и отправил клеть на-гора. В следующую смену шахтеры ему
отомстили. Каждый принес из дома по вилку капусты. Выйдя из клети, забросали
его капустой и, крича «Бе-бе-бе…», разошлись по своим рабочим местам.
У шахтеров работа такая, что каждый день как последний. Никто не знает,
когда откроется провал, ведущий в пещеру с темной подземной рекой, или лопнет
над твоей головой деревянная подпорка, погребая под породой и тебя, и твоих
друзей, и еще хорошо, если насмерть сразу, а не запрет в каменном мешке, где
придется медленно сходить с ума и умирать от жажды и безумия в кромешной тьме.
Поэтому люди-то все суеверные, внимательные, со своими приметами. Раньше-то
шахты работали не там, где сейчас, а в невысоких горах подальше к западу, туда
еще ведет заброшенная одноколейка, ее еще дети зовут Чертова колея и рассказывают
небылицы, будто бы в полночь едет по ней с лязгом черный паровоз и забирает
пассажиров к шахтам, и те уже не возвращаются. Ну, обычные детские байки, чего
там. Я сам одно время машинистом на той линии был, возил шахтеров, возил руду.
Когда шахты еще работали, много груза было, много работников. И вот был у нас
один такой, Серега Иванов. Обычный работяга, как и все, ну, может, резковат
только. Рубил, как все, пил, как все, семья была, как у всех. А как-то раз
такая штука случилась. Был он в отпуске, а я смотрю – в вагон лезет, и еще дети
с ним, и сам какой-то дерганый, а дочка вообще плачет. У мужиков спросил, так
они рассказали, что решил Серега детям работу свою показать, пока выходные у
него. Вроде со мной на шахты приедут, а пока я буду рудой загружаться,
погуляют, и потом назад.
Вообще не положено было, но с Серегой ссориться не хотелось, кулак у него
тяжелый был. Ну, я и решил тогда, что никто не узнает… Приехали, пока загрузили
руду, пока я дизель прогрел – зима же – не возвращается Серега. Я уж посигналил
– не выходят. Ну, думаю, и ладно, вечером заберу. Некогда мне их ждать, график
же… А вечером мужики говорят, что тоже Серегу не видели, и детей его не было
нигде. Когда потом искать кинулись — нашли, конечно. Серегу нашли, удавился на
подпорке нерабочего тупика. Там тогда провал в реку открылся и шахту закрыли.
На входе загородки были и знаки предупреждающие, и все сдвинуто и сломано. А на
полу след, как тащили тяжелое. Как менты потом сказали, детей он в реку
сбросил, и их теперь не найти. Оказывается, жена Серегина его бросила, улетела
куда-то, в Москву или Ленинград, не помню уж.
Так вот, с того и началось. Сперва тихо, а потом уж и в голос говорили, что
видят мужики Серегу в забое. Фонарь его горит, и шум идет, и силуэт видно – а
как подойдешь, так пусто, только руда добытая в вагонетке. Пугались, конечно, а
потом научились распознавать, вроде как – если Серега работает, то хорошо,
богатая жила. А если просто так стоит в туннеле, руки повесил и вроде как на
пришедших смотрит – то валить надо. Либо провал вскроется, либо взрыв, либо
обрушение. Стали даже ему приносить хлеб, водку, конфеты. Ставили в пустой
каске на развилке, чтоб вроде как помогал.
Ну, я-то разговоры те слышал, но не
особенно верил. А сам однажды напоролся, да. Глупый был, молодой… Вез я
шахтеров на утреннюю смену. Сумерки еще, только-только светает. Смотрю –
впереди на путях движение какое-то. Свет врубил – а там дети бегут, мальчик и
девочка. Причем зима, морозно, а они полуголые, босиком и вроде в каких-то
рубашках. Мальчишка быстрее бежал и тащил девочку за руку. Я по тормозам
ударил, все боялся не успеть, а дети-то и исчезли. Подождал немного, ну а как
быть – у меня ж график! Тронулся дальше, медленно так. И снова вскоре увидел
их. Бегут как будто прямо ко мне навстречу, а ближе не становятся. Мальчик
рукой машет, а девочка кричит что-то, не разобрать. Я тогда чуть не умер от
страха, ведь не верил же в чертовщину разную. Ну и проехал дальше, зажмурился и
на тихом ходу… Привез шахтеров, забрал прошлую смену. Те еще говорили, что сегодня
Серегу не видно и не слышно. А когда уже назад ехали, отошли прилично, грохот
такой раздался, словно бомбят. Оказывается, газ рванул, и главную шахту
погребло целиком. Больше двухсот человек погибло там тогда. Потом вскоре жилы
иссякли, и старые шахты совсем закрыли, теперь вот на новых разработка.
Говорят, уже лет десять как старую колею разобрать хотят. Да только в
народных повериях – Серегина она, вот
никак и не решаться… Потому что так уже повелось, что под землей все решают
шахтеры, а на поверхности… крестьянские дети. А у них и свой счет, и свой
особый расчет… Ты видел – докажи! Не видел – хай тебе повылазит… Словно уже не
люди они, а смуры какие-то там, ей Богу…
Чудны крестьянские дети... Почти час ночи... Я не сплю уже сутки. Мой отец
только что избил мою мать на глазах у меня и моей десятилетней сестры... Господи, я не перестану ненавидеть
свою жизнь... Простите, млять, просто искренне некому выговориться... Просто
мой отец на шахтерскую забастовку не пошел, а ушел в безысходный горняцкий запой…
Только и бросил в сердцах:
«- Нет на вас, куки, черного паровоза»…
А та подземная шахтерская забастовка, которая продолжалась 43 суток на шахте
«Октябрьская» Криворожского железорудного комбината, завершилась. Сторонам
удалось договориться и подписать соглашение. 16 октября 2020 года пройдёт суд
по иску предприятия к 10 забастовщикам… Порошенко, говорят, разрешил
Коломойскому в обмен на «Приват» создать добровольческие батальоны, и обещал
отдать сланцевый газ, когда прогонят Стрелкова. Но, когда Коломойский понял,
что сланцевый газ это шахтерская легенда, он потребовал «Приват» свой обратно. И превратился во всеукраинского злого
Шубина.
 |
| Графика Ирины Диденко |
6.
Знаете, что растет под грецким орехом? Ничего не растет. Падающие листья
выделяют токсины, выжигающие всё живое… Судя по запаху, я не ошиблась. Очень
милая шахтерская осень. Пожалуй, надо выпить. Ведь как поет Sunsay - я иду по
городу, который у меня внутри.
Папа тоже сегодня пел. Я в 42 года первый раз в жизни услышал эту
шахтёрскую песню:
А молодогооо коногонааа, несли с разбитой головой.
«Пестня», короче… Лицо со слезами радости…
148 лет назад, в 1872 году, на территории нынешней Украины появился населенный
пункт — будущий промышленный центр, известный сегодня как город Донецк.
Некоторые современные украинские историки считают основателями Донецка
запорожских козаков или еще более древних украинцев, но в действительности
город обязан своим рождением английскому предпринимателю Джону Джеймсу Юзу, в
честь которого долго назывался Юзовкой.
- Вот ведь как… Пришел, приехал, наследил… Да ни как-нибудь, а целым
городом… Тебя в ту пору, Турист, мы звали Мандривныком… Веяло от тебя какой-то
нездешностью – ни Грыцько, ни Стецько, а так панок подорожний. А у нас в ту
пору – Грыцька, и Стецька – строевых козаков от самой матушки Екатерины Второй
разрешение было копанки собственные иметь. И Грыцько, и Стецько добывали
жар-камень и продавали его слободских козакам по всему Левобережью, а к ним и
мещанам, и крестьянам, и фольварки шляхты окрестно… И жили себе ничего –
сызмальства и письму и закону Божьему по примеру предков обученные… И только
одно знали, что церковно-приходские батюшки строго стояли только на одном –
хамам знания не давать… Вот тут как раз на наши головы и свалился
ясновельможный английский хам… Вот то и был Юзек-англичанин, купивший нас за
конные брычки с рессорами… Хороши они были чертовски, и мы за эти чертовы
брички продали души дьяволу… Ты затем к нам пожаловал, ну тогда слушай, пока
тебя в воздухе в очередной раз не размазало…
Много ли ты знаешь о Юзе? И то верно, что знаешь об основателе Донецка
ничтожно мало. Потому что крепкий, цепкий умом, но недобрый душой был человек…
Жену и дочь здесь схоронил, да при похоронах страшную тайну узнал о здешней
подземной Кайлас-горе…Человечишко, мало подходивший под штамп классического
капиталиста, хищника, эксплуататора, тянувшего жилы из рабочих вон, но все же скорее,
злой гений, и далеко не благодетель, не отец родной, а расчетливый лис… Как
пришел, так ушел и умер поднадзорно в петербургском «Англетере».
Потому что Джон Джеймс Юз - сплошной серый миф наших мест… Правда, куда менее выпуклый, чем шахтерский
миф о добром или даже злом Шубине… Отсюда и произрастает обилие недомолвок,
придумок и слухов... Отсюда же родом и отдельные газетные сенсации, вроде
«отыскания» могилы Юза. Хотя никуда она не пропадала, естественно, и для того
чтобы узнать, что прах первого директора Новороссийского общества упокоился на
одном из лондонских кладбищ, достаточно зайти в Википедию на страничку John
James Hughes. Просто же, а вот, поди, ж ты…
Скромность «досье Юза» смущает. Родерик Хизер - автор любопытной и
своеобразной книжки о Юзе «Железный Царь» сам разводит руками:
«Я работал в архивах Гламоргана, Ньюпорта (оба Уэльс), Санкт-Петербурга,
Харькова, Донецка, библиотеках Великобритании, Канады и США, — практически
никаких следов частной жизни Джона Юза. Деловые бумаги, отчеты, протоколы – не
более». Все потому, что валлийский промышленник был полуграмотным, совершенно
не умел писать, а прочесть мог только крупные печатные буквы газетных заголовков.
Следовательно, писем он отродясь не писал. А нет переписки – не на что
опереться. Ну, вот разве что на воспоминания о Юзе его близкого друга,
британского журналиста Джона Бэдли, прожившего в России не один год, подолгу
беседовавшего с промышленником, словно неким сухопутным пиратом в его любимом
номере гостиницы «Англетер» за рюмкой старого доброго портвейна…
А началось все с того, Джон Джеймс родился в южно-валлийском городишке
Мертир-Тидвил, известном обилием угольных шахт и железоделательных заводов. Именно
из этого города и его предместий Юз вывозил горняков и металлургов для своих
предприятий. Отец будущего промышленника был, в терминах нашего дня, техником –
мастером по металлообработке на заводе Cyfarthfa Ironworks. В те времена в
Британии слово «инженер» отличалось по смыслу от его сегодняшнего значения. И
если даже Юза-старшего так называли, то имелся в виду вовсе не специалист с
высшим образованием и дипломом, а просто производитель работ.
Кто сказал англичанин, это как вольного козака царским казаком назвать,
валиец Джон Джеймс Юз, или Хьюз в современном русском написании, создал посреди
голой степи процветающее предприятие, а Россия для него стала новой родиной. Предприятие
процветало, а охранники предприятия-каторги в работяг Юза постреливали… Об этом
в вашей истории сказано? Джон Юз родился в 1814 году в уэльском городе
Мертир-Тидвил, который в ту пору был одним из крупнейших центров британской, а
значит, и мировой металлургии. Сызмальства юный Юз работал вместе с отцом,
постепенно вникая во все детали сталелитейного производства, и доработался до
должности менеджера. Уже в 28 лет Джон смог открыть собственный бизнес: молодой
предприниматель пришел к выводу, что самое перспективное дело в Англии —
судостроение, и оказался прав. Юз купил судоверфь, его дела быстро пошли в
гору, и в 1850 году он смог купить литейный завод в Ньюпорте. В 36 лет он
превратился в крупного предпринимателя, однако наслаждаться этим статусом ему
пришлось недолго. Из-за острой конкуренции к концу 1850-х годов Джон Юз лишился
своего дела и был вынужден поступить инженером на Мильвольский сталепрокатный
завод. В роли подчиненного он, правда, пробыл недолго, уже в 1860 году Юза
назначили директором, однако роль топ-менеджера явно не могла удовлетворить его
амбиций.
На этом посту Джон Юз развил кипучую деятельность. Прежде всего, он раньше
коллег-конкурентов уловил конъюнктуру рынка и решил сделать упор на
производство высококачественной брони. Имея опыт управления судоверфью, Юз знал
образ мысли британских адмиралов и сыграл на опережение. И вовремя успевал
всяческие ноу-хау у своих работяг подчиненных тибрить. В том числе и секрет
производства кораблей со стальными бортами, как понимал он и то, что английские
адмиралы — люди консервативные и скорее согласятся обшить броней старые
проверенные корабли, нежели сделать ставку на радикально новую технологию. Так
или иначе, когда адмиралтейство объявило тендер на поставку броневых листов для
усиления обшивки кораблей, у Юза уже были наработки в этой области. Старое –
старому, заскорузлому – лоск… Это стало для Юза основополагающей жизненной
нормой.
23 марта 1864 года в Портсмуте прошли испытания — броневые листы,
предоставленные рядом английских и французских фирм, обстреливались из пушек с
расстояния 200 ярдов, причем пороховой заряд для большей бронебойности был
увеличен с обычных 25 фунтов до 30. Юзовская броня продемонстрировала
неординарные свойства, и Мильвольский завод получил вожделенный контракт. На
этом Юз не остановился и вскоре предложил адмиралтейству орудийный лафет такой
же «собственной» конструкции. Безграмотный менеджер никогда не умевший толком
писать, он и читать мог только одни заглавные буквы. И это, заметьте – как
говорят украинцы, доконанный факт!
Тем не менее и бронь, и лафет были приняты на вооружение британского флота,
более того, вскоре изобретением заинтересовались за рубежом. Среди тех, с кем
Юз вел переговоры, были представители русского военного командования — генерал
Тотлебен и полковник Герн, которые предполагали приобрести новые лафеты для
Балтийского флота. В одной из бесед россияне обмолвились о богатейших запасах
угля в Донецком бассейне, которые русское правительство хотело бы использовать
для развития отечественной металлургии. Амбициозный Юз увидел тут новую
возможность обрести полную деловую самостоятельность и покончить со статусом
директора-рационализатора.
В ту пору Россия уже страдала от
неспособности освоить собственные природные богатства. Металлургия в стране
существовала давно. Более того, иностранцев поражали гигантские литейные заводы
Урала с тысячами крепостных работников. Однако уже к концу XVIII века в этом
деле стало заметно технологическое отставание от тех же британцев. Достаточно
сказать, что они для плавки металла уже давно и успешно использовали кокс, в то
время как россияне оставались верны древесному углю.
О колоссальных угольных полях в районе реки Донец знали еще со времен Петра
Первого, который, по легенде, во время Прутского похода лично наблюдал за
сожжением угля и даже воскликнул: "Сей минерал не нам, но потомкам нашим
полезен будет!" С тех пор так и повелось — считалось, что угольные
богатства пригодятся когда-нибудь, но не скоро. Впрочем, незадолго до смерти
Петр направил на Донец экспедицию во главе с англичанином Иоганном (вероятно,
Джоном) Никсоном, но отчет об этой экспедиции был благополучно утерян… Организованная
же добыча угля велась спорадически. К примеру, известно о распоряжении князя
Потемкина Таврического о посылке арестантов для "накопания" тысячи
пудов угля.
Юз заинтересовал Петербург своим проектом, утверждая, что броня повысит
живучесть российских броненосцев… Металлургия в регионе также развивалась
весьма вяло — мешали нехватка рабочих рук, плохие пути сообщения и, главное,
отсутствие спроса на продукцию. Так, первый в тех краях металлургический завод,
возведенный на речке Лугань (притоке Северского Донца) в 1796 году, приносил
одни убытки. На постройку Луганского завода казна потратила 700 тыс. рублей —
по тем временам очень большую сумму, а покупали его продукцию только армия и
флот, расплачиваясь, естественно, казенными же деньгами.
В 1836 году император Николай I издал Высочайшее повеление, согласно
которому земли в частном владении, где будут обнаружены залежи каменного угля,
должны были изыматься в пользу государства. Владельцы же этих земель, по мысли
правительства, должны были взамен получать поместья где-нибудь в другом месте.
Между тем колонизация южных степей была делом весьма затратным и трудоемким, и
помещиков, только-только наладивших новую жизнь, ужасала мысль об очередном
переезде. В результате уголь искать перестали, а сведения о тех месторождениях,
которые уже были открыты, скрывали от правительства. Добыча каменного угля в
регионе была ограничена районом Грушевки, который принадлежал Войску Донскому.
Казачьи власти тоже бизнес не поощряли — закрепили право копать уголь только за
казаками, и то при условии, что один казак будет пользоваться только одной
шахтой без права ее перевода в частную собственность. Вот… Обратили внимание…
Казаки войска Донского, которые стерегли и Дикую степь от турков да нагайцев, и
козаки поднепровского Левобережья, которые со стороны нынешней Украины
охватывали и осваивали угольные угодья… Этим и воспользовался супостат….
Известный английский колониальный принцип столкнулся с изворотлевийшим
козацко-казацким субэтносом, у которого было и своя говирка, и свое междоусобное
кампанейство. А уж если на базаре украинский мужик скажет НЕ БУДЕ, то ни одному
валлийцу его не пересилить ни поднепровского козака, ни донского его собрата
казака. Тут и пошел валлиец на изворот – где бричкой со стальными рессорами,
где кукурузных початком в бутельке самогонном… А еще обещал должности
артельских надсмотрщиков и бригадиров! Тем и взял парней и хлопцев чубатых…
До него граф Воронцов заинтересовался донецким углем в 1840 году. Он приказал
испытать уголь, добытый на берегах речки Кальмиус, на предмет пригодности его
использования на пароходах. Уголь бросили в топку, но, поскольку он не чадил и
не давал большого пламени, решили, что это топливо плохое. Лишь консультация
французского специалиста помогла графу опознать в нечадящем угле антрацит —
лучший источник энергии на то время. В 1842 году граф арендовал земли вдоль
Кальмиуса и приступил к добыче антрацита. Семь лет работы рудника принесли
графу одни убытки, поскольку в тогдашней России паровых машин было слишком
мало, и мал был спрос на антрацит.
Но скоро ситуация изменилась. Проиграв в 1856 году Крымскую войну, Россия
осознала, наконец, необходимость активного промышленного развития. В стране
начался бум железнодорожного строительства, и спрос на металл и уголь стал
стремительно расти. После отмены в России крепостного права западные
предприниматели заинтересовались ею по-настоящему. Так, англичанину Герберту
Барри писал: "Возьмите, к примеру, земли вокруг Донца, где массы угля и
железа могут быть легко добываемы, причем уголь отличного качества... К тому же
эти земли будут скоро связаны с другими частями России с помощью железных
дорог, а железным дорогам необходимы рельсы, а также машины и железо всех
сортов. Я надеюсь однажды увидеть, что каждый рельс и каждый вагон,
используемый в этой стране, будет местного производства".
Юз, как истинный британец, чтил традиции, поэтому технологии добычи угля на
его шахтах были вполне традиционными. ОН свозил на Донбасс всяческую английскую
рухлядь! Назовем это так… Но во времена, когда прогресс и железная дорога были
синонимами, Юз обещал и давал стране все для развития прогресса: сталь, рельсы,
уголь.. Возможности российского рынка заворожили англичанина:
"Совершенно не укладывается в голове, что, несмотря на все богатство
углем и железом, эта империя столь зависит от импорта... Можно ли поверить, что
мы живем в XIX веке, когда, путешествуя по дорогам, окруженным углем и железом,
встречаешь повозки, груженные машинами, которые едут из-за границы! Даже на
железной дороге, соединяющей угольные поля Грушевки с Азовским морем, лежат
рельсы английского производства!"
Герберт Барри не видел препятствий на пути устройства в России крупного
современного металлургического производства и старался разубедить
соотечественников, считавших ее варварской страной: "А теперь пара слов
для тех, кто думает, что в центре России мы тут живем в состоянии варварства...
Наши механики и рабочие, по большей части, люди первого сорта и способны
исполнять любую работы без тех трудностей, что мы встречаем у англичан...
Русские крестьяне — тихие, благонравные, вежливые люди, значительно
превосходящие в этих качествах наших соотечественников". Словом, в России,
с точки зрения англичанина, имелись спрос, стабильность и квалифицированная
рабочая сила. Джону Юзу, вероятнее всего, эту книгу прочла его грамотная
разбитная жена, да он и сам того понимал, что упустить такой шанс было бы
непростительной ошибкой.
Банки и конторы росли в Юзовке быстрее, чем деревья, поскольку деревьев в
ней прежде не было вовсе… К 1868 году у Юза уже были неплохие отношения с
российским правительством, поскольку руководимый им Мильвольский завод исправно
выполнил заказ на производство броневых листов для укрепления форта
"Константин" в Кронштадте. К тому же в это время провалилась
очередная попытка освоить богатства Донецкого края. В 1866 году князь Кочубей
получил концессию на строительство в тех местах завода по производству
железнодорожных рельсов из местного сырья. Однако князь совершенно не знал, как
взяться за дело, к тому же ему не хватало средств, поэтому, когда Юз предложил
выкупить концессию за £24 тыс., Кочубей немедленно согласился. Только подкуп и
действовал у безграмотного, но изворотливого Юза в России.
Имея на руках концессию, Джон Юз повел переговоры с российским
правительством, и 18 апреля 1869 года добился заключения договора, который
большинство современников сочло чрезвычайно для него выгодным. Юз брал на себя
обязательство организовать акционерное общество с капиталом в £300 тыс. Это общество
должно было начать добычу каменного угля в объеме 2 тыс. тонн ежедневно, в
течение девяти месяцев запустить доменные печи для производства 100 тонн чугуна
еженедельно, а также за два года наладить выпуск рельсов. Со своей стороны
государство обещало обществу премию в 50 коп. за каждый пуд рельсов, принятых
железными дорогами в течение десяти лет, и разрешало Юзу построить
железнодорожную ветку между заводом и Азовско-Харьковской железной дорогой. При
этом правительство давало ссуду, покрывающую три четверти предполагаемой
стоимости этого строительства. Юзу оставалось лишь собрать нужную сумму, чем он
и занялся. В Лондоне предприниматель начал рекламировать свой проект, и уже 29
мая 1869 года был утвержден устав Новороссийского акционерного общества, которое
и дало ему в распоряжение искомые £300 тыс. Дивиденд акционеров устанавливался
в размере 10% годовых, и, поскольку дело казалось верным, капитал был собран.
Теперь нужно было только заложить шахту, построить доменную печь и запустить
завод. Но тут начались проблемы технического характера, которые множились день
ото дня.
С годами же начинание валлийца-авантюриста стали невыполнимыми - шахты Юза
стали такими глубокими, что спасатели все больше походили на водолазов… Вот как
описывал первые годы работы Джона Юза в России член Русского технического
общества Л. П. Семечкин, побывавший на заводе в 1871 году: "В конце 1868
года в Петербург приехал некто г. Джон Юз... с просьбою о предоставлении ему
права построить в Новороссийском крае большой железодательный и
железоделательный завод. Г. Юз брался составить компанию в 300 000 фунтов
стерлингов капитала и обещал одарить русский юг таким техническим учреждением,
которое превзойдет заводы Круппа и Крезо... Просьбы г. Юза были вняты ввиду
заманчивых обещаний его и тех будущих результатов, которые казались тогда столь
очевидными и блестящими... Составленное предприятие назвало себя Новороссийским
обществом каменноугольного и железного производств. Казалось бы, что за такие
пожертвования, какие принесло Правительство, можно было ожидать предприятия
солидного и сооружения технических устройств образцовых, но в действительности
вышло противное, ибо коренною мыслью иностранных спекуляторов было не создание
завода, соединенного рельсовым путем с другими местностями России, но
проведение выгоднейшей железной дороги, прикрытой маскою нового
металлургического заведения. Началось с того, что г. Юз, вместо приступа к
постройке, был привлечен к суду в Лондоне своими соучастниками в спекулятивных
замыслах на юге России, требовавшими доли в полученных им выгодах. Вследствие
этого г. Юз приступил к закладке своего доменного завода, место для которого
было выбрано очень неудачно, лишь в августе 1870 года. Все материалы и вещи г.
Юз привез из Англии, равно как мастеров и мастеровых, из коих лишь немногие
знали и понимали свое дело. Работы повелись зимою и обнаружили полное незнание
самим г. Юзом того дела, за которое он взялся. Доменная печь строилась во время
морозов, а об устройстве капитальных каменноугольных рудников не было даже подумано.
Рабочие, строившие то небольшое число зданий, которое сооружалось, были
помещены в отвратительных домах и землянках, не защищавших их от суровости
климата. Мастерских, необходимых для каждого завода, вовсе не было устроено. В
результате вышло, что когда наступило 24 апреля 1871 года, т. е. подошел срок
открытия завода, и г. Юз начал плавку чугуна, то доменная печь, после трех дней
действия, пришла в расстройство, в ней образовалась огромная насыпь, уничтожить
которую ни г. Юз, ни его мастера не сумели и не могли. В таком виде, т. е.
уничтожая кокс и не выплавляя чугуна, доменная печь шла четыре месяца, работая
единственно для вида, ради каких-то высших соображений предпринимателя.
Наконец, осенью прошлого года, она была выдута и приступлено к необходимым
исправлениям... В заключении прибавлю, что кокс, выжигаемый г. Юзом для
действия доменной печи, получался плохого качества, ибо коксовальные печи были
сложены из песчаника на глине, в скором времени приходили в расстройство и,
вследствие спешности работы, доставляли материал низкого достоинства".
Семечкин был не единственным, кто обвинял Джона Юза в технической
безграмотности. Почти все критики отмечали, что он крайне неудачно выбрал место
для предприятия. Дело в том, что на момент основания завода расположение
месторождений вокруг него не было еще досконально изучено, и многие полагали,
что шахты окажутся слишком далеко. Другая тема обвинений — предприятие,
расположенное на речке Кальмиус, в скором времени начнет испытывать острый
дефицит воды, поскольку речка эта далеко не полноводная. Также Джону Юзу
ставили на вид, что доменная печь, которую он построил, плохо подходит для
бурых железняков, характерных для юга России.
Незадолго до открытия юзовского завода в тех же краях был на казенные
средства основан Петровский завод, которым руководил полковник Мевиус, имевший
репутацию лучшего российского металлурга. Но даже "лучший" не избежал
оплошности — огнеупорный песчаник, из которого была сложена домна, не выдержал
высоких температур, и горн разрушился. Причину нашли в технологии строительства
печи, заимствованной в Шотландии. Вот она еще одна краденная технология! Мевиус,
решивший, что всему виной преклонение перед Западом, взялся за разработку
русской домны. С тех пор завод занимался только испытаниями новых печей
отечественной конструкции, причем всякий раз конструкция оказывалась неудачной.
Потратив шесть лет на изобретение печи, Мевиус обнаружил, что его завод ко
всему прочему очень неудачно расположен: уголь вокруг не лучшего качества, а
рудник далеко. В итоге Петровский завод был закрыт, а убытки за время его
функционирования составили 800 тыс. рублей.
Другой конкурент Юза сошел с дистанции еще до того, как тот приступил к
поиску места для своего завода. Крупный предприниматель Поляков получил в 1868
году концессию на строительство рельсопрокатного предприятия. Если Мевиуса
подвели технологии, то Полякова — плохое ведение дел. По его расчетам выходило,
что на строительство завода понадобится 500 тыс. рублей, но уже предварительные
работы и разведка месторождений обошлись в 160 тыс. рублей. Бизнесмен стал
давить на своих инженеров, чтобы они уменьшили расходы, но те не знали, как
работать без денег, и Поляков заморозил строительство. В результате
единственным достойным конкурентом Юза оказался казенный Лисичанский завод, который
также работал с перебоями.
Юз с апломбом бывалого колонизатора начинал свое дело в совершенно
неизвестной ему стране и на совершенно пустом месте. Достаточно сказать, что
там до начала строительства не было ничего, кроме единственной мазанки, которую
Юз потом любовно оберегал в течение многих лет. Подъездные пути, естественно,
тоже отсутствовали, поэтому поначалу все материалы и технику приходилось
привозить на телегах, запряженных волами.
Река Кальмиус, как верно подметили критики, не отличался полноводием, а
обзавестись хорошей помпой поначалу не было никакой возможности. Без воды не
может работать ни один паровой двигатель, а значит, и предприятие было обречено
на простой. Но изворотливый Юз нашел выход. Он приказал вырыть яму и выложить
ее дно песчаником. Из затопленной шахты в яму была пущена вода зеленоватого, по
свидетельству очевидцев, цвета, что говорило о присутствии в ней железного
купороса. Эту-то воду и использовали для котлов, хотя каждый инженер в то время
знал, что купоросная вода губит машину. Джон Юз, тем не менее, прекрасно
понимал, что лучше ненадолго нарушить технологические правила и, быть может,
погубить пару котлов, нежели останавливать производство. Как только (примерно
через год) появилась возможность поставить мощный насос для подачи воды из
Кальмиуса, Юз отказался от грязной воды. И вновь, казалось, англичанин все
сделал неправильно, потому что под насосом не было полагающегося прочного
фундамента, трубы, по которым шла вода, лежали не зарытыми, а у паровой машины,
заставлявшей работать насос, не было даже манометра, что грозило взрывом. Но
предприниматель знал, что на месте временной "неправильной" трубы
вскоре будет построена "правильная" водокачка, что и произошло. Иными
словами, Джон Юз, как и его конкуренты, нередко нарушал технологию, но если
Мевиус и Поляков делали это по невежеству, то Юз точно знал, чем рискует, и как
будет расхлебывать последствия.
Юз не стал русским Круппом, но его продукция потеснила крупповскую на
российском рынке… Главным же технологическим достижением Юза было то, что он
первым в России начал использовать при плавке чугуна кокс (продукт, получаемый
при нагревании угольной крошки), что значительно повышало производительность
домны. Более того, долгие годы его предприятие было единственным в России,
применявшим кокс. Результат не заставил себя долго ждать.
Уже в 1876 году годовая выплавка чугуна превысила 1 млн. пудов (16 380
тонн) — юзовский завод вышел на первое место в России по его производству. К
этому времени у Юза уже были налажены связи с потребителями. Его уголь покупали
местные сахарные заводы, а также Константиновская и Харьковско-Николаевская
железные дороги, кокс и чугун — заводы в Москве, Харькове и Кременчуге. Рельсы,
естественно, тоже находили сбыт, поскольку страна быстро покрывалась сетью
железных дорог.
Главным заказчиком было правительство. В 1880-е годы рельсопрокатный завод
Юза был на 78% загружен государственными заказами. В 1882-1884 годах казенная
потребность в продукции металлургических заводов на 7% удовлетворялась
предприятием Юза, в 1885 году эта доля выросла до 23% и в дальнейшем продолжала
увеличиваться. Хорошие отношения с властью помогали Юзу решать и менее сложные
проблемы. Так, помещик Ливен, у которого он купил землю под завод, в один
прекрасный день решил пересмотреть условия сделки. Чтобы надавить на
англичанина, помещик выстроил напротив завода два кабака, что, понятно, грозило
подорвать производство. Джон Юз немедленно пожаловался в Министерство финансов,
и кабаков не стало. Со временем, правда, Юз разрешил строить у себя питейные
заведения, но делал это, скорее всего, в целях борьбы с конкурентами. В степи
ощущался недостаток рабочих рук, при этом соседние предприниматели
устанавливали на своих предприятиях сухой закон, и рабочие предпочитали уходить
к Юзу.
Между тем возникший вокруг юзовского завода рабочий поселок, который его
обитатели называли Юзовкой или Юзово, постепенно рос. В 1875 году член совета
министра государственных имуществ В. Иславин, побывавший с инспекцией на юге
России, писал: "Для степи драгоценно еще и то, что там, где четыре года
тому назад рос один только бурьян, возникло двухтысячное поселение, принявшее
уже вид городка, с базаром каждое воскресенье, с суровскими, бакалейными и
другими лавками, где товары продаются по таксе не выше харьковских цен; с
английской гостиницей, французской Buvette (буфет.—'Деньги'), немецким Bierhaus
(пивная.—'Деньги') и неизбежным русским питейным домом; с больницею на 12
кроватей (и 24 в случае надобности), аптекой, доктором, фельдшером и всеми необходимыми
инструментами и припасами. Если прибавить к этому, что для содержания порядка
постоянно пребывает в Юзовке полицейский офицер с командою из трех рядовых и
что из служащих при заводе устроен санитарный комитет, коего каждый член обязан
осматривать по своему околодку хлеб и прочие съестные припасы, то нельзя не
признать, что в Юзовке жизнь и дело идут рука об руку и что там собраны все
элементы для дальнейшего развития и успеха".
Кроме того, чиновник отмечал: "Могу по этому самым положительным образом
выразить свое мнение, что Юз исполнил почти все принятые на себя перед
правительством обязательства, что он с честью вышел победителем из весьма
тяжелой борьбы с новым для него краем, с общею его неурядицею, с незнакомыми
обычаями и порядками и с первыми неудачами самого дела". В столь же
восторженных тонах отзывался о Юзовке в 1888 году Дмитрий Менделеев, которого
трудно заподозрить в очковтирательстве: "Недавняя пустыня ожила, результат
очевиден, успех полный, возможность доказана делом".
Однако Юз, так заботившийся о процветании своего города, был далеко не ангелом.
К примеру, поначалу на его предприятии были нередки задержки заработной платы,
что привело к забастовке в 1874 году — одной из первых в истории страны. На
технику безопасности Юз на первых порах и вовсе не обращал внимания. Так,
система тросов, посредством которых двигались ковши с углем, была лишена
защитных устройств, и при обрыве тросов рабочие получали увечья. Управы же на
Юза найти было невозможно. Юзовку, несмотря на ее уже внушительные размеры,
власти не признавали городом, а потому о местном самоуправлении не могло быть и
речи. То есть Джон Юз был единственной властью в городе, властью просвещенной,
но деспотичной. Так сбылась мечта его жизни — над ним не было начальников, а
его слово было законом для каждого. Возможно, ради этого могущества он и
променял уютный Лондон на голую степь в далекой и не слишком приветливой
стране.
Были у Джона Юза и другие грехи, характерные, впрочем, для английских
предпринимателей. Юз своевременно заботился о расширении производства, но
совершенно не желал модернизировать технологию, если и старая работала неплохо.
Крупный специалист-металлург, будущий академик Михаил Павлов писал о юзовском
предприятии: "В Англии, на родине коксового доменного производства, в то
время было много устаревших заводов, отстававших лет на 50 от металлургической
техники,— вот такой-то завод англичане устроили и у нас".
В 1876 году Юз строит одноэтажное поместье и выписывает в Юзовку свою
семью. Жена в ужасе от не статусности постройки и требует второго этажа! Появляется
второй этаж, но дом, построенный на гиблом месте колодцем с зеленоватой водой
изводит со света и жену, и его младшую дочь… Казалось бы, конец авантюры….
Как бы то ни было, дела у Юза шли превосходно. Даже если его обещание
сравняться с Круппом осталось невыполненным, в пределах России соперников у
него не было. Планы же у промышленника были грандиозными. Джон Юз намеревался
довести годовую добычу угля до 737 тыс. тонн, а также надеялся выдавить с
русского рынка иностранных производителей чугуна, прежде всего своих
соотечественников. Этим планам не суждено было сбыться. Летом 1889 года Джон Юз
внутренне опустошенный и отодвинутый от своего предприятия приехал в Петербург,
где 17 июня внезапно умер в гостинице "Англетер". Его империя,
однако, продолжала наращивать обороты вплоть до 1917 года.
После революции предприятия Юза были национализированы, но город еще
несколько лет носил имя своего основателя. В конце концов, власти решили, что в
советской стране город не может именоваться в честь буржуя, к тому же
англичанина, и в 1923 году Юзовка превратилась в Троцк. Название это не
прижилось, и в 1924 году Троцк переименовали в честь другого вождя — Сталино.
1961 году, когда имя Сталина у населенных пунктов и других объектов стали
отбирать, бывшая Юзовка вполне могла стать Хрущевском. Ведь, как твердил
советский агитпроп, "дорогой Никита Сергеевич" начинал свой путь
слесарем на одной из юзовских шахт. Но первый секретарь ЦК КПСС поскромничал, и
город обзавелся названием, которое не напоминало ни о вождях, ни о заграничном
капиталисте-основателе. С тех пор это Донецк, но суть город Джона Юза так и не
изменил — он остается крупнейшим угольным и металлургическим центром, правда,
теперь уже не России, а Украины.
 |
| Графика Ирины Диденко |
7.
Прозвище Мандрик восходит к украинскому слову «мандрувати» - «странствовать»,
«идти». Следовательно, Мандриком называли странника, бродягу или
путешественника. Возможно также, что прозвище связано с украинским словом
«мандрЫка» — «творожник». Наш Мандрык в то далекое время еще не был Туристом, а
был простым посыльным. Со Слобожанщины на чумацких возах едва ли не до
шахтерских пределов со всяческими «копанками»… А дальше пешедралом и в свет, и в зарю, и в сумерек густой, в
пору когда и степные волки, и бродячие ромы промышляют, и ведьма надсыпно воет,
да не та, нынешняя, о которой небрежно так говорят, мол, пускай теперь у вас
побренчит:
Имел бы я златые крепи
И штреки, полные вина,
Всё б отдал за чулочки Пеппи
И за пропеллер КарлсонА.
А всамделешняя, злобно-лютая… Ее шаги эхом раскатывались не по
кибер-квестовым вембирским аркадам и галереям, походившим на пустые темные
штреки какой-то огромной шахты-бродилки… И в полночи Мандрик не слушал рассказы
старого шахтера, а к ним в довесок, что такое чистая струя, лава и шпуры. И о параллельных
подземных коридорах на расстоянии 300-500 метров друг от друга тогда еще не
велось. Знал только, «калидоры» - это штреки, а пространство между ними, это и
есть лава… Вот эту лаву всячески разбивали и вытаскивали на гора… День за днем,
месяц за месяцем, год за годом…
Мандрика годами носило то к лаве, то к возному со всяческими поручениями –
когда изустными, а когда и письменными…Изустные Мандрик запоминал на память,
как пресловутую церковно приходскую «абабагаламагу», и мог ее выпалить даже
среди ночи, но только непосвященным в слова и знаки сакральные ничего эта
изустная кодировка знать не давала, поскольку были в ней и слова знакомые, и
слова народов окрестных – от татар до немцев, от поволжского разноплеменья до
бурятских и финских вкраплений. Кто и как подбирал эти слова – никому толком не
было ведомо, но даже слово «конь», звучавшее по-мокшански как «алакша»,
подразумевало под собой опять же не коня, а протоптаную тропку подземной
выработке, что обозначало изношенный до крайности убогий угольный пласт…
Понимать ввозного мог только горный мастер. Соединял этих двоих за десятки, а
то и сотню верст говорящих мог только один Мандрик – когда кормленный, сытый, а
когда и во гневе небожеском обоими местечковами барчуками и ихними скорыми на
расплату пасипаками битый… Словно от рождения прокляла его какая-то очень
злобная ведьма… Но даже ведьмины проклятья сами не проходят,
- Как думаешь, Мандрик, у настоящей ведьмы должна быть палочка или метла? –
спрашивает его лесная девчонка, бабушка и мать которой были прежде травницами и
ведуньями, пока не отошли в мир иной, оставив девочку едва ли не одну. Время от
времени приглядывал за нею только старый лесник дед Кондрат, муж ее тетки,
которая тоже не пережила поповской проверки на ведьмовство да так и
захлебнулась в реке. Поэтому Анку старый лесник прятал в дальней лесной
сторожке, в которую и занесло в одну из осенних ночей продрогшего от вечерней
сырости Мандрика… Девочка позволила Мандрику заночевать прямо в сенях на
гостевой лаве, предложив пареньку под голову лантух из соломы… Неприхотливый
Мандрик был ей благодарен, и в следующий раз принес ей в дом небольшой глек
гречаного меда… А она его при встречах поила молоком коровьим с запахами мяты,
вереска и мелисы… А еще она стала называть Мандрика братцем. А он Анку
сестренкой. Во время нечастых встреч они всегда почти по-детски пикировали друг
друга.
- У настоящей ведьмы всегда есть чёрная кошечка. Ты ведьма?!
- Так у меня же черной кошечки нет. Зато у меня есть бабушкины кольца,
колдовские гербарии трав с целебными свойствами, да еще широкие рукава (в них можно
спрятать крысу или мышку-полевку при желании), и волосы у меня рыжие, и глаза
как у дикой кошки – зеленые…
- Волосы у тебя сами по себе очень хорошие и послушные – и в косы сами легли, и колечками над головой свились….
Веснушчатая Анка бежала к старому подслеповатому зеркальцу и пыталась себя
рассмотреть, но приступала ночь и она уходила спать… А то еще иногда при
встречах шутила:
- Когда я голодная, Мадрик, я начинаю каждого, кто открывает двери, проклинать:
кто войдет за эту дверь…
- …будет голоден, как зверь, - отшучивался Мандрик
- Я ведьма голода, получается? Мне вот вчера даже на базаре сказали, что я
и вправду ведьма: рыжая, нерусская, да ещё и красивая… Ну, я и к зеркалу… А там
- какая же, лопни моя селезенка вместе с печенью и всем остальным ливером,
красота!
- Ты, Анка, только снаружи ведьма, а внутри – маленькое шутливое эмо. Много
эмоций, много шуток, много смеха…
- Я просто люблю, Мандрик, подержать
наши солнечные нити на руках... Ведь до лунных мы еще не доросли… Вот я и желаю
тебе всего самого хорошего и побольше.
- Анка, ты лучшая девочка, которая вдохновляет не только меня. И я хочу,
чтобы и ты была счастлива!.. Как солнышко… Нет, как ведьма-шаболда…
Нет, Мандрик… Я просто хочу себе кирпичный дом рядом с лесом. Витражные
окна. Маленькую оранжерею-столовую… Чтоб вечерами я играла на скрипке, а вокруг
бегали эльфы… И рядом был ты… Но когда ты умрёшь от старости, я покрашу наш дом
в черный цвет, чтобы дети говорили, что там живёт ведьма и ест детей.
- Откуда только, Анка, тебе эта блажь?! – уже не смеется Мандрик. Лицо у
него настороженно вопросительное.
- А просто я имею старинную одну очень тетрадь, почти пергаментную… В ней я
самоутверждаюсь за счет того, что унижаю ее страницы... наверное, за то, что
они ещё живы, а мама и бабушка нет.
- Да тебя за это, Анка, надо поймать, арестовать и казнить. Ведьма должна
гореть на костре или должна хотеть всё здесь увесить маленькими приведениями, и
одеться как ведьма… во что-то ведемское, искомое….
- А что, - озорно соглашается Анка… - Ведь у меня и мать была ведьмой, и
бабушка ведьма, и самой мне суждено стать, как видно, только лишь ведьмой… Влетать
в трубу, вылетать в окно, а то и наоборот, и по утрам кукарекать… Правда, здесь
еще надо определится с символикой и ассоциациями, но еще без Юнга и Фрейда…
Ведь они еще не родились…
- А кто они, Анка?
- Придет время, узнаешь… А пока ты даже не знаешь, что это я тебя вызвала…
Но как? – поразился Мандрик.
- Было не просто, но если подключить
доступ к древним знаниям, то можно обобщить сон, как внутреннюю потребность… Ну,
например, слышать и видеть тебя… И только тебя…
...Всю следующую неделю ведьма не могла отпустить ситуацию и Мандрик, носясь
между донецкими копанками и Слобожанщиной, был напряжен, хоть и повесил
защитные амулеты по всему периметру своего
почти тростникового тела, чтобы он не мог излишне не переживать из-за того,
что-то здесь явно было не так...
- Доспехи носит тот, кто боится смерти. А они у тебя огромные… - загрустила
Анка и внезапно словно выпала из реальности Мандрика… Теперь его жизнь шла с переменным
успехом…С переменным успехом, черт подери! С переменным успехом. Все ещё живы и
ладно.
Анка же — ведьма лесная, была не только хитрющей, но и проникновенной… Она уже
знала, что к ней и Мандрику подступило время, когда и на нее, и на Мандрика все
окрестные - явные и скрытые ведьмы стали странно поглядывают, и не потому, что у
нее вместо черной кошки завелся странно преданный пес, а у Мандрыка над верхней
губой стали пробиваться усы…
 |
| Графика Ирины Диденко |
8.
С кем реально придется нам не договариваться, а жить, скорее всего, по-соседски
лет эдак тридцать?
Ой, я вырос в городе химиков - Северодонецке. Рядом шахтерские поселки, в
шахтах рвали иногда породу. Можно, я не буду перечислять какие вещества,
предметы и смеси веществ я в своей молодости взорвал? Нас могут читать дети...
На референдуме 91-го Донбасс проголосовал за независимую Украину. Шахтерские протесты, антикоммунистический
Первомай, руховские открытки и демарш местных властей против ГКЧП... Не нужно
дуть щеки, что в Украине был более жесткий майдан. Зато белорусы мобилизовались
по всей стране. А у нас во время майдана на соседних от майдана улицах люди
сидели по кафешкам и спокойно ходили на работу.
Сравниватели-аналитики. У нас все по-другому. Не было такой монополизации
власти, и была хоть какая, но всегда была оппозиция. С 90-х то шахтерские, то
руховские, то студенческие бунты. Разные мы... Знаете, почему не могу
воспринимать брожения по Хабаровску и его окрестностям серьезно? Потому что
хорошо помню и шахтёрские забастовки на рубеже 90-х, и пеший поход на Киев
98-го. Вот тогда действительно серьёзные голодные мужики вышли на улицы от
отчаяния…
В «дыре» же обещают повысить пенсии на 20% с 1 января 2021 года. Наши тоже
вроде как пенсии добавляют. Кто шахтерские пенсии получает и регрессы, в сумме
под 20 000 грн. будет. Хер, когда они захотят возвращаться... А пока... Было
б две пенсии и обе шахтёрские, наши бы стояли в очереди за турами в Египет. У
наших в среднем 2-2,5 тыс...
Гетто… Зарплата шахтера 8,5-10 тыр… Долги по этой мизерной зарплате с
февраля месяца. Рта работягам не дают открыть люди с автоматами. К
шахтоуправлению ходят шахтерские жены - мужей за опасные вопросы бросают "на подвал"
- в местные гестапо. В общем, все как в России… А я до ухода в СА работал на
машзаводе в цехе технологического оборудования, который за месяц выпускал
оборудования для свинокомплексов на 108000 голов свиней. Их отправляли в
закрытые шахтерские поселения. Шахтеры перепрофилировались в свинарей. Сейчас
завод это не выпускает. Жаль… Зато я слышал, что некоторые шахтёрские бригады
умудрялись развивать подобное хозяйство прямо в шахтах. Растили картофель,
свёклу, морковь или и др. садовые культуры. А одни даже завели два улья с
пчелами...
Соседи пенсионеры сходили на выходных в «Галактику». Купили себе плиту
газовую с духовкой, телевизор плазму, кофе машину, блендер и ещё "по
мелочи", как сказали… Рады, оно и понятно. Не каждый может в «дыре» себе
даже блендер купить. А сама «дыра» превращается в царскую концессию на Аляске…
Параллель очевидная, хоть и давно это было… Кстати, пенсии там в «дыре» не шахтерские.
Зато, киздец какие шахтёрские стереотипы и мизшахтерия у них оттого, что рабочим
людям запретили сидеть в соцсетях, отчего я просто куею… Шахтеры не напишут в
твиттер ни в обычный день, ни в тяжелый, ни для хайпа, они просто не напишут...
даже о безоблачном совковом прошлом «дыры»… А ведь здесь очень много классной
архитектуры. Вот прям очень. Но она вся в очень удручающем состоянии. Каждый
раз приезжаю и все равно поражаюсь тому, как могли…. Строить и херить.
По сути, глобализм так негативно отразился на нас, потому что все
корпорации и владельцы бизнеса решили, что лучше всего перенести их
производство в страны третьего мира, где рабочая сила была в 10 раз дешевле.
Экологическое законодательство сделало так, чтобы мы не могли ничего толком
добыть варварским методом, как при Юзе… и чтобы не могли эксплуатировать нашу
окружающую среду так, как мы делали раньше. Суть этого в том, что значительное
экономическое процветание изначально приходило из отраслей, основанных на
эксплуатации природных ресурсов. Шахтёрские города теперь являются
городами-призраками, но я опять хочу в шахты сказочных гномов, чтобы петь
шахтерские песни и собирать алмазы...
Когда же это все началось, и на каком сегодня мы стоим переломе?
Основателю Донецка, валлийскому предпринимателю Джону Хьюзу (Юзу - в
русской традиции) исполняется в очередной раз за двести лет. Между тем, его
биография полна темных пятен, неясностей, недоговоренностей, двусмысленности.
На земле, ставшей его второй родиной, ему не очень везло с исследователями его
жизни. И хотя в девяностых годах прошлого столетия в центре Донецка Юзу
поставили памятник, жизнь его по-прежнему остается мало исследованной.
Who are you,
mister Hughes?
Практически всё, что мы знаем об основателе города, его семье, соратниках,
его времени, добыто краеведами-любителями, журналистами, почерпнуто из немногих
книжек зарубежных исследователей. Отсюда произрастает обилие мифов, недомолвок,
просто придумок, слухов, которыми обросло имя Джона Джеймса Юза. Отсюда родом и
отдельные газетные сенсации, вроде внезапного недавнего «отыскания» могилы Юза.
Хотя никуда она, естественно, не пропадала и для того, чтобы узнать, что прах
первого директора Новороссийского общества упокоился на одном из лондонских
кладбищ, достаточно зайти в Википедию на страничку John James Hughes. Просто
же, а вот, поди ж ты…
Скромность «досье Юза» смущает. Автору этих строк довелось общаться с
автором единственной серьезной книжки о Джоне Юзе «Железный Царь» Родериком
Хизером. Род разводит руками:
«Я работал в архивах Гламоргана, Ньюпорта (оба Уэльс), Санкт-Петербурга,
Харькова, Донецка, библиотеках Великобритании, Канады и США, — практически
никаких следов частной жизни Джона Юза. Деловые бумаги, отчеты, протоколы — не
более».
Род объясняет это тем, что валлийский промышленник был полуграмотным,
совершенно не умел писать, а прочесть мог только крупные печатные буквы
газетных заголовков. Следовательно, писем он отродясь не писал. А нет переписки
— не на что опереться. Ну, вот разве что на воспоминания о Юзе его близкого
друга, британского журналиста Джона Бэддэли, прожившего в России не один год,
подолгу беседовавшего с промышленником в его любимом номере гостиницы
«Англетер» за рюмкой старого доброго портвейна.
Впрочем, несколько лет назад петербургский журналист Александр Сирый
отыскал в архивах ВМФ РФ одно-единственное письмо Джона Юза. Но и оно написано
его адвокатом — такая практика была в то время обычным делом. Кстати, пусть
некого не смущает безграмотность Юза (Родерик Хизер вслед за Джоном Бэддэли
дает английский термин «semiliterate» — полу- или малограмотный), ведь,
например российский его соперник по строительстве стальной магистрали в
Донбассе, железнодорожный «король» империи Самуил Поляков был вообще
неграмотен.
В разное время, разных документах, как показали исследования Родерика
Хизера, наш валлиец указывал разные годы и даты своего рождения. Отсюда,
например, вывод, что он родился в 1814 году — эта дата фигурировала в разное
время в самых разнообразных словарях, а перепечатывали ее, начиная с конца
позапрошлого века, из знаменитого «Русского биографического словаря» Александра
Половцова, в который она в свою очередь попала из некролога «Биржевых
ведомостей» от июля 1889 года. А уж кто давал известия составителю некролога —
бог весть.
Хизер же, основываясь на документах британского периода жизни Юза, говорит
о том, что скорее всего промышленник, давший начало Донецку, родился в
промежутке с 25 по 29 июня 1815 года. Разные даты обнаруживаются в архивах
Мертир-Тидвила, Гломоргана, Ньюпорта и Эббигвэйла (Уэльс), а также в бумагах,
запечатлевших жизнь и деятельность Джона Юза в Лондоне и Ланкастере (Англия).
Точно то, что Джон Юз родился в южно-валлийском городишке Мертир-Тидвил,
известном обилием угольных шахт и железоделательных заводов. Отец будущего
промышленника, был, в терминах нашего дня, техником — мастером по
металлообработке на заводе «Cyfarthfa Ironworks». Семья Юзов жила небогато, как и многие трудовые семьи в Южном
Уэльсе и Джон не имел возможности посещать школу. Зная этот факт, отдельные
публицисты стыдливо упоминают о некоем «домашнем образовании»… Ну да, буквы с
грехом пополам разбирать Джон научился, а вот письмо так и не одолел. По той
простой причине, что «розовое» детство прошло в добывании куска хлеба. Джон
Баддэли в своих воспоминаниях (озаглавленных, кстати, «John Hughes, miner» —
«Джон Юз, шахтер») говорит, ссылаясь на рассказы самого Юза, что тот начинал
свою карьеру как «pit boy». На русский это переводится с трудом, если дословно
— «шахтный мальчик». Но у Сергеева-Ценского есть емкое описание сути этой
«должности»:
«Владельцы угольных шахт даже
пятилетних ребятишек принимали в шахты: должность этих рабочих состояла только
в том, что они отворяли двери при провозе вагонеток с углем. Этих несчастных
малюток опускали в шахты с шести часов утра, и там они проводили в темноте и
грязи целые дни, не смея отойти от дверей, к которым были приставлены. Каторгой
становилась жизнь детей пролетариата, едва только они открывали глаза на жизнь.
Они не видели неба, с утра до ночи несколько лет подряд работая в шахтах. Годам
к десяти они сами начинали возить по рельсам вагонетки с углем. Квершлаги шахт
того времени были узки, низки, местами в них приходилось просто ползти на
четвереньках, упираясь руками в вонючую грязь…»
Видимо, отец Джона все-таки был не совсем уж пропащий человек, потому как
сына из шахты он все-таки забрал. И поставил рядом с собой — в прокатном цехе
осваивать ремесло кузнеца и вальцовщика… Любовь к горну, молоту и наковальне
Джон Юз сохранил на всю жизнь: известно, что и в Юзовке, соорудив первым делом
кузнечно-инструментальный цех, директор завода любил сделать что-нибудь своими
руками.
Он вообще был человек довольно простой в быту. Доброжелательным и
романтичным, как и многие валлийцы, описывает его Джон Баддэли…Но были у Юза и
другие качества — упорство, переходящее в упрямство, и честолюбие, требовавшее
жесткости характера и поступков. Они ему пригодились, когда он перебрался
сперва на завод «Ebby Wale», где он постигал основы литейного дела и рельсового
производства, а затем и в Ньюпорте, где пытался стать партнером в предприятии
по выделке листового железа для морских судов.
Бедному валлийцу нужны были деньги. И тут он женился… Элизабет Льюис была
дочерью местного землевладельца. Доход у папаши Льюиса был скромный, но
устойчивый — он варил в своем поместье пиво и с работниками отправлял его в
один из пабов Ньюпорта. Джон снимал комнату в доме, примыкавшем непосредственно
к пивной. Там за кружкой пива он и познакомился с Бэтси, которая однажды
приехала в Ньюпорт с очередной партией товара. Это говорит о том, что
белоручкой она не была и, как могла, помогала отцу в делах. После свадьбы тесть
ссудил Джона небольшой суммой, которая помогла расширить его влияние на заводе
и заработать первые баллы деловой репутации.
Здесь, в Ньюпорте, родились все дети Юза — пятеро сыновей и две дочери.
Отсюда же пятнадцать лет спустя он отправился завоевывать Лондон, не зная еще
того, что судьба забросит его жить и умирать в далекую и загадочную для
островитян Россию. Причем в тот ее край, что даже во второй половине XIX
столетия казался многим далёким и загадочным и в самой России.
В ХІХ веке Англия побила все европейские рекорды по промышленным кризисам.
Индустриальное развитие шло столь стремительно, что перепроизводство стало
неизбежным. Особенно способствовало этому развитие железнодорожного
строительства. Современник Юза отметил, что эмблемой Викторианской эпохи
надобно взять не символы королевской власти, а паровозную трубу.
Во второй половине 50-х годов наметился, впрочем, небольшой подъем
производства. И Юз, которому было уже за сорок, решил, что он должен
перебраться из Уэльса в Англию. Лучше всего — в Лондон. Денег и связей хватило
на то, чтобы войти в долю в небольшом литейно-прокатном производстве. Оно
вскоре было поглощено большим холдингом, интересы которого лежали и в
металлургии, и в кораблестроении. «Millwall Iron Works and shipbuilding
company» — таково было полное название новой компании Джона Юза. В это время
миллуольские доки переживали недолгий взлет, увы, недолгий. Менеджеры один за
другим отказывались от управления компанией — Миллуол на всех парах мчался к
краху и банкротству… Тогда-то и настало время Джона Юза. Он был назначен
исполнительным директором, — CEO в современной бизнес-терминологии.
Юз получил должность неспроста. В компании он славился как кризис-менеджер,
умевший разговаривать с рабочими властно и жестко. К середине 1860-х это был
уже круглолицый дородный господин кельтского типа на кривых ногах, слегка выгнутых
в обратную сторону (следствие тяжелого труда и болезней детских лет). Во всяком
случае, таким его рисует Илья Гонимов в «Старой Юзовке» со слов тех
рабочих-металлургов, кто помнил еще старину Юза. Чуждый чтению и светским
развлечениям, Юз, тем не менее, увлекался народными преданиями Уэльса. Его idée
fix была теория об особой роли кельтской расы как расы кузнецов-оружейников.
В делах это увлечение выплеснулось в изобретение лафета для тяжелых морских
орудий (эксклюзивный патент) и особым способом прокатанной броневой плиты для
военных судов (в соавторстве с прославленным британским оружейником
Ланкастером). Не много, конечно, если учесть, что в ту эпоху инженеры имели
сотни, а то и тысячи патентов (как, например, один из учредителей
Новороссийского общества, лучший инженер викторианского правления Джозеф
Уитворт), но ведь все-таки главной функцией Юза в компании была управленческая.
Да и патенты, как мы здесь предположили, были по сути липовыми… Дальнейшая
жизнь Джон Юза известна нам немного лучше. Не будем на ней останавливаться
подробно еще хотя бы и потому, что вряд ли она оказала сколько-нибудь заметное
влияние на нрав нашего валлийца.
1870-1876 — годы становления Новороссийского общества в донецких степях
были трудным временем для Юза. Потом уже, когда все более или менее
установилось, и юзовское производство стало расти, Джон Джеймс взял привычку
подолгу жить в Санкт-Петербурге, в облюбованном им отеле «Англетер». Правда, он
его под таким название не знал, оно появилось над фасадом знаменитого питерского
здания только в 1911 году. Джон Юз знал «Шмидт-Англию». В русской столице он
сдружился с капелланом англиканского храма в Кронштадте Артуром Риддлом и
корреспондентом лондонской «Стандард» Джоном Бэдли. Оба годились ему в сыновья,
что не мешало крепкой мужской дружбе.
По свидетельству Баддэли, последнее десятилетие своей жизни, 1879-1889
годы, Юз предпочитал управлять делами из Санкт-Петербурга. Благо, всегда для
этого был под рукой старший сын Джон, командовавший столичным офисом компании,
ставший надежным заместителем отца, человека мощных природных качеств,
сделавшего удивительную карьеру валлийца из Мертир-Тидвила. Джон Юз умер от
инсульта 17 июня 1889 года, после обильного завтрака в «Шмидт-Англии»
(«Англетере»).
Прах его перевезли в Лондон, где он и был захоронен в фамильной могиле на
кладбище Западный Норвуд. Любопытно, что земляки Юза, члены «Общества истории
Мертир-Тидвил», с которыми мне довелось общаться, почти ничего не знали о его
жизни, пока материалы им не прислали из Донецка, Харькова и Санкт-Петербурга.
Дом Хьюзов (ул. Клиническая, рядом с роддомом № 6) — был построен в Юзовке (старое
название Донецка) специально для семьи английского заводчика Джона Хьюза. Это
второй по счёту дом Джона Хьюза в Юзовке. Вначале у него было временное жилище
в поместье помещицы Смоляниновой и представляло собой саманную хату, крытую
соломой. Первый, одноэтажный дом для себя и сыновей Джон Хьюз начал строить
недалеко от своего производства. Сейчас это место находится на территории
металлургического завода, возле административного корпуса
электросталеплавильного и обжимного цехов, рядом с памятником «В честь выплавки
100-миллионной тонны стали 24 декабря 1967 года».
Фундамент дома заложен осенью 1873 года. Летом 1874 года построен
одноэтажный дом из 8 комнат в 1,5 км к юго-западу от юзовского
металлургического завода. Фасад был выполнен из красного кирпича. Крыша покрыта
железом. За домом находились хозяйственные постройки: кухня, флигель для
прислуги, погреб, сарай для угля и дров, конюшня, псарня. Также за домом был
заложен большой сад. Усадьба Юзов была ограждена забором из дикого песчаника. В
заборе были деревянные ворота, которые были обрамлены прямоугольной аркой из
кирпича. Перед фасадом дома были разбиты клумбы с цветами и проложены дорожки
из камня. От металлургического завода в дом были проведены водопровод и
электричество. В этом доме Юз со старшими сыновьями, затем из Англии в Юзовку
приехали его жена, дочь и младший сын. Жене и дочери одноэтажный дом не
понравился. Джон Юз стал искать архитектора, который бы спроектировал
двухэтажный особняк… Проекты российских архитекторов Юза не устроили и он нанял
архитектора из Англии. Работа над проектом была прервана в 1880 году сначала
из-за смерти младшего сына, а затем жены Хьюза и была возобновлена в 1883 году.
В это время архитектор приехал в Юзовку, и предложил проект пристройки к фасаду
одноэтажного здания, которое к тому моменту уже было построено, двухэтажного
особняка с учётом сохранения зелёных насаждений усадьбы. К постройке приступили
в 1887 году. Смерть Джона Хьюза в 1889 году прервала строительство, но затем
оно было продолжено старшими сыновьями Хьюза. Одновременно со строительством
велась реконструкция внутренних помещений в одноэтажной постройке. Летом 1891
года все работы по строительству Дома cемьи Юзов были окончены и осенью этого
же года братья Хьюза стали жить в новых апартаментах вместе со своими семьями.
Особняк был построен из кирпича местного производства и выполнен в формах
стиля ренессанс. Кирпич был розовато-алого цвета. На первом этаже находилась
терраса с ренессансной аркадой. На втором этаже был балкон, ограждённый
фигурной решёткой. На балконе также были круглые колонны. Окна были большие,
прямоугольные. Верхние своды окон были украшены прямоугольными узкими
выступами. Железная крыша была окрашена в зелёный цвет. Верхняя часть крыши
была увенчана узорчатой чугунной решёткой. От парадного входа во двор вела
пологая лестница небольшой высоты и ширины. Двор был замощён брусчаткой. Во
дворе располагались цветочные клумбы, фонтаном и беседки. Беседки были увиты
плющом и диким виноградом. Дом был построен на возвышении и гармонировал с
усадьбой. С балкона второго этажа был виден весь посёлок Юзовка и
металлургический завод. Хьюзы жили в доме до 1903 года, затем уехали из Юзовки
навсегда. После их отъезда до 1907 года в доме жил управляющий заводом Джек
Андерсон, но после травмы, полученной на заводе, уехал в Англию. Новый
управляющий Адам Александрович Свицын прожил в доме до 1918 года, пока завод не
был национализирован большевиками.
Долгое время дом был известен под названием «Дом Свицына». В годы
гражданской войны дом Юзов частично был разграблен. В 1920—1930-е годы в доме
жили директора металлургического завода. В годы Великой Отечественной войны
рядом с одноэтажной постройкой разорвалась авиабомба. Взрывом снесло крышу и
западную стену этой постройки, повредило крышу двухэтажного особняка. В
послевоенное время крышу и стену одноэтажного особняка отремонтировали, а
двухэтажный дом долго не восстанавливали. Одно время дом распродавали на кирпичи.
В начале 1980-х годов частично отремонтировали его крышу.
После войны в доме располагались роддом, артель по производству
безалкогольных напитков, артель общества глухонемых. С конца 1990-х годов
здание было арендовано предприятием закрытого типа. Новые владельцы построили
вокруг дома гаражи и обнесли забором. На территорию, прилегающую к дому, не
пускают посторонних, в том числе журналистов и сотрудников Донецкого областного
краеведческого музея. Остается только предполагать почему, и у нас на этот счет
свои предположения есть…
- Простите, так у заводчике в Юзовке дочь умерла или сын?
- Разные источнику говорят об этом по-разному… Давайте остановимся на том, что
точно умерла жена заводчика Элизабет Льюис и один из совместных их сыновей… В
наши дни Элизабет Льюис, подобно Корли (Elisabeth Lewis Corley), сделала бы прекрасную кинокарьеру – актиры, продюсера,
но в своем историческом коридоре она так и осталась Элизабет
Льюис Хьюз, не сильно поспешившую за мужем преданную жену и многодетную мать,
хорошо знавшая цену своему мужу-авантюристу. Он выписал ее в донецкую степь
умирать…
 |
Графика Ирины Диденко
|
9.
Богатства земли и подземные клады
Врагу человека достались в награду.
Даже Мефистофель выпустил бумажные деньги, обеспечением которых были
подземные клады... И вроде бы обычно да неприглядно местечко Юзовка, а тут
какие-то приведения, клады, подземные озера с ящерами, гмуры, гномы….
Гном (от позднелат. gnomus), карлик, фантастическое существо в
западно-европейской мифологии, обитающее в недрах земли и гор и охраняющее
подземные сокровища и клады. Гномы часто встречаются в сказках, в эпической
поэзии. И вдруг они начали приживаться в Юзовке… Все дело в том, что валлиец и
основатель столицы Донецкого края свято верил в старые легенды и мифы куда уж
как не доброй старой Англии и ее отдельных земель… А в конце двадцатого и начале двадцать первого
века с ростом интереса к фентези и соответствующим компьютерным играм на первое
место вновь вышла кельтика — повальное увлечение архаичным (внимание: не
устаревшим, а древним) фольклором доримских и догерманских насельников Франции
и британских островов. И в нем особое
место занимают банши, которых можно было просто услышать — и умереть.
- О да! Крик банши, знаем-знаем... Баньшай, ага..., - скажут многие, но на
самом деле знаний о ней — сугубый ноль. Потому что считать информацией
лапидарный тезис о длинноволосой призрачной женщине, чьи пронзительные вопли
толи предвещают чью-то смерть, толи призывают ее — несолидно. Потому давайте
проведем небольшое исследование того, кто же она такая — кельтская банши.
… за стенами большого дома раздался тончайший чистейший протяжный звук,
словно кто-то провел ногтем по краске или кто-то скользит по сухому стволу
дерева. Затем послышался чей-то слабый стон и нечто похожее на рыдание…
— Сказать, что это за звук, малыш? Банши!
— Что? — вскричал я.
— Банши! — сказал он. — Духи старух, которые появляются на дорогах за час до
чьей-то смерти. Вот что это за звуки! — Он поднял жалюзи и посмотрел в окно. —
Ш-ш! Может, они... по наши души!
— Да брось ты, Джон! — тихо усмехнулся я.
— Нет, малыш, нет. — Он вперился в темноту, смакуя свою мелодраму. — Я живу
здесь два года. Смерть повсюду. Банши
всегда знает!
Рэй Брэдбери "Зеленые тени,
Белый Кит"
Ирландцы верят, что когда к кому-то из них приближается смерть, то этому
человеку может привидеться призрачная женщина. Длинноволосая, в длинном плаще.
И она будет плакать по тому, кто скоро умрет. Она предсказывает скорую
гибель… И, в целом, это будет верно... Начать следует с того, что сам образ
банши действительно является брендовым
именно для ирландской мифологии. Патриотично настроенные ирландцы вообще
считают его уникальным явлением в мировой культуре. Более осторожные товарищи
указывают на валлийского Анку, германского Клабаутермана, могут даже напомнить
про явление славянского домового перед
гибелью кого из членов семьи… Джон Юз верил в валлийскую Анку и даже украинских
ведем традиционно величал Анками… обычным же для древних валлийцев является имя
an bean chaointe, что дословно обозначает "плакальщицу". В
юго-восточной части Ирландии имя «банши»
образовано от ирландского слова badhbh (бадб), обозначающего
агрессивную, страшную и опасную женщину. А вот другая часть Британии — Уэльс. Здесь
можно познакомиться с другим аналого Анки Гурах-и-Р'ибин (Gwrach Y Rhibyn) и
Кэхэриэт (Cyhyraet). У древних немцев это безутешная Гретхен. Первый персонаж,
как рассказывают, не вопли издает и не плач, а конкретно причитает отдельно по
мужчинам, женщинам, детям; второй — больше голос, нежели визуально наблюдаемый
образ.
Собственно ирландская, а с ней и валлийская с родины Джона Юза «плакальщица»
— это хотя и грустный, но скорее романтический образ волшебной женщины, которая
предчувствует гибель одного из членов опекаемого ей клана… Порой Анка,
подобно банши принимает облик миловидной
девушки из этого рода, которая умерла молодой и которой невидимыми силами было
предназначено стать предвестницей гибели для своих смертных родичей. Или ее
можно увидеть в образе закутанной в саван женщины под деревьями, рыдающей,
закрыв лицо, или пролетающей с горьким плачем при свете луны: стенания этого
духа самые скорбные на земле, раздавшиеся в тишине ночи, предвещают смерть
одного из членов рода.
В перевод же на литературный язык, банши — bean sí или bean sídhe — означает «женщина из Ши», т.е. «женщина
холмов» или «женщина из холмов», она же женщина-дух окрестных гор и долин… в
отличи от лежащего на западе мифического Острова Живых, Острова
Блаженных, а иногда и Острова Мертвых… С
тех пор существуют две Ирландии да и прилагающегося к ним английского Уэлса:
земная, человеколюдская и невидимая, страна королей Племен богини Дану,
недоступная людям. Так вот невидимые племена богини Дану,
они же туата, стали сидами или ши
(sidhe) — народом холмов, живущим в "ином" мире, связанном в том
числе и со смертью… Именно к этому племени народная молва
приписывает и банши, о чем наглядно свидетельствует ее имя ("женщина из
холмов"). То есть, банши — это
своего рода фея смерти, раскрывающая или предчувствующая разрыв границы между
Этим миром и Тем, между жизнью и смертью.
Это в фольклоре. Так сказать, аутентичная банши живой традиции. Сегодня же традиция творится
массовой культурой, кино и компьютерными играми. И здесь банши имеет уже весьма впечатлительную историю.
Сегодня и многочисленные «банши» и Анка нередко называли еще и «тёмными
эльфийками» - их образы сохраняют эльфийскую красоту, но лица искажены
гримасами боли и ярости, а волосы неухожены. Банши и Анка ненавидят всё живое и
плачут от снедающей их боли и неутолимой злобы. Они бестелесны и неуязвимы для
простого оружия, в то время как их прикосновения наносят урон, а плач
губителен.
Такой вот странный персонаж Банши,
она же Анка, собравший под одним именем и ирландские, и шотландские, и
валлийские образы; из покровительницы рода превратился в вестника или даже
носителя смерти.
(продолжение следует)
