Веле Штылвелд: С боку припёка, часть двенадцатая

Веле Штылвелд: С боку припёка, часть двенадцатая

Ирина Диденко: Графика

Микенцы завоевали минойцев, а тех сжег Санторин. А микенцы пришли с территории нынешней Турции. А их место заняли пришедшие из Туниса и прошедшие через всю прибрежный Египет амазонки… К тому же амазонки имели свою царицу Дадону, а та от горячей любви к предводителю аргонавтов сожгла себя в камышовом дворце….

Я все правильно излагаю, за исключением некоторых мелочей… Да, вот что еще… Я нисколько не погрешу, если скажу, что во всем виновен Крит, а вернее то, что от него осталось, тогда как погибла его древняя столица Гераклита, зато с Египте тут же возникла древнеегипетская Гераклиида,  которая, чтобы и на сей раз не соврать, утонула, тогда как  критская Гераклида полыхнула в зареве огня  древнего гипер-вулкана Санторин… Да, а вот африканских амозонок в Турцию доставил Геркулес… Или Тесей… но и здесь мы не станем заморачиваться, поскольку все они были с боку припека, поскольку все только началось в древней египетской Гераклииде, где родился маленький фараончик Нармен, он же Менес, он же первый фараон-объединитель древних нильских земель – царь Скорпион…

Ну куда уже дальше… Это потом к нижнему подтянулся Верхний Египет. Из которого однажды ушли евреи, пересекли распростертое Красное море и оказались в земле обетованной, где их толком не ждали все тамошние одноглазые великаны – циклопы, которые не пропустили их в Турцию, где уже была одна страна обетованная со своим  Иерусалимом и со своими легендами. Впрочем, в новые времена этот город назвали Константинополь, совершенно не беспокоясь о его исторической безродности. Ведь император Константин правил только в третьем веке нашей эры. И это еще не все. В женах у него была Ирина, а её святым был Тарас! Так что легендарный царь Скорпион и святейший Тарас были те немногие, кто выбрались из  очередной всемирной катастрофы, которую предсказали три золушки Вера, Надежда, Любовь…  Да нет же три ведьмы! Харибда, Сцилла Сивилла и их великомудрая, но чопорная мамаша София…

Я как-то во сне даже сходил на прием к тамошнему психотерапевту с одним только вопросом: за что все это свалилось на головы  нынешнего Пятого человечества… Да в чем мы только повинны? Выслушав меня, психотерапевт в образе той еще дебелой тетки застрочила  грубо отточенным графитным стержнем нехилого карандаша по древним рукописям истории нашей. Это все ваши остросюжетные вымыслы, был ее строгий профессиональный вердикт. И вообще вы все это сбацали на одном автописьме, а это не есть корректно… А что до Сциллы, то она воспитывала да так и не довоспитывала вас в полузабытом киевском интернате с глубоким изучением английского языка. Вот видите, языка вы не знаете до сих пор, а вот пишите о Детстве своем, вроде вы в нем разобрались… Да ни в жисть. Туманно оно  и тухло качественно, как тот картофель в подвальных гуртах под интернатовской кухней. Только однажды нюхнув его по просьбе юных куховарок, вы не ели картофели до тридцати пяти лет. От одного вида его вас воротило… Но не будем о том. Вас кажется. Спасла тогда Соня. Подсунув ватку, смоченную нашатырным спиртом… С тех по вы без ватки вы в интернатовскую столовку ни ногой не ступали, чем очень потешали Мелкого… Такие они стоковые миры…С ними не справится ни один амбиекстр. Хоть ты задними пальцами левой ноги пиши, а все в том мире будет едино. И ты, и Мелкий всего лишь жертвы эпохи… И ты, Шкида. И Чмыхало Колька…

Ну, что тут после это скажешь, видно мы с Мелким из Четвертой расы, а нынче на земле торжествует Пятая раса…

Из беседы с дочерью-израэлиткой или майсы еврейской мамы

Я: – Хотел поговорить о логических играх для детей – в какие логические игры они играют – шахматы, шашки? Такие игры развивают логику: в моём детстве в моём роду играли в «еврейские шашки». Чем они отличались от просто шашек? Тем, что там был элемент на внимание: человек, заметивший выигрышную ситуацию, которую пропустил противник, не просто пользовался этой ситуацией, а напоминал противнику что тот – лузер, объявляя ему на Вы:

– Беру за фук!

Отсюда и возникло выражение – «профукал», типа – прозевал. Ведь взять «на фук» в годы нестабильности – это выжить, но не обманом, а просто суметь воспользоваться чужой пропущенной позицией в жизни. Это надо постоянно, но осторожно вводить в сознание современных детей.

Когда-то я нашёл у себя под ногами сто гривен, хотя – давным-давно это было. Естественно поднял, и прошла во мне отрыжка совести. А тут повстречался мне киевский раввин, у которого я прежде брал интервью, и спросил я его:

– А скажите, ребе, что мне делать с деньгами, которые я нашёл просто у себя под ногами?

И ребе мне сказал: – Раз ты нашёл эти деньги и никто за ними не возвратился, значит, они тебе нужнее. Главное, распорядись ими с умом. Ведь ты не сбежал с места находки?

– Нет, – говорю ребе, – но отстоял на месте пятнадцать минут.

– Этого достаточно, – говорит ребе. – Во всем прочем полагайся на Гашем! Яхве сам решает, кому эти деньги будут нужнее. 

Это тот же пресловутый «за фук», который имеет практически каждая обыденная ситуация. Вот именно поэтому и надо обучить деток, что когда есть возможность, нужно непременно брать «за фук», и не стесняться случайной выгоды, но только не у своих. 

– Если бы я не научился брать «за фук», за последние тридцать в Украине лет, то просто бы сдох. Ты очень внимательно проследи за тем, что происходит в жизни твоих детей – они постоянно теряют в ней или уже – хоть что-то – находят? И там, где у них впервые возникает ситуация «за фук», очень осторожно и правильно объясни им, что «профукать» можно всё и всегда, а выигрывает обычно только кто-то один. Только прежде, чем давать им эти знания, проверь на себе и своём супруге, даже если при этом, когда-нибудь и его самого ты разведёшь на этот же «фук». А когда он начнёт кричать, сетовать и огорчаться, скажи ему в утешение: – Значит, так решил Гашем.

Дочь: – Красиво написал. Твои внуки другие. Но шашки любят и играют с бабушкой и прабабушкой. А пока, вечером учудил Габи: перевернул на себя шкаф. Всё хорошо, жив, но я имела нервный срыв и меня отпаивали валерьянкой. Как? Зачем? Он решил подтянуться на полке в шкафу. Слава Всевышнему, что он сохранил его.

Я: – Отож. Вот такие мамулэ майсем – сказки от мамули собирай и накапливай. Отредактирую, и будет цымес! Было бы очень странно, если бы в тебе не был развит дар писателя, зухтера – на идиш  – рассказчика... Из-под пера у тебя вылетают уже готовые перлы: Пиши!

Дочь: – Чуть башкой не слетела, а ты мне майсес... Шо воно е, и нащо воно? Писать – это твоё… 

Этот интернет-диалог прервался, но продолжился внутренне.  Прервите внутренний диалог, и нет человека. Хотите ярко и осознанно жить, разговорите себя, но, только не сразу на все больные места. Это уже не разговор, а кипишь... Вайдот... Даже, если накипело, всегда отыщется одна самая главная хворь, боль, самая светлая радость.

 На протяжении первого двадцатилетия 21-го века представители Пятой расы активно занимаются поиском и исследованием технологических устройств, принадлежащих жителям Четвертой расе. Эта увлекательная история начинается с того момента, как представители Пятой расы начали проявлять интерес к древним технологиям, оставленным своими предшественниками.

Первые открытия касаются уникальных устройств и механизмов, которые считаются частью культурного наследия Четвертой расы. Археологические раскопки и научные исследования помогают расшифровать тайны этих технологий, восстанавливая картину прошлого и расширяя знания Пятой расы.

Современные исследования сосредотачиваются на понимании принципов работы технологических устройств, а также на возможности их внедрения в современный мир. Команды ученых и инженеров Пятой расы стремятся использовать полученные знания для создания инновационных решений и усовершенствования существующих технологий.

Однако некоторые технологии Четвертой расы оказываются сложными для интерпретации, и ученые сталкиваются с неизвестными аспектами функционирования этих устройств. Несмотря на это, поиск продолжается, и каждое новое открытие приближает Пятую расу к пониманию технологического наследия своих предшественников.

Этот увлекательный процесс открывает двери для новых возможностей и перспектив в различных областях, от науки и техники до культурного наследия и образования. Весь мир следит за этим уникальным научным приключением, ожидая новых открытий и волнующих откровений от представителей Пятой расы в их стремлении понять и воспользоваться наследием Четвертой расы.

Однако Пятая раса, столкнувшись с загадочными виброкожухами, скрывающими технологии Четвертой расы, обратилась к искусственному интеллекту (ИС) в поисках разгадки этого феномена. Исследователи тщетно стремились разгадать коды, защищающие устройства, словно стянутые в пространстве, чтобы раскрыть их потенциал и применение.

Искусственный интеллект, обладая высокой вычислительной мощностью, стал ключевым союзником Пятой расы в этом научном квесте. Он начал анализировать виброкожухи, исследуя их структуру и кодовые шифры, которые защищали ценные технологии Четвертой расы.

Секреты припрятанные внутри виброкожухов оказались запутанными и зашифрованными сложными математическими алгоритмами. ИС взял на себя задачу дешифровки их кодов, раскрывая постепенно тайны, скрытые внутри этих загадочных упаковок.

С каждым пройденным этапом исследования ИС раскрывал новые аспекты функционирования технологий Четвертой расы.Возможности, которые прежде казались недоступными, начали проявляться,и Пятая раса ощутила себя частью удивительного открытия.

Однако, процесс дешифровки также внес вклад в появление ряда существенных новых вопросов. Некоторые аспекты кодов оставались тайной, и ученые стремились проникнуть глубже в суть технологий Четвертой расы, используя полученные знания от ИС.

Этот научный подвиг привлек внимание всей Пятой расы. Научные конференции и обмен знаний стали площадкой для обсуждения результатов исследования, открывая новые горизонты для будущих открытий и инноваций.

Сегодня, в союзе с искусственным интеллектом, Пятая раса продолжает свой захватывающий путь в поисках разгадки технологического наследия человечества.

Веле Штылвелд: С боку припёка, часть одиннадцатая

Веле Штылвелд: С боку припёка, часть одиннадцатая

Ирина Диденко: Графика

Моя классная дама – с пятого – по выпускной – в ту пору десятый класс – тётя Стерва прошла все круги отведённого ей совкового ада, в том числе, между тем, изводя своего сельского мужа до белой горячки, и безответно и горько сама страдая от этого. Сильная духом, она – тем не менее – стала давать себя периодически избивать, стоически наблюдая, как мужний гнев внезапно перерастал в физические действия, направленные против её собственной сущности…  Именно – одно из таких избиений привело её к срыву беременности, и ей не пришлось пройти через криминальный аборт. 

В послевоенные годы были запрещены любые аборты. Это безумие стали отменять только в хрущёвскую оттепель, в первой половине шестидесятых. И то – не везде… Так, например, в Румынии Чаушеску подобная практика дала всплеск голодным многодетным семьям и тому, что в генетике социалистических румын стала замечаться крайняя мелкость... Так что, тёте Стерве ещё повезло. Не родив от нелюбимого человека, она вскоре возвратилась в столичный Киев, хорошо усвоив урок социальной ненависти, оставалось только найти, кого бы ненавидеть ей впредь. Женщина!

А тут, вскоре, в киевской больничке, умерла её мать, и Надежда решила возненавидеть последнего земного врача своей внезапно усопшей матери. Аарон Моисеевич Земельман был военным клиницистом и – в принципе – хорошим врачом и в роли участкового. Но, в ту пору, в стране проходили похороны Вождя и дело врачей-отравителей было у всех на слуху. 

Плюс – извиняющийся характер самого Аарона Моисеевича, к мнению которого уважительно прислушивались хирурги одного из фронтов во время войны, она принимала за врачебную слабость и даже за насмешку. А врач-то сам извинялся перед дочерью не только за смерть матери, но и за: хреновое оснащение районных поликлиник, за дошедший до него не материнский, а перепутанный чужой анализ мочи… Да мало ли ещё за что? – За то, что выжил в период массовых расстрелов в Бабьем Яру, за то, что вымели его из военного госпиталя, подполковника медицинской службы за одну только еврейскую картавинку... ещё не заглядывая в его военный билет…

Одним словом, Аарон Моисеевич был слаб и никем собственно не прикрыт и ассоциировался у начитанной Надежды со скраденным Гобсеком, мол, будь бы у неё деньги, а не одни продовольственные и вещевые карточки, мать бы точно была жива... Одним словом, будущая тётя Стерва стала свято ненавидеть евреев, выискивая их образы во всей классической литературе и записывая для себя в странную особую картотеку.

Картотека оттого казалась странной и выглядела так, – согласно её же собственным литературным разведкам – что евреи спасали духовные ценности и субсидировали королей, давая европейской цивилизации деньги для развития, а образы еврейских стариков она сравнивала с реальными ликами сельских клуш…

И получалось, что и те, и другие – цвайн, то есть друг друга стоят. Но ненавидеть же кого-то слабого и безответного, которого она могла поставить на своё место и прицельно высмеять, было надо...

Надо! И Надя возненавидела окрестных евреев, возвращавшихся из дальней эвакуации. Это – такие, как она, сеяли выдумки о том, что все евреи копили свои правительственные награды в Алма-Ате и Ташкенте. Тбилиси не рассматривался, потому что Грузия была родиной Сталина!

Это и была наша интернатовская классная дама. Настоящими могут быть только классные дамы…

Сегодня на планете – скорее всего – существует не очередной планетарный Хаос, а последствие воздействий прежних миропорядков, которые чередой лет и идей сопровождали человечество, сопутствовали его развитию, либо недопущению в некие недоступные сферы прошлого, так или иначе – напрямую или опосредовано – влияющие на будущее.

Из этого прошлого приходят ко мне сны, и в его недрах рождаются афоризмы. Их бездна. Но вот недавний – особый… Детство – это вечно свежий утренний тюльпан, который не закрывается на закате… Хотя. Это уж точно не про наш киевский инернат…

Как с этим быть, и как с этим до сих пор надлежит мириться, зависит оттого, что принимать на Веру? И если ты слаб, принимай на Веру всё без исключения.

Но – этой веры, как и тебя, ненадолго хватит. Если ты, человек, хоть в чём-то своём верном себе силён, то – начинай с малого. На малой родине сажай новые кусты и деревья, не собирай разбитые памятники и скрижали, но, хотя бы знай, что в той же Австро-Венгрии некогда из камней разобранных средневековых замков мостили дороги... 

Римские дороги... По ним могли проходить в пешем строю шесть боевых лансеров. Так что – не говори, мол, а зачем мне всё это, я – не шестёрка... Ты – нет, а шесть римских копейщиков, копьеносцев – лансеров… Вот те – да, – пробиваясь в глушь, они несли некую идею новой для своего времени цивилизации. 

И не беда, что подобных цивилизаций за последние десять тысяч лет было на планете не меренно. Все они: в Индии и Сибири, на Урале и в Скифии, Дальнем Востоке и в Перу пробивали дороги на шесть лансеров. Видно, такое сакральное число вместе идущих. Видно, от этих шести и получил свое начало – со временем образовавшийся – строй. Но то – в физическом миропостроении.

А что – в мире духовном? – И сегодня – только десять верующих иудеев могут собрать первичное духовное собрание – миньон. Так было и так будет даже на самых отдалённых звёздных кораблях, уносящих человечество в иные галактики.

Отсюда – эти Вавилонские – шесть да десять. Строй из шести лансеров ушестеряет усилия, синагога из десяти верующих удесятеряет, а если общество строится на Силе всех и Вере каждого, то возникает система, по которой мы отслеживаем наше земное время. Сила Веры и Вера Строя – в этом смысле – понятия однозначные. Идешь в СТРОЙ – имей ВЕРУ. И – только с Верой в себя – в строй иди...

Но в интернате в спальный и столовый корпуса здания на обычно проводили особым классным строем по два, в небольшом отстоянии, от которого шел   классный староста, как некий школьный смотрящий… Так и получалось, что Шкида вечно шел на отстоянии классного строя. А Мелкий – последним в строю, обычно без пары…

От такого место в строю рано или поздно с натоптыши…

Милейшая Анатолия Францовна прививала нам ненависть. С годами мы стали в области языка избирательней. Кто прижался к сёлам, из того русский язык весь вышел – его поглотил суржик, кто ушёл в литературу, культуру, – как только не изгалялся. 

Идиотский пафос «мовных виршив», неспособность перейти за планку самости, достучаться до учеников, делали из них отпетых А-Баба-Гала-Мага. Не забыли, как там у Тесленко:

– Шо ти робиш?

– Нитки сипаю.

– А нащо?

– Бовщ варить буду.

Такими нитками – выпотрошенной из Детских Душ самости мовных истин – ничего не пришьёшь. Тут же отвалятся. Как у меня – первой точкой стало поступление в КДУ, когда на экзамене по истории СССР мне было громогласно заявлено с судейской кафедры:

– Ты юде, а все юде – предатели... – Ой, простите, не то... Это так вещала мне моя классная дама... А экзаменатор просто и тухло сказал:

– Хлопче, юначе, а на шо ви нам, якщо у вас нечиста украйинська вимова.

Сегодня я – опытный переводчик на украинский язык и очень чутко ощущаю два американских речевых переплетения. Одно чисто индивидуалистическое, где напрочь отсутствуют слова МЫ и НАМ, а само слово US – нам звучно перекликается со словом ASS – задница. И второй ключ – корпоративный, более понятный, как украинцам, так и русским с их историческим раболепным коллективизмом, где слова МЫ и Нам едва ли не заглавные. А обиды на одноклассников у меня нет – ни я их не поубивал, ни они меня не сделали идиотом… И они, и я пережили эту войну в Киеве, не отступив из Города ни на шаг, хотя всем им, как и мне, далеко за шестьдесят.

Как говаривал один из старейших русскоязычных поэтов Украины, член НСПУ Василий Дробот, – кто ещё не сцал у этого столба?!. Замечу строго от себя, как признанный в прошлом писатель-фантаст независимой Украины, что, едва ли не все оперившиеся писатели НФ– и ФЕН-жанров за годы независимости написали вороха произведений о воинах-полукровках, которые перетряхивали космические государства и целые империи именно за подобные штуки. 

Современная ФН-сказка о юном шейгице Гарри Потере и о его волшебных полукровках просто орёт об этом! Кстати, она запрещена в США! А у нас она регулярно идёт на ТВ и будет идти в новые времена. А если её запретят очередные местные дегенераты, то новые авторы Украины напишут её вновь и вновь заново…

Юрий Контишев: "Судьба коррупционера"

юрий Контишев: "Судьба коррупционера"

украинский инвариант песни  на стихи 

Сергея Крылова, музыка Сергея Никитина

Кругом война, а этот жадненький ворует, как разоблачить? когда солдат, в окопе занятый, не может сволочь замочить. а что тому? всё нипочём! он сделал морду кирпичём. как хорошо! за всё уплачено! суды и власти под тобой. везде прошёл, нераскулаченный, воруя всё наперебой. а почему, да потому, что всё позволено ему. но как-то раз в дожди осенние в родной степи, в родном краю солдат был ранен в окружении и побратим погиб в бою. ну, как тут быть?куда идти? решил он нечисть извести. и встал солдат, покинул госпиталь, к груди прижал свой автомат. и подойдя к барыге-аспиду, всадил все пули в аккурат. и все пошли к плечу плечом, как полк идёт за трубачом. он понимал, что не положено судом народным линчевать, но, коль страна осталась брошенной, а сволочь рвётся воровать. и хрен бы с ним, не будь русни, но, мы ворюгу не простим! и мы страну не продадим, и красть им больше не дадим! .......... війна іде, а цей пожадливий краде усе, як за своє? коли боєць, в окопі зайнятий, то хто ж ворюгу натовче. а що йому? та все дарма! він зробить морду цвіркуна. як гарно як за все заплачено! суди та влада в піпіфакс. ворюга йде нерозкуркулено, крадучи щастя через плач. а що йому? та все дарма! бо в ньму сутність хробака. та якось у дощі осінні у ріднім скривдженнім степу боєць був ранений в оточенні і побратим поліг в бою. ну, як тут бути? куди йти? коли навколо крадії. і встав боєць, шпиталь покинув він, притис до сердця автомат. Впритул став до бариги-аспіду, й вгатив в того увесь розряд. і всі пішли плечем-в-опліч, не мов під сурми й могарич. він розумів, що не належно судом народним лінчувать, та у сплюндрованій країні, сволоту треба тарувать. і хрін би з ним, та є русня, то ж і злодій не має дня! ми Україну не здамо, і покараємо його!!!

Юрий Контишев: "Кто жаждет страсти, ловит поцелуй", текст совместно с Ве...

Юрий Контишев: "Кто жаждет страсти, ловит поцелуй",

текст совместно с Веле Штылвелд

Кто жаждет страсти, ловит поцелуй, кто ищет знаний, заплутает в вере, кто ищет счастья, обретёт июль в холодной и январской атмосфере. И это будет сказка без конца, где мирозданье обретёт названье от имени ушедшего лица, мелькнувшего в толпе без узнаванья... но, я узнал в нём-даже-не себя а уличного сказочника бозе. он не почил, над истиной кропя а выпал неожиданном наркозе. до времени еготы не буди, пусть он проспится. Позже приходи поговорить о том, что не сбылось. ведь он - волшебник.сбудется авось...

Веле Штылвелд: С боку припёка, часть десятая

Веле Штылвелд: С боку припёка, часть десятая

Ирина Диденко: Графика

Обыденная реальность, как и обычно, прервалась сном….

Мы с женой оказались всё плохо прибранным длинным обеденным столом в троещинской пиццерии, где внешне было как бы тип-топ: вроде бы и света много и ангелы витают. А на столе в огромном еврейском блюде даже подан презент от шеф-повара, состоящее из нарезанных помидорных тарталеток, присыпанных зёрнами граната, чуть присоленные и обильно политые оливковым маслом. 

Нам эти тарталетки приносят визуальную , но, тем не менее, мы сиди за давно не совсем прибранным столом,  и потому мы спешим заказывать основное блюдо данного заведения – пышную пиццу из тончайшего итальянского теста. А посему как бы чего-то ждём. В это время к нам подходит в однобортной красный униформе шатенистая краснорожая стюардесса, И внезапно нагло уносит со стола огромный презент от шеф-повара в виде очаровательных тарталеток. Меня это крайне возмущает, и отого я очень резко встаю из-за стола и иду прямо к директрисе этого некефирного заведения.

- Это что за безобразие, -  гневно  говорю я какой-то рыхломордой и маловыразительной директрисе. -  Мало того, что стол до сих пор не прибран, так с него ещё унесли. и положенные нам тарталетки.

- Ну, положим, - веско говорит директриса, - время для тарталеток давно уже вышло, ведь вы здесь ошиваетесь уже три часа и ничего не заказываете, а во-вторых, дама в красном не такая уж красно-розовая, и даже не красномордая. Она вообще хозяйка этого заведения. Просто у неё щёки с мороза пышат особым розовым оттенком, словно попка младенца. Заметьте, это ваши слова.

- Да,  мои, - почти конвульсирую я во гневе. - А зачем нам эта дама с попкой как у младенца, - решительно возмущаюсь я снова, - когда мы ждем только достойного обслуживания, - требую, чтобы у нас прибрали со стола всё лишнее, вернуть наши тарталетки, так как они даже внешне весьма аппетитные, и мы их заслужили!

- Возможно, - тут же соглашается директриса, но дело в том, что их уже отправили вялиться в сушку часов эдак на шесть. Затем их Вам снова подадут, но уже к пиву. Вы же будете заказывать пиво? – тут же уточняет она.

- Через шесть часов?!

В воздухе повисает молчанье.

- А что здесь такого? Вы уже и так отсидели у нас три часа, хотя, скажем прямо, без толку. У нас ведь самообслуживание: взяли бы фибровую тряпочку и прибрали все прошлые неудобности со стола.

- Да вы что, с ума здесь все посходили?! Единственное кого здесь надо прибрать, так это вашу краснорожую шеф-официантку: сразу видно что она - редкая хамка, хотя внешне привлекательная... сексопилка! 

- А вы опять блаблабла про эту душечку? Так мы её не контролируем: она сама является сюда, но только тогда, когда желает..  И не только в наше заведение, а во все окрестные забегаловки. Просто она уже давно выпала из своего времени:  ведь её самолёт то ли разбился, то ли она сама там в улёте… Знаете, в особом таком состоянии между жизнью и смертью, когда она уже не может себя координатно определить. вот и шарится где попало… Беда только в том, что является не только она но её конкретное вчерашнее время, и всё тут же летит вверх тормашками! Ведь и у нас прежде тут была прекрасная пиццерия, но потом явилась она, и превратила мир пиццерии в ад совковой столовки… 

- Но, а мы тут причём? Уберите со стола, возвратите наши тарталетки из херсонских помидоро́к, и лады. 

 - Как бы не так! Тарталетки ваши уже вялятся в шестичасовом режиме ожидания, мы теперь пивные опресноки из прежнего презента от шеф-повара делаем, тем более, что вы всей херсонской свежести нашего угощения так и не откушали… Теперь сможем подать вам только запеченные фаршированные сушки.

- Нет уж, это не кошерно! Чего вдруг здесь шляется Борис Чичибабин? Он же уже своё однажды сказал: «Красные помидоры кушайте без меня…» Вот мы и прибрали их со стола…

- Нет уж, верните взад!

- Хорошо, мы и со стола вам приберём и тарталетки вернём.… Но только в порядке живой очереди. Ждать-ожидать будете?

- Будем, если только нам возвратят наши тарталетки из херсонских помидорок с зёрнами граната под оливковым маслом.

- А почему вам самим себе таких же тарталеток не сделаеть, - мы вам для этого выдадим и нож и разделочную доску,  а вы больше не будете морочить голову мне и всему ресторанного персоналу. Как вам такое предложение?

- Это почему же?

- Потому что у меня нет столько специального персонала… Все  вместе с помидорами и свои пальцы  понарезали… Так что им теперь из заново пришивают… А те херсонские помидоры я уже отправила вялится, и поэтому могу предложить только отменно фаршированные яйца… Кстати, под майонезом или в устричном пиве.

Только на миг представив фаршированный медыбеййцелы в пиве,  мы резво согласились.

- Мы согласны на  пиво, если к нему в придачу будет хотя бы один херсонский помидор.… Или хотя бы испанские…

- Сапоги?

- Д, нет же… Помидоры! Да к ним маслины, и чтобы рядом не было никаких красномордо потных баб в однобортных красных мундирах и никаких к ним бориков-чичибабиных… Их время ушло:  все они только маялись да маялись на земле безо всякого толку, да всё в себе сомневались… Вот и не писалось им в их трамвайном троллейбусных бухгалтериях, хоть и мужики были толковые…

- Но Борюсика я и впрямь толком не знала, - внезапно возразила интеллект-дурная директриса. – помню только, что костюмчик на нём был всегда сер и мелковат… Наши ин-тю-тю отродясь не больно следили за внешностью. А что до дамочки в красном однобортном смокинге, то она не эскортница, хотя и ярко медноволосая да  розовощекая… Это у неё от полнокровности… Ведь прежде, говорят, она неоднократно обслуживала рейсы, на которых летал Владимир Семёнович, но  Высоцкий-то помер, а её саму до сих пор носит по времени: правда, в виде разобранном на молекулы. Знаете ли,  молекула туда, молекула сюда, мне за этим не уследить. А вашу гавайскую пиццу вам уже даже несут, и сама тётя впереди Маша с фибровым полотенцем шествует, а вот и устрицы понесли, и даже помидор итальянский, а за вялеными херсонский помидорами в виде тарталеток вам только через шесть часов пожаловать не понадобилось…. Ведь поэзия Чичибабина – это святое изволите, а вот самого Борюсика мы попридержим в вечности… В качестве духовного проводника.

На земле же между духовным проводником и субъектом обычно выступают посредники. 

Вот и сегодня был явлен чуть не графический сон... девочка в нём на переднем плане – это душа. В посредниках – в центре песчаных (морских, океанических) дюн – древняя светловолосая старуха Сивилла. На том берегу пути такой же, как Сивилла, старец – духовный учитель. 

Физически – он более зрел и вынослив. Старость его не давит. Он – в ожидании открыться – наставляет ребёнка:

- Ты только пустыню, душенька, перейди да не замарайся... 

В принципе, пустыня безбрежна и на переход могут уйти годы… Или даже целые генерации жизней многих земных поколений, которые на себе будут проносить бессмертную душу... кто как сумеет... И этот Путь древние назовут Сансарой...

Я лежал в тёплой ванне и всматривался в запотевшее настенное зеркало. Видение проявилось не сразу. Первой пришла девчушка-душа с полурасплетёной косицей. Затем, среди дюн явилась седовласая Сивилла. Волосы её были уложены горкой тугих витых кольцами прядей... У ног Сивиллы резвилась игривая чупакабра... Она стремилась превратиться в оленёнка, но – что-то в ней недотягивало... В итоге трансформация произошла в сторону мультяшного двухмерного крокодила. И – только затем – на дальнем горизонте встал высокий худощавый старец. Он будто входил в очевидность сквозь накипающее тяжёлое волнение дюн и срывные над дюнами ветры. Ветры обретали головы злобных Горгон и уже даже не вьюжились, а только сычали...

– Обращай внимание, но иди. Смелее иди, – снова говорил мне старец... 

– Старуха, а ты зачем? – спрашивал я. Не твои ли это ветры?

– Мои... Но дюны – его... Ты не сетуешь на дюны, а ветры что, они ведь и над дюнами пронести могут... 

– Могут, – говорил старец. Только в том не будет душевных усилий. Ты – ни ветров, ни зверушек не дорисовывай... Ложные они... Подложные – да и только...

Юрий Контишев:"Каждый видит исконно своё", текст совместно с херсонским защитником Украины,воином ЗСУ

Юрий Контишев:"Каждый видит исконно своё",
текст  совместно с херсонским защитником Украины,воином ЗСУ

я хочу написать об  исконном-

сколько в душу упало зерном!

и в колодце глубоком бездонном

отразилось волненьем оно.

колыхая по стенам волнами

память  детства зеркалит до дна

и магически ходит кругами

увлекая, как сладость вина

кем мы были, кем стали те дети? -

разбежались во взрослую жизнь.

что тревожит тебя на рассвете?

что так сладко и грустно молчишь?

мы тревожим альбом, вспоминаем,

узнаём в отраженьи немом

то, что мы позабудем едва ли -

как писали за партой письмо.

и кораблик бумажный из детства

долго будет кругами ходить.

он меня не избавит от бедствий,

но, не недо его торопить.

Юрий Контишев: "Когда уйдёт в былое ирокез", текст совместно с Веле Штыл...

Юрий Контишев: "Когда уйдёт в былое ирокез",
текст совместно с Веле Штылвелд

Когда уйдёт в былое ирокез

и явит плешь лобковое подобье,

я выскалюсь проказливо с небес -

поржать на всё земное поголовье.

Авторитеты, схимники, вожди,

бандиты, воры, гении и слуги

сойдутся в круг и выгнутся упруго,

чтоб громко заявить - а вот и Мы!

но Некто, не дожатый до земли,

уже сорвал своей судьбы подпругу

и нас послал так веско на хрен цугом,

и потому, навек вторичны мы.

Потом достал свой ломтик бастурмы

и нас облил, но не зелёным чаем.

он стих писал, но мы не замечали

Поэта за штакетником молвы.

мы отступили в тень его судьбы,

наполненной божественным звучаньем,

ушли туда, не сделав замечаний,

зачем на небеса идти "на Вы"...

Юрий Контишев: "И ночь крадёт низги икон", текст совместно с Веле Штылвелд

Юрий Контишев: "И ночь крадёт низги икон",
совместно с Веле Штылвелд

На сочленении культур

живу легко, грешно и свято.

Делю тюремный теренкур

с недавно прожитым раскладом.

Но, каюсь - времени река 

несёт меня, как Заратустру,

в давно ушедшие века,

до грусти ветхих захолустий.

Где дамы не цветут в пыли

и век не моются привычно.

Но там гуляют бобыли,

в мечтах которых всё отлично...

Хоть, в общих контурах века

перетекают вяло в Лету,

где есть свобода для греха

и кланы евнухов при этом...

И - одалиски для любви.

И - дней прошедших синекуры.

И - предсказание судьбы.

И - стены Камеры Обскура.

Там есть плюмаж и парики,

и ленты орденские в злате,

шальные яркие деньки

и смерть от шпаги на закате.

И - право жить, и - право сметь,

но нет там горького участья -

передохнуть, пересидеть

и отыскать тропинку счастья.

Ещё не блещут "от кутюр"

те аксельбанты юных франтов,

ещё в преддверии мир юн -

без табакерок и гарантов..

Нюхни душистый табачок

и спать ложись в альков на шконку.

Там, повернувшись на бочок,

крутни Морфея киноплёнку.

Смелее смей, отважней будь,

гони пришедшее спросонку! 

Врывайся в будущую жуть! -

Не будет счастья, потихоньку!

Там одалиски в масках сна

свой мир проехали беззубо,

и впились в нитки полотна

чужой картины из ютюба.

И ночь крадёт низги икон,

и мир рифмуется с гротеском,

кладу грядущее на кон

и избавляю мозг от стресса.

На банной лавке у окон

пар оседает так нетрезво.

Судьбы допущенный прокол

Икар клянёт в конце процесса.

И ночь крадёт низги икон.

Пиар гротеска, стресс, аскеза...

И - интерес - нетрезвый - беса

меня уже почти не мучит...

беса мэ

беса мэ мучо...

Веле Штылвелд: С боку припёка, часть девятая

Веле Штылвелд: С боку припёка, часть девятая

Ирина Диденко: Графика

Накануне выпускного из интернета Женьку Ёжика и Ваську Зорина вызвали в райотдел милиции по повестке. 

-  Садитесь, ребята. Мы пригласили вас в наш райотдел, как вполне взрослых и серьезных людей. Оба вы уже переболели детской комнатой, и разговор у нас с вами возник из нашей, скажем честно, реальности. Оба вы троечники к тому же девиантного поведения и давно уже в отношениях. Впрочем, за это вас не посадишь, а если и посадишь, то что ненадолго. Правда ещё есть вариант выслать вас за сотый километр, но настолько вы ещё не нагрешили. А стране нужны сварщики и крепкие здоровые семьи… Правда, в Тюмени. Так что, как только после школьного выпускного вы распишитесь, а точнее мы вас распишем по чесноку прямо в Районом ЗАГСе, а не на заборе, тут же туда и поедете работать и учиться на сварщиков. Учится... и сначала просто крепко работать, как все молодые семьи вашего… профиля. Ну, сначала разнорабочими, а уж затем и квалифицированными рабочими, а не какими-то там придонными работягами.

- Какие такие семьи, да мы же ещё не женатики, - тут же попробовал возмутиться петушинистый Васька.

- Я на твоей месте, Зорин, крепко помолчал бы… Ты ведь у нас сирота, и за тебя только народное государство в ответе, а жилья в государстве йок, а вы по выходным в изоляторе давно уже спите в одной постели. Да и какое там, спите? Во всю себе кувыркаетесь, ч+ортови диты. Вот и Виталий Остапович подтвердит.

- А что, Гестапович, на́м свечку держал? - попробовал возмутиться Зорин.

- Ты мне, Зорин, повякай! – взорвался Виталий Остапович. 

- Держать не держал, а вот пойдет свидетелем либо по делу за аморалку и растление несовершеннолетней тобой, Васек, либо в ЗАГС.

- Ладно, тогда лучше запись. – Засопел обиженно Васька. У нас с же с Ёжиком всё по согласию.

-Вот и лады, - вдруг радостно согласился участковый. - А то жилья в столичном Московском районе нет, а вы, выродки социализма, есть… И что с вами делать, ни один партком не подскажет.  А так сели на самолёт, и в Тюмень. На вахту, на нефтепромысел...

- Так я же ещё ни разу на самолёте не летала, - попыталась заупрямиться Женька. 

- Ещё полетаешь, и Васек твой. Главное, чтобы за оставшиеся три месяца не залетела до выпускного. А то Ваську твоему год за год по полной дадут, а тебе самой беж кола и двора с младенцем… Весь твой короткий бабий век горевать… Да вы же опытные... Ты же как с ним, Ёжик, познакомилась…

- Для интима.

- И что ты первое ему при встрече сказала:

- Будешь прыгать…

- И что, прыгает?

- А то...

- Так что вам, детушки, не привыкать.  Так и будете прыгать на одной общей жилплощади: вы и Гундяевы. Вы в Тюмень - на вахту, Гундяевы - в Киевское гнездышко с вахты. И как ценных специалистов, ваших мужичков в армию не возьмут...

- Виталий Остапович, это что сон?

- Нет, Василий, это реальность…Я же хотел тебя уже однажды сразу после восьмого класса в ПТУ заслать, только вас – Зориных в нашем интернате целый выводок, и это тебя спасло. Ну, а ты Ёжик что скажешь?

- Это честно, какой-то дурацкий сон, но если чисто по-бабьи, то хоть на  какое-то время: на пару годков – прикрытие… правда остается ещё только один меркантильный вопрос: а пайки за  это – за весь этот спектакль из пакли нам давать будут? Всякие там сгущенки, тушенки?

- Нет, на них вы зарабатывать будете.

- Честное слово, Виталий Гестапович, это дурной сон!

- Нет, Зорины, это наша родная советская реальность для сирот и аморальщиков. Вы же сироты?

- Сироты, - в один голос засквалыжили оба 

- И заметьте, что притом ещё и аморальщики. Оба - цвайн. Если ещё раз до выпускного застукаю вас на выходных в одной постели, тут посажу, участковый это  подтвердит.

- Угу, - тупо сказал участковый - я сам со своей Зинкой и двумя дочками пятнадцать лет по общагам служебным шарюсь… В жизни, как говорит моя жинка, как в па-де-де. Хто ост+упыться, той и впадэ… Вот такое скользкое предапарте… Только вслух об этом не вякать Где вякните, там и заклякните. Свободны!

И, получив подписанные строгим ментом повестки, Васька с Ёжиком пробкой вылетели из РОВД.

Дурной сон жизни  поджидал их только уже через годы… Как и первый вещий сон Мелкого, который приснился ему в девичьей горенке херсонских посудомойщиц, уложивших Мелкого прямо на полу на какой-то давно изношенной женской шубе из цигейки. Похоже, что и херсонские затворницы интерната уже точно не знали. Как она к ним попала. А тем более Мелки, которому в уголке казенной девичьей комнатки внезапно приснился сон.

Рыжий да половый в волосах своих Мелкий был сразу с детства со странно испитым еще в предках лицом, словно иссечен осколками лунного реголита   с многочисленными, явно возрастными веснушками-конопушками. С ними в то время он жил, и с ними и по жизнь ходил… Правда, и у Шкиды с веснушками было неплохо, но они оттеняли только наметившуюся на его щеках красноватую  древнего иудея, сплошь состоявшую из его предков из всяческих канторов, ребе и раввинов, о которых он, к сожалению, в подростковом возрасте был еще мало наслышан. Эти предки обещал проявить себя только потом, а вот Мелкий никогда не рассчитывал на потом, и уже с детства напоминал волосами соломенную сельскую стреху давно неухоженного сельского дома. Словно сам по себе он был живорожденной такой себе хаткой в три латки, от которой исходили и хлебный дух и какая-то щемящая далеко не детская боль.

Таким  и запомнили его и Зинка, и Сонька в ту пору, когда он впервые к ним заглянул на часок в пустое послеобеденное  время. Да, то действительно был мальчишка, который внезапно стал сиротой и был у всех на слуху… И юные поварихи его тоже жалели, предлагая полузгать вместе с ними семечками прямо из херсонских подсолнухов. За это он стал приносить им всяческие модные журналы – чаще венгерские, но случались даже и финские, источник которых Мелкий не раскрывал. Принес. Дал посмотреть и тут же унес…. Взбудоражив всячески девичье воображение подневольных интернатовских стряпух, которые чаще всего горбатились на интернатовской посудомойке… Взамен же он получал свой уютный и теплый уголок на полу на рваной цигейковой шубе, где он снился себе вечно рвущимся на свободу древним барским холопом. И тогда, во время сна ему все время казалось, что за ним всё время рвались разъяренные хорты. Тогда как сам он стремительно пытался добежать до ошкуренной сосновой перекладине, вырвись за которую, он бы вновь оказался бы в неком невероятно плотно востребованном времени и пространстве, где для него были уготовлены всяческие невероятные роли. Но, не добежав до перекладины огромных размеров, он так и просыпался маленьким пристыженным человечком, в висках у которого только и звучало: Эх, ты. И тогда глаза Кольки Чмыхало начинали слезиться. И тогда только огромная Сонька да вьюнотелая Зинка почти по матерински обвивали его своими сервисными телами будущих блудниц. А затем они просто шли пить  слабый цейлонский чай. И Мелкого попускало.

Юрий Контишев: "Страна ГУЛАГ", текст совместно в Веле Штылвелд

Юрий Контишев: "Страна ГУЛАГ", текст совместно в Веле Штылвелд

Срастить две стороны медали

и получить один тумак

в миру, где прежде Цинандали

все пили лихо за пятак,

и на планете было тихо,

и не рожали бабы смерть,

да вот - явилось в мире лихо

и счастье вытерло на треть.

и снова встали в мире вдовы,

под Вифлеемскою звездой,

рожать младенцев у соломы,

но хлев загажен нищетой.

и маршем траурным кондовым

прошли младенцы сквозь беду,

как видно,  верить не готовы

ни в мир, ни в радость, ни в звезду...

и только скрипнула трагично

нездешним образом струна,

ка будто - взятая с поличным -

в Гулаг отправилась страна.

Юрий Контишев: "Спите дети на большой планете", текст совместно с Веле Ш...

Юрий Контишев: "Спите дети на большой планете", текст совместно с Веле Штылвелд

Спите дети на большой планете

под одним оранжевым плащом.

сказочники спрятали в сюжете

чудеса, которые мы ждём.

вместе с ними мы пройдём под утро

в светлый мир волшебной красоты.

сквозь дождинки будет им не трудно

вновь свести поднятые мосты.

и тогда сквозь музыку капели

прозвучит старинный клавесин.

спите, дети, сны осоловели.

пусть вам снятся сладостные сны,

где придёт к кому-то мальчик-с-пальчик,

Золушка иль бабушка Яга.

кроткий тролль умаялся обманщик,

обещая сказки до утра.

но пришла капель шептать на ушко.

сладко спится нынче малышам,

и война отступит с крупорушкой,

и наступят мир и тишина.

спите нежно в койках января.

за окошком зимняя заря.

Веле Штылвелд: С боку припёка, часть восьмая

Веле Штылвелд: С боку припёка, часть восьмая

Ирина Диденко: Графика

- Женя, - всякий раз обрывали её строгие и какие-то одноцветные дамы, -  прикуси язык… Просто язык прикуси, Ёжик… 

И Женька замолкала. Но слава о ней гремела по всему интернету.

Хотя флегматичную Женьку никто и никогда не наказывал, тогда, как она сама наказывала себя, и всякий раз требовала стричь себя наголо, под мальчишку… Памятуя свои ещё недавние больничные будни, во время которых её лечили от педикулёза и всяческих нажитых на улице язв,  а на улице однажды её и нашли, да так толком и не установили: кто она и откуда… Установить этого у скрытой девочки так и не удалось, даже тогда, когда она с годами расцвела и стала красивой русоволосой девушкой… Правда, ну очень не маленькой, но при этом у неё всегда был целый отряд юных ухажёров. С ними бы она и ушла в жизнь в какое-то узкопрофильное ПТУ, откуда уже и выбиралась бы в жизни самостоятельно. Но однажды с нею случилась любовь, о которой расскажем здесь ниже.

Но для Шкида она стала самым настоящим опекуном до конца пятого класса, и никто из старшеклассников не смел к нему подойти и, например, заставить попрыгать на предмет звонкой наличности, то есть тупо предъявить свои карманные негромкие денежки, чтобы их затем планово конфисковать.

Для интернетовской малявки это была большая привилегия. Тоже было и в столовой: и там она следила чтобы Шкиду назначали дежурить по столовой не чаще чем у других. Ведь для малявок собирать гранёные стаканы липкий поднос и тащить их на мойку, не всегда было самым простым заданием: двадцать стаканов на подносе были конкретной тяжестью, а ко всему мимо них проносились самые сумасбродные существа.

Однажды, когда Шкида нёс на посудомойку такой вот поднос, мимо него тогда уже пятиклассника, промелькнула крохотная головка какой-то безбашеной первоклассницы с косичками и белыми бантами. Голова девчушки оказалась на уровне подноса, и тот рассёк ей маленький очаровательную лобик. При этом все стаканы со страшным рёвом грохнулись на пол, и не случись в тот трагический миг Женьки и накаченных улицею рук, девчушка могла бы и просто лишиться своего хрупкого маленького здоровья.

Крутой калач Женькиных рук просто вырвала малышку из трагического цейтнота и тут же Ёжик утащила раненную неваляшку к Надежде Филипповне. Всё это произошло так быстро и жутко, что никто толком так и не понял, что на самом деле внезапно произошло на шумном и мокром месте в центре столовой.

Прибывшие тут же врачи спешно вызванной скорой помощи тут же наложили девочке свой медицинские швы и скобы.

На счастье первоклассницы раны девочки оказались  очень поверхностными, и уже через год памяти о них почти не осталось, но зато сих пор сам Шкиде все ещё помнил Люсю. Хотя ни крошка Люся, ни сам Шкида, ни сновавшие по залу многочисленные малыши и малышки, которые стали причиной её ранение в голову, никогда больше об этом не вспоминали, и продолжали жить в своих несоосных мирах без претензий друг к другу.

Хотя по ночам эта Люся времена снилась мальчишке в виде маленькой птички с болезненным детским лицом невольной девочки-жертвы. Права, только сначала она была в крови, а затем уже проступала в виде странной тени только в серых или чёрных пятнах- тонах, которые услужливая память хотела просто  наложить на пролитую Шкидою кровь. 

С тех пор девочек с чужих классов он сторонился. Они были за границами его жизни, но, правда, до времени, пока жизнь не связала его с Мелким.

И вот тут-то все началось. Правда, к тому времени сам Шкида был уже в седьмом классе, и опекал его пришедший на смену Женьке Ёжику - Мелкий.

Обычно в субботу после шестого урока старшие интернатовцы самостоятельно разъезжались либо растекались по своим настоящим домам. Но однажды Шкиду вызвали к старшему воспитателю, и Виталий Остапович предупредительно сказал ему, что в эту субботу он останется в интернете.

- У тебя. Шкида, приболела мама: она сейчас находится в женском отделении районной больницы, куда тебя даже носом попросили не соваться. Усёк? Не пускать или пускать в палату – это привилегия медицинского персонала, но из того, что ты должен знать, в принципе у твоей матери почти ничего страшного. А почему не пускают, то, во-первых, это женская больница для взрослых. Нет. Не тюремная, но строго женская… Так что на эти выходные ты остаешься в нашей сиротской группе. Не реви, сам ты не сирота, но вот группа сиротская. Впрочем, все это как к тебе пришло, так и уйдет… Но только не в эти выходные..

Только через годы Шкида узнал, что в это время его мать подозревали в криминальном аборте, и хотя, даже сегодня, по моему взрослому мнению это было делом самой женщины, но в те годы матери Шкиды - Тойбочке грозила уголовная статья, и доступ к мамулэ был ограничен даже на больничной койке.

Делать было нечего. В Шкидыной  семье и его дед Наум был крепким сидельцем, отсидев свою сталинскую десятку ещё в предвоенном Гулаге. Правда, дело было ещё до войны, а сейчас дед Наум был кавалером двух  орденов Славы.. Но это не помогло ни бабе Еве, ни ему самому, по сути двоюродному дядьке Тойбочки. Так что никакой родственной опеки  за Витькой на эти выходные орденоносному старику не дали и при этом ещё и предложили держаться подальше и от своей падчерицы, и своего интернатовского пасынка.

Так я и попал в тот самый внутренний интернет, такой себе интернат в интернете, который начинался с того что к шести часам субботнего вечера всех нас, постоянных и временных «выходников» собрали по списку в актовом зале и провели инструктаж.

Он касался всех, но 95% собравшихся знали прочно всё для себя наперёд. Тогда как мне ещё только предстояло узнать, что на эти выходные я невольно причислялся к элитным отбросам, как сами себя называли при-интернатские сироты.

Все мы, по крайней мере, на эти выходные становились единым коллективом, и перебирались спальные палаты при  изоляторе на территории санчасти. На выходные именно здесь в изоляторе на правой стороне оперативно разворачивались две девичьей палаты, а на левой левой стороне изолятора три мальчишечьи палаты.

Так я и оказался среди этих малознакомых мне разнокласников, где ещё прежде оказались здесь и Мелкий, и Женька Ёжик, с которыми я уже был прежде знаком, тогда все остальные сироты подтянулись сами по себе, словно разделяя еще одну детскую боль и трагедию.

Вечером в кабинете физики исключительно для нас опустили какой-то почти тайный экран, и прокрутили всем нам какой-то приключенческий фильм, а  за ужином всем нам ко всему испекли пышный пирог из глины, как его тогда называли, из-за того что он был густо пропитан и напомажен дешёвым  сливовым повидлом.

В ту же субботу сразу после ужина нам разрешили идти в изолятор и неторопливо готовиться ко сну. И вот тут-то и началось очень интересное мероприятие известное в нашей среде как мен, меньчик. Ведь всем давно и прочно было известно, что в любом возрасте окрестному человечеству непременно нужно сейчас что-то особое… Но вот это на сейчас водилось почти у всех в левом кармане, то есть почти у каждого за неделю были собранные особые безделицы: побрякушки и  мелочь высыпались на незанятую кровать, и возникал школьный общак.

Только вот жаль, что  в СССР по выходным не работали промтовары. Так что до других вещиц которые выкладывали в общак  все со своих схованок и карманов, где там среди прочего были всяческие значки, кулончики и прочая ерундень в виде фенечек, цепочек и крестиков нагрудно иконных, порой принадлежавших прошлым генерациям нынешних недомеркам народным. Последние ценились особо. Внешне копеечные, они,  тем не менее, были под строжайшим запретом и на них можно было поменять у интернатовцев из большого шалмана  различные сладости - от кусочка домашнего пирога до всяческих леденцов и конфет.

Если дело приходилось на позднюю осень, то ещё можно было совершить налёт на соседний совхозный сад, который к тому времени стоял уже полон налитых сочных яблок, часть из которых тупо уходила нам жрачку, а где-то как-то  иные яблоки оптом меняли то на банке с вареньем, а то даже на какую-то домашнюю наливочку. Правда, самогона малькам никто не продавал, так как  в те годы зверствовала милиция, которая алчно была просто  влюблена в социалистическое общежитие. 

Увы, Женька Ёжик так и не вписалась в него и вскоре после определенных жизненных перепитой смело ушла на зону, с которой сроднилась на долгие годы… Сам я иногда вспоминаю годы её не детской опеки над собой. И тогда я грущу. Ведь эта несносная мальчик-девочка с жуткими бородавками на руках,  как ни странно, очень часто заменяла мне и старшую сестру и даже мою сверхидейную, но по сути глубоко аморальную мать, которая любила являть себя на правах житейского прокурора и титульно отвечать за всю советскую власть, о чём расскажу чуточку позже

А Мелкий в малом интернате вечно шустрил и рисовал  целые колоды игральных карт,  играя в них с такими же как он пацанами, пока очередную колоду не изымал всё тот же зоркий Виталий Гестапович, который обычно при этом сетовал:

- Эх, Мелкий, выставить бы все твои карточные изделия на тюремный аукцион где-нибудь на большой зоне – цены бы тебе и им там не было…

- Поверьте, Виталий Остапович, я так до конца жизни не буду! В тюрьму я просто не сяду. Я ее уже сейчас прохожу.

- Да ты еще спасибо мне за это говорить будешь, малявка! А пока ротик бум!

- Вот видите, Виталий Остапович, - не унимался зарвавшийся Мелкий. – Сами посудите,  какое богатство идёт к вам от меня прямо в руки. А вы всё время ругаете меня…

- Богатство, говоришь… Да я если тебя только за учебники попрошу рассчитаться, то ты за жизни за них расплатишься. Так что дуй отсюда, Мелкий, и у меня под носом больше так не греши!

И Мелкий словно на попутных парусах дул подальше от всяческого надзора. Тогда он и научился подворовывать у пассажиров троллейбусов, и стал самым юным городским шлопером. А затем однажды просто сбежал из интернета в свою в последующую неправильную, короткую, но крайне витиеватую жизнь. Впрочем, на него как и положено, подали в розыск, но как говорится, ищи ветра в поле, да только вольный выберет волю. Делать тюремные пэтэушные табуретки Мелкий не захотел.

Веле Штилвелд: ПРИТЧА ПРО ЧОРНОГО ДРАКОНА

Веле Штилвелд: ПРИТЧА ПРО ЧОРНОГО ДРАКОНА

Графіка Ірини Діденко

Якось прийшли в Піднебесну жахливі часи. Зло, що зійшло з Неба, затьмарило земні дні, і Землю оповив морок... Гіркі старописи правди, і читати їх може не кожний. Але подібне було колись, і від минулого вже не відсахнутися.

Коли закрили очі останні волхви Піднебесної, колись сонячної та барвистої, сонцеликі духи померли, і повсюдно зацарювало свавілля. І від краю до краю величезної імперії запанував тяжкий смуток.

Винен у тому був упавший з неба Чорний дракон, що залишався, як промовляють старописи, жити в Піднебесній. Оселився проклятий плазун на сумнозвісній Чорній горі, на якій від самого створення світу мешкали пожадливі 

недобрі духи, що нудьгували за всесвітнім Войовником.

І в ті страшні часи він до них прийшов, і темні духи підпорядкувалися волі його і утворили чорні полчища. І в найкоротший термін оточив Чорний дракон усю Чорну гору незліченним воїнством лицарів зла і ночі, яких не приводив із собою з Космосу, а просто знаходив на Землі. Але всього цього було лиходієві мало.

І наказав Чорний правитель посилати до нього в межі похмурої Чорної гори від кожної провінції Піднебесної по сто найшляхетніших вояків і по сто найчарівніших дівчат. І з усіх меж великої імперії потяглися до гори нескінченні траурні каравани. У цих караванах приречено йшли сміливі юнаки і везли найвродливіших юнок, вбраних у білі жалобні шати.

У тих же караванах везли зброю і харчування для грізного чорного воїнства. Повставати проти заведеного порядку ніхто із приречених не насмілювався. Так тривало довгі тисячоліття...

І чим більше приходило приречених у межі Чорної гори, тим більше в самого дракона ставало чорних воїнів і поплічників. Тому що не припиняв космічний прибулець життя своїх полонених, а тільки випалював їхні душі, вертаючи в рідні місця тих чорні загони все нових і нових прибічників зла. І були тепер серед них не тільки дорослі лицарі, але й діти, і їхні колись прекрасні матері, інколи навіть з немовлятами. І заполонили вони собою країну...

Та настав рік і день, коли з різних провінцій, у різних караванах приречених, із найбільш віддалених і відторгнутих меж імперії, абсолютно не знаючи один одного, підійшли до меж Чорної гори двоє юнаків і одна дівчина, для котрих, як і для кожного, було визначено персональну мить страти, від якої, здавалось, їм вже нікуди не подітися... І у Піднебесній незабаром пізнали їхні імена: Конґ Хунґ, Хунґ Хонґ і Лао Лінґ... Вони були першими, хто насмілився повстати проти тисячолітнього зла, що коїлося в країні...

Вони опинилися поруч у нескінченному потоку приречених, що прямували ланцюжком суворо по одному на вершину Чорної гори. Там, як кажуть, було встановлено Чорну плаху. Ніхто нічого більш конкретного про неї не чув... Так і йшли вони по одному: юнак, дівчина, юнак, дівчина, юнак... Безропотно піднімалися вузенькими східцями з чорного мармуру просто до місця безвихідної, невідворотної страти... Кожний ішов на страту сам, і помирав, мов у камері-одиночці...

Але вперше за довгі похмурі тисячоліття Конґ Хунґ простянув руку Лао Лінґ, а Лао Лінґ простянула її Хунґ Хонґу... Так і вийшли вони до ешафоту.

Ефект вийшов химерний. У тому місці, де звичайно стояв один приречений, зненацька виявилося троє...

Просто у вічі їм люто втупився Чорний дракон. Над Чорною пагодою чорні служиві духи ритмічно вдаряли у Чорний катівський бубон.

Весь цей час дракон бездієво дивився на приречених. Раптом в очах його спалахнув синьо-кривавий блиск, і з пащі вирвалася вогняна коротка блискавка. Стояв би тут зараз один приречений, блискавка миттєво спопелила б його крихку душу. Але на страту несподівано вийшли троє, і жало блискавиці заметалося між зненацька виниклою триєдиною душею, сил у якої виявилося значно більше.

Через мить Чорний дракон втомлено заплющив очі. Він зробив рівно стільки, скільки вистачило б для вбивства однієї людської душі суті. Тепер дракон відпочивав, вважаючи, що і на цей раз зруйнував добре земне начало і поневолив безвільну сутність бранця свого.

Катівський бубон замовк. Слід було відходити з місця страти зім’ятій і переплавленій суті, що всотала зло і перейшла на службу Злу. Але замість цього з вершини почали спускатися троє: Конґ Хунґ, Хунґ Хонґ і Лао Лінґ... Їхні душі тільки обпалило всесвітнє зло, але не поневолило і не перетворило на своїх лицарів і сатрапів... Віднині всі троє знали, що чорні лицарі і їхні юні дружини, що народили їм таких же чорних душею дітей — це учорашні приречені, якими навіть найвіддаленіші провінції платили данину Чорному володареві Піднебесної...

І тоді всі троє вирішили боротися зі Злом, витоки якого і сумні наслідки були їм тепер чудово відомі... Не добрі і не злі, а лиш обпалені злом, вони викликали на бій чорні полчища.

І був призначений бій у Чорній печері, де колись раніше жив інший дракон з іншого страшного часу, давно загиблий від старезності та каяття... Але це був дракон з іншої легенди, і про нього вже ніхто не згадував...

План був простим — обпалені злом заманювали чорне воїнство вглиб забутого підземелля, а після цього завалювали камінням вихід і запечатували його чарівною печаткою. Печатку цю зібрали по крихтам із виплаканих людством сліз, гірка сіль яких зростила небачений раніше кристал, яким слід було запечатувати печеру ззовні.

І тоді обпалені злом довірили Конґ Хунґу залишитися і поставити цю печатку слідом за останнім чорним воїном, який увійде в підземну безодню. Так і трапилося...

Все Чорне воїнство виступило проти відважних Хунґ Хонґа і Лао Лінґ, а Конґ Хунґ запечатав хід у печеру кристалом... І почався бій, закипіла битва, а в цей час на вершині Чорної гори залишений всіма помер Чорний чужеприбулий дракон... У земного зла знайшлися нарешті свої ж земні опоненти, і живити зло косміта стало більш нічим...

Можна було б тріумфувати, але заплакала тут опалена злом самотня душа Конґ Хунґа, як тільки зрозумів він, що разом зі знищеним злом помре і все Піднебесне людство... І ці гіркі сльози проточили наскрізь кристал, що замикав вихід із печери... Розтопили ледь-ледь, але цілком достатньо, щоб до Чорної печери просякнув найзвичайнісінький тонкий промінь світла і відділив Добро від Зла в кожному з присутніх у ній...

Струснулись гори, на родючі раніше рівнини прогуркотіли гірські каменепади, і з-під них із величезними втратами виходили в'язні, що зберегли в собі Добро, бо зло, спечене дзерклом правди, загинуло в них назавжди. Та душа Конґ Хунґа так і залишилася опаленою Злом. Люди вижили, і тепер його колишня теплота нікому була не потрібна... Вони вже не пам'ятали зла, завданого їм раніше, не пам'ятали, як загинули відважні Хунґ Хонг і Лао Лінґ, а от Конґ Хунґ залишився для них живим докором совісті, і вони зненавиділи його...

І тоді Конґ Хунґ зійшов на Чорну гору і більш до людей не вертався... І тільки відголоски чуток про нього ще довго блукали між нащадками тих, кого коштом власної відторгнутості відродив до життя вигнанець-анахорет... Злий і Добрий, Добрий і Злий, що так і не знав більше, на чиєму боці він все-таки опинився...

березень-квітень 2001 р.

Юрий Контишев:«Мадам,уже падают листья, или - сон после взрыва», авторск...

Юрий Контишев: «Мадам, уже падают листья,  или - сон после взрыва»,
 авторский текст, музыка А.Вертинского

Я помню, как ядерным взрывом

Грозился сосед - конвоир.

Японцы, как я, Хиросимой

Закрыли беседу за мир.

Ко мне подошёл марсианин…

Я – чисто - на ихнем – спросил:

Куда ты намылился, парень?

И  выпал в осадок без сил.

Персидская внешность и смуглость,

Надеясь, что он - не араб,

Спросил я, конечно же, глупость:

А пейсы – зачем тебе, брат?

Он, в лужу ко мне нагибаясь,

Запел Марсельезы набат.

Я, лёжа, грустнел, вспоминая

Про марсовый - в яблоках - сад.

Затем опустели террасы

И с пляжа кабинки снесли.(с)

О, темы, слетевшие с Марса,

Куда ж вы меня занесли?

И  снился мне берег скалистый -

Зарёй разгорелся вдали,

И марсо-венеро-туристы

Землёю донецкой брели.

(с) – Вертинский А.Н. Цитата из  песни «Мадам, уже падают листья»