Веле Штылвелд: Мулясе мушиного короля, часть четвертая
Мы пили за её здоровье, за её светлую Днюху и вечные древние сказки нашего невероятного Города… А сказки, плотно подсев к нашему столику ответно шли за нами и словно бы тем окликали нас… Был среди них на правах почетного гостя и сам Мушиный король… Но нас нисколько не занимал…
– Чего бы вы себе пожелали? – Вежливо, но настоятельно решительно спросил он…
– Ну, подсмотреть за Зосей, – с оглядкой на жену осмотрительно пожелал я.
– Ну, тогда бы я подсмотрела бы за ними двоими… Если честно, это просто идиотский дуализм, а тем более на мою Днюху… Если что, то и по морде врезать бы Зосе… А этому, – обратился к моей жене предупредительно Мушиный король… – разве что больше не наливать…
– Нет, золотко, – возразил Мушиный король, – это тебе никак не поможет. Ведь они не живые люди, все эти его Зоси, Митьки и мало ли кто там ещё. Это не люди, золотко, а его образы. Так что, чем бы дитя ни баловалось, лишь бы в виртуальных мирах… Иное дело мое мушиное мулясе… Вот в нем всё в полный фарш ощущений… А муженёк твой попроще – всё время даже не работает, а только фордыбачит по стандартным «быкам»: у него вечная творческая привязка – если не к питерским митькам, то к швейцарским дадаистам, венским сионистам и львовским бабуистам, киевским контркультурщикам или Тифлисскими примитивистам, харьковским модернистам или одесским стилягам, керченским мореманам, бердичевскими хиппи или харьковскими футуристами…
– А почекунщики с пофигистами и халтурщиками, они-то чьи? – Тут же поинтересовалась жена.
– А мне почем знать? – парировал Мушиный король. – Все они родом из совка. Из тех, кому хоть однажды где-то как-то сказали:
– Встал и пошел, прямо на выход, вещами…
– По промокоду?
– Ага… Куда идёшь? На охоту. А где ружьё? Сзади несут…
– Ну и шуточки у вас, ваше величество… То есть, по-вашему, то получается, что в прошлые времена все было достаточно банально и пошло: пуля – дуля и весь пиетет…
– Эй, ваше величество, а куда-то моего понесло…
– Да не так, чтоб далече. Нет, он сидит здесь, а вот его присутствие осуществляется в скверики, что за углом, наверху… стоял достаточно странный монументальный новодел, посвященный туркменскому поэту, родом из восемнадцатого столетия Махтункули Фраги, ни к кому за всю жизнь так и не приставшему. По сути, духовному бродяге, из которого почему-то решил сделать эталон некой всемирной туркменской силобитонической поэтической яви… Мол и язык изобрел и под восточнославянские летописные первоисточники умело прогнул… Одним словом, погнали лебедей…
Мои нынешние земные друзья –
Эти космополиты и маленькие бродяги,
по планете бредущие мерным шагом.
Это рикши, и это стиляги
под Романтики вечным флагом...
Это фурыцы и акыны,
это странники сквозь года,
где однажды стать браминами
им получится без труда.
Но оттуда не возвращаются,
и покуда туда идут,
неожиданно воплощаются
хоть бы где – там, где их не ждут!
«Ворону жить семь столетий дано», – почему-то сетовал сам поэт. – «Времени ход нарушать не пристало»…
– Ну-ну, только и сокрушалась долговязая, неприглядная нынче лицом Зося. – Это мы еще будем посмотреть… Век-то нынче иной… Хотя, всё и прежде, как пописанному: «Мотыльки, любовники огня, кто из вас к блаженству не стремится?»… А если к этим блаженным да приложить мухобойку…
– Даже думать так, Зося, не смей! – внезапно заволновался Мушиный король… Забыла что ли иное: «дудку сделал я из тростника – ростовщик услышал должника»
– А ведь ты мне пообещал быть вольной царицей…
– Это от того, Зося, что пообещать-то тебе я пообещал, но только на фарси… «У меня в груди её стрела. Где она, души моей царица?»… Зосенька, где ты увидала в моем крохотном тельце эту однозначно огромную неземную стрелу… Это что по нынешнему байрактар… Красиво-то как… Но не более, чем метафора…
– Да для тебя самого, твое Мушиное величество, хоть что-нибудь а есть свято? Хотя бы вот это, мол, «за годами промелькнут года, новые возникнут города». Где они твои города, ваше величество?
– Зося, что за вопрос? Я же король! Слово дал, слово взял, снова дал слово, и снова забрал… Но всегда при этом остаются предисловия и послесловия… За них и держись… Новых городов я тебе, конечно, не подарю, а вот в старые подземные залы киевского спецхрана я тебя проведу. Если только ты будешь готова…
– Я всегда готова, ваше Мушиное величество. Только ради Бога, отцепи ты от меня эти огромные несносные серебренные мушиные крылья…
– Да они сами отвалятся, как только ты откушаешь мушиное мулясе…
– А до этого, чем ты меня, старый лиходей потчевал?
– Гостевым десертом с сахарной пудрой… Славно изготовленным впрок еще в восемнадцатом веке….
– Не самим ли Махтункули Фраги?
– Нет, зато его законной женой…
– Видно, та еще была стряпуха…
– Ты мне, Зося, поговори…
– Так убери с меня свои мушиные крылья!
– Так прикрой ротик-бум! Ведь это не я у тебя, а ты у меня на контракте… Видно, ты точно забыла: «дудку сделал я из тростника – ростовщик услышал должника»… Ну, да ладно артачиться. В спецхран так в спецхран. Вход прямо со спины монумента…
– А как мы туда войдем…
– Не войдем, а прямо на крыльях влетим! Я – на своих изумрудных, навозных, а ты – на своих грибных серебристых… Так что напрягись и погнали мушиный помет мимо царских ворот…
Астролябию в студию!!
И мушиный король, честное слово, как-то внезапно запел:
Вползает татуаж, меняет антураж,
эпоха входит в раж, ну что ты ей подашь?
Увядшую весну, угасшую мечту,
салонно вяло – «ню», а как же – я люблю?
А как не промолчать, но изрыгаешь рык,
ведь хочется кричать от эдаких вериг...
Фанерность бытия, приковка к давним снам,
где мчалась по волнам Аврора сквозь туман...
Но сонм из Эвредик уже повержен в ад.
И только сквозь тату взирает мир Наяд...
– Где-то я уже это слышала, – заупрямилась Зося. – Не ты ли, ваш величество, прежде заманивал этим нашу творческую молодежь в Москву, где и высасывал каждого, кто повелся до последней кровинки… И умирали они у тебя там в метро, либо на кольцевой, либо прямо на выходе… В никакой спецхран я с тобой не пойду… Я и без того знаю, куда прежде пропадали рукописи и дневники всех наших авторов от киевских сионистов до винницких бабуистов, от житомирских контркультурщиков до полтавских примитивистов, от харьковским модернистов до львовских пофигистов…
– Фу, Зося, тебя и впрямь занавозило, а ведь нам уже время перемещаться, так что либо сама а приросших крыльях своих, либо я тебя туда же перемещу, но уже в коматозном состоянии дурой безвольной…
В воздухе неожиданно зазвенело:
Беспричинные кисточки в небе,
рябь мазков шелестит чуть шурша...
Вдруг внезапно, как корочкой хлеба,
надломилась вселенной душа...
В ней ни слова, есть только тропинки
полуснов, полурадуги дней,
в ней ноябрь проступает снежинкой
и становится небо мудрей...
Комментариев нет:
Отправить комментарий