Веле Штылвелд: Исповедь допотопного ангела, ч.1

Веле Штылвелд: Исповедь допотопного ангела, ч.1

© Ирина Диденко: графика

Вот вы говорите: не спится. Двоякое чувство. Одним не допиться бы до чёртиков, вторым до ангелов. С зелёными-то всего проще. Тяпнут белой горячкой по маковке и упекут в смирительную рубашку. Запричитает жена, заохают соседи, а дальше пойдёт-поедет сыр-бор-разговор... Каждую каплю прежде выпитого измеряют на аптекарских весах, а, увидав все последствия, и себе за рюмкой потянутся помянуть раба, алкалоиды вкусившего...

Не то дело, когда ангелы снятся. Ведь не спится уже какую по счёту ночь. Тоже, наверное, алкалоиды что-то нарушили. Сначала вроде бы на зелёных рассчитывал, - потрясут, попугают, угомонят, а там как-нибудь и упокоят. Ан, нет, - не спится писательскому брату, и сны не идут, и во рту ни росинки.

Вместо всего этого попёрли с неба архиважные чины: одного несёт наземь полста душ упокоить, второго туда же - те же полста заново в ликах новорожденных миру явить; ангелы, что поменьше, злым особям во всяческих пробирках - хворобы, а важно-отважным во всяческих шкатулках - медали несут; одним словом - курьеры, курьеры, курьеры... Сталкиваются, сшибаются на лету, сплетничают. Забывают, за чем на Землю и посланы.

Тот пятьдесят покойников не угрёб, тот сотню-другую недоносков в абортариях сбросит, третий колбы с болячками на ни в чём не повинных особей выльет, а четвёртый - тот сдуру все свои наградные листы вслед за катафалками, а покойникам на что те медали? 

Смеются, редко кто обижается. Им, покойникам, в ангельские чины хочется.

Вот и идёт в Преднебесье тихий мордобой. Вот и кружатся на взвеси голубые да белые, серые да чёрные пузырьки перед глазами тех, кому ещё при жизни пространство открыто. Видел я эти баталии: серые тузят синих, синие тузят белых, а белые чёрным не спускают своего, да ещё и кукишами, кукишами...

Однако же, как только к небу дело доходит, чуть только у кого получилось подлететь чуть повыше прочих, тут же в одинаковые небесные мантии да мантильи рядятся - и уж хрен поймёшь, из каких кровей, от каких ногтей, по какой надобности... Короче, приспели на ангельские чины - и ладно. И плевать им уже теперь на тех, которые всё ещё свою серую, чёрную, синюю, белую правды доказывают. Правды - на то они и правды, что их много.

А что до ангелов - то никаким правдам у них подчинения нет. Вестники они - ноги в крылья, и на Землю: для кого во здравие, а кому и за упокой. Примелькались за несколько ночей - наконец, решил, что вздремну. Сморили они меня.

И вот на тебе: после всего увиденного явился мне один непутёвый - чёрт не чёрт, вроде как ангел, да уж слишком забубённый. Сел на краешек сна, ноги свесил, а обувка-то изношенная, небесные постолы штопаны-перештопаны. Пузцо душевное подвело, а от света небесного один только проблеск. А ко всему кадык синюшный над всем его образом превалирует.

“Ангел?” - спрашиваю.

“Допотопный я”, - отвечает.

“Это отчего ж тебя так назвали?”

“Главной так решил. А его решение кто оспорит? Да, и я как-то смирился. Прежде на Землю наградные листы таскал. Вроде бы и ничего работа, особенно во время войны. Война одна, армии две. По обе стороны войны мироеды, снабженцы, полководцы - та ещё братия. Вот для них и таскал, а сам присмотрел, что у обозных да тыловых и юшка пожирней, и жизнь посноровей, и на славу их женщины внимание обращают.

Вот и смекнул я, что и себе на небе надо бы в обозные да тыловые податься, особенно после того, как столкнулся с ангелом, у которого выбил из рук пробирку с бубонной чумой. После того столкновения явился на небо весь в шишках да ухабах, хотел чумным чудачком прикинуться. Беда вот - не удалось почудесить - чума к небесной плоти не пристаёт. Но один из начальственных заметил моё усилие: смекнул, что я ещё тот ангелок, и назначил допотопную бадью сторожить.

А это, скажу тебе, такое древнее чудо, что винная бочка - только со всех сторон подтекает. То тайфунами, то ураганами, то штормами. Моя задача, чтобы вся сразу целиком на Землю не грохнулась, поскольку нового потопа Старшой вроде не назначал, а вокруг бочки живность всякая небесная, амбре, профитроли из душ заблудших, иная всякая снедь... Блаженство, но скучно. Так скучно, что нет-нет, да и сядешь на плот небесный и поплывёшь по хляби непролитой, и усомнишься: а неужтоль и Землю зальёт!