Веле Штылвелд: БЛОНДМИССКА или ЕХАЛИ МЫ, ЕХАЛИ… ч.6
Ирина Диденко: «Блондмисска» - графика
А что же до очередного провинившегося перед Лориком Кицеманом? Многие порывали, хотя и стоило это немало. Но в Киеве были и другие “профи”, и всё было в том мире по-вязано.
Библейское "уходя уходи" не проходило. Уходя, раствориться было нельзя. А у каждого из живущих был на земле паспорт, а в нём прописка, а очень часто прописку менять было нельзя. Были жёны и матери, были отошедшие от суетных дел отцы, и, наконец, были дети. На них возлагались надежды...
Короче, отход от дела стоил не всегда одинаково, но никогда не менее “тонны”. В таких случаях мы с Дорфманом просто ездили по адресам. Мы не были ни рэкетирами, ни ин-кассаторами. Но после нашего посещения гарантировался личный земной покой и мир вашему дому.
Что было в иных случаях, мы просто не знали. Иные же, уже наказанные, ни с Лориком, ни с делом не порывали в силу неустроенности судеб. Такие после наказания получали даже больничные. И вот тогда, случалось, какой-нибудь цеховик пускался в загул, и по этому поводу многие прочие посвящённые или наслышанные могли съязвить:
– Посмотрите на жизнерадостность Лёвы! Он получил подъёмные от дяди Жоры.
В такие минуты подлетевший цеховик горько молчал. Порой и покрутить этому парню у виска ему было нечем. Тот самый палец, которым обычно крутят, лежал у него теперь в коробочке из-под метиз до времени, когда такие, как он, расквитаются с дядей Жорой и вобьют в него свои рёбра и пальцы. Но не пришлось…
Дядя Жора умер скоропостижно, и хоронили его степенные люди. Надрывали сердце тоской подольские лабухи, раздувались щёки у трубачей, надрывно рыдала вдова.
– Кого хоронят? – с почтением перед смертью спрашивали немногие прохожие. Осталь-ные суетно пробегали по-прежнему мимо.
– Хоронят сапожника-инвалида, – угрюмо отвечал дворник. И от себя добавлял: – Ред-чайший случай, ни в жисть не пил. Только и бед человеку было, что культяпка вместо ноги. А силёнок хватало. Да, вот только инсульт, будь он трижды неладен.
Похоже, и в самом деле дядя Жора скончался от гипертонического приступа, да вот только всё ещё поговаривали, что в последний свой час тюкнулся головой покойник не об косяк своей двери в мастерской, а об обух топора, где только и нашёл...
А в мае вдова дяди Жоры вполне опрятно вышла вторично замуж. С видами на сожи-тельство с ней грешно настаивал пьяница Кристофор, грек-пиндос чистых кровей и пре-красный сапожник.
После свадьбы они зажили мирно, сыто и непробудно пьяно. Клиентура дяди Жоры от Кристофора не отошла. Обувка в Киеве по-прежнему рвалась, и работы греку хватало. Только Лорчику было указано на двери, и, честно говоря, он даже вылетел в проём до-машних дверей, и косяков дверей не порушил. Обиду запомнил крепко, но из-за светлой памяти к дяде Жоре Кристофора не трогал.
С тех пор вздохнули и цеховики. В империи целлофаночников началась перестройка. Они уже готовы были выпускать прокатные станы под четырёхцветный линолеум, и Кицеман без полиции нравов их даже устраивал. Ведь никто не сбрасывал со счетов, что у таких, как Кицеман, вся атрибутика теневого гешефта. Голова, деньги, связи…
На похоронах дяди Жоры мы с Дорфманом таскали на себе гроб. Было с нами ещё не-сколько парней. В квартиру после милицейского и медицинского освидетельствования пришёл старик кантор из синагоги.
Он пел старческим надрывным голосом, напоминавшим блеющего козла. Но, правда, он и сам был наслышан о своих вокальных данных, и безобразное пение стояло в квартире ровно столько, сколько его могли выносить.
Как только из глаз Кристофора перестали капать нечастые крупные слёзы, кантор смолк, снял ермолку, расстегнул талас, сказал по-русски: “Спасибо”, и сосредоточенно подсел к столу.
Поминать дядю Жору Лорик прислал молодёжь. Самого его не было. Он был в роли Ку-кольника. Где-то по телефону всё хлопотал о месте на кладбище, качестве гроба, об ан-самбле лабухов из киевского объединения музыкантов, где имелся свой Агасфер, вер-шивший судьбы молодых дарований.
Теперь на поминках все они шумно пили и ели, было даже весело, уже кто-то порывался “вжарить” украинский народный танец “семь-сорок”, но новоиспечённая вдова строго уня-ла страсти и к одиннадцати вечера всех, кроме Кристофора, выпроводила за дверь.
К двенадцати – дядю Жору забыли. И только два неопытных лабуха, перебравших, про-вели ту ночь в вытрезвителе…
Кто-то спросит, а к чему здесь блондмисска, вся эта прелестная Елена Петровна Думай-ленко из областного города Суммы?
Придется ответить. Кицеманшей и королевой мира она так и не стала. Ещё во время по-минок дядя Жоры она сползла случайно под стол, где и обнаружила молодого пьяного лабуха Мишу-Мойшале, отпетого шлымазла, но рассуждать по этому поводу не захотела и вскоре расписалась с ним в Центральном столичном ЗАГСЕ и даже пошла под хуппу, поскольку холапуп бы она вертеть уже не смогла...
То ли Тюфяк Дорфман, то ли ваш покорный слуга, то ли ещё Б-г весть кто были тому причиной... Вскоре в Чикаго у блондмисски и Мойшеле нашёлся маленький Изя, но это была уже совсем другая история...
Конец
январь 2023 года
Комментариев нет:
Отправить комментарий