Веле Штылвелд: В безпридворном ротозействе

    

                                            Веле Штылвелд: В безпридворном ротозействе И кот Баюн сначала срёт в лоток затем, чтоб непременно обоссаться. Империи урок навек жесток - украинцы уроков не боятся. Империи отвbсшие сосцы вскормили нас безверием без страха, мы выстоим, а что же до крови, то кровь не чтут обычно вертопрахи. Под тексты песен меряют канву того, что происходит на Яву! Когда эпоха ставит всё на кон - рыдают даже ангелы с икон. Когда поёшь ты Гимн родной страны - его слова получше разбери, и заучи слова на каждый день во имя счастья внуков и детей. Когда же мир с тобою запоёт, тогда поймешь в чём сам ты патриот! * * * Выжигает время клейма, как проталины в снегу... Мир стареет, наше время умирает на бегу. Батерфляйные сюжеты да стрекозий бумбараш – были ль не были, ан, нету – сдан эпохи антураж. Приезжают со столицы, той, что в памяти жива поэтические львицы разбитные в буфера... Ах, маржа столицы сирой – бабий бунт на вираже, повторяют строчки-дыры на град-киевской меже. Причитают бабы-дуры, сочно рифмы говорят – в каждой ритме соцкультуры угасающий обряд. Понаехали резвиться поэтической гурьбой – время взять бы да напиться, не поэзия – подвой! Под рассейскую культуру подвивают тетки нас, прут свою макулатуру, а она в кислющий квас. Нет уж, нет уж, враки, баста! Опоздала навсегда и легла под ноги пластом каста сирости себя. Мы её похоронили в том столетии уже и себя определили в ловчих счастья в витраже... Тот витраж – в крупицах горьких – наш очаг испепелил, но родил цветной да звонкий поэтический мотив. Не в Торонто, не в Рассеи, не в иных приделах зим. Наши души индевели, и рождался новый Рим. Без притворного затейства, без придуманных страстей, не дожив до благоденства, становились мы взрослей. И ковали наши строки под упругим сгустком дней, и прошли, хоть не пророки, через горе и елей. Нет уж, нет уж – враки-кваки опоздали навсегда лет прошедших забияки и луженая моржа. Отмороженная в стужу, дух империи храня, нам поэтят тетки в лужах. В душах теток сих – херня!