Веле Штылвелд: Птичий остров, фен-исповедь, часть 2

Веле Штылвелд: Птичий остров, фен-исповедь, часть 2

Такие авторские открытки обычно шли по десять рублей, хотя сам Валентин в дважды рождественскую пору с 25 декабря по 7 января - просил за них по двадцатке... Что и говорить, сексу в ту далекую пору не было, а рождественские эротические открытки были... И даже очень, и был Валентин - маленький, медальонно-демонический, и было, было, было...

- Не ностальгируйте, - вмешался вдруг маленький человечек. Я тут же признал в нём мастера Тхена. Того самого, который был норов+ым во всех прошлых моих сновидениях. 

- Не ностальгируйте, и пальто Валентина вам ни к чему... Оно будет тесным на вас и на острове неуместным. Там выдают  паланкины для постояльцев. Все что вам надлежит знать и ведать - только то, что вы постоялец.

- Значит, как и всегда, как видно, потребуется ориентация на месте, и в потоке внезапно возникающих обстоятельств. Свои кортеж+и, свои жизненные переменные, свои житейские параметры…

- Да, да, ведь прежде вы преподавали школьное программирование?

- Нет, информатику с простейшими азами алгоритмического языка.

- Только не обижайтесь, в любом случае, вам привычно размышлять чрезмерно логически. Так что не перетягивайте одеяло сна на себя и всё будет путем... Вам, право, понравиться...

- Ну, разве что... - я согласился и закивал головой как фарфоровый китайский болванчик...

- Чай-чай, пейте цай! Это будет виртуозно логично!..

Говорили ли так, или так мне только казалось. Но мастер Тхен обычно замечал эту мою отмашку.

-Тогда просто следуйте в дом. Он на берегу. Это не первый дом на том берегу. Прежде вам снился некий подобный дом на юге Италии. Я туда доставлял ваших усопших и отъехавших на ПМЖ в США родственников. И как я вас тогда предупреждал, так и случилось... Ничего хорошего из этого так и не вышло.

И тут я вспомнил свой нездешний давнишний сон.

Двухэтажные бараки из ракушечника на взморье, где теперь проживают на Запредельном курорте баба Хана и дед Наум. Сегодня старик не по-земн+ому сердит, он едва ли не воплощение сурового еврейского Бога:

— Чем ты занимался в прошлой жизни?

— Пил. — Науму нечего мне ответить. Ведь я один из репатриантов из земного мира в мир Запредельный, а сам Наум — эмиссар по найму духовных рабочих то ли в Новый Вавилон, то ли в запредельный Нью-Йорк. Все вновь прибывшие живут в двухэтажных бараках, мое койком+есто на втором этаже, но уже сейчас требуется думать о своем насущном духовном пропитании, поскольку иное здесь больше не требуется, но требуется энергия, а в нашем бараке как раз срезают внешнюю проводку. Похоже, что и весь этот барак вскоре пойдет на слом.

— Так что, съезжаешь? Ну-ну... Этого и следовало ожидать. Эй, работнички! Приготовьте внучоночку моему топчанчик под черным крепом, перед дорожкой отоспаться и отдохнуть! И пусть не ропщет!.. С иными и не такое случалось... — под гомерические раскаты собственного хохота, старик удаляется, растворяясь в разом почерневших стенах. Оказывается, что до тех пор весь свет исходил прямо от него. Теперь о себе следует побеспокоится самому. Но вокруг непрерывный бег. Все бегут за эмиссаром, спасаясь от темноты, и только я сам почему-то слегка отсвечиваю, и потому замечаю, что именно на моем топчане оставлена сумочка моей американской тетушки Ады. Она — земная дочь Наума, эмигрировавшая в США еще в мае 1975-го... Очень странная атласная белая сумочка выполненная в виде девичьей попки в золотом обрамлении и с такой же позолоченной ручкой. Я открываю ее — зеркальце, не отражающее ничего, банкноты невидимых номиналов, две-три женские шпильки-невидимки и скомканный носовичек. Возможно, это ЗНАК. Я беру сумку и оставляю барак последним. Остаются только чьи-то голоса. Они скандалят до тех пор, пока не происходит полное разрушения нашего недавнего постоялого места. Теперь я и негры сторожим по ночам дом какого-то пришлого чуда-юда и его старой земной жены, той еще ведьмы. Она наведывается сюда редко, но как только наведывается, сразу увольняет весь спецперсонал, и от этого негры в страхе. Но этот страх так и не передается мне.