Веле Штылвелд: Сага о марсианском посланнике

Веле Штылвелд: Сага о марсианском посланнике

Мыслеформы: самому себе на заметку от себя же чуть прежнего. Больше камней, чем на обретенной жизнью литературной ниве я более не встречал: ни от обстоятельств, ни от людей. Фабулу повествования отыскивать сложно. Нет, как вам покажется тот очевидный факт, что где-то в Алжире, в самом центре пустыне Сахары во времена недавнего французского колониализма в конце сороковых годов разбился марсианский корабль. Или, вернее сказать, космический зонд, но с выжившим астропилотом. Вы, наверняка, о том не слышали. А вот местные охотники-триглодиты - те да, не только слышали, но и от взрывающейся приземлившейся капсулы отволакивали беспомощного длинноногого марсианина.

Вот и выходит, что сюжет этого внешне примитивного рассказа – всего лишь рефлексорная реакция. Тут я вынужден был употребить этот термин еще и потому, что именно мне предстояло отреагировать на как-будто бы случайное сновидение, возникшее словно из окрестного ноосферического ссора.

Привычно пребывая на универсальной для всех поэтов волне, я как-то прежде даже связывался с ним, и вот тогда мне вот что он неторопливо поведал. Прежде всего, о пилоте тамошнего космозонда. Он прибыл на землю в статусе Хранителя то ли Традиций Солнечной системы, то ли Наблюдателя с правом проведения локальной коррекции, то ли неким иным Макаром, но автохтоны Сахары его приняли за своего. И дышал немного, и пил и того меньше, и крепок был, и вынослив, и не стонал при явном ощущении дискомфорта, и чин, как видно, прежде имел немалый, но дал наколоть у себя на груди некий местный слоган, и при этом терпелив был до предпоследнего хрипа. Так и появилась на груди у него наколка, набитая надрезами кончиком грубо выкованного копья.

С тех пор и жил про глаза в Сахаре, а за глаза, то и дело по всей Земле куролесил: принимал дела, карал непокорных, журил бестолковых, являлся в сны тем, кому надлежало в очередной раз вести вперед человечество. 

Там во сне в один из дней моего счастливого советского детства мы с ним и познакомились. Он даже, помню, представился:

- Нган: туарег и марсианин по совместительству, - и предложил свое покровительство. В детстве же все мы, земные весьма доверчивы, вот я ему и доверился. Хотя и говаривала ворча бабуле Хана, что именно из-за таких в прошлом случались соляные столбы. Но у меня самого к тому времени к Нгану такое доверие образовалось, что строгое ворчание старенькой Ханы раскалывалось об это доверие как грецкий орех о камень преткновения.

 -  Мудрец, - обычно говорил я ему, хотя,  впрочем, такая кличка в Сахаре не прижилась.  - Ты сейчас на меня намекаешь, -  спрашивал я его о своем очередном жизненном затруднении.  - А?

- Да нет, что ты. Кабы я намекал, то тебя бы уже давно в мышеловку глупости заманил.

Вот Нган и научил меня мысленно волочится с ним по Земле, и с тех пор, где только с ним я не побывал, в каких ситуациях ни был, но всегда получалось выходить чистёхонько сухим насухо, поскольку особого участия мое сегодня бы сказали виртуальное присутствие не требовало. Здесь уж точно по-жречески: пришел, увидел, растворил с самом же себе все доопытные априорные предощущения.

Но при этом опыт копился и однажды Нган возвел меня в ранг Дервиша, да с тем до времени и распрощался. А я на годы остался на Земле в одном из самых тоталитарных её уголков - тупо репу чесать. И вот что еще. Реальных земных туарегов-триглодидов  впервые увидал в экскурсионном уголке тунисской Сахары только в 2008-м году. А до тех пор я страшно завидовал Тартарену из Тараскона, но только до октября 2014 года, когда воочию увидал реальное нашествие туарегов в Париже.

В том месяце у них там был сильный наплыв, потому что караваны верблюдов, груженных чем-то вроде песка из самых продвинутых прежде допустынных промышленных зон перекорячили мирную доселе пустыню, превратив ее в тихий кошмар.  Такое вряд ли случалось уже лет двадцать. Кто-то их навел, конечно, на очередные карты некого пустынного пейсатого Пири Рейса, но подобные планетарные поиски прежде  не случались в наших краях.

Но в ту пору, вы только представьте, я уже сам успел получить от Нгана сан планетарного Дервиша, и после того просто оставался тупо и бесполезно сидеть, почесывая репу, не в самом приглядном для себя уголке планеты Земля. Однако, это Нган настоял, чтобы я здесь и оставался для чистоты планетарного эксперимента. Хотите узнать, а что было-всплыло в последующем, тогда, добро пожаловать – нхат пси зордак, и ответное лаутроп в мир бредущих по пескам караванов памяти.