Веле Штылвелд: Молитва Девочке и др.

Стихи рифмуют коды – не зная их, не лезь
в ту степень несвободы, которая не здесь,

в ту меру соучастья, в которой нет тебя

у самой кромки счастья на грани бытия…

• Валентина Орлова Спасибо
• Виктор Днепров:

"не они питают день всегдашний,

а обычный дождь, что в декабре

мерным хлипом орошает пашни,

чтобы сила вызрела в зерне."

Уражаюче. Респект!

• Веле Штылвелд неужели вспомнили? спа-си-бо... значит что-то отстоялось во времени! мне меня же цитировать... это для поэта чесслово - счастье!
• Виктор Днепров Виктор. На память не помню. Но осталось впечатление от прочитанного. Слава всевышнему, инет под руками. Особенно запомнился тот дневник в сонетах.
• Веле Штылвелд спасибо, сонеты єто моя вечная любовь, но не дотягиваю в теории со всеми этими канонами типа -тезис, антитезис, синтез... это очень логично и убивает поэзию... но как только вижу что тяну на сонет, аж закимаю усердием, но вечно на троечку с точки зрения теоретиков. вот сейчвс зацепил шекспир... буду пробовать... на досуге... :)
• Виктор Днепров А я перекладатиму на українську. )) ОК?
• Веле Штылвелд оч.любопытно. на страничке людмилы годзюмахи есть украинский перевод шекспира. сама попытка гуд, но форма нарушена... жаль, хоть и красиво... пробуйте... удачи!

*     *     *

Залудили лудилово хари замудиловы

и тропой козлиною отошли в века.

Кто серчал да миловал, в том себя не силовал

на чужой подпушке лет будучи в зэка.

Эх, орлы-соколики, все вы славоголики

всем вам анаболиком счастья не примкнуть -

Лёлики и Болики, будущего колики -

прошлого майолики форменный капут.

Опустились загодя подле старой пагоды -

то ли Будда правит в ней, то ли Будулай.

И открыли речище предпасхальной Агоды.

Пироги мечи душа в жизненный раздрай.

Эх, орлы-соколики, заблудили начисто

и поныне более нет на вас Христа!

Да какого к черту здесь ждать от жизни ягоды,

если этой жизни всей - головой с моста?!

*     *     *

Ахзо, всё это так банально, как старый добрый Моби Дик.

И МобиКава не пасхальна, а просто жуть, что жжет кадык.

Но отовсюду мчаться тушки опрятно вычурных людей -

в жуть прошнурованных, в заглушках уже обкатанных затей.

Чертоги власти под пологом, кордон милиции во фрут…

А тут ещё отрыли Бога – на антресолях дрых он, плут.

Его отмыли и явили в церквях средь золота и риз,

но расспросить о том забыли, чего он вдруг однажды скис?!

И отчего вдруг котировки упали в ризнице с утра,

тогда как жизнь – она плутовка, и хоть обабилась чертовка, –

всё в ней вне пуха и пера….

Всё в ней по правилам не новым, но разве только моби_дрэк

под видом кофе бестолково гоняют парии в час брэк.

Здесь бомж мечтает на лужайке о сытом времени страны,

когда и голуби-зазнайки нажрутся хлеба и халвы.

Ну, а пока в пылу Форнетти жую с грибами пирожок.

Ведь обретаются на свете лишь те, с кем счастье невдомек.

И оттого в житейской хмури всё меньше солнечных людей.

Здесь наркоманы ищут дури, здесь светлых дней вожди уснули,

лишь ноют пьяницы: Налей!

Им после каждого причастья судьба моргает с комелька

чужого вычурного счастья несопредельного полка.

И только пятница на свете плетет усталости клубок,

и дел немереные сети всё ловят тени сутолок.

То, пропуская, то ныряя во все запретные места,

уходит полдень из трамвая в давно прошедшее вчера.

Где депутаты, те же трутни, устало свой корнают срок,

а их мечтательные будни упрямо лезут между строк.

И мироедничают, квасят, в Верховной Раде пляшут джок,

и нашу будущность колбасят, как постный с какой пирожок.

И обретаются к полудни в охоте к перемене мест

летят в Париж, в ночные блудни, чтоб сбросить будней Эверест.

Да неглиже с коханкой, дивой, кокоткой чувственной на час.

А утром в Киев – квасить пиво, являя депутатский глас...

и о бомжах, и о плутовках, и тушках праведных идей,

но прежде реконсценировка средь олигарховых людей.

Что говорят, о чем талдычат и сколько на карман кладут

в тупом корыстном безразличье

за голос, мимику, безличье иль безголосье в сей минут…

Так и живем, ахзо, банально, скукожив души и сердца –

пасхально и патриархально, поскольку в сказке нет конца.

*     *     *

Где-то в районе директорского очка гундосил школьный сантехник Клим Климович, да так, что его смачные рулады густо забивали пространство:

Вот это стыд, вот это срам – он наши мозги задолбал,

а мы стоим, как баранЫ и видим розовые сны….

Дервиш, пробуждаясь, записывает в поту:

– Смарта, по смартофону вторую вечность звоню… это Чизарцев... Позови Аниду Леонидовну...

Микки всю ночь ошивается в роли учителя труда без зряплаты.. С эксдиректором своей нынешней школы, бывшим одноклассником, с которым отсидел пять лет за одной партой – Колькой Качуром он вместо Клим Климовича чинно ремонтирует школьные туалеты... Попутно рассуждая с "дрэктором" о природе говна и усердно ищя в унитазах фекалии динозавров.

- Вот это смрад, вот это кал…

Экскременты формами и размерами в футбольный мяч на глаза так и не попадаются, но зато унитазы плотно забиты припятскими апельсинами и за ними все тянутся и тя­нутся худые руки киевских, надоевших в своем детстве, детей...

Дервиш и рад дать им апельсины, но фрукты уже зловонны, и Дервиш предлагаю их съесть Николаю, как инициатору деления украин­ских детей на две неравные касты... Над всем этим витает дух нынешнего директора-мздаимца Петра Петровича Коломийца...

То и дело кажется, что прибухнутый дирек лихо подпевает Клим Климовичу, громко оркеструя при этом фалдамы заселенного вытертого пиджака:

 По деревне мы пройдем, мы пройдем, проохаем.

Если девок не дадут – бабам загогохаем…

Это уже выше всяческих мер! И тогда Дервиш бросает сантехнический халат на пол и отчаянно ищет вы­ход...

Выход – только алия в Ерец... Там несколько встреч... Амбицион­ный униженный артист Олег Янковский лезет к Дервишу исповедо­ваться и исповедать его самого... А в это время унизивший Дервиша украинский столичный чиновник берет за руку Микки и отводит его к израильскому министерскому талму­дисту...

Пасхальная Агада, Талмуд, Тора, Мишна – в огромных томах на русском и английском языках просто завораживают Дервиша, как и лицо маленького обоятельно сабленосого талмудиста Боруха Рыбиковича.

Дервиша поселяют тут же при министерстве, а за отчаявшимся Олегом Янковским приезжает из России Михаил Боярский. Олег плачет от счастья, его утешает Михаил Козаков, говоря:

– Все в этом мире нынче безумно. Вот и новый министерский талмудист Дервиш ещё недавно в Киеве ковырялся в говне. И ты знаешь, он бы до сих пор искал в говнистых фекалиях археоптерикса драгоценные возрастом камни, если бы не выехал к нам в здешний Ерец, и не нашел бы в нем сакральные книги. Эти книги и сделали его человеком, а ты, Олег, до сих пор в России отражаешь­ся в зеркалах, хотя и в Израиле на три года вперед тебя ожидал бы аншлаг. Вот смотри – это все уже оформленные заявки. Правда, это уже не успех, а только последняя волна прошлой славы...

– Так уж последней, – пытается парировать Янковский, мерно пережевывая хамсу с ананасами… При этом Олег как-то болезненно-близоруко смотрит на все эти розово-фиолетовые форматно-театральные фишки на непонятном ему иврите, и в последнюю минуту предлагает:

– Пусть все эти мишурные фишки останутся Микки. Ведь у него есть архив...

Мы с Козаковым остаемся на министерской веранде пить полуденный джус. С нами – незабвенный Борух Рыбикович, мой друг и учитель, а российские актеры спешат на теплоход "Юрий Лермонтов". Впереди их ожидает Родина, тогда как Дервиша – сладчайшая музыка великой древней книги Эстер... Среди мифических и сказочных героинь во всём мире ей нету равных... Она спасла свой народ, тогда как в России уже даже великие народные артисты страны уже более никого не спасут... Как и не спасет лохматобородый дядька имярек Солженицын, чьё имя в Украине очень быстро рассыпается в прах...

Веле Штылвелд «Майский синдром», 1996 г.

*      *      *

• Молитва Девочке

***Посвящается миру, из которого я вышел уже навсегда…

– И если тебя убьют, твой рассказ придёт ко мне из небесного Рая в виде ночного сна... (Девочка)

– Я дам тебе синих ягод, предложило Девочке дерево, – а ты мне отдай себя... – И оно наклонило к Девочке свою колючую ветвь. Девочка замерла в оцепенении. Двинуться с места она уже не могла.

– Не быть по твоему! – возразил Садовник, и отрубил эту ветвь. И тогда синие ягоды превратились в пепел, и из них вышел яд... А сама колючая ветвь вспыхнула синим пламенем и проросла в Ад... (Сон Девочки)

Рабан Габриэль, бывало, говаривал по субботам: “Не забыть бы: пасхального агнца, опресноки и... горькую зелень” (Пасхальная Агада, от Иудеев)

“С губ твоих, невеста моя, капает мёд...” ( Библия, Песни Песней, 4:11 )

“Разве ты не видишь, что они по всем долинам бродят... И что они говорят то, чего не делают” (Сура 26:91(94), Поэты, Коран)

Горькая зелень и мёд твоих губ, Девочка, одинаково упоительны...

Иное дело, Девочка, –это окрошка из слов твоих песнопенных,

за которыми постоянно скрывается недеяние...

Вот почему хотя бы Смерть так страстно необходима Тебе

во имя сотворения Чуда...

Окрошка же из губительных чудес горька,

моя Девочка, и не оправдана верой.

Ибо во всё, что веруешь, надо однажды вжиться,

и обязательно прожить, перевоплотясь хотя бы во сне!

( Сколь бы странным он тебе не казался... )

Вызревают формы твои, и в мир врываются те,

кто готов блажить и источать из этих форм сокровенное...

Но горькая зелень твоей светлой души

ещё лишена здешнего Земного искуса –

она бесконечно невинна,

хотя и бродит от неё даже в старых мехах пылкое молодое вино...

Но что тугой и обильной, вечно юной виноградной лозе

до этих старых мехов?..

Она лишь сладостно червоточит души страждущих и мудрецов

всех прочих мировых Вер,

во имя той единственной, чья религия вызрела

из величайшего жизненного Абсурда,

которым для всего этого разноплемённого мира

во все времена являлась и являешься Ты,

со своей мерой Добра и Зла

со своим стойким миром неискушенного существа...

И что тебе до того, что тебе разминали в руках алчущие

и растлевали жаждущие...

Им не случилось, ибо не случайно на Земле Чудо.

Просто в мире осуществилась Твоя вера в Себя,

и не будь бы её, не была б ты Вершиной,

восходить на которую Тебе ещё предстоит...

Горькая зелень и мёд твоих губ, Девочка, одинаково упоительны...

Об этом надрывно пропели медзуины с минарет

и причетники с амвонов, цадики в бреду

и заключенные духа в своих сирых темницах...

И всем им хватило упоения, и всем им хватило страсти,

и всем им хватило легенд...

Но все они так и не дошли до Тебя,

так и не дотянулись до той духовной Вершины,

которую являла и явила собственно Собой в мире Ты,

перевоплотясь в содеянные Чудеса,

без которых немыслима ни единая Вера!

В своих поспешных догматах, бегущие за Тобой впопыхах,

они так и не вышли на свет, без которого нет подлинной Веры.

Для всех их ты была источником Веры,

Но именно тебя, Девочка, они промолчали...

Горькая зелень и мёд твоих губ, Девочка,

молит вселенную красоты простить их, заблудших...

И сколько бы не брали они алчно и страстно

жарких объятий твоего волшебного Тела,

им так и не хватило мужества признать,

что всю жизнь они шли за тобой,

за твоим светлым образом Богини,

за своей неосуществленной Мечтой...

Горькая зелень и мёд твоих губ, Богиня... Не передать...

28 апреля 7 мая 2007 г.

*      *      *