Я одет по погоде, я бреду по делам.
В биографии вроде непробудный бедлам.
То ли чертушко зрится мне порой на заре,
то ли счастье присниться в эту ночь... в декабре.
То ли бродят окрестно всяких пришлых мослы,
то ли в танго инцестном пляшет мир без ботвы.
Опустились шалавы под шезлонги фелюг,
в полночь осень упала и пришло время вьюг.
Где-то комната в серых непроглядных тонах
озарилась несмело - Новый Год при делах.
С ним такая шарада - в Сиракузы царьком
он сбежал бы, да надо просто быть мужиком.
Трубадуры оркестров не признают улёт,
снова время самтрестов, что ни лабух - вперед!
Саксафонят могилы и базары во тьме -
с тем и год мы прожили беспросветно во мгле.
Слава Богу, не Муркой. Вот бы Качу унять,
чтоб в гробы не ложилась Украина опять.
* * *
Ищите Киев разных лет,
вкусив каштановый фуршет.
Бемби, тум-рум, бабл-гум...
вкусив каштановый фуршет,
не ешьте времени паркет.
Бемби, тум-рум, бабл-гум...
На нем танцуют там и тут
все те, кого уже не ждут.
Бемби, тум-рум, бабл-гум...
Читая Книгу прошлых лет,
не жуйте времени паркет.
Бемби, тум-рум, бабл-гум...
* * *
Успешные люди играют в успехи
минённых доспехов открыток цветных
мир соткан из нитей волшебного света
зеленого цвета средь зимних вериг.
я выбрал сегодня просвет откровений -
у каждого в мире свои огоньки,
и он в них ликует без горя и лени,
в божественной пене коктейля любви.
У каждого свой он без вычурных линий,
и Бродский, и Плиний в одном верстаке,
и каждый терзаем дыханьем усилий,
над каждым - Творец с дуновеньем в судьбе.
чуть проблеск усилий взрывается светом,
как тут же рождается счастья планета.
Как тут же планида ликует под звон
волшебных курантов средь дивных альков.
* * *
Дети со страны вечных иностранцев
грезят Родиной в протуберанцах.
Им бы перебраться на глобус иной,
но только не возвращаться домой...
Челн человечества без Отчизны - еще не повод для тризны.
Если Родину разменять - будет трудно дышать.
Ведь на выдохе - боль: в ней и голь и любовь.
Ведь на вздохе запрет загонять в трафарет
непробудные дни, человечества пни,
перейти рубикон трудно в тени икон,
за которыми ночь - Кали-югина дочь.
На запечье Яга мрачно рвет берега.
Отошли от дверей... Там, за дверью - апрель!
Лель тачает свирель, Мавка ждет новостей,
прелый запах поспел переплавится в хмель.
Куб кровавит в ночи в трепет тонкой свечи,
Остывает оплав - космос, космос... Я прав?!
* * *
Ликбез зимы, ликбез Любви, ликбез того, к чему пришли -
я сому выпил из алей и мне явился вязкий клей
на перепутье, не в бреду я вновь осмысленно иду,
и сквозь извечные не те я утверждаюсь в правоте
я тот, я с теми - не слизняк и в голове моей сквозняк
лишь оттого,что в суете я долго ждал - а кто же те?
Всех те, кто вышел за порог своих непройденных дорог
и в полном веденье себя рвут прошлой жизни якоря.
я их веду, хоть я не Бог стезею пройденных дорог
В тезеименстве с дивным сном я вечных сказок птицелов!
* * *
Мы расторжены по Вере - каждый знал свои галеры.
свои прошлые химеры, свои узы и Любовь!
Только если мы, к примеру, вместе съедем на Венеру.
разорвав земную вену - обретем былую Новь
Снова примимся молиться всё тому, что ночью снится
и что полудень искриться, словно ангельский постой.
Мы бескрыло, но принятно, другу всякому понятно
пятна Роршаха опрятно перельём в густую кровь!
И начхать нам галеры - кавалерам от Мегеры.
что залилась в наши шхеры и осталась навсегда.
Мы, конечно, примем меры, что нам, право, флибустьеры -
на Венере - уйма серы, а на Марсе - ни хрена!
оттого намылим ранцы и рванем на Марс, скитальцы,
где нас примут марсияне в дрань-подкожие грунтов.
Но и там в густой нирване мы, с мечтой об Орияне.
отослав скитанья в баню, вновь к Земле родной рванём!
* * *
Они больше не говорят о зерновых лепешках,
о млеке, оливках,винограде, вине,
о мёде и мясе.
Плоды смоковниц и финиковых паль
их больше не занимают.
Они больше не говорят о тканях и кожах,
арома маслах и жертвенных букетах
весталок и пифий
Они говорят только о деньгах:
мол, вчера у них были деньги,
но их канули на деньги,
а те, что остались - просели
до шелеги, пени, копейки
и сегодня у них дефицит
денег,
и это при общем профиците совести
и денежном энурезе тех,
у кого и завтра не будет
даже каких-то деньжат,
а у них будет не бой гладиаторов,
а скачки на гетерах, химерах
и профурсетках, как на тачках
с не-леди-экскортом
и саунами
на побег из здешних мест
в места переместные,
где даже новый язык
с новыми богами
вторичен.
Первично и всеядно только бабло.
Ешь бабло, жри бабло, жуй...
И пусть тебя не тревожат
черная икра и анчоусы,
куриные грудки и лобстеры,
семьга, налим и щука,
соловьиные язычки,
черные труфеля
и яд.
беспробудный хмельной яд
не пропитого многоцветья
Вот яду как раз в них Мера.
Ибо сами они в меру отравлены
человечеством
и духовную Меру, Мекку,
Новый Иерусалим
им уже не войти
даже с покрытой головой,
посыпанной пеплом
и прикрытой
пальмовой
ветвью.
Ибо живущие давно променяли
анк с пальмовой ветвью
на Розу и Крест
розенкранцев.
Гермес не воскрес,
но грустные стансы
дали новый замес:
выжженная веха земного пути
вышла в огреху - плач птицы Пти.
В клекоте давнем зычная боль -
стан поминальный, новая кровь.
Счастья синопсис выписан в воль -
знать бы где клейма с новых оков.
Новая веха - прах и звезда:
некрозеанцы тырят места...
Театр скупили на тысячи лет -
нас в нем забыли, просто забИли -
были и нЕт!
* * *
Комментариев нет:
Отправить комментарий