Андрей Беличенко: Генезис Цвета из онтологии мышления

'' ОБОЯНИЕ МОЛОДОСТИ '' - картина Андрея Беличенко и Марии Бахтияровой...

Георг Вильгельм Фридрих Гегель

• Фамилия Беличенко дала целую плеяду философов, художников, литераторов... Сегодня полный тезка по тезеименству Андрей Беличенко - художник, сопроводит сетевой семинар Андрея Беличенко - украинского философа.

Дорогие друзья!
сегодня состоялся наш Семинар о Я и Цвете. после полутора месячного перерыва его результаты изложены ниже в виде моей статьи
жду Ваших вопросов
Ваш Андрей

25.12.2016
22.18

*     *     *

• Генезис Цвета из онтологии мышления
• (Цвет и Григорий Сковорода)

Григорий Сковорода и Гегель – это два высоких маяка, какие светят навстречу другу, пронизывая и освещая целый век Просвещения, находясь, соответственно, в самом его начале и в самом его конце. Удивительно, как всего за один этот век изменился язык философии – и как неизменен ее предмет, сама философия как понятийное мышление.

Огромное спасибо им обоим за то, что так честно они открыли и обозначили саму область, затрудняющую любое философствование и не дающую ему двигаться вглубь, выдавая себя за конечную глубину.

Здесь наступает мир отчаяния разума перед лицом проклятых вопросов в духе Кьеркегора, но не чувственного, а умственного отчаяния, точнее, интеллектуального. Пример из Библии с жертвоприношением Авраама, к которому прибегает или, лучше, в который убегает прекрасный Сёрен, может быть истолкован чисто позитивно – как отчаяние Ума, безвыходность Разума, больного собственной неразрешимостью.

Я размышлял о феномене как кажимом общем в параграфе «Цвет и Мишель Анри», а сейчас начну рассуждать об общем кажимом, добавляя параграф «Цвет и Григорий Сковорода».

Центральным во всём этом моём тексте есть не Деррида как раз, хотя он моя первая любовь, а Гегель, который есть для меня любовь Вечная. Я вцепился в его онтологию мышления, но как следует ее еще не переварил. Там есть очень тонкие нюансы, хотелось, чтобы читатель их тоже ощутил. Для этого нужно читать уже цитированную мной статью И.А. Протопопова о Ничто у Гегеля, но читать очень и очень медленно.

В начале первого же параграфа я обнаружил сложность в том, как мышление у Гегеля связано с мыслимым, том, о чём это мышление мыслит. Я называю мыслимое полу-универсалией мышления как универсалии, полагая, что мыслимое есть незавершённое мышление, то есть мышление наполовину.

• Вот пассаж Протопопова: «Мышление понятия, как полагает Гегель, существует в своем самопознании объективно, будучи тождественно при этом действительному бытию мыслимого им предмета. Понятие — это не просто мысль о чем-либо, что обладает своим бытием помимо нее, — это такого рода мышление, в котором непосредственно обнаруживается предмет мысли, как он присутствует сам по себе. Понятие при этом не только существует как нечто мыслящее себя, оно тождественно бытию самому по себе, существуя в этом бытии само для себя. Таким образом, в Логике полностью преодолевается противоположность между мышлением и бытием, и «бытие знают как чистое понятие в самом себе, а чистое понятие — как истинное бытие»» [1]  .

Советую читателю НЕ торопится, обдумывая этот в общем-то понятный тезис, но понятный поверхностно и по-школьному. У нас всех очень быстрый и живой ум, но тут он только мешает. Нужна здоровая туповатость, чтобы спросить себя, что́ ЕСТЬ мысль, ибо «мысль о чём-либо» НЕ есть мысль о предмете мысли. По-моему, в этом суть менто-логии Гегеля (его науки о мышлении).

Он решает вопрос о различии мысли и предмета мысли, а далее вопрос о различии предмета мысли и физической вещи с помощью само-мыслящего понятия. Это, конечно, фантастика, а точнее мысленный эксперимент вроде кота Шредингера. Мыслят не ум и сознание, а мыслит сам их ЯЗЫК. Ибо ум языка – это понятие, оно-то и мыслит.

Формально это верно, ибо мысль есть понятие, а понятие есть мысль.

• Что же значит мышление?
• Или «что зовётся мышлением»?

Этот вопрос Хайдеггера имеет множество ответов, ведь неясно даже то, о чём мыслит понятие, когда оно мыслит что-либо. Мыслит ли оно свой предмет мышления или непосредственно мыслит саму физическую вещь??? 

• Но что значит мыслить вещь, если она и НЕ-мысль и НЕ-понятие?
• Что вообще МОЖНО мыслить в вещи?

Можно мыслить не то, чем она есть, а то чем она ЯВЛЯЕТСЯ. Это значит, что можно мыслить не саму вещь, а лишь ее качества – ее размеры, запах, вкус и, конечно, ее цвета. В этом смысле скептики и стоики правы: ибо помимо явления (феноменов) ничего НЕТ.

Но значит, нет и МЫСЛЕЙ.

Есть лишь являющиеся мысли, т.е. феномены мыслей. Это значит, что феномен мысли мыслит или феномен мыслит сам себя. Так мы приходим к тому, что запах мыслит себя напрямую без органа обоняния и даёт нам представление о соответствующей вещи.

Но что есть запах вещи? Ведь запахов МНОГО, как и мнений о том что является мыслью. Ведь мысль является не в одном, а сразу во многом. Запах есть ЭТИМ запахом, то есть определённым качеством запаха.

• Но что мы мыслим, когда мыслим ВЕЩЬ?
• Качество вещи или определённость ее качества, то есть качественность?

Феномен может мыслить сам себя только потому, что он есть не только меняющееся во времени качество, но и сама качественность, то есть универсалия.

И тут важно как понимает это момент Сковорода. Вот пассаж из его трактата «Симфонія, нареченная книга Асхань, о познаніи самого себе» (1767):

• «К сему возвышению и воскресению, то есть, чтобы возставить тебе во тме в крайнейшней наружности твоей лежащего на новыи ноги, употребляет плотские слова, вытягивая тебе, будьто удкою рыбу, обвитую тем за что хватаешься, ведая, что ничего не можешь разжевать и ничто для тебе не вкусно, ни снедно, кроме поверхния плоти.

Слыхал ли ты о дереве, называемом финик? Или представ себе растущее в твоей природной земле. Взглянь на сию прекрасную пред окошком яблонь. Видиш, что она сучья свои, будьто рук своих, листом украшенных, возвышает. Но скажи, чево ты в ней видишь? Корения ея закрыто пред тобою. Поколь ты не услышал слова сего (корение), не мыслил о тайности его. А теперь, не видя, видишь иное. Ветви пред тобою молчанием вопиют, свидетельствуя о корении своем, посылающем для них влагу и распространящем их поверхность» [2] .

Для нашей проблемы мышления и языка тут важны – корень и поверхность, дерево и плод, корень питает поверхность, корень обнаруживает себя не в зрении, а в слове, называющем корень «корнем».

Вот так и мыслящий себя феномен мыслит не качествами, а качественностью, то есть общим понятием качества. Только так мы обнаруживаем феномен вещи мыслящим ее.

Чтобы связать феномен с его качеством нам нужна очень бескачественность его (феномена) универсалии.

Такая бескачественность есть бесконечное качество. И как пустой феномен она и есть Цвет, взятый как общая бескачественность в ее «понятии» ВСЕХ качеств.

Потому Цвет – это не общее понятие, а само Общее, взятое как бескачественность.

Так, например, «стоики предполагают возникновение универсума из бескачественного и единого тела. Ведь начало сущего, по их мнению, есть бескачественная материя, во  всех направлениях изменяемая» [3] .

Этот онто-мыслительный манёвр с помощью феномена позволяет нам уйти от удвоения мыслимой вещи в мыслящей вещи и предмете ее мышления, что приводит к картезианскому дуализму мысли и тела, а его преодолеть невозможно, как и берущий начало отсюда корневой скептицизм присущий в скрытой или явной форме всему западному образу мышления и какой славянская философия в лице ее основателя Григория Савича Сковороды преодолевает, как мы видели выше, уже в самом своём начале.

Ведь у нас даже молчание ВОПИЁТ (см. выше пассаж из Сковороды).

Вот почему, по-моему, деконструкция метафизики заводит именно в тупик. И я могу это доказать.

Да, деконструкция СТРОИТ. Но ЧТО она строит???

Она строит то, что не может существовать помимо письма, что есть лишь в семиосфере и без неё даже не мертво, а пустота, ничего (понятие Ничто тут не подходит).

Выгода понятия Цвета в том, что оно тяготеет к самодостаточному – не к понятию и не к тексту, а к самой вещи в ее бескачественности. Оно восходит к началу не через деконструкцию, а, напротив, через де-деконструкцию понимаемую как де-генерация (генерация в обратном порядке т.е. инверсия генерации – не мета-фора, а материализация, денотирование).

Нужно не забывать, что, хотя в деконструкции уже есть двойная деструкция – как разборка и как сборка, де-деконструкция есть не просто «деконструкция деконструкции», то есть ее разборка, но изменение ее цели и направления – от сущности к феномену.

В этой связи напомню, что в пассаже Сковороды из его трактата «Асхань» вначале речь шла о дереве финике, то есть фактически дереве нереальном, символическом, библейском, а потому анализ распространился на яблоню за окном, реальное общепонятное дерево. Автор показывает, что понятие дерево важно и для символической вещи и для материальной вещи. Но чтобы объединить эти два примера, мы нуждаемся в бескачественности не как понятии, но как «вопиющее МОЛЧАНИЕ». Ведь у финика нет РЕАЛЬНЫХ ощутимых в чувственном восприятии качеств. Этот оксюморон Григория Сковороды очень точно схватывает новый момент и Цвета как без-чувственной универсальности, суть которой будет конкретизирована в следующем параграфе.

Но прежде нужно выделить характерные черты национального стиля мышления, неразрывно связанные с православным умственным строем.

Единое греков и всеобщее немцев объединяется в российском  и православном всеединстве общим. Это общее есть образ как место встречи внешнего и внутреннего, и общее тут это, конечно, образ-лик.

• В России очень долго не было философии, и когда в Европе уже был энциклопедист Боэций (VI век) и вплоть до расцвета метафизики в эпоху Декарта и Мальбранша (XVII век) в России и в Украине была лишь иконопись. Ее князь Евгений Трубецкой и называет «умозрением в красках», здесь важен акцент на красках, цветах, празднике, но таком где «высшая скорбь» предшествует «высшей радости» (по его словам) [4].
  
  Краски икон «горят жаром» как купола православных храмов на солнце. Этот горящий огонь Цвета и есть образ иконографии православной.

Центральным пунктом иконографии является понятие Лика, в котором сходится и внешнее и внутренне, и мирское и Божественное, и дольнее и горнее. Трубецкой указывает на «нездешнюю радугу красок», и форма этой радуги совпадает с дугами и овалом Лика. Лик вводит в Лицо Бога в качестве Его отпечатка, а не просто являет Его Образ и Его Лик. Лицо Бога – это весь Божий Мир, ибо любое лицо суть картина Мира. Лик иконы как Лицо Бога показывает нам небесный реализм красок иконописи. Лик знаменует победу Царя Небесного над «царём космоса», то есть духовного из-мысла над рефлектирующей мыслью.

Лицо открывает в обратной перспективе Лик. Их связь-спор распочинает початок душевной интроспекции и молящегося, и рефлектирующего. При этом начало и конец движутся не в диалектике следа с ее Первым и Вторым (как в грамматологии – науки о следах – у Деррида), а через топологию внешнее-внутреннее, когда очерёдность слоёв отсчитывается не от моего Я, а от моего вообще, от моего как такового. Так интроспекция моего опыта превращается в ретроспекцию собственно моего – опыта, письма, мышления, Мира и т.д. Это вводит опыт через посткоммуникационный эффект из чистого внутреннего в чистое внешнее. А такое введение и есть сутью любого  мышления в виде образов и образами.

Умозрение в красках есть, безусловно, образ человеческого мышления, высшим проявлением которого становится мысль о Боге – то как видение, то как измысл. Бог есть То, Каким человек каждый должен быть, должен стать в своём обо́жении. Философски это означает, что в мышлении, где в Фокусе сходятся внешнее (вещи и Мир) и внутреннее (мысли и чувства), происходит пре-ображение логики понятий мышления в чувствующую логику любви к мысли.

Краски икон и самый Цвет, какой скрыт в них, есть интроспекция мышления к самому себе. Умозрение в красках обращается в текучее мысление красок, а не просто в мышление красками.

Опыт есть история. Всё сущее и не-сущее у которого есть история обладает своим опытом. Это может быть письменный стол, переходящий в семье из поколения в поколение, со стёртым лаком и чернильными пятнами. царапинами и выцветшей доской. Это может быть сама квартира, где он стоит, перешедшая от прежних хозяев, а к ним от их предшественников. Мы имеем опыт стола и опыт квартиры. Они являют опыт, а не есть его сущностями. В опыте значимы не сущности – бытие стола в виде его столовости или квартиры в виде ее квартирности, но явление стола этим столом, а квартиры – этой квартирой.

Опыт есть отпечаток внешнего на внутреннем, но сам отпечаток есть априорной формой или преждевременным и доисторическим (для данного опыта как истории) образом МОЕГО. Опыт есть исповедь в явлениях. Исповедь идёт не от моего Я, а моё исповедуется мной. Я – это исповедуемое мной. Исповедь (опыт) – это не то, что вспоминаю я, а то, что вспоминает мной и через меня. Опыт есть моё Лицо, и это Лицо есть только у меня, а не у моего Я. И то, чьё Лицо есть у всего, и есть Цвет. Таким образом, учение о Цвете естественно вырастает из православного «умозрения в красках».

Подытожу еще раз его суть современным философским языком. Умозрение в красках есть не откровение в красках, но мышление красок. Если ограничить себя, конечно,  исключительно, философией и оставить богословие. Философия с позиций Цвета есть иконография красок как образов. Это хромософия («хро́ма» – цвет в древнегреческом). Но есть еще металл Хром, то есть Цвет не только Воздух картины, но и ее Камень. Или филохромия (любовь к краскам). Икону пишет человек, но всё остальное делают краски. Они творят образы, а образы творят идеи и чувства, то есть умные страсти, то самое отчаяние ума, с какого я начал свой экскурс в отечественную философию. Есть эстафета творения и тварей.

Иначе говоря, у нас есть только знаки или образы. Причём одни знаки (люди) творят другие знаки (вещи, картины, поступки, события, акты и т.п.). Эту схему можно предельно обобщить, введя противоположность означаемого (нетворящего знака) и означающего (творящего знака). Картина и икона есть пара этой оппозиции: картина означивает икону, ибо для картины любая вещь есть духовный образец, означаемое, то есть икона. Но чтобы она (картина) была понятна и попадал в цель, то есть воспринималась, должно существовать некое Третье целое, которое разделятся на такие пары означаемых и означающих. Иначе мы получим связь осколков случайно разбитых произвольных целостей, что приведёт к какофонии знаков, красок, звуков (в абстракционизме и аллеаторике). Картина вызывает одновременно прямо противоположные смыслы или смыслы и одновременно не вызывает никаких смыслов (тезис Дмитрия Шостака), и вот Третье есть то, что стоит и за рамками картины, и за пределами любого восприятия. Это и есть Цвет, он фильтрует смыслы. Формально математическое определение «универсалии» Цвета как Фильтра я дал в параграфе «Цвет и Мишель Анри».

Картина имеет смыслы благодаря тому, что ее краски превращаются в фильтр тех мыслей, чувств и образов, какие она вызывает. Ибо картина как умозрение в красках и есть наглядная интроспекция личности как носителя Лица. Цветные фильтры творят новые картины Мира, или же новые миры.

Цвет делает фильтром наличие в системе цветов (или иерархии светом и цветов) их Фокуса. Он стоит по другую сторону сущего относительно также внеположного ему Цвета (лучший пример – вогнутое зеркало, фокус которого  находится перед ним). Фокус фокусирует Цвет на Лице, чтобы краски узнали в Лице свои «мысли». Имеем треугольник: Лицо в вершине, внизу Мир и Индивид. Как вы относитесь к своему Лицу, так вы относитесь к своему Миру. Обычно мы воспринимаем своё Лицо робко, через стыд и смущение – и не зря, ибо в Лице наша интимность. Лицо есть нижняя и крайняя Плоть небес. Ваша интроспекция – это роман с вашим Лицом. Я удовлетворён не тем, что я сделал, а тем как я выгляжу. Моё счастье и моя радость, мой опус магнум и моё открытие – это просто моё Лицо.

Такова моя персонология Цвета.

А пока еще раз вернёмся к Гегелю.
Вот что пишет на этот счёт Ю.О. Азарова:

• «Если мысль мыслит саму себя, т. е. рефлектирует саму себя, превращаясь в мышление о мышлении, или само-рефлексию, тогда мысль (как бытие или как феномен) трансформируется в не-мысль (как понятие или ноумен). Этот переход весьма деликатен. Однако Гегель не объясняет, почему не-мысль (как продукт мысли) также может быть предметом мысли. Здесь нужно подумать» (письмо мне от 25.12.2016).

Не-мысль (вещь) превращается мыслью в не-мысль же (понятие). Как будто тут нечего и мыслить, ибо тут в негативном смысле нет разницы между вещью и понятием, обе они НЕ-мысль.

Не-мысль есть бескачественность мысли, если считать ее качеством саму ее мысленность как мыслимость то, что мы ее вообще мыслим как-то, исходна мысль не как сущность а как явление (не являемость даже как способность являться а сам процесс явления из не-явления). Мышление – это рождение качества мысли из ее бескачественности, взятой как отсутствие у мысли ее мыслимости. Так мысль  становится мыслимой и в этом суть мышления: не вещь становится мыслью, а мысль обретает саму себя.

Всё наоборот тому, как это происходит обычно в мышлении от эмпирического к абстрактному.

• Цвет есть не просто абстракций ВСЕХ цветов,
• но есть бескачественность всех мыслей о всём сущем,

ведь так же как мы не можем мыслить Ничто, ибо это  тут же превратит его в чистое Бытие. Так же мы не можем мыслить и саму мыслимость мысли, ибо это превратит ее в мысль, и мы просто не сможем их отличить вообще!!!

• Мысль неотличима от мысли о мысли.

Чтобы всё же отличать нужно не онтологическое различие [5] в том виде, какой ввели Хайдеггер и Деррида, а качественный фильтр, какой пропускает мысли и не пропускает их мыслимость. И этот фильтр есть не сходство вещи и понятия относительно не-мысли. Но фильтр есть различие мысли и не-мысли относительно чувства. Чувство есть качество вещи, благодаря которому она, не отличаясь от понятия, всё же... отлична от него.

Чувствование есть мышлением наоборот.

Когда мы, как я говорил, мыслим мысль так, что сперва чувствуем вещь в ее качествах, чем же отличны качество мысли и качества вещи? Первое есть мыслимость, вторые есть не просто чувственность, но уже определённая чувственность. Поэтому качествам вещи для того, чтобы они стали качеством мысли или просто мыслимыми с помощью неё необходимо бескачественное неопределённое.

Для Гегеля в его Логике это Бытие, ибо оно сводится к понятию необходимому для определения. Для меня и Гр. Сковороды это Цвет, ибо он сводит мысли к феноменам и метафорам.

Вот суть моего учения о Цвете,
по крайней мере, на сегодняшний момент )))

25.12.2016
Верхняя Чоколовка

--------------------------------------------------------------------------------

[1] Протопопов И.А. Понятие Ничто и принцип негативности в логике Гегеля // Einai. - 2014. - том 3. - С.88.
[2] Скоровода Г.С. Повне зібрання творів. – К.: Наукова думка, 1972. –  том 1. – С.242.
[3] Секст Эмпирик «Против учёных». Две книги против физиков. книга 2 // Секст Эмпирик Соч. в 2-х томах. – том 1. – М.: Мысль, 1976. – С.370.
[4] Трубецкой Е.Н. Умозрение в красках http://lib.pravmir.ru/library/readbook/1235#part_11869
[5] ОНТОЛОГИЧЕСКОЕ РАЗЛИЧИЕ (DIFFERENCE ONTOLOGIQUE). Начиная с Хайдеггера различие между бытием и пребыванием в бытии. Поскольку я не являюсь последователем учения Хайдеггера, то понимаю это как различие между актом (актом бытия) и субъектом или результатом этого акта (пребывать в бытии значит быть чем-то или кем-то: столом, стулом, прогулкой и т. д.). Это различие по природе своей неуловимо, поскольку ничто не может быть, не будучи чем-то или кем-то, и в то же время несводимо ни к чему иному, поскольку быть кем-то или чем-то можно лишь при условии, что ты есть, то есть имеешь бытие. Это различие подразумевает временность, и оно и есть само время. Рассмотрим для примера понятие прогулки. Само собой разумеется, есть все основания для различения прогулки и прогуливающегося, ибо они не совпадают во времени (прогуливающийся человек не всегда прогуливается; каждый раз, когда он прогуливается, он не остается неизменным; прогуливающийся человек не может дважды совершить одну и ту же прогулку и т. д.). Однако это различие не отменяет актуальной тождественности того и другого: когда речь идет о конкретной прогулке, сама эта прогулка и тот, кто прогуливается, являют собой одно целое. Их встреча происходит в настоящем времени. Поэтому онтологическое различие во времени бытия и пребывания в бытии в настоящем стирается и превращается в актуальное тождество, которое является тождеством самой по себе реальной действительности или становления ( Конт-Спонвиль Андре. Философский словарь / Пер. с фр. Е.В. Головиной. – М., 2012, с. 374-375).