Я вчера поставил кляксу! Да на белых, на полях!
Вот такой досадный ляпсус ляпнул в уксус, словно тля!
У меня скривились буквы и разъехалось тире!
Я – не выпуклый, не впуклый! Я – "де факто", "де юре"!
Я – не выпуклый, не впуклый! Я – "де факто", "де юре"!
Этой росписью корявой в банке чек не подпишу!
И в карман я свой дырявый баксов сто не положу!
Мне не будет небо "в клетку"! – Лист
тетради расчерчу!
Я, как в школе малолетка, удивить тебя хочу.
Два триптиха напишу я и в три короба сложу.
Вот сижу, пишу и пью я... Я тебе не подхожу?
Пусть мой почерк несуразный мне ни разу не помог,
Я, вообще-то, – несерьёзный. Я – поэт! Не – йог! Не
– бог!
Мысли, набок завалившись, побредут во все концы.
Сам себя остановивши, я попутаю рамсы.
Ты меня поймёшь едва ли. Сам себя я не пойму!
Каждой твари бы по паре! А, не твари – по уму!
У меня – тяжёлый случай – вся изранена душа!
Ты меня бросай! Не мучай! Не могу я ни шиша!
Отлечу листом опавшим, Желтизною осенив.
Где, мой свет, ты – Ангел павший? Пустота...Лишь –
осень нив...
2010
* * *
ЛибИдо до Ли Бо[1]
и Брик
Душа либИдит до Ли Бо и – либо душит, либо дышит...
Строка из лыка – на лубок! И "лоб"
рифмуется с "лобок".
Кому – слабО, тот прозу пишет!
И розу – в пищу, прямо – в чай, Кидал нечаянно
молчальник
и чайник закипал
отчаянно, и паром пел он, невзначай,
И парапет в окне возник... И мне возни не
доставало!
Вставало солнце в этот миг, Неутомимо... дно
бокала,
Его бока, вино ласкало – его лакала Лиля Брик.
Я – не Владимир и – не Осип, осипшим голосом бубнил
И мнился знаменитым гостем, стихи бросая, словно
горсти,
И славы горесть возомнил.
И штопор в горлышко втыкая, отодвигаю стопку строф,
Бокал Шато Дюкро Бокаю я наливаю... Прозреваю –
Сижу я за столом в бистрО с талоном быстрого
питанья,
И – бизнес-ланч, и – нету Брик, И мысли – взбрык!
Без оправданья!
И – перекосы
мирозданья со стона переходят в крик!
Уходят прочь воспоминанья и ночь с меня тоской
стекает,
И тискает Китай сознанье, и – бизнес-школа
"Беркли-Наньян",
И меркнет разум – постигает... А роза всё благоухает...
2010
* * *
Памяти Александра Галича
"А, когда я вернусь?..." – Он,конечно,
вернётся
и с разбегу уткнётся в колени твои...
И щемящая грусть у России проснётся,
а Поэт вознесётся над народом своим!
Он удачливый был и эстетствовал в пьесах.
Был и шут, и
король, импозантен и смел.
Он Россию любил за железной завесой
и донёс свою боль, всё, что смог, что успел.
Он, до бардов до всех, первый вышел с гитарой
и клеймил палачей, воспевая народ.
В КГБ-ешном досье разложилось, как таро,
что теперь он – ничей и моральный урод.
Гитаристов полки – от Синода к Сенату.
Он сполна заплатил за причастность свою.
Так, отдай же долги, ты, Россия, как надо!
За рождённый мотив из колымской пурги...
2010
* * *
Я не люблю тебя давно[2]
***Льву Ромбаху Виктору Хатенов
"Я не люблю тебя давно!" Об этом знает
даже дворник –
Он открывает каждый вторник твоё забитое окно.
И я, как старый бийский кот, влезаю, как в бутылку
пробка,
А ты лежишь в надежде робкой – «Придёт ко мне иль
не придёт»?
Я не люблю тебя давно! Как затянувший душу
праздник,
Но, как последний безобразник, опять ищу твоё окно!
Я не люблю тебя давно! Лежу, гляжу, как засыпаешь…
На кухне чайник закипает, а я уже гляжу в окно.
Когда рассвет заколосит лучами солнечного света,
Я, мучась в поисках ответа, уйду домой по Бейкер-стрит.
2010
* * *
Иду, а спину взглядом, мою ты обжигаешь,
Я знаю, стал я гадом – Такая кутерьма!
Хочу смотреть, как рядом со мною ты шагаешь
И видеть, как ты рада... Ну, а пока – тюрьма!
Повсюду – обложили, везде и всё закрыли!
И, даже, мысли тупо текут в чужой ручей!
А, помнишь, как мы жили? Как искренне любили?
Я – оступился глупо и, вот уже – ничей!
Мне с ней, как с неваляшкой, ни шатко и ни валко.
Без чувств живётся тяжко и на душе – тоска!
Открою водки пляшку[3].
Я ,просто, – приживалка...
И расстегну рубашку... И давит у виска...
Как мне к тебе вернуться? Как вырваться из плена?
Как сможешь ты поверить? Поверить и простить?
Ведь даже чашки бьются! Забудется ль измена?
Откроешь мне ты двери или... не нужно жить...
2010
* * *
Вальс листопада
На
мотив вальса из "Москва слезам не верит".
Если хотите, я вальс этот перепишу
И одолжу у седеющей осени рифму,
И поддаваясь какому-то чудному ритму,
Несколько «па» я осмелюсь и Вам покажу.
И закружИт нас весёлый осенний наряд –
Жёлто–зелёные листья по синему кругу...
Падают прямо на нас, улыбаясь друг другу…
И – ли–сто–пад,
ли–сто-пад,
ли–сто–пад,
ли–сто–пад.
Вы постесняетесь прямо смотреть мне в глаза,
Спросите в сторону : кто Вы, куда и откуда?
И побоявшись спугнуть это нежное чудо,
Просто скажу: я – потерянный в прошлом вокзал.
Может, ещё я скажу про забытый уют,
Про сквозняки на душе и холодные зимы,
Что поезда, вот уж год проходящие мимо,
Зимний, весенний и летний гудок не дают.
Только заботливо осень несёт мне заряд,
Дарит душевную полузабытую нежность
И я хочу задержать эту краткую вечность
И –
ли–сто–пад,
ли–сто-пад,
ли–сто–пад,
ли–сто–пад.
2010
* * *
О композиторской Музе
Когда композитора Шамо спросили, как он сочиняет,
он ответил: –«Не жнаю, шамо шочиняется!»
он ответил: –«Не жнаю, шамо шочиняется!»
2010
* * *
Пегас или Муза
Я знаю всё про этот разговор
(стоял в сенях за бочкою с рассолом).
Я видел, как Пегас рубаху спёр,
А муж её искал и был так зол он!
Стихов Пегас, конечно, не принёс.
Муж верно говорил, что надо – Музу!
Пегас жевал рубаху и овёс
С тоской по бывшему Советскому Союзу.
Она, в халате выбежав во двор,
Забросив книги, в тощую тетрадку
Пыталась записать пустяшный вздор,
Что всуе выпускал Пегас украдкой.
И, лишь под вечер, воротясь домой,
Перечитав те бредни трезвым взглядом,
Сказала огорчённо : Боже мой!
Тут даже граф’О’Ман не сел бы рядом!
И, сев за комп – стихи.ру.на.ру.ша,
Забросив кое как на нОгу нОгу,
Она сказала, мышкою шурша:
Кого б ещё позвать мне на подмогу?
2010
* * *
Ныряя мимо осени
Встану утром сушить янтари. Обнаружу, что лето пропало.
Желудёвый букетик зари pолотится, травою пропахший.
Возвращаться не буду домой. Буду шляться осенней
тропою.
Труп увижу искры шаровОй и мелодию молний не скрою.
Драгоценности тают уже. Осень песни поёт сквозь
ладошки.
Лад не строит. Душа неглиже отражается голой в
окошке.
Облепиха колючим кустом облетает, треплясь уловимо.
Я ныряю, как Жак-Ив-Кусто, в эту осень, идущую
мимо.
2010
* * *
Какой-то свет на дне канала
Когда, слегка офонаревший, брожу я около канала,
Пою про "...клён оледеневший... И "...как
под клёном ты упала!..."
А, может, я слова попутал? Ну, это суть – не очень
важно!
Я ж Гулливером к лилипутам ее прусь, хотя весьма – отважный!
А что? Мне море – по колено, Когда я выпью литру
водки,
И Маша, Глаша, Паша, Лена – теперь, как милые
красотки!
У каждой – муж и дети дома. Они же прут ко мне
нахально,
Подмяв вахтёра с управдомом, бегут ко мне в
опочивальню.
– Мы без тебя уже не можем дожить до следущей
субботы!
И я подумал: – Ну и что же? Меня же хватит всем,
без квоты!
Потом...уставший, одуревший бреду к аптеке
запоздало,..
И мой фонарь осиротевший увидит свет на дне канала.
2010
* * *
Сергею Есенину
Вообще, я по аптекам не хожу, а тут, вдруг, понесло
за аспирином,
И я, как старый и бескрылый жук, ползу, держась за
шаткие перила.
А вдоль канала тянет сквозняком октябрьский ветерок
с тоской осенней.
Я вдаль иду и думаю о том, что родился вчера Сергей Есенин.
И защемило памятью в груди, и рифмой влажною наполнились
глаза.
Как по России наш Поэт бродил! Как он гремел, как
вешняя гроза!
Как лирику свою рубил с плеча! Не мягко, а с
надрывом, хрипотцой!
Как пил, кутил и дрался сгоряча! Но, никогда, он не
был подлецом!
Хотя от женщин часто уходил к своим стихам, к своей
босой Руси!
Зато, как страстно, искренне любил! И, никогда,
пощады не просил.
Он шёл душой по лезвию судьбы, роняя кровь стихами
на умы.
Стихи стоять остались, как столпы и снизу вверх на
них взираем мы...
2010
* * *
Куда свой катет загипотенузить
Последний лист упал на кружку с пивом и я упал под
этим же столом...
А так хотелось мне пожить красиво: Вино и женщины!
Экстрим! Экстаз! Апломб!
Но, как всегда, я бьюсь над теоремой: Куда свой
катет загипотенузить?
А пиво давит и грозит дилеммой: или – под стол, или
– пойти в санузел!
Вот так физиология играет, Как хитрый кот, с
достоинством мужчины!
Чуть-чуть прижмёт и тут же отпускает, сперва с
причиной, после – без причины.
А я, развесив уши для гарнира, всё жду лапши для
следующей котлеты.
Официант с салфеткой просит мира. Уже и песни для
десерта спеты.
С претензией ко всем, забыв мобилку, пойду домой
дорогой столбовою
И тень Есенина, рукою сжав дубинку, погонится по
улице за мною.
Я упаду, рыдая, на колени, открещиваясь от
стихиры.ру,
Скажу, оправдываясь, что я – тоже пленник той Музы,
что приходит поутру.
Он всё поймёт(понятливый мужчина!), простит амбиции
и склонность к рифмоплюйству
И мы пойдём, бухнём(ведь есть причина!) К А.Блоку,
где – фонарь, аптека, люстра.
И на троих, как водится, пол литра из холодильника
тотчас откроем…
А площадь, что дождём с утра омыта, нас встретит
богом Ра и пчёлок роем.
И мы, садясь под кустики сирени, по-русски
матюгнёмся меж собою.
И вздрогнет в мавзолее некто Ленин, а мы втроём готовы снова к бою!
Нас не спугнёт метафоры банальность. Она уйдёт к
Ф.Кривину, кривляясь.
А.Блок с Есениным, войдя в одну тональность, стих
сочинят, Инету удивляясь.
Я покажу, как «клавой» вызвать Музу, Какой уздой
захомутать Пегаса,
И офигев от новых мыслей груза, они уйдут в окрестности
Парнаса.
А я останусь гол и всем опошлен, и на похмел не
будет ни рубля…
И кто придёт
ко мне на смену после? После меня? – Никто!
Лишь только..... бл...Я!
(тля)
(тля)
2010
* * *
Комментариев нет:
Отправить комментарий