 |
| Графика Ирины Диденко |
Ω
У меня ушли глаза в
тени-будуары...
День испит, изрыт дождём.
Высохнет едва.
Чую зиму за версту. В небе
— кулуары.
Разметались над землёй
тучи-острова.
Размахнулись — Божий дар! —
над зелёным миром...
Ни сентябрь, ни октябрь
едет на метле,
пострелёнок-сорванец
девочка Альвира
“Снег и дождик, снег и
дождь” — пишет на стекле.
Наш микробусный маршрут.
Над планетой встряски.
А девчонка-шалапут песенку
поёт.
“Снег и дождик” — в ней
слова, как в волшебной сказке.
“Снег и дождик, снег и
дождь” — за окном идёт.
Ω
Уронив изограф на пол,
вечер вычертил обет.
Тем обетом он обляпал
обетованных в обед.
Прибинтованных, неправых,
беспричинных, без судьбы.
Вечер был навеки в правых,
в левых — отзвуки мольбы.
И хоть бы... Привычное двое
уронили день в окно.
За окном вновь пала Троя, с
ней — столетье заодно.
За пол-улицы от смерти, в
повседневной круговерти...
Ω
Кто явится, тот явится на
свой стакан воды.
С тем камень с сердца
свалится, озноб обрушит льды.
С кем сладится, с тем
сладится сквозь ночь и холода. —
Душа душой оплавится на
долгие года.
С кем слюбится, с тем
слюбится, и больше не зови.
Чужой не приголубится к
воссозданной любви.
Кто явится, с тем сбудется
— такое не забудется.
Ω
Солёный чай от сладких губ.
А губы — исцелованы.
Их расхлестал животный зуд,
в порыве лет спрессованный.
За каждым годом урожай
срывали губы мягкие,
и пьют теперь солёный чай
за то, что были сладкие...
И ты, дитя, увидишь вновь всё
те же искушения:
предощущение оков любовного
брожения...
Предощущение себя в
томленье страстного огня.
Ω
Караванщик уставшим
верблюдам запретил отдыхать на песке.
Он не знал, отчего и откуда
эта истина билась в виске.
На осколочном вырванном
месте вызревал запретительный план:
певчих птиц сохранить,
чтобы вместе, с ними вместе шагал караван.
Этих птиц в золочёные клети
усадили в Герате купцы.
Сквозь барханов волнистые
сети караваны вели мудрецы.
Полюбовно и птицам, и сетям
не ужиться в безводном краю -
эти птицы умрут на
рассвете, на заре их услышат в раю.
Пейте с рук по глотку, по
глоточку разноцветных убранств и цветов,
рано ставить вам в пении
точку - караван ваш ведёт птицелов!
Ω
Планеты литые побеги, прошедшие
руки Богов, погромы, пожары, набеги…
Плывут в океанском ковчеге
волшебные сны островов.
Там счастья живут капитаны,
в мечтах о несбыточных днях,
Здесь судеб пылают вулканы,
над грезами телеэкранов
Рыдают метисы, рыдают
мулаты, рыдают креолы,
рыдают пираты, рыдают
ковбои, рыдают солдаты,
рыдают каори, что жили
когда-то,
туристы и йоги, и вечные
Боги,
и юные леди, в миру
недотроги,
которые, впрочем, раз
десять родят
таких же детишек, рыдающих
много…
Ах, юные леди, в миру
недотроги,
они-то всех более сказок
хотят,
в которых мечты откровенно
нестроги.
На утлом суденышке утра
уснет океанский ковчег,
где слезы сквозь грезы и
грезы сквозь слезы
давно опечалили смех
метисов, мулатов, креолов,
пиратов, ковбоев,
солдат, и даже усопших маори,
хоть их-то и нет априори, туристов,
и йогов, и Богов,
и леди, в ком секса салат
из поз и пикантных ужимок,
дарящих любовный разврат…
Но грозно тайфуны стеною
собою однажды зальют,
где столько занятных
титанов… И связь с эйфорией прервут
метисов, мулатов, креолов,
пиратов, ковбоев, солдат,
и даже усопших маори, хоть
их-то и нет априори,
туристов, и йогов, и Богов,
и леди, в ком секса салат
из поз и пикантных ужимок,
дарящих любовный разврат…
И в вечность сглотнув
океанью бредовый мираж телеснов,
тайфуны разденут, как в
бане метисов, креолов, Богов,
мулатов, маори, девчонок,
литых и упругих вполне…
И прошлого мира оковы
раскиснут в пустой мишуре.
Консервные банки с под колы
в миру, где бананы растут,
нелепы, как вой магнитолы, когда
океаны поют…
Ω
Комментариев нет:
Отправить комментарий