Веле Штылвелд: С боку припёка, часть двадцать шестая

Веле Штылвелд: С боку припёка, часть двадцать шестая

Ирина Диденко: Графика 

Продолжим… Игорь Ткачук: Чёрный дождь.

Отец взял один из мешков… открыл его и стал медленно нащупывать содержимое, как будто пытаясь понять, как его оттуда вытаскивать. А потом резко в одно мгновение вытащил и бросил на прилавок... С какой-то ненавистью. Это был мясной рулет, прочно  перевязанный грубой веревкой, из которого вытекала огромными густыми каплями непонятная жидкость.

– Выкладывай!.. Что стоишь!... – услышал Рой крик прямо у себя в ухе. Брызги отцовской слюны вывели его из состояния ступора. Он вытер ладонью обрызганную щеку, и стал тоже выкладывать мясные рулеты на липкий деревянный прилавок.

Стали подходить люди... жители замка... смотреть на рулеты… брать их своими грязными руками с желтыми ногтями на пальцах и траурными лентами под ними... Они пытались жадно подносить товар к своему лицу и вдыхать его запах. Все они были одеты в такие же грязные одежды из мешковины, с широкими капюшонами на головах, из-под которых не было видно лиц. Они бросали какие-то монеты на прилавок, забирали рулеты и уходили.

Отец светился от счастья. Прошло совсем немного времени, и всё было продано. Отец со звоном бросил в свой кожаный кошель последнюю монету от продажи, затянул его шнуром и повесил себе на пояс. И тут Рой услышал выдох. Это был выдох очень уставшего человека... Было такое ощущение, что как будто какой-то огромный груз упал у отца с плеч. Он положил руки на прилавок и молча сел на рядом стоящую бочку. 

– Начало конца!.. – сказал отец и приложил две своих огромных ладони к лицу. Послышался топот копыт, и под странные звуки труб, которые были похожи на рёв раненного зверя, на площадь выехали несколько всадников, в легких доспехах и накрытые звериными шкурами. Сзади ехала повозка больше похожая на плаху, в которой сидело пять человек со связанными руками…

Рой понял это разбойники, которых сейчас должны будут казнить. Но на площади не было ни виселицы, ни палача. 

Один всадник сразу же подъехал к отцу и сказал:

– Ну, что?.. Мы давно Тебя ждем!.. Хозяин замка хочет с тобою поговорить… Почему-то его звали « Хозяином замка», не имевшим ни имени, ни титула. Отец посмотрел на всадника, поднялся и тяжелыми шагами двинулся в сторону клетки. Его продолжалось не очень долго… Не знаю, о чем они разговаривали, но когда он пришел, то сказал, показывая рукой в сторону разбойников…

– Вот наш Приз! 

Через мгновение клетка открылась, и пленники клетки вышли на площадь. Толпа из жителей замка на площади уже сделала кольцо… Многие держали в руках факелы, горящие желтым светом и неимоверно дымя чёрным дымом. 

Отец посмотрел на Роя и сказал: 

– Будь у Меня за спиной, Я тебе доверяю! Твоя жизнь – единственное, что у тебя есть. Живи и поступай достойно. – Затем протянул длинный тесак, которым колют кабанов. Схватив топор, он просто побежал к толпе разбойников. Кровь и человеческое мясо полетели во все стороны. Рой бежал за спиной отца и интуитивно понимал, что все, кто падают к нему под ноги, это враги и их просто нужно добивать. Вот упал, хрипя, с выпученными глазами один разбойник прямо под ноги Рою.… Не задумываясь, Рой тесаком тут же пронзил ему  горло, услышав его хрип и хруст позвоночника, затем  он отделил голову от тела. Всё перемешалось... грязь, кровь, тела…

Когда Рой пришел в себя, он просто стоял посередине площади с тесаком в руках. С площади уезжал последний всадник… Площадь была завалена расчленёнными телами разбойников… Горожане уже тоже расходились. Отец спокойно, как ни в чем не бывало, будто эту работу он делал каждый день, грузил тела на повозку, на которой они приехали.

Рой подошел к отцу, когда тот укладывал в повозку тело последнего убитого разбойника…. Отец забрал у него тесак и молча, ничего не говоря, мотнул головой в сторону открытых дверей башни замка. Они вместе пошли к дверям. Двери оказались достаточно просторными. В них свободно бы заехала телега с лошадьми…. Но ступенек не было. 

Было две дороги: одна винтообразно шла вниз в подвал, а вторая наверх. Они поехали вверх. Пройдя два оборота вверх, открылся огромный каменный зал. Посередине стояли столбы, на которых висели крюки, а с боку горел огонь, на котором стоял чан, и в нём кипела вода. 

Рой с отцом стали медленно вытаскивать тела из повозки и развешивать их на крюках. Рой удивился – ему показалось, что и эту работу он уже тоже делал не однажды, все движения были знакомы. Он взял тесак, с которым только что дрался, и стал разделывать человеческую плоть на крючках. Нож легко скользил, снимая человеческое мясо с костей, и Рой, посыпая эти куски крупной солью, заворачивал их в рулеты. 

Два самых толстых тела висящих на крючках отец подвинул ближе к огню. Они стали нагреваться и увеличиваться в размере… В них стал плавиться ещё не превратившийся в мертвецкий жировоск жир. Отец взял топор, и одним махом вспорол брюхо одному и второму разбойнику. Поставив внизу под каждого огромное ведро. Жир желтого цвета мгновенно заполнил вёдра доверху…

– Бери вёдра! – Это «мёд!»  Неси его поживее в подвал … – сказал Рою отец. У Роя подкатил к горлу ком, и его чуть не вырвало на мраморный пол зала. Но вёдра взял, и по дороге, по которой они поднимались, вверх стал спускаться в подвал. Его преследовала только одна мысль: «У отца сегодня день рождения, и мне нужно ему что-то подарить».

 Спустившись в подвал, Рой увидел комнату, в которой горели желтым светом всё те же факелы. В полумраке он увидел слепого, который сидел за деревянным столом, в грязной одежде из мешковины. В нём он узнал покупателя. Дед ровно и спокойно крутил из мешковины факелы, поливая из ведра ткань обильно желтым человеческим жиром. Рой оставил вёдра возле стола и выбежал из комнаты… И тут он увидел лицо отца... « Шерл». Пронеслось в голове у Роя. 

Рой открыл глаза… Проснулся… «Шерл» – всё крутилось у него в голове.  На стене горел факел, но это был второй… Первый уже потух. Рой достал из кармана камень, который дала ему мама... крепко сжал его в руке и понял, – комната ждёт следующего гостя!..

То, что мы в психологии называем "нормой", на самом деле является психопатологией серости, настолько лишенной драматизма и настолько широко распространенной, что мы даже, как правило, по Маслоу, просто не замечаем ее...

Вспомнился бородатый анекдот… Сидят в куче навоза два червяка – отец и сын. Однажды отец решил показать сыну мир: отправились они вверх – из глубин дерма на вершину кучи. Вылезли. А там солнце, свет! Сыночек обезумел от восторга, упал в культурный шок, криком закричал:

– Отец! Чего же мы в дерме сидим?

– Это наша родина, сынок.

Перегной – классное удобрение. Сады, огороды, цветники ... Но сидеть в нем ... Увольте!

Анекдот этот знаю сто лет, и вот подумалось: червю, неподготовленному, на свет отправиться – птицы склюют. Что же делать? Тупик? Кто тогда такие олигархии  армия чиновников в нашей куче навоза?

Украинских чиновников в оффшорах кипрских и английских сегодня бездна... Они об этом так громко говорят в районе Липок, что не нужен особый спецрадар тихо ужасаться при этом... А в это время хлебушко в троещинских универсамах выметают вчистую уже к пяти часам вечера. В сумерках хлебовозки не пройдут, пройдут нищие продавать хлебушко!

Сегодня передо мной самим встало время кармического выбора: и тогда как отец мой пошел на суицид,  мать выбрала мужество жить и дожить до десятилетней агонии от постчернобыльского инсульта. Оба дети войны, они относились к войне иденферентно, оба сталинисты-интернационалисты они ненавидели раздел мира на нации... Оба стали по разные стороны в борьбе за жизнь.

Отец сдался... Мать победила. Сегодня я войне за свой украинский народ. И до самого последнего вздоха я не сдам его сволочам. И как на войне всегда буду в окопах! Прощать их балаган не за что... Их агония – наша победа, запомните это... Я не сдамся без боя! В этом смысле я давно и прочно украинский масон... Прошу любить и жаловать

Каждому человеку на Земле даруется особый отдельный дар, но всем общее одно на всех единственное СОС-страдание… Как видно, распоряжаться в планетарном контексте дарами Небес мы сами в одиночестве не умеем. Как и не дано нам умение распоряжаться столь же рачительно дарами нашего общего тревожного Мира.

Существуют ещё в этом контексте и дары Веры, но о них в повседневности говорить принято несколько отстраненно, сакрально. Воистину, верую, ибо абсурдно… Так и живут впрок, обрывая друг у дружки самый последний клок…

С поганой овцы хоть шерсти клок. Так временами, между буйствами бесконечных алкогольных запоев, нравоучал меня мой полиглот-отец, владевших на равных польским, украинским, французским, пятью диалектами немецкого, в том числе баварским и хох-дойчем, языком идиш и с пренебрежительством сербским…

В концлагерях именно сербы пуще прочих предавали друг дружку и своих славянских собратьев – хорватов, македонцев, боснийцев… Отцу было невдомек, как можно продать Человека за пачку ватных эрзац  сигарет. С тех пор что-то переменилось. Как удалось всем этим внешне евреистыми политиками, полушутами, полумудрецами не впустить на свои древние провинциальные окрестные улицы всю эту антисемитскую и уже давно не народную оппозицию. Ведь за это время умерло всего  очень мудрых немолодых женщин, которые и были душой моего прежнего окрестного мира.

С поганой овцы хоть шерсти клок.… С каждой души хоть бы только один дым сигарет с ментолом…