Веле Штылвелд: Стихи в эрзац-кафе
Я достаю из Зазеркалья прожитых дней фигуры.
Прошлое предстаёт шахматною игрой.
В нём иногда встречаются новые увертюры,
страсти и от кутюры, радости и облом...
-.
Военная зима в убежище судьбы.
Я не хочу писать о запахах войны.
Всё вышло в невпопад, всё вышло не в пролёт –
бьют «грады» под распад давно знакомых нот.
Соломинки-ключи земного бытия.
Души не отключить... Здесь Родина моя!
Здесь старые друзья, и старые враги,
здесь самость бытия и, видно, пуп земли.
Я не хочу питать иллюзий об ином –
нездешнем мире зла, нездешнем мире снов.
Сюда не приблудить, отсюда не уйти –
здесь родина моя и вещие пути...
Куда бы ты не шел, – вокруг волшебный звон,
но нынче на душе один печальный стон:
военная зима, в ней запахи войны, –
погибшие друзья, погибшие враги...
-.
А сказка что, а сказка как –
в ней пешки – не орешки:
моей судьбы волшебный знак
и вещих слов проплешки.
А в сказке как? Ни друг, ни враг
не отличим без вешки –
на каждом в сказке вещий знак:
ведь пешки не орешки!
Здесь те, кто вышел на войну –
спасал судьбу чужую,
а кто-то паль в смертельном рву
погиб, упав под пулей.
Багульник с памятью смешав,
чтоб не было отдышки,
в дубовых веточек отвар
брось две сосновых шишки.
Теперь запаривать поспей,
опять же с желудями,
да с розмарином пошустрей
и всякими сластями...
Морошкой, горстью ежевик
и с мёдом диких пчелок,
и земляничку, проколов
иголками от ёлок!
Теперь свари, как чародей –
без окриков и рыков,
и в дымный чайничек залей
с волшебной закавыкой.
Ворчун-колдун цедит чеброк
сквозь ситечко удачи –
тебе глоток, и мне глоток –
глотай целебный сей чайОк,
и сказки слушайся, дружок,
и будь здоров на сдачу!
Ведь сказка что? Ведь сказка где?
Вся сказка на домазке –
вольна, как локш на бороде,
в веселой зычной тряске.
Она и в шторме властелин,
она и в сердце комом,
Ей не прикажешь: – Изыди!
Она с судьбой знакома.
Ей не укажешь, что и как –
она сама назначит,
очистит душу как лоток
и беды околпачит.
Глоток – и с кодовым словцом
вся боль избавит сердце,
хоть с околпаченным лицом
и зудом под коленцем.
Чеброк в душе своей храни,
как горькую настойку –
он станет жечь тебя в крови,
но исцелит подкорку.
-.
Ночь без канвы,
Словно сводной мечты покрывало,
Пыль на устах,
Словно горечь пожухлой травы.
Слов не сказать,
Что не скажет, почувствуешь – мало.
Вот она боль
Навсегда отгоревшей любви...
Траверсы снов
на рассвете вспорхнут перламутром,
Траверсы лет
Не убудут в прошедшие дни.
Памяти сленг
Изъясняется строфикой ветра,
Чуть он подул
И рассыпались сказок клубок...
-.
Иероним Босх сёрбает прошлое ложкой.
В лежку не прав, бузотер и сквалыга на час
Девушки вдруг из полотен зовут неотложку,
Им предписал начертальщик
Поддельный экстаз.
Можно уйти незаметно во мрак изначальный
И растворится навеки внезапно в низги.
Но отобрать прежде кисть у сквалыги миндальной.
Чтоб начертать над нечаянным прошлым:
– Прости...
-.
Птиц воспитывает небо, человечество печаль.
Кто в печали прежде не был, для того нема скрижаль.
Рыб воспитывает море, человечество – причал,
кто уходит от причала в невозвратность – одичал.
И уже печаль причала не причалит никогда,
в мир, в котором изначала путеводная звезда.
Кто-то скажет – как-то просто, даже очень – ремесло,
но в поэзии я точно отыскать хочу зерно...
Чтобы птицы у причала прикоснулись в длань руки,
чтобы жизнь водой журчала у истоков лет реки...
-.
Я вижу солнце рыжее, я вижу рыхлый гумус,
Я вижу длань бесстыжего: не уж толь в этом умысел?!
Я растворяю прошлое в Божественной росе.
Нет в том ни сколько пошлого – такой же, как и все.
Я просто по наитию веду календы лет
к горчайшему открытию истлевших кинолент.
В них пенится безяково той жизни пелена,
которая по всякому мир за душу брала.
Эксперты будут мучиться – да что, да как, да всё...
А вдруг, да и получится взглянуть в судьбы инсё.
Мы всё извечно древние, мы все на пять минут.
Мы все за полмгновения от расторжения пут.
А что, как путы сломятся, и мы – во всей красе,
отхлынув от бескормицы, воспрянем на заре.
-.
Птицы, цедящие мед небес,
птицы, целующие соль небес,
птицы, щадящие боль небес
едут в невольничьей клетке
в колдовской несолнечный лес!
Стресс... чарующий стресс –
видеть каждый фрагмент
как партитурную ноту –
вот где сердцу работа!
Я учитель, ты – нет...
Но мёд души, соль и боль -
это твой, ученик, пароль.
Знать его соизволь!
Я не стану целить – мёд на душу лить,
соль на раны крошить в жажде боль перекрыть...
Нужно знать и любить птиц парящих во мгле,
чтобы запросто жить на трудяге Земле…
Не спеши торопить эту тропку к себе!
-.
В пустом эрзац-кафе – с корицею лате.
В кофейне Шан’з’лизе весь мир родном плис’е.
Кофейный аромат важнее сна стократ.
На паузе забот плывет сюда народ.
Как в кроличьей норе, здесь мига апарте:
в таблеточном бистро – кофейное лото –
забвенья супер-приз, прозрений Парадиз –
под тихий легкий джаз плывет Париж на вас.
Но в этот не Париж под сонмом старых крыш
едва ли залетишь как мелкий юркий стриж.
Здесь Киев, шер’ами, с изюминкой Любви.
Кофейный аромат – он в душах сеет яд.
Хлебнул его и впал в Любви девятый шквал.
-.
Комментариев нет:
Отправить комментарий