Веле Штылвелд: Графы Времени

Веле Штылвелд: Графы Времени

Ирина Диденко: Леда победы, графика

Как бы и кто не стратифицировали нас принудительно – мы целое! Супермодели девяностых. Наоми Кэмпбелл, Линда Евангелиста, Татьяна Патитц, Кристи Тарлингтон, Синди Кроуфорд. США. В те годы у них уже навсегда прочертанный адрес времени – тревожный, чуть вздорный, чуть напряжённый и … Но нисколько не лёгковесный. Когда смотришь на них – понимаешь, и мне уже вырваться на волю, как некогда прежде им, чьи судьбы крепко зашорили и превратили в непрерывный бег рабочих лошадок модельного бизнеса. Я раньше этого не понимал.

Чем старше становлюсь тем меньше удаётся подглядывать других – остаётся только подглядывать себя и следить за собой… Вот и сейчас пойду бриться пережив очередные десять дней не бритья. Кстати, небритость тоже прерогатива возраста: бреюсь затем, чтобы подглядывать себя лучше…

 Рожденный в 1927 году, отец мой чуть не дожил до 60-ти лет, и умер в следующем за чернобыльским 1987-ым годом. О смерти я узнал трагикомическим образом. Выяснилось, что умер он в критическое для себя время, когда старый дом на Предславинской с довоенным лифтом забрал под себя роддом. Начальником ЖЭКа был ушлый грузин. Впрочем, мог быть и ушлый еврей поляк украинец, но так уж случилось. В ЖЭКе у него работала славная леди в пледе, под которым для начальника больше ничего не было, да и по жизни у нее была полупризрачная приписка. А здесь отселение и смерть целого человека, вроде бы и алкаша, но малолетнего узника фашистского концлагеря. 

Тело отца спешно передали в областной морг, а паспорт не в паспортный стол на пробивку и регистрацию смерти, а в ЗАГС для заключения брака с этой грешной земной курицей. В то время отец был уже неземным... Но дама с перцем на его подложном браке отхватила киевскую приписку, а вместе с ней и право на получение отселенческой двухкомнатной квартиры в районе Голосеева. Только после этого зашитое тело отца с вброшенными в него несколькими обрезанными аппендиксами и иной послехирургической всячиной захоронили на пятидесятом коммунальном участке Лесного кладбища.

С тех пор всё и началось. Отец приходил несколько раз в свой мир, но там лежали только стоптанные докерские ботинки сорок последнего размера и несколько обрывков старых газет времени великого всенародного одобрямся. Не трудно догадаться, что это были центральные газеты заката брежневской эпохи, о которой у меня сохранились свои пространные воспоминания. Но речь сейчас не о них. Просто души самоубийц имеют свою собственную и весьма горькую для землян планиду, и оттого о них чего только не рассказывают. 

А тут и рассказывать было особенно нечего. Киевский пацанчик с пшеничными волосами, малолетний узник медицинского концлагеря под Берлином, где промышлял врач-садист Менгель, военнослужащий советской контрразведки во время Нюренбергского процесса, без воинского звания, но с внешностью своего погодки сына Геринга, удерживаемого в СССР, знаток восьми немецких диалектов, польского, идиш и украинского языков, русского и французского...

Когда его тело потеряло душу и осталось лежать в самом глухом уголке самой аристократической комнатки на третьем этаже вороньей слободы на Предславинской, первое, что подумал душа Беса Коленьки, кажется, освободился... Но это было ее первое и далеко не последнее после смертное заблуждение.

Сам я разыскал сведения о смерти отца и то крайне отрывочные и болезненные только через полгода после его смерти. Я бы еще мог биться за его земное наследство, но меня охватило шоковое состояние, и я только пожелал посмотреть, что за курица обвенчалось с уже покойным родителем. Она оказалась бледноволосой карлицей с пигментными пятнами по всему крестьянскому лицу цепко цепляющейся за всё земное Горгоной с каркающим говором битой провинциальной простушки. То ли Валя, то ли Рая из какого-то заштатного сарая жизни она получила право именоваться моей фамилией, которая пристала к ней защитной личиной.

При встречи с ней, я плюнул и прошел дальше. Потому что именно она направила меня из расформированного ЖЭКа в городской загс-архив, по стандартному запросу для которого уже по моей просьбе подготовила мой персональный запрос на розыск пропавшего человека. С тех пор я много раз рассказывал многим своим знакомым эту почти, да что там – точно криминальную историю, но в её правдоподобность большинство слушателей просто отказывались верить. Вот почему с возрастом я просто перестал рассказывать эту историю снова, снова и снова...

И тогда ко мне стали приходить сны о странствиях отцовой грешной души в том незримом для земных космосе, где пересеклись в очередной раз судьбы душ Беса Николушки и Жорика (Зорика) с бездуховной сущностью нага, убившего однажды известного советского космонавта. Такого бреда не вынес бы и бессмертный профессор Преображенский, вот почему потребовались годы, чтобы весь этот сумбур хоть как-нибудь упорядочить... А стало быть, попросту устаканить.

– Значит, вот она в чем моя вторая попытка, – попытался взгрустнуть Бес Николаша. – если прибыл на Марс не публично, не почетно-наказательно, как мелкий земной суицидник, а как просто фривольный дух, затоваришовавший с нагом-подростком, то твори себе, чего только душеньке своей непутящей угодно, только не высовывайся. Вот бери и спи, как Жорик в марсианском колумбарии на здешнем Марсовом поле, или отрывайся – пари над остывшей планетой, кружись в её бурях песчаных, но притом будь примерным Буратино с душевной деревяшкой самости, или как там её еще кличут: инсайдом, ин сё... Форменное ни то ни сё.

Вот взять бы и попропобовать начудить, набузитерить, а еще улизнуть от этого недовозросшего нага.

– Даже и не думай... Твой душевный код – всего лишь индивидуальная матрица. Да, она уникальна. Да, Господь где-то постоянно чудит, но и мы, наги, тоже не одним щелчком божьего бича деланы. Нам ведь тоже и душа и искушение требуется. Да что там душа, души, когда подросту – ты сам это поймешь, это тебе не полет в космос по предписаниям Иона Маска: верти пластинку, смотри картинку. 

– Ну, накрутилась пластинка, пока я ее не обломал, а картинка тут только одна быть должна на все 64 тонны свой проектной полезности. Логово вся эта полезность. Логово нага. И ты отныне приписан к этому логову, куда бы тебя не носило. Теперь можешь себе идти, плыть, летать, течь, распространятся на разные стороны. Как только понадобишься, из любой ситуации вырву и перед собою представлю!

– Мал ты еще, пацан, так со мной разговаривать. Тебе бы предупредительности прибавить, а то ведь влезу в некую хмурь инопородную, прибуду в ней и славно раздавлю тебя малого. 

– А ты только попробуй, – впервые сипло и едва слышимо, безо всякого внутреннего телепативного фильтра прошипел наг. – И ракетную капсулу тут же наполнил храп.

– Это не хорошо, парень, что мы с тобой закончили наш разговор на такой неутешительной ноте... – посетовал вслух Бес 

– Согласен, да ничего, Николушка... то ли ещё будет, – устало прошептал гигантский белый червь, и в страшно недоброй позе впал в длительный анабиоз.

– Это же какой же тварью придется мне на сей раз по Марсу ползать, – приуныл Бес Николаша.

– Не придется, – внезапно телепатически впервые за весь полет огорошил его юный наг. – Ты лучше на звезды гляди. Этот Илон Маск большой выдумщик и любитель пинг-понга. Он не просто выстрелил сверхтяжелый космический модуль с родной планеты, но при этом еще и поддал его крученно, типа, лети себе птица пенная. Так что обустраивайся поудобней. Носится нам в этом космическом модуле, возможно, парочку тысяч лет...

– Вот это пофартунило. А потом?

– А потом за дело возьмутся твои земные потомки и стащат эту рухлядь с гелеоцентрической орбиты в какой-нибудь захолустный ангар.

– А нельзя так вот сразу в ангар, чтобы на том же Марсе где-то рядом с местом упокоения души Жорика.

– Можно и так, но при этом нам понадобится маленький неожиданный краш!

– И у тебя это получится?

– Как два пальца об фано… Там, откуда ты родом в последнее время модны уличные фано... Мутят там сегодня серые, ну да тебя это не касается. Значит так, что там у нас по курсу? Ага, мелко-астероидный полураспад... Знакомо. Здесь недавно протащила свой хвост комета. Так что, потерпи...

Корпус корабля Иллона Маска затрясся, словно натолкнулся на некий пространственный дриблинг, после чего корпус корабля мягко повернуло в сторону Марса...

– Там, правда, спутников до хрена, а не те четыре, восемь о которых в ваших космо астролябиях говорят или говорить буду. Ладно, корабль сходит с орбиты и не совсем аккуратно... Честное слово, не совсем. Но кажется и это Илон Маск словно предусмотрел... Под нами раскрывается металлокерамический зонтик. Ох, и не фига себе зонтик... Зонтище... А теперь падаем, главное, чтобы наш ящик не повредить... Куда бы спрятаться, чтоб надолго... Ага, вот там расщелина... Щелина... На... А! Трах тубидох!

И оба на годы снова ушли в отключку...