Веле Штылвелд: Резекция мечты, ч.2

Веле Штылвелд: Резекция мечты, ч.2
Авторский электронный эпюр: Ружжо

Я хочу поделиться с вами своей любимой цитатой от Марианны Уильямсон: 

«Наш глубочайший страх не в том, что мы неполноценны. Наш глубочайший страх в том, что мы боимся показаться слишком сильными. Именно наш свет, а не наша тьма больше всего пугает нас.

Мы спрашиваем себя: «Кто я такой, чтобы быть выдающимся, великолепным, талантливым и потрясающим?» А действительно, почему бы тебе и не быть таким! Ты дитя Божие. Твое самоуничижение не нужно миру. Нет ничего привлекательного в робости и зажатости, что заставляет всех вокруг тоже чувствовать себя неуверенно.

Мы рождены, чтобы сиять, как это делают дети. Мы рождены, чтобы проявить славу Божию внутри нас. И это не только в некоторых из нас, это буквально во всех нас. И когда мы позволяем сиять своему собственному Свету, мы неосознанно даем другим людям возможность делать то же самое. Когда мы освобождаемся от наших собственных страхов, то, одно наше присутствие освобождает от страха других людей».

-.

Опытные поэты обычно убирают союзы, предлоги, вводные слова... Поэзия – литая штука... Хоть, впрочем, всё начинается с подражания... И уж затем только следует поиск и раскопки себя... Поэта, да и просто человека шлифует Время... Я вообще обожаю в Поэзии любые подобные перекапывания микросов и макросов нашей общей вселенной...

Иной поэт пишет вроде бы чисто, но вдруг в нижней последней строчке приглушила тональность. На чуть-чуть, и всё-таки... Роняется тональность…  и происходит сброс... Некая духовная недотяжка... Очень плохо, когда поэзию превращают в некую плакальщицу... тихий и грустно уходящий совок... текстуальный... Печаль, да и только... Вечные душевные и словарные недотяжки... Затем и водил Моисей двенадцать колен Израилевых по пустыне сорок лет, чтобы прошла естественноисторическая выбраковка отчаянных пессимистов. Это уже не поэзия, а плач вопиющего в пустыне. 

Но это уже навсегда не поэзия!

-.

Киевская осень 2014-го года. А провинциальном мире Киев – патриархален. Здесь принято грустно стареть... Здесь хочется писать... Я вот начал корпеть над дочерьми Лота... Это ведемьская история. Была на сретение двадцатого  и двадцать первого веков на Андреевском спуске одна ведьма-хромоножка, которая летала и завлекала тем, что говаривала, мол, это её последняя девичья ночь перед замужеством, а еще одна ведьма в девяностые годов прошлого века, носила на себе вяслицу из серо-коричневой мешковины, на которой красной краской было написано: 

«Прочь из СССР». А затем была еще, нет, были – две, нет,  более поэтесс, которые просто ушли – прошли сквозь киевские закоулки в вечность, а к тому же была в 1941 году именно в это время одна молодая еврейка-красавица, которая, чтобы не обречь украинскую семью с четырьмя детьми, отказалась на Андреевском спуске в зеленом пальто с огромными пуговицами и в коричневых чулках. В ботиках... Эсесовцы спустили на неё овчарок и те разорвали её в клочья то ли у домика Булкакова, то ли у театра «Колесо». 

А потом стал руководителем НСПУ ныне ксенофоб и черносотенец Владимир Яворивский, и ему литературные Солохи прямо в кабинете рассказывали смрадные антисемитские анекдоты каждое утро его правления. Затем он опять баллотировался от партии «Батькивщина» именно по моему дому, не приняв меня с последующим  десятилетним разбирательством в НСПУ. Если честно, люди, я и мёртвым ненавижу его... и его лозунг о генетической порядочности, висевший некогда на бигборде на проспекте опять же некогда Владимира Маяковского хочется сорвать и забить ему в глотку. Почему так? Да просто потому, что второй жизни у меня не будет! Но будут в этой жизни настоящие светлые воспоминания о духовно близких сетевых фрэндах, об этом тополе у дома – перешедшим в потомство... Об удивительных полевых экзотах в парке напротив окон... Я пью за вас, мои милые фрэнды! Не допускайте впредь новых яворивских во власть, пейте вино, ходите в театры, пишите стихи – творите, ибо это ваше время, осуществляйтесь, ибо другого времени у вас не будет, запрещайте политические бредни ксенофобов владимиров яворивских и наш мир воспрянет! Мир вашему дому, а штыл андер вельт, на том и аминь! будь проклят Аман, имя которого еврейские дети захлопывают в ладошки на Пурим, будь трижды прокляты духовные владимиры яроривские! Если они пройду, война в Украине не кончиться… Люди, я люблю вас и обязан предупредить: мой колокол и поныне звонит сегодня о вас!

-.

Вот представьте, у человека в месте регулярных натоптышей от плохой обуви вырос мозоль. Человек сходил в кабинет красоты, обработал и срезал мозоль, даже отшлифовал ступню, но тут же одел старую обувь. Итог очевиден. Натоптыши и мозоли возникнут снова и снова.  Я видел жесточайшую украинизацию, скажем даже лютую, которой никогда не должно быть в новой независимой сильной Украине, второй половины шестидесятых годов. 

Из нас выжимали украинский до крови! Что вы об этом знаете. Мы – дети интернатов колониальной по сути Украины были потенциальными духовными рабами империи, и вот филолухи начали из нас зверски выбивать это рабство, кстати с подачи партфункционеров...

– Ты тэму вчыв?

– Учил.

– Пам’ятаеш?

– Не помню.

– Кажы українською, не гыдуй...

– Тему не учил, украинского не помню. Ну, не говорят здесь в Киеве по-украински, и на улице не говорят, и дома не говорят, и сны я вижу на русском языке… Я из еврейского архаического местечка Игупец…

– Добре, сидай, хвантазэр, ось тоби пам’ятнык.

– Опять двойка?!

– А жо поробиш? Що навчыв, то й отрымав...

А что поделать? В доме говорят подпольно на идиш, громогласно на имперском, а в интернате вдруг неожиданно и спонтанно объявляется украинский. В роли жесточайшего халифа на час…

Ненависть. Милейшая Анатолия Францовна прививала нам ненависть. С годами мы стали в области языка избирательней. Кто прижался к селам, из того  русский язык весь вышел –  его поглотил суржик, кто ушел в литературу, культуру, –  как только не изгалялся. Идиотский пафос «мовных виршив», неспособность перейти за планку самости, достучаться до учеников, делали из них отпетых А-Баба-Гала-Магов и далеко не магов волелюбивой украинской речи… Не было только польского:

–  Всем евреям пересесть к дальней стене от окон!

Кто ещё не читал роман Эфроима Севилы «Попугай, говорящий на идиш»?

Не забыли, как там у Тесленко:

– Шо ты робыш?

– Ныткы сипаю.

– А нащо?

– Бовщ варыть буду.

И жесточайшие избиение на переменах детьми, внезапно возомнившими себя Хох-украинцами… Пока не запустил в голову одному такому чернильницей… Перепугал всех, влоть до директора школы и заврайоно как не смешно Московского района города Киева. Отстали… Нехотя, но на годы. Сняв с поста номенклатурной детской должности председателя совета дружины… Ушли почетно интернатовским пионерским представителем в районном пионерском штабе…

С такими нитками выпотрошенной из Детских Душ самости мовных истин не к чему не пришьёшь. Тут же отвалятся, как у меня первой точкой стало поступление в Киевский Державный Университет, когда на экзамене по истории СССР мне было громогласно заявлено с судейской кафедры:

– Ты юде, а все юде предатели... –  Ой, простите, не то... Это так годами вещала мне моя классная дама... Кстати, этническая русская антисемитка… А экзаменатор из приемной комиссии КДУ просто и тускло сказал:

– Хлопче, юначе, а на шо вы нам, якщо у вас така нечыста українська вымова…

Сегодня я опытный переводчик на украинский язык и очень чутко ощущаю два американских речевых переплетения. Одно чисто индивуалистическое, где напрочь отсутствуют слова: мы, нам, а само слово US – нам звучно перекликается со словом ASS – задница. И второй ключ – корпоративный, более понятный как и украинцам, так и русским с их историческим раболепным коллективизмом, где слова МЫ и Нам едва ли не заглавные. А обиды на одноклассников у меня нет – ни я их не поубивал, ни они меня не сделали идиотом… И они, и я пережили эту войну в Киеве, не отступив из Города ни на шаг, хотя всем им, как и мне, далеко за шестьдесят.