Веле Штылвелд и Игорь Сокол: Привод в Зурбагане, часть вторая

Веле Штылвелд и Игорь Сокол: Привод в Зурбагане, часть вторая

Я сдался под его натиском и ответил: «Да!». Кто мог тогда ожидать, что Адик Ордынский окажется таким подлецом?.. Обо всё этом я, конечно, рассказал на допросе, но понимания не дождался… Люди в штатском есть людьми в штатском… У них все обставлено под допросы с протоколами и методами дознания всяческих степеней… Случается, подследственные умирают, случается, что и нет… Но с маньяком дело беспроигрышное… Его еще как можно обыграть и преподнести публике, и что особенно редкий случай – под одобрямс с обеих сторон. Нет, кем бы они не были, убивать меня они были не намерены…  Но с другой стороны, мало ли что может нагородить маньяк, пытаясь себя выгородить… Мол, не виноватый я, они сами нарвались… Те же имперские снайпера. Вышли на договорняк, пострелять по сиротам, а их взяли в засаду… Мол, какие договорняки с республиканцами… Или с теми же имперцами… 

Эй, ну кто вы там, судьи и дознаватели? Не виноват я, сами они нарвались на остатки во мне человеческого… Один из членов следственной группы даже вдохнул с притворным участием:

– Ты когда-то даже спас моего сына, вытащил чуть ли не из под колес грузовика… Сегодня пацану двенадцать, а мог бы и не жить… Если бы не ты… Ты же был человеком, Пашка! – О, да я едва ли не святой Павел, вот только нет у меня ключей от спасения… Да и ничьего сына я из-под или от грузовика не спасал… Как и не убивал полсотни человек этих, тех еще, как видно, людишек… Это всё не я, да и не Павел я, а от самого рожденья Кондрат… Но кто же мне поверит?..

Пусть не упрекает меня разочарованный читатель, что лишаю его эффективных сцен дальнейшего побега и погони… Ничего этого как раз-то и не было. Из такого каменного мешка, в котором я оказался, побег был просто невозможен. Прежний царь знал толк в строительстве казематов древней империи… Во всяком случае опишу тюремный стандарт: три угловых четырехэтажных башни-туры, четвертая разрушена еще во времена Она, соединенные пятиметровой стеной шириной полтора метра, внутренние караулы, затем  пятнадцатиметровый по ширине всего периметра двор, и вторая четырехметровая стена, за которой самая обыкновенная трехэтажная губа со стенами в те же полтора метра. В камере свет и холод. Кинжальные рассветы, дриблинговые закаты, баланда и чай без сахара одного внутреннего сугрева организма ради…

Побег невозможен… Во всяком случае для таких вот как я – то ли Савлов, то ли Кондратов… Побежит Павел – его тут же Кондратий хватит, а побежит Кондрат, тут же примут за Павла и пристрелят как падлу…

Оставалось уповать только на то, что незабвенный прохиндей Арнольд Волынский, он же чертов Арчибальд Ордынский строго по повестке придет на суд и подтвердит мои показания, типа, не виноватая я… А то все виноват, виноват, и всё новые и новые эпизоды… Мол, вот еще и этого курсанта, сволочь такая, грохнул… А он же, паинька, в стрельбе по целям тренировался. Ну, и что, что живые… Они же для того у противника и куплены, потому как сироты и нахлебники…

Однажды во время одного такого судебного заседания, а судили-рядили долго, поэпизодно, из глубины вечно полупустого сонного зала внезапно раздался возглас:

– Вы не того судите, господа! Это не маньяк! В том, что случилось, моя вина – Арнольда Ордынского, лауреата Нобелевской премии в области прикладной парафизики. Если нужно, я готов свидетельствовать, по сути, здесь происходящего… пройти детектор лжи и дать соответствующие показания. Суть не в преступлении, а в науке… Перед вами не Павел, а Кондрат, но свидетельствовать буду без свидетелей… И уберите камеры, а то их сами понимаете уже без вас уберут.

И точно, в за вошли стандартные люди в сером – плащи, шляпы, обувка и даже защитные очки были у них серого цвета. Зал опустел… Из него удалили всех, на ком не было единого серообразия… Кто-то попытался возмутиться, но его ожидал увесистый и точный тумак, после которого он едва не вышиб дверной косяк собственною башкой… Башка прошла в миллиметре от роковой вешки… Вот уж точно, пешки – не орешки…

Арнольд Ордынский очень мерно и скучно, пережевывая между варениками губ слова, поведал судейской коллегии и большому жюри о том, что, как оказалось, настоящий маньяк, прослышав об открытиях ученого, пришел к нему сам и попросил устроить ему спешный средиземноморский тур. Он, видите ли, давно мечтал посетить Мальту или Тунис, просто наводненный эсенговским жульем, для которых у него были уготованы известные вам методы воздействия и возмездия… Да вот финансы не позволяли… 

Тут и сговорились два отпетых авантюриста – маньяк и ученый о возможном гешефте… Гешефтмахер Арнольд предложил маньяку Павлу посидеть полчаса в кресле под его аппаратом, что сознание матерого убийцы временно было перемещен в тело более денежного соотечественника, которым и явился Кондрат. 

Выбор пал именно на него потому, что как раз Кондрат и нацелился посетить Мальту единственно за тем, чтобы поесть там вдоволь особых тамошних корзиночек с козьим сыром с луговыми и альпийскими травами… Так произошел этот подлог, а который, между прочим, Кондрат получил сатисфакцию в размере двадцати тысяч долларов…

– Так-то же было по пьянее, да и где эти тысячи долларов?

– Как где? На вашем счету в банке… Правда, ими временно пользуется ваш визави… Хотя было ясно, что из круиза тот не вернется, но я сдал его в Интерпол и его уже везут в этот зал. А у меня здесь прибор… Так что за час правосудие получит убийцу, Кондрат – столь долгожданную свободу, а я убеждение в том, что мое изобретение действенно…

– А деньги?

– Ну да, деньги… За преступника такого масштаба готовы заплатить и имперские и республиканские власти… Как говорится, война войной, а обед по расписанию. Среди подписанных тобою бумаг была и, извиняюсь за жаргон, и твоя сексотка в Интерпол. Заинтересованные страны обязаны выплатить тебе по пятнадцать тысяч евро – а это и имперская и республиканская юрисдикция… В Зурбагане действительны обе…

– Ну и надаю я тебе по шее, приятель мой Арчи…

– Я предусмотрел и это, Кондрат. Ты республиканец, и тебя депортируют в республику, а я имперец –  меня тоже депортируют, но в империю… Так что мне с тобою явно не по дороге… Деньки твои – пользуйся, слава моя и загривок мой цел.

Короче говоря, с этими словами судебное заседание превратилось в фарс. Когда же в зал в цепях доставили меня самого. Я увидел свою счастливую сытую рожу, под которой до времени все еще скрывались мозги конченного ублюдка… Это были его последние счастливые минуты… Первым в прибор засунули мою голову с Мальты… И нас, Кондратов оказалось двое, затем прибор одели на тело Павла, и я снова оказался один, но уже в своем собственном теле, тогда как Павла принялись тут же в зале освидетельствовать всяческие психологи и психиатры. Он упорно лгал и изворачивался, но его подключили под особый детектор лжи и он тут же забился в очень правдивых конвульсиях… Это с его стороны было очень больно, но благородно…

Я же возвратился домой хоть и под конвоем до самой границы, и все бы ничего – в зачете и деньги, и приключение, но… в страны Средиземноморья отныне я не въездной… Там до сих пор ищут то плутоватого докера из Дурреса, то ушлого почтальона из Лутраки, то художника-пастозника из Будвы, одним словом, типа весьма специфического, но что удивительно – точно с моей той еще рожей… Правда, убивать я не стал, как видно не тот состав крови, но вот плутовать был еще о-го-го как горазд…

И тут же ушную раковину пробурило злобное шипение явно будущего пациента:

– Руки за спину, тварь! Думал, что тебя не достанем? Пришел твой конец!

Вслед за грубым окриком явно не нежным голосом говорящего, прозвучал почти бабий голос подельника:

– Жаль, что в нашей стране нет казни на электрическом стуле. Ты до нее дозрел! И заслужил вполне крепкой поджарки… До полного барбекю!

На голову мне был наброшен непроницаемый на свет плотный черный мешок. Но в нем было почти комфортно дышать, что и позволило хоть как-то собраться с мыслями.

– Парни, козенаки не желаете, а то у меня их полный карман. Знать бы еще только – на хрена…

– Заткнись!..