Юрий Контишев: Война или дама на букву Ве глазами очевидца

Юрий Контишев: Война или дама на букву Ве глазами очевидца 

В мирное время меня окружали разные люди, с разными именами и фамилиями. Я вообще не обращал внимания на эти мелочи. Единственное, что выпирало из этой обыденной статистики, так это название моего города – Херсон.

Причём, диапазон восприятия этого наименования  простирался от древнегреческой недоназванности – Херсонес  до полуматерного  – «там, где совесть была, там хер вырос». Это высказал актёр Евгений Матвеев в советском фильме. Кстати, он родом из Херсонщины.

С первым днём войны началась «ономатологическая» мистика. Первый раз в жизни употребляю это слово, поэтому, поясню для себя и всех, что это такое. 

Ономатология – отдел языкознания, изучающий собственные имена. Как видите, ничего страшного! И к мату это слово не имеет никакого отношения.

Вот, если бы я занялся фамилиями, то шар земной наполнился бы таким изощрённым матом, что… Впрочем, это отложу на потом. Не сейчас…

Херсон был занят практически  через неделю. Третьего марта 2022 года. Мы  стали запасаться продуктами, в расчёте на  какой-то небольшой период оккупации.

Как нас уверял Арестович, основываясь, видимо, на устаревшие данные Аристотеля, что пара месяцев  это – реальный срок, на который нам нужно настраиваться.

Время шло. Продукты дорожали. Уже начали возить яйца из Краснодара под видом Николаевских. Цена за них стала приближаться к фабержевским. Слышите? Но, поручик Ржевский здесь не причём.

Впрочем, мы договорились, что изучаем только имена. Фамилии – в другой раз.

Итак, встал вопрос – выезжать из оккупации или нет.

Мой друг из Киева – Витя, с творческим псевдонимом В+еле Шт+ылвелд, звонил и настоятельно уговаривал срочно покинуть Херсон.

– Ты же пишешь и выкладываешь в ютуб антивоенные и антироссийские песни. Тебя вычислят и кинут в подвал – предупреждал он. Благодаря ещё работающему интернету, мы уже знали о Буче.

Жена была категорически против выезда из Херсона. Но.

Пришёл друг семьи – Володя, подполковник полиции в запасе. Просил вывезти его из Херсона – хотя бы – в Николаев, в связи с тем, что его наверняка ищут. По месту прописки уже не раз приходили и спрашивали, где он.

Это послужило толчком к принятию решения. 

Пока, никакой мистики. Это потом я заметил странную тенденцию  доминирования буквы «В» в моей жизни. А пока: Война, Виктор-В+еле, Владимир… Пока – не очень заметно. Ничего странного…

Выезд был опасен. Вдруг на блокпостах вычислят, что Володя в «списках». Расстреляют? В подвал? Его одного – или всех нас?

Мы уже знали, сколько расстреляно мирных автомашин, пытающихся прорваться на  подконтрольную Украине территорию. И – без всяких списков.

Первая попытка была неудачной. С нас собрали по три тысячи гривен какие-то волонтёры на какие-то нужды города. Но, колонна даже не смогла выехать из Херсона. Продвигались по миллиметру. Палили драгоценный бензин. В итоге нас распустили «до завтра».

На следующий день в пять утра ни один из волонтёров не явился. По телефону они сообщили, что никого три дня выпускать не будут. Жена сказала, что лучше ехать после пасхи, 25 апреля.

Мы её переубедили и рванули вперёд. Решили ехать через Снигирёвку, Николаев на Одессу. На первом блокпосту при выезде из города у нас проверили документы и пропустили.

На втором блокпосту был поворот на Снигирёвку и стоял знак «Дорога заминирована».

Услышав слово «на Одессу», русский солдат кликнул командира. Я тут же переменил маршрут на Кривой Рог, к дочке, и спросил:

 – А куда это все едут по заминированной дороге?

– А хрен его знает! – ответил вежливо боец, но пропустил, проверив багажник и дорожные сумки.

Потом было ещё пять-шесть блокпостов. За Снигирёвкой  колонна остановилась. Никого не выпускали. Двести-триста машин скопились в недоумённом беспорядке. Я прошёл вдоль колонны, прислушиваясь к разговорам.

Вернулся, сказал жене, что пропускают только с грудными детьми или – на операцию. У жены оказалась с собой медицинская карточка с рентгеновскими снимками прошлогоднего перелома ноги.

Сочинив версию, что жена едет на операцию, мы рванули вдоль колонны. Бдительные сотоварищи  нас пропускали после волшебной фразы «Нам – на операцию».

Последний блокпост был очень злобен. Спрашивал, где направление на операцию, листал бестолково ворох медицинских  заключений. Но, видимо, неразборчиво-каракулевый по-медицински – эпикриз его убедил. Хотя, мы отчётливо чувствовали в спину его желание пострелять в нас вдогонку...

Первый же украинский блокпост был удивлён нашим появлением:

– А как это вас выпустили? Всего три машины проехало!

Я же глупо воскликнул: 

– Ура! Наши! Русские! – Вообразив, что сзади остались немцы. Этот конфуз как-то добродушно замяли.

В Баштанке мы перевели дух, и на нас хлынул очищающий дождь. 

Я созвонился с Одессой. Мой бывший электромонтёр по имени Виталик (опять же В-мистика) пообещал нам обеспечить жильё.

Переночевав в Одессе, мы рванули на Львов, оставив Володе нашу «Шкоду». Теперь мы были – безлошадные.

Поезд был бесплатный, но за постель и чай пришлось заплатить.

Во Львове нас встречала знакомая семья руководителей «Амвей».

Лично на автомобиле к вокзалу подъехал… как вы думаете кто?

Владимир! Но тут, буквы «В» начали путаться  – в праве за обладания нами – и прямо с вокзала «Волонтёры» под белые рученьки втащили нас в поезд до Пшемысля.

Извинившись по телефону перед Володей, мы отбыли в Польшу.

Пробыв в католическом монастыре Катовице под патронатов монахов из «Розового креста», Испания пару дней, мы рванули в саму Испанию на автобусе. С нами ехало несколько человек. С одним я особо сблизился. Мы уже строили планы, чем будем заниматься. Солнечные панели! Освещение дорог! Ну - и прочая фантастика…

Звали этого товарища, конечно же на пресловутую буква «Ве» – Валера!

Испания встретила нас не очень приветливо. Никаких перспектив по поводу жилья, пособий, работы. И я начал думать о переезде в Германию, в которой когда-то в 80-е годы служил…

Впечатления о том периоде моей жизни были весьма радужные.

Созвонившись  со знакомым заочно поэтом, чтобы он меня встретил в Штуттгарте, я рванул туда, на разведку, в Дойчланд через Париж.

Поэта, конечно, звали Виктор Воскресенский! Двойной мистический удар  буквой «В»!

Он определил меня в пересыльной лагерь Зиндельфинген.

Оттуда нас с товарищем перевели в другой пересыльной лагерь Шветцинген. Пересыльной  – это я так, по гулаговской привычке. У них он называется иначе – миграционный, фильтрационный и т.д.

Но, что интересно! Моего нового товарища звали Владимир! В этом лагере было много цыган ( политкорректно – ромалов или романов, ромов) и украинских беженцев.

Один из них, отец-одиночка двух детей, носил популярное ФИО «Валерий Леоньев». Хороший пацан.

Со второго лагеря  нас 13 мая направили в хостел (общага для дальнобойщиков) в городок возле Вайнхайма. Опять же  на «Ве» ?

В комнате на четырёх человек поселили троих. Я и два Володи. Просыпаясь, я каждое утро был вынужден загадывать желание, обнаруживая себя между двух Владимиров.

Не помню, на какой день список желаний закончился, но в соседней комнате проживали ещё Виктор, Виталий, Владислав, Валерий и – о, ужас! – Евгений! Видимо, его настоящее имя е-Вгений. 

Смирившись с этим исключением из мистического списка «В» – образных имён, я продолжал жить. В – образно. Волно – образно. И – Вити-евато. Витю я здесь зря выделил. Витиеватость шла от симбиоза моего украинского опыта жизни с немецким бестолковым – но, всё-таки! – порядком. Вильгельм Телль вкупе с   Вилли Брандтом 

Позже, видимо в отместку за ошибочного еВгения, подселили ещё двух – Виталия и Володю. Все они с Вильгельмом Пиком пусть отдыхают в сторонке...

Гуляя как-то с моим другом Володей по  нашей немецкой деревушке, мы остановились поглазеть на чистое июньское звёздное небо. Обсуждая разницу между Большой и Малой Медведицей, мы превысили эмоциональный  порог и неожиданно услышали из рядом стоящего гаража на чистом русском языке: 

– Эй, ребята! Пива не хотите?

Мы испытали одновременно два удивления: от русского языка в глуши Германии и глупого вопроса.

Ну, кто же в это время года, – в этом месте, и в это позднее время не хочет халявного пива от русскоязычного гражданина?!

Дальнейшее общение переросло в длительную дружбу.

Смутило меня только одно обстоятельство – этого немца звали ВАЛЕРА!

Свихнувшись на этой мистической закономерности, я подумал: 

– Ну что поделать? ВОЙНА!..

Она тянет свою заглавную букву «В» во всё! Во всю мою жизнь! В моё спасение от уничтожения  «братьями» из Сибири, где я родился. Будучи патриотом Украины, я не рассчитывал на какое-то снисхождение с их стороны. Гулаговский опыт моей бывшей родины не оставлял мне никакого шанса. Расстреляют…

С приездом жены из Испании я перебрался к месту воссоединения нашей семьи, назначенную немецкой администрацией почему-то в горах Шварцвальда.

Единственным соседом, проживающим через стенку, оказался донецкий шахтёр с чудесным именем Виктор!

За стеной этого повествования осталось ещё два «В»: Мой внук Владислав, которого я сделал учредителем собственной фирмы  (теперь его паспорт и печать фирмы зарыты в подвале Херсона – если не разбомбят, будем работать дальше) и - Вадим – мой преемник по дорожной связи Автодора  в должности начальника херсонского филиала  от Крымского узла связи, переподчинённого после аннексии Крыма непосредственно Киеву.

С Вадимом мы во время оккупации планировали взяться сразу  после скорой победы  за восстановление освещения автодорог в Херсонской области. Теперь  он в  Польше, я – в Германии. Победа – все ещё где-то впереди…

Во всей этой мистической цепочке преследующих меня  имён на букву «В», которую я коррелирую с ВОЙНОЙ, не хватает мирной преамбулы.

Меня, последние тридцать лет, не называли по имени «Юрий». Меня называли по отчеству – Викторович. И маму мою звали Валентина. На этой мирной ноте позвольте мне закончить эту ономатологическую  попытку исследовать мистику буквы «В».

С уВажением, Ваш Викторович