Точка включения человека в социум - где и когда, при каких обстоятельствах, с каким минимумов прав и свобод... Об этом говорим... в продолжение темы глубинных сновидений…
Хотя этот вопрос застал меня врасплох. Я точно помню только то, что я сразу увидел дверь… Дверь, за которую выйти было больше нельзя. Ту самую белую, плотно прилегающую дверь, из-за которой лился почти болезненный белый свет…
- А ты знаешь, - сказал мне Юра. – У меня несколько иное принятие этого мира. – Я родился в Сибири. Прямо оттуда меня привезли в областной южный город. Этот город встретил меня, несмышленыша, звуками. Красками. Какими-то городскими строениями. И я в нем словно очнулся. Когда впервые вышел на улицу. Я еще почти бессловесный ребенок вдруг понял и все осознал… Я внезапно ощутил себя человеком.
- Юра, - заговорил я. – А почему у нас с тобой столь странно разные вхождения в эту жизнь? Ты ворвался в эту жизнь через краски, через звуки, через врожденные права и полномочия жить и быть на земле человеком, а я – через какую-то кунсткамеру, как бы случайно юрко пролез, только с тем, чтобы в той же кунсткамере и оставаться.
- Ну, - сказал мне приятель, - это не удивительно, если верить твоим рассказам, что с детства тебя обрабатывало КГБ, чаще внешне, чем предметно вторгаясь в твой внутренний мир, то естественно ничем другим твой мир мир не был богат, и передвигался ты в нем словно по вешкам, по кодам, по предложенной тебе подложной морзянке…
Не было богатого наполнения твоего мира естественно природными звуками и красками. Тебя изначально закрыли в неком особом мире, как потенциального оператора времени, в особую комнату, и только в надежде вырваться из нее у тебя и возникал этот белый свет.
Я подумал, наверное, мой друг прав… Друг, с которым я дружу сорок лет… И тут я услыхал старую забытую песню…
«В нарисованных джунглях
Нельзя заблудиться,
И не съест никого
Нарисованный зверь.
Только верю я, верю я, верю,
Что может открыться
Эта белая дверь,
Эта белая-белая дверь».
©Пугачева Алла — «Белая дверь»
©Автор текста: Л. Дербенев
©Композитор: Ю. Чернавский
Почему я обращаюсь к куплету давно призабытой песенки? Да потому что она словно ворвалась в меня этой ночью! Мы, в общем-то, живем едва ли не от рождения в крепких знаковых кодировках, среди которых вечно базовые: цвет, звук, запах… Ими прочно закодированные наши прожитые пространства. И только благодаря им, мы, люди, резко отличаемые друг от дружки… Обычная ночь определенно пахнет отличительнее чем день, да и цвета она иного. Если честно, чуть более глубокого, чем день… Ведь она уводит в сны, в которых уже свои особые отличительные кодировки.
Со своим давнишним приятелем мы вместе прошли армию, вместе беспечно мытарствовали по жизни, не голодно, но духовно обескровленными сущностями с похожими, а то и просто одинаковыми вешками в биографиях… В чем-то мы действительно были похожи, хотя и живем в разных городах, но все-таки одной маленькой зеленой страны, красивой страны на карте земного шара – Украине. Но грани восприятия у нас все-таки разные... У меня, скорее восприятие человека лишенного неких естественных прав и свобод, почти что с раннего детства, а у моего приятеля – изначально вальяжное право на жизнь, которое никто не попытался у него отобрать с самого детства… Так что и детство у нас разное – у него на внешней свободе, а у меня как бы за дверью. Оттого-то я и вижу эту самую дверь. Я даже не вижу той вечной замкнутой комнаты, в которой меня держали годами, хотя многие говорят, что существуют определенные коридоры, в которые в наказание выставляют диссиденствующих людей, и тогда каждый отдельный человек может годами безысходно блуждать по неким запредельным к реальности лабиринтам… Так пугали в СССР миллионы инакомыслящих после всяческих таблеточных обработок всех потенциально злобных антисоветчиков во всяческих советских психушках. Самого меня Бог миловал… Я не одной из них не прошел, не подошел, не знал, что это такое… Зато меня с детства кто-то взял и отметил: оператор времени… Человек знающий, человек способный пройти через виденье определенных структур временных и пространственных… И начались всяческие эксперименты над моей психикой ребенка. Был бы я там один - ладно бы. Нас там было около шести - восьми человек. Маленьких человечков… Почему говорю около? Потому что в памяти тех детских лет это не отобразилось, не вспомнилось, но навсегда осталось.… Каждый из нас рвался ни друг к другу, ни друг от друга, ни ссорился, ни мирился. А только безнадежно рвался за ту самую белую дверь, о которой мне теперь всю жизнь приходится писать, как о неком Рубиконе, который нам так и не дали перейти в детстве… Удивительно, но, только пройдя через осознание этой двери, я сейчас стал способен более спокойно и домовито, более глубинно начать писать. Начать писать на шестьдесят седьмом году жизни! Шестьдесят шесть лет я провел под замком пометившей меня в изгои системы, узконаправленным рупором услужливой под систему инаковости, которую запрессовали в жесткую пожизненную безысходность. Словно всю прежнюю жизнь я прожил под диктофон, под какие-то строгие запретительные команды… поступать так, так и так, не поступать никак иначе! Хотите проверять, покопайте себя очень простым тестом: задайте себе вопрос, что сразу впервые вы ощутили на земле в детстве, когда почувствовали либо не почувствовали себя человеком? Мой друг сразу ощутил вокруг себя шум большого города, а под ногами запах травы.
- Правда, это, скорее всего, была все же некая социальная да общественная помойка со своими придонными морлоками и монстрами, от которых тут же начинало подташнивать, но все-таки это была конкретная окрестная жизнь, коль скоро другой в ту пору он быть не могла. Я же сразу ощутил себя маленьким, запрятанным от мира со всех сторон человечком, которому на земле не было предупредительно оставлено ничего, даже надежды вырваться за столь огромную белую дверь, за которой, возможно, и была моя самая настоящая, да так и не состоявшаяся жизнь.
август 2020 г.
Хотя этот вопрос застал меня врасплох. Я точно помню только то, что я сразу увидел дверь… Дверь, за которую выйти было больше нельзя. Ту самую белую, плотно прилегающую дверь, из-за которой лился почти болезненный белый свет…
- А ты знаешь, - сказал мне Юра. – У меня несколько иное принятие этого мира. – Я родился в Сибири. Прямо оттуда меня привезли в областной южный город. Этот город встретил меня, несмышленыша, звуками. Красками. Какими-то городскими строениями. И я в нем словно очнулся. Когда впервые вышел на улицу. Я еще почти бессловесный ребенок вдруг понял и все осознал… Я внезапно ощутил себя человеком.
- Юра, - заговорил я. – А почему у нас с тобой столь странно разные вхождения в эту жизнь? Ты ворвался в эту жизнь через краски, через звуки, через врожденные права и полномочия жить и быть на земле человеком, а я – через какую-то кунсткамеру, как бы случайно юрко пролез, только с тем, чтобы в той же кунсткамере и оставаться.
- Ну, - сказал мне приятель, - это не удивительно, если верить твоим рассказам, что с детства тебя обрабатывало КГБ, чаще внешне, чем предметно вторгаясь в твой внутренний мир, то естественно ничем другим твой мир мир не был богат, и передвигался ты в нем словно по вешкам, по кодам, по предложенной тебе подложной морзянке…
Не было богатого наполнения твоего мира естественно природными звуками и красками. Тебя изначально закрыли в неком особом мире, как потенциального оператора времени, в особую комнату, и только в надежде вырваться из нее у тебя и возникал этот белый свет.
Я подумал, наверное, мой друг прав… Друг, с которым я дружу сорок лет… И тут я услыхал старую забытую песню…
«В нарисованных джунглях
Нельзя заблудиться,
И не съест никого
Нарисованный зверь.
Только верю я, верю я, верю,
Что может открыться
Эта белая дверь,
Эта белая-белая дверь».
©Пугачева Алла — «Белая дверь»
©Автор текста: Л. Дербенев
©Композитор: Ю. Чернавский
Почему я обращаюсь к куплету давно призабытой песенки? Да потому что она словно ворвалась в меня этой ночью! Мы, в общем-то, живем едва ли не от рождения в крепких знаковых кодировках, среди которых вечно базовые: цвет, звук, запах… Ими прочно закодированные наши прожитые пространства. И только благодаря им, мы, люди, резко отличаемые друг от дружки… Обычная ночь определенно пахнет отличительнее чем день, да и цвета она иного. Если честно, чуть более глубокого, чем день… Ведь она уводит в сны, в которых уже свои особые отличительные кодировки.
Со своим давнишним приятелем мы вместе прошли армию, вместе беспечно мытарствовали по жизни, не голодно, но духовно обескровленными сущностями с похожими, а то и просто одинаковыми вешками в биографиях… В чем-то мы действительно были похожи, хотя и живем в разных городах, но все-таки одной маленькой зеленой страны, красивой страны на карте земного шара – Украине. Но грани восприятия у нас все-таки разные... У меня, скорее восприятие человека лишенного неких естественных прав и свобод, почти что с раннего детства, а у моего приятеля – изначально вальяжное право на жизнь, которое никто не попытался у него отобрать с самого детства… Так что и детство у нас разное – у него на внешней свободе, а у меня как бы за дверью. Оттого-то я и вижу эту самую дверь. Я даже не вижу той вечной замкнутой комнаты, в которой меня держали годами, хотя многие говорят, что существуют определенные коридоры, в которые в наказание выставляют диссиденствующих людей, и тогда каждый отдельный человек может годами безысходно блуждать по неким запредельным к реальности лабиринтам… Так пугали в СССР миллионы инакомыслящих после всяческих таблеточных обработок всех потенциально злобных антисоветчиков во всяческих советских психушках. Самого меня Бог миловал… Я не одной из них не прошел, не подошел, не знал, что это такое… Зато меня с детства кто-то взял и отметил: оператор времени… Человек знающий, человек способный пройти через виденье определенных структур временных и пространственных… И начались всяческие эксперименты над моей психикой ребенка. Был бы я там один - ладно бы. Нас там было около шести - восьми человек. Маленьких человечков… Почему говорю около? Потому что в памяти тех детских лет это не отобразилось, не вспомнилось, но навсегда осталось.… Каждый из нас рвался ни друг к другу, ни друг от друга, ни ссорился, ни мирился. А только безнадежно рвался за ту самую белую дверь, о которой мне теперь всю жизнь приходится писать, как о неком Рубиконе, который нам так и не дали перейти в детстве… Удивительно, но, только пройдя через осознание этой двери, я сейчас стал способен более спокойно и домовито, более глубинно начать писать. Начать писать на шестьдесят седьмом году жизни! Шестьдесят шесть лет я провел под замком пометившей меня в изгои системы, узконаправленным рупором услужливой под систему инаковости, которую запрессовали в жесткую пожизненную безысходность. Словно всю прежнюю жизнь я прожил под диктофон, под какие-то строгие запретительные команды… поступать так, так и так, не поступать никак иначе! Хотите проверять, покопайте себя очень простым тестом: задайте себе вопрос, что сразу впервые вы ощутили на земле в детстве, когда почувствовали либо не почувствовали себя человеком? Мой друг сразу ощутил вокруг себя шум большого города, а под ногами запах травы.
- Правда, это, скорее всего, была все же некая социальная да общественная помойка со своими придонными морлоками и монстрами, от которых тут же начинало подташнивать, но все-таки это была конкретная окрестная жизнь, коль скоро другой в ту пору он быть не могла. Я же сразу ощутил себя маленьким, запрятанным от мира со всех сторон человечком, которому на земле не было предупредительно оставлено ничего, даже надежды вырваться за столь огромную белую дверь, за которой, возможно, и была моя самая настоящая, да так и не состоявшаяся жизнь.
август 2020 г.
- Полный текст читать: Уедем в маленький Париж: Веле Штылвелд: Выйти за белую дверь https://paris-song.blogspot.com/2020/08/blog-post_12.html?spref=tw
Комментариев нет:
Отправить комментарий