Юрий Контишев: Забугорье

                              

Мы выросли в стране, в которой выражение «за бугром» имело не только буквальное значение, но и скрытый потаённый смысл.

                «За бугром» не означало топографическое – вон за тем холмом, горой, Уралом, Карпатами…это было не просто географическое  - «за границей страны»…

                 Пересекая в 80-годы, границу с Польшей, я ни разу не видел каких-то преграждающих дорогу гималайев. «За бугром» - это было нечто политически-сакральное и недоступное большинству.

Неужели, где-то за бугром кто-то живёт?

Неужели, там есть жизнь?

Классики писали: «Ну его к чёрту! …Всё это выдумка, нет никакого Рио-де-Жанейро, и Америки нет, и Европы нет, ничего нет. И вообще последний город — это Шепетовка, о которую разбиваются волны Атлантического океана.»

В это несложно было поверить, потому что проверить не было никакой возможности!

Кроме классиков литературы немало «свистели» о загранице авторы стихов и барды.

«Землю в Гренаде крестьянам отдать…»,

«Ты что мой друг свистишь? Мешает жить Париж?»

Париж, действительно, мешал жить. Всем хотелось умереть, но…сначала увидеть Париж!

Песня Юрия Кукина «Париж» была написана так давно (в 1964 году, мне тогда было 11 лет), что я успешно присвоил строки про Париж  и вставил их в «поэтическую» переписку, будучи  уже взрослым графоманом: «Ну что грустишь, Мариш? Мешает жить Париж?».

            Впрочем, вспомните эту песню, чтобы ненароком чего –нибудь не сплагиатить! Я её, на всякий случай напел:

Юрий Контишев: «Париж», песня Юрий Кукин

Первая заграница для меня случилась в 80-х годах - уже прошлого столетия. ГДР. Служба в ВВС. Кому интересно, прогуглите, что это такое было…

А мы идём дальше. Попасть «за бугор» вне армейских длительных командировок в «братско-оккупированные» страны было невозможно, пока… Пока евреи не начали свой исход в землю обетованную. Многие уезжали. За новой жизнью. За новым счастьем. Немногие потом признавались, ошиблись ли они в своём выборе «родины» или нет.

У меня работал электромонтёр, рыжеватый еврей, с псориазом. Я ему поручал только экологически «безопасные» виды работ. На высоту он не лазал. В покрасках чего-либо не участвовал. «Вредно же!». Я за него исполнял, будучи непосредственным начальником, все эти неподобающие работы.

В один прекрасный день он покинул меня, страну, работу и уехал в Хайфу… красить заборы! Тема отъезда евреев широко освещена ими же в различных произведениях.

Но… Жванецкий не уехал. Объяснил тем, что не может погружаться в пятилетний возраст, начинать всё сначала… «Чем блеснуть, перед девушкой?!» Логично и остроумно!

Так и не блещут некоторые наши «уехавшие», так и пребывают в пятилетнем возрасте.

Веле Штылвелд написал в тот период длинное стихотворение     «Израэлитка, девочка моя…». Оно было полузапрещено, видимо, из-за открытия информации, что некоторым уезжающим грозит остаться у разбитого корыта.

Я, чисто по-русски, откорректировал все длинноты и сделал песню на этот текст: «Израэлитка, девочка моя, давай с тобой уедем…». Закончил я по-русски:

«Я помолюсь, напьюсь и отшаманю
              в кафе-шантан, где пыльные каштаны,
              среди своих – опальный парижанин,

  без суеты сует, обетованных».

Юрий Контишев: «Израэлитка, девочка моя»,

 Вариация Юрия Контишева на текст Веле Штылвелд

Опять выскакивает Париж! Куда без него? Это сейчас в него не поехать. Не только из-за короновируса… Посмотрите новости.

Когда год назад я был в Париже и осуждал нерадивого француза-водителя, «забывшего» на «полустанке» трёх – как бы это либерастно выразиться? – афрофранцузов. Теперь, понимаю…

Но, я не хотел об этом! Давайте - о прекрасном!

«Художник рисовал портрет одной прекрасной светской дамы…». Так начинается моя песня «Бонжур, мадам!»

Контишев Юрий: «Бонжур, мадам!», авторская песня

Давнишние мои стихи…Я ещё тогда не был в Париже…Ещё не сгорел Собор… А теперь я его увидел: и до - и после!

Разница существенная! Надеюсь, французы разберутся , но оснований умереть, «увидев Париж» добавилось…особенно – у верующих. А пока: «Бонжур, мадам! Падам-падам!».

Тексты песен:

Юрий Контишев: «Париж», песня Юрий Кукин

 [Ты что, мой друг, свистишь?

Мешает жить Париж?

Ты посмотри, вокруг тебя тайга.

Подбрось-ка дров в огонь,

Послушай, дорогой,

Он - там, а ты - у черта на рогах.

        Здесь, как на плас Пигаль,

        Весельем надо лгать -

        Тоскою никого не убедишь...

        Монмартр у костра,

        Сегодня - как вчера,

        И перестань, не надо про Париж.

Немного подожди,

Потянутся дожди,

Отсюда никуда не улетишь.

Бистро здесь нет пока,

Чай - вместо коньяка...

И перестань, не надо про Париж.

        Закрыла горы мгла,

        Подумай о делах,

        И перестань, не надо про Париж,

        Ну перестань, не надо про Париж.

Август 1964

Юрий Контишев: «Израэлитка, девочка моя», Вариация Юрия Контишева на текст Веле Штылвелд

·         Песни Юрия Контишева тем и сильны, что в них допускаются текстовые вариации самого автора и исполнителя Юрия Контишева с согласия Веле Штылвелда, поскольку оригинальный прежде крепко гонимый текст, увы, утратил свою актуальность и мог не сработать на современного слушателя. Остается только благодарить Юрия Контишева, что при его внимательном и чутком соавторстве почти через 25 лет прежде опальный текст стал новой песней нашего маленького творческого коллектива. © Веле Штылвелд

Израэлитка, девочка моя,

Давай с тобой уедем, хватит врать,

Что мы,  волшебной музыкой маня,

впустили солнце в нотную тетрадь.

Давай с тобой уедем сквозь года,

Сквозь острова сомнений и тревоги,

Давай с тобой уедем навсегда -

куда зовут нас новые дороги.

В своих нелепых, в общем-то, мечтах

Давай с тобой уедем в непогоду,

Чтоб не грустить потом о мелочах,

Чтоб не бросать булыжниками в воду

И  за слова свои не отвечать,

Ссудив минуту новому дебюту,

И чтобы взяться заново тачать

Из комьев глины новую посуду.

Я обустрою выдумки свои

По тем канонам, что читал когда-то

Как лекции на праздниках мечты,

И вот она грядёт моя расплата.

Я не уеду, девочка моя,

Ни в мир иной, ни в новые печали,

Я опоздал, но ты, хоть без меня,

Всё повтори, что было изначале.

Шуршание песков и рокот волн,

И мирные оливы в Тель-Авиве,

И чудные мечтанья без оков,

И плач праиудейки Магдалины

И праведные цадики в бреду,

И магендовид, выбитый на камне,

И я , который в тягостном бреду,

И ты, которой шепчет мир: Ай лав ю…

О, боже мой, волшебница моя!

Молись и пой под тенью кипариса!

Я не уеду прочь из бытия,

Оставь страну печального нарцисса.

Оставь страну проклятий и забот!

Я не уеду, девочка. О, горе!

У иудейки спелый сочный рот

и глаз  маслины, и судьба в фаворе,

Израэлиткой в мире назовут,

А знать бы им, что даже Аэлита

Придумана земным и злым, как суд,

Старухам у разбитого корыта.

Израилитка, выпав из гнезда,

Молить ли мир, в котором ты зачата?

Ты родилась в стране, где чтут Христа,

Где Бабий Яр в столетии проклятом.

Прочь отовсюду, в поезд, навсегда!..

По-русски поцелую на прощанье …

Израэлитка, где твоя звезда?

Я помолюсь, Творцу, я обещаю…

*      *     *

Я помолюсь, напьюсь и отшаманю,

В кафе-шантан, где пыльные каштаны,

Среди своих – опальный парижанин,

Без суеты сует, обетованных…

Контишев Юрий: «Бонжур, мадам!», авторская песня

https://stihi.ru/2017/09/28/3423

Художник рисовал портрет

Одной прекрасной светской дамы.

У ножки бесновался свет

От непогаснувшей рекламы.

Года мадам – печаль лица.

А тело – ваза. Пепел розы.

- Падам-падам! - стучат сердца.

Мотив возник. Из папиросы.

Ложилась краска на холсте,

вбирая цвет и ряда звуки.

Он, жизнь лаская, всё хотел:

И рая свет, и ада муки...

Стреножен старостью мольберт.

Устали краски на портрете.

С ненужной страстию в мольбе

Издалека синкопа бредит.

Плетёт паук ажур у рам.

Под абажуром - паутинки.

Льнёт память в кружево утра.

Прищур – шерше ля фам – с картинки.

И, вдруг! Помадой по губам

Поманит звук: Падам-Падам!

Париж, как шорох грампластинки!

Прохожий в шоке от блондинки,

А я скажу: Бонжур, мадам!..

Падам-Падам!

Падам-Падам!