- Происхождение Цвета из особенности | Цвет – это особенность общего в Каждом. Иначе говоря, когда единичное присваивает себе в ходе миро-познания часть идеального общего, это общее становится Каждым. При этом Каждое как не-моё Я становится моим Ты. То есть, я присваиваю себе не-моё Я за счёт того, что делаю его своим Ты. Ты – родное мне благодаря тому, что оно для меня стало особенным, а не равнодушной серой массой равноценных «Каждый». Как только тут появилось Ты, моё когито (я мыслю) катастрофически… исчезает. «Ты мыслишь» означает, что я не могу «мыслить»! Ведь «Ты мыслишь» ставит вопрос о моём праве мыслить – праве, дозволенности мыслить, а не способности и возможности мыслить (по Канту). Если Ты мыслит, тогда возможность ему не нужна – ибо для м
В чём же смысл особенности Каждого как нашего Ты? В правде. Согласно принципам медицины, нам предписано жить и вести себя, исходя из презумпции научно установленной Нормы. Но сверх этой Нормы тела, действует свобода нашего Духа, отягчённого уже не Нормой, но Бездной как нашего Другого. Эта свобода и есть наша Правда. Отсюда и независимость нашей жизни в ее обстоятельствах от нашего Я. Я свободно от Правды – вот истина Я! Вот почему Я взывает и воет сердечно по Другому.
Когда Я попадает в Дух, оно становится для себя Ты. Рикёр использовал схожий ход в своей замечательной книге «Я как Другой», но у него этот ход был скорее герменевтический, когда Я обретало свободу интерпретировать себя как Другого. Но спросим себя – что такое такая интерпретация? Это уклонение от Нормы, бегство от себя, добровольное безумие, счастливое затмение ума. Вот почему отвечу еще радикальнее. У меня Я становится Другим бытийно, но так, что в разрыве между Я и его Ты помещается их Другое, которое и делает Я – его Ты, а Ты – его Я. Мир превращается в огромное Общежитие, и Дом теряет свои основания.
- Дом без родины | Если уподобить метафизику дому, то поиск себя в мире неизбежно приведёт к расставанию с родным домом. Все поиски себя в философии и литературе прошлого века сводились к драме такого расставания. «Домой возврата нет», заключает Томас Вулф одиссею своего героя, родившегося в семье камнетёса, создавшего надгробные памятники на местном кладбище. Такова метафизика. Она прекрасна и мертва. Сейчас это общее место всей западной философии. Она – космополитична. Философ подобен сейчас туристу, человеку искусства или трудовому мигранту, переезжающему, как перекати-поле, из своей философской струны в реальную страну чужой себе культуры и не берущего близко к сердцу проблемы с культурной и философской идентичностью и «дымом родины». Мысль везде пахнет одинаково. Ведь она – в Одном. Всё, что отличается в многом от Одного в многом – не важно, не интересно.
Теперь Вы легко поймёте, что значит следующее из предыдущего тождество Цвета и Ты, взятое как уравнение Ничто, в котором неизвестным и потому невидимым станет Ваше собственное сознание. Не ищите его – оно перед Вами. Как будущий Дом.
- Плащ без «плаща» | Как только я обрисовал в общих чертах свою идею и проект Цвета в Плане плаща, от плаща можно, конечно, легко отказаться. Но не исчезает ли с концептуальными лесами теории и ее лесные ароматы, ее очарование и тайна, прелестная бестолковость строительства? Отчасти, понятно, исчезает. Каков же тогда этот самый антиментальный плащ без метафоры «плаща»? Точнее, в чём самый принцип антиментальности? Как уклониться от темноты нашего сознания и сохранить себя, что называется, «в уме»?
Извините, что я не даю Вам самим подумать и тут же предлагаю ответ. Скорее всего, он неверный. Надо положиться на «ветер в голове» – и улететь в свои мысли. В них эйфория умного Света обращает поток сознания вспять, так что теперь не Свет разума освещает свой предмет, но Цвет наших мыслей как их саморазличие покрывает источник Света плащом всеведения, а потому сознание заменяется о-сознанием.
Смысл – это не более, чем плащ и поле, помогающие найти и рядоположить противоречия и сбои, и сшибки, и ошибки, чтобы, поняв их близость Свету сознания, осознать их все как оттенки одного и того же Цвета. НЕ связь, а соседство – вот истинная Тайна существования. Мы такие разные, но нас нельзя связать даже одной верёвкой, зато можно легко посадить всех на один стул.
НЕ связь, а соседство – вот истинная Тайна существования. Мы такие разные, но нас нельзя связать даже одной верёвкой, зато можно легко посадить на один стул.
Ветер дует даже там, где нет возможности измерить его скорость. Подобно этому смысл проникает и туда, где пока он еще не может быть помыслен. Что же создаёт возможность такого удлинения и расширения осмысленности одной и той же мысли? Если считать мысль субстанциональной (протяжённой), мы не поймём ее различия в разных субъектах. Если сочтём мысль субъективной, не будет ясна ее общность. И наоборот, приняв ее за общее, потеряем ту самую ее способность сопротивляться очевидному и уклоняться от уже доказанного. Сведя же мысль к феномену, мы уравняем ее с процессом мышления, тогда как, отождествив с дискурсом, не будем знать, как рождается ее вне-языковая не-очевидность.
Если смысл превосходит круг мыслимого, то действующее превышает точно так же круг осмысленного. И мыслимое (наука), и осмысленное (культура) – только часть жизненного мира людей. История человечества движется в сторону расширения действующего и сужения мыслимого. И для дальнейшего моего текста очень важно то, что связывает эти две крайние области именно смысл. В нём особенность любого взгляда людей на мир как взгляда человеческого. Сказав это, я сопоставил две другие крайности – особенного (человеческого) и Общего (существующего). Из этой трещины рождается разлом НЕ-человечества, которое сделает любое мыслимое все-действующим.
И вот я рискнул Одним как общим– и, бросив его в горнило многообразий человеческого внутреннего мира, несмотря на всю пафосность этого жеста, выяснил, что Цвет как поле интуитивных восприятий (тех самых проекций Ничто на идеально-эмпирическое многое) внешнего и внутреннего миров в человеческом Я их (моего Я и миров) смыслами (то, что Евангелие называет «хранением мира в себе») может «вычисляться» как раз по формуле Ничто. Ничто оказалось в свою очередь идеальной формулой Цвета. Вот почему моё Вступление в учение о Цвете посвящено, прежде всего, проблеме Ничто.
Короче говоря, вся предыдущая «вечная философия», пёстрая и заплатанная, как обветшавший, но как прежде волшебный, разноцветный плащ прекрасного Иосифа из ветхозаветной истории про сыновей иудейских, должна быть переписана с позиций делающего их(и философию, и историю, и плащ) возможной Цвета, который, в свою очередь, может быть определён только философски. Ниже я только начну выяснять предпосылки такого переписывания и такого определения.
Для того, чтобы иметь представление о моей теории Цвета, которую я в виду ее философичности, следуя традиции, называю «учением», достаточно ознакомиться с этим Введением и Заключением. Тем же, кто желает занять себя ее головоломками, я предлагаю читать всё подряд.
Я хотел быть понятным всем, а потому перед вами лишь весьма свободные размышления, близкие к эссе, а точнее, к пост-прозе, которая для меня есть не литература слов, но движение осмысления, работа смысла по поводу вопроса, неожиданного выросшего в обоснование всех моих философских занятий в течение прошедших полутора лет (с весны 2012 года), в которые я с большими трудами, то так, то иначе, пробую найти точные слова для выражения своих интуиций о Цвете, которых до сих пор, если честно… нет.