Тавромания. Клейма клеим. Пуансоны вжигаем в тело.
Время подлое. Время Каина. Села на мель мечты каравелла.
Вот несут морены дровишки. Расжигать их - и пытка, и мука,
бурых водорослей подмышки разлагаюся на проруху.
И уже не истома, а мирро потребляется для прочтения:
что там дальше за гранью мира -отторжение ли, пробуждение.
Что там дальше, морена в камень обратилась за время Она.
Что там будет на Божьей длани, коль у Нави не взять Закона.
А у Яви не взять прощенья - накипающий злом волдырь
жаждет пущего отомщенья, и ввергает в Тартары мир.
И от этой отрыжки снова отторгаются небеса,
У Титанов дерьмо в основе, и осипшие голоса.
И пустынные пирамиды, и оглохшие сразу вдруг
предыстории неликвиды, и позорный нездешний струг.
Их сковали за прегрешенья и отправили в дальний мир.
Видно, в том-то и есть решенье - оборвать победный клавир.
И предстать перед небом босо, и посыпать золой власы,
и влачить свою жизнь роскосо тощей палкою колбасы.
Опираясь на посох этот, проклиная судьбы недуг,
оставаться в душе поэтом, поджидая, известно, струг
* * *
На гаптованой ткане в нирване полотна дня и мира инцеста
целовались крещенные длани, обнимались жених и невеста.
Разрывались картечью снаряды, разливая напалм на безречье.
Замирали слова на бумаге, пепел в красном алел бессердечье.
Это коды войны, нет не память, это было вчера вдруг на годы.
Вышивальщицы тихо помянут эти страшные новые коды.
Их еще не прижала планета под истории пресс-кладунец -
на гаптованой ткани кобета вышивает, мол, счастью конец.
Не войне, та еще не убудет в обезумевшем пламени лет,
просто боль её вновь не забудут ради счастья ста тысяч кобет.
Да не шила она обереги, да не жаждала мести и зла -
просто выпали белые снеги, там, где прежде буяла весна.
Симптоматика книги холстовой непрочтением жжет целый мир -
в каждом крестике - боли просонок, непробудный ранимый клавир.
* * *
Ухмыляж под йохан-боб... мир тускнеет в клоунаде.
Что, Петручио, пригреб? Бузетёрство и браваду.
Смачно выхаркнуть слова, словно рваные ошметки.
Птица Рух, ты не права, мне стакан не надо водки...
Этот дальний перелёт, а кормить тебя душею
очень трудно в недород между небом и собою.
Прежде пятку отрезал - ешь, пока летишь далече.
А теперь умнее стал - шмат души на велоречье.
Что еще не осмеял и над чем не надругался.
Ша, минуточку! Мой дар мне, лишь мне - не вам достался.
И не вижу в том причин, чтоб паясничать построже,
мир я в шутках улучил - вот и тру ответно рожи...
Птица, выплюни в отмест всей души моей ошметки
и возьми себе в замест ну, хотя бы той же водки.
Ведь поэту без души не проснуться, не прорваться
из стоической глуши очень трудно возвращаться...
Ах, да... посвящение... Ведомо кому...
* * *
Комментариев нет:
Отправить комментарий