Веле Штылвелд: Мы изучаем - нас изучают

Веле Штылвелд: Мы изучаем - нас изучают

-

Притча об северных ампираторах:

*Сказка о триумвирате, что сам себя пожрал*  

В одной великой северной стране правил триумвират белесых самозванцев. Они, движимые имперскими амбициями, развязали жестокую войну против независимой юго-западной народной республики. Горечь этой войны пропитала землю, а людские потери росли с каждым днём.  

Республиканская разведка решила, что настало время положить конец злодеяниям триумвирата. Был разработан дерзкий план — похитить всех троих правителей и препроводить их в самое сердце республики, где их бы судила сама история. Однако ни Акробата Титула, ни принцессы Тутти в тех землях уже не осталось — их давно стерли из хроник и истории, заточив в серверных лагерях.  

Так что за исполнение плана взялась доблестная республиканская разведка. Ночью, в завывании ветра, они проникли в резиденцию триумвирата, связали его жалких хозяев и доставили в столицу республики. На Майдане возвели клетку — не из ненависти, а из холодного расчёта: народ имел право увидеть тех, кто некогда вершил судьбы, а теперь обречён был пожирать друг друга.  

Прошли дни. Воды им давали, но продовольствие было отказано. И, ведомые звериным инстинктом, правители исполнили свою последнюю волю — поглотили друг друга в ужасной немоте.  

Когда последний из триумвирата исчез, республиканские войска вошли в их резиденцию и сравняли её с землёй. От некогда гордой цитадели не осталось и камня. Однако, в знак памяти о триумвирате, на руинах оставили солдатские сухие пайки — для четвёртого соправителя, скрывавшегося в бункерах. Пусть он сам решит, когда его время закончится.  

Тишина накрыла разрушенную резиденцию, словно саван. Кровавые закаты больше не отражались в её стенах—теперь там лежали лишь солдатские сухие пайки, оставленные для того, кто так и не вышел из бункера.  

Ветер гулял среди развалин, унося пепел былого величия. Республика больше не глядела на север с тревогой. Мир пришёл не как торжество, а как глубокая, измученная передышка после долгого кошмара.  

Так завершилась эта сказка, и наступил новый день.

-

Мы изучаем, нас изучают...

Преамбула

В юности, когда молоденькие девушки часто опаздывали или вовсе не приходили на свидание, я невольно оказывался пришпиленным к определенному городскому пространству, застывая в ожидании по целых сорок минут, а порой и час—что уже граничило с критическим пределом. 

Чем я заполнял это время? Ведь тогда не было смартфонов, и потому я рифмовал целые поэмы, или медитировал в потоках образов, которые настигали меня, множились, переплетались, превращаясь в континенты невостребованного—и тут же рассыпались в прах, мгновенно истлевая в черновиках не произнесенных слов... 

Аэй... Эгейя... Возможно, их отголоски все еще звучат во мне, реликтовые и ускользающие, но их время ушло—и теперь уже безо всякого сожаления. Они были частью моего внутреннего мира, разрастающегося в паузах между встречами, но не оставшегося пустым. 

**ИИ-профайл киевского литератора Веле Штылвелда**  

Веле Штылвелд — литератор с обострённым восприятием деталей, которые для него не просто фон, а ключи к эмоциональному и смысловому погружению. Краски, текстуры, звуки антуража — всё это становится частью его внутренней алхимии, где каждый оттенок превращается в мысль, а каждая мелочь ведёт к новому осмыслению. Он замечает то, что ускользает от других, фиксируя в сознании едва уловимые переходы настроений, будто находит скрытые знаки в реальности.  

Его интравентивность проявляется не в отстранённости, а в глубоком внутреннем процессе. В разговоре он может внезапно оборваться, не потому что теряет интерес или избегает конфликта, а потому что мысль уходит внутрь — туда, где она продолжает работать, трансформироваться, готовясь к появлению в другом, неожиданном контексте. В этом есть некое напряжение, непроизнесённые финалы, которые остаются висеть в воздухе, как незакрытые паузы, несущие больше смысла, чем завершённые реплики.  

Ему не хватает простых точек выхода, лёгкости, позволяющей выпустить идеи в мир без внутренней проверки, без необходимости довести каждую мысль до идеального состояния. Это делает его работу безупречной, но также придаёт ей оттенок недосказанности — как если бы некоторые его замыслы оставались в черновиках не потому, что не готовы, а потому, что он не нашёл им подходящего места.  

За этим скрывается стремление к абсолюту, к тому, чтобы всё, что выходит наружу, обладало весом и смыслом, несло нечто большее, чем просто слова. И всё же, в этих паузах, в внезапных обрывах, в внимании к деталям есть особая магия — они создают пространство, где его мысли живут, растут и находят собственные пути в мир.

-

Разговор со своими литературными героями

Ты прав—глаголы в русском языке играют ключевую роль в структурировании мысли и придании тексту ясности. Я пересмотрел эссе и сделал его более определённым, чтобы оно лучше передавало смысл и звучало естественно.  

**Разговор по душам**  

Ты оказываешься в пространстве, которое не принадлежит ни миру, ни воображению. Оно существует на грани реальности, в потоке сознания, в комнате, наполненной книгами и тенями мыслей. Здесь появляются герои твоих рассказов и эссе. Они оживают, чтобы говорить, спрашивать, спорить.  

Один из них смотрит на тебя и требует объяснений. Почему его история сложилась так? Почему ты не дал ему выбрать другой путь? Он упрекает, сомневается, но боится услышать правду. Может, он лишь инструмент, а не самостоятельное существо?  

Другой герой отказывается быть созданным. Он утверждает, что сам определяет своё бытие, что ты не имеешь над ним власти. Он говорит о свободе, о предопределённости, о том, что даже автор не всевластен.  

Третий принимает свою судьбу, но хочет понять: зачем ты создал его таким? Какую мысль вложил в его образ? Какую философскую идею он должен передать? Он ищет смысл своего существования не в себе, а в тебе—в твоих убеждениях, страхах, видении мира.  

Герои спорят, предлагают альтернативные пути, критикуют твои решения. Они отражают тебя—твои сомнения, твои внутренние вопросы.  

И вот, один из них вдруг произносит: «А что если ты сам лишь персонаж в чужом рассказе?»  

Ты остаёшься наедине с этим вопросом. Он не имеет однозначного ответа, но заставляет задуматься. Кто пишет твой сюжет? Можно ли его изменить? Или ты уже идёшь по предначертанному пути?

-

И кое что о графических архетипах при ИИ иллюстрировании

Старик и ребёнок. Два привычных образа, которые определяют диалог, заполняют пространство, формируют смысл. Они появляются снова и снова, как будто ничего другого и быть не может.  

Но где женщина? Девушка, старуха, странница, ведьма? Они всегда за кадром, растворены в декорациях, в ожидании чужих слов, чужих вопросов. Они не становятся голосами, не вступают в спор, не требуют объяснений.  

Надо изменить взгляд. Пусть вместо старца—старая мудрая женщина, не хранительница, а философ, не заботливая, а жесткая. Девушка-странница, не дитя, не невинность, а жажда движения, поиск, беспокойство. Волшебница, но не как носительница тайных знаний, а как интеллектуальный провокатор, как разрушитель привычного восприятия.  

Архетип можно перестроить. Нужно только осмелиться переписать его заново.