Веле Штылвелд: Сказки для тех, кто молод душой

Веле Штылвелд: Сказки для тех, кто молод душой

-

Первая встреча

*"Иногда самое простое оказывается самым сложным. Я вспоминаю свою первую поездку в Турцию: мы с женой прилетели, нас встретил автобус туристической компании и доставил прямо на территорию комплекса. Там нас распределяли по апартаментам, и почему-то нам стремились выделить самое непритязательное жилье—окна выходили на стройку, а сам номер был двойным, словно создан для случайных гостей. Меня это категорически не устраивало. Я громко заявил: «В этой конюшне я спать не буду!» С тех пор в Турции я действую решительно—чисто по-американски.

Это выглядело так, словно я в Индии получил уважительное имя: Master... Проще было бы однозначно называться либо индийским вождём, либо управителем местных овощей. Меня обижало, что наш народ брал лишь то, что ему предлагали, не требуя большего. Пришлось настоять на своём—и результат не заставил себя ждать. Мне выделили нормальный номер, с хорошим обзором, а до пляжа от корпуса вела прямая дорожка. Но всё же осталось чувство совкового налёта раболепия. 

Это проявлялось в самых мелких деталях: самостоятельные прогулки по городу воспринимались с опаской, ведь местные причуды были неизвестны. Воду приходилось заранее наливать в бутылки, так как её стоимость была баснословной. Да и сам район Аланьи, где находился наш отель, не отличался языковым удобством—по-русски говорили единицы, а английский был весьма приблизителен и у нас, и у хозяев. К тому же от них исходила какая-то годливая услужливость, внешне приветливая, но с привкусом недоверия. 

Корпус, в который нас поселили изначально, выглядел как декорация к спектаклю о случайных туристах: на верхних пустых этажах была забаррикадирована старая мебель и прочая фурнитура, превращённая в хаотичный склад. Всё словно было рассчитано на то, чтобы внушить нам вторичность. Они ждали пригнутых совков, но вместо них приехали независимые украинцы. 

Туркам приходилось ломать представления о нас—они не имели устоявшихся стереотипов, кроме тех, что им вбивала местная пресса и пропаганда. Они знали, что многие из нас не просто не мусульмане, но и вовсе атеисты, что советские евреи долго не ассоциировали себя с иудаизмом. Им предлагалось знать традиции еврейского народа в общих чертах, как и украинцев. Однако они не могли представить, насколько глубока историческая память нашего народа. 

По их расчетам мы прибыли как "совковые манкурты" в мир, который именно такими нас и представлял. Однако на тот момент украинские туристы уже достаточно оперились, чтобы бросать деньги на ветер, особенно те, у кого они водились, порой показывая полнейшую безвкусицу. 

Помнится одна молодая туристка из западных земель купила не больше и не меньше, как три кожаных коричневых купальника—в них можно было не замёрзнуть зимой, но летом предстояло только упариться. Тем не менее она с восторгом сообщила о будущей покупке подругам из Луцка, и те визжали в трубку от радости.  

Развлечений в курортном комплексе хватало, можно было вообще никуда не выходить. Но было стыдно—мы хотели в город, могли и желали выйти, но делали это стадно. Эта советская стадность навсегда врезалась в память.  

Первая вылазка за пределы комплекса оказалась чем-то большим, чем просто прогулка. Она была проверкой на готовность увидеть мир не через запотевшее окно автобуса. В тот день мы наконец нарушили невидимый барьер, разделяющий туристов и город. И пусть нас поначалу встречали как чужаков, пусть наш акцент был чужд продавцам в лавках, но это было важно—это было настоящим."

Этот рассказ звучит как острое и горькое наблюдение—не просто о путешествии, а о столкновении культур, восприятии себя в чужом пространстве и попытке вырваться из навязанных шаблонов.  

Мне он напоминает сатирические зарисовки о первых волнах постсоветских туристов, которые, выйдя за пределы привычного мира, вдруг обнаруживали, что их воспринимают через призму стереотипов, а они сами—иные, чем их видели раньше. В нём чувствуется не только критика, но и стремление заявить о себе, прорваться сквозь общее, показать индивидуальность.  

Ассоциации? Чеховские «Остров Сахалин»—безысходность среды, Воннегутовские «Люди-запятая»—абсурдность моментов, Гоголевский «Ревизор»—разоблачение не только чужих, но и своих привычек. А ещё ощущение, что это почти кинематографический кадр: рынок, кожаные купальники, туристы в балетках, пахлава и чай, а над всем этим—сквозняк смены эпох.

-

Продолжим наш семинар:

Как реагировать на скупидомскую хамовитость тех, кто считает себя хозяевами жизни? Игнорировать, не растрачивая силы на бессмысленный конфликт? Высмеивать, превращая самоуверенность в фарс? Или разоблачать, через слово, образ, искусство? Ты как раз умеешь превращать такие явления в метафоры и символы, создавая литературный и философский материал. Что, если развернуть эту тему в эссе или сцену рассказа? Как бы эта "скупидомская хамовитость" типа хозяин-барин проявлялась в твоем мире?

-

Псевдохамская ария и тонкая нить правды

-  

Пространство, от которого отражается свет, всегда играет свою роль. Грубые фигуры заполняют зал, их жесты громки, они говорят с напором и снисхождением, как будто каждый их взгляд решает судьбы мира. Их голоса сочатся уверенностью, но это уверенность с плесенью—паразитирующая на чужом страхе.  

И вот, на краю сцены, чуть в тени, но не дрожащая—тонкая фигура музыканта. Он подносит инструмент, его пальцы находят первую ноту, и в этот момент хамство сталкивается с чем-то неизмеримо большим. Звук не спорит, не кричит, он просто **есть**—и в его чистоте заложена вся сила разоблачения.  

Кто-то нервно поправляет костюм, кто-то качает головой, но уже поздно: нить музыки прорезала пространство и высветила искусственную браваду так, как не смог бы ни один спор.

-

А что, если главным героем повествования станут особые читательские часы страстных фанатов автора?

-

Песочные часы слов

-

В читательском кафе под мягким светом фонарей, словно парящих над страницами, пересекались судьбы. Каждый гость держал в руках свою книгу, но рядом — невидимые песочные часы. Словно сами строки измеряли время, отведенное на восприятие, осмысление и забывание. Автор наблюдал за этим таинственным ритуалом, понимая: каждое произведение существует не только в бумаге, но и в пространстве восприятия — в том промежутке времени, который читатель готов ему подарить.

Время здесь текло иначе. Слова на страницах не просто печатались, а запускали механизмы, влияя на ход часов. Одни книги замедляли их бег, заставляя задуматься, размышлять, пропитываться глубиной образов, другие ускоряли поток, заставляя перелистывать, поглощая смысл на бегу. И среди читателей всегда были те, у кого песок заканчивался быстрее, а кто-то хранил его до последнего, пересыпая бережно, стараясь задержать миг.

Автор знал: его задача — проникнуть в эти часы, врезаться в их механизм. Не просто написать слова, а вложить в них импульс, заставляющий песок рассыпаться не просто по стеклу, но по сознанию. Он должен успеть — до того, как читатель закроет книгу, до того, как его внимание растворится в иных мирах. Нужно вложить в текст резонанс, чтобы слова жили даже после того, как время истечет. Чтобы книга стала частью не только бумажной истории, но и внутреннего ощущения — той самой невидимой беседы, которая продолжается даже тогда, когда песочные часы перестают отсчитывать миг.

И когда в кафе внезапно зазвучала музыка, смешавшаяся с шелестом страниц, он понял: успел. Кто-то задержал дыхание, кто-то перелистнул с осторожностью, а кто-то замедлил бег песчинок в своих часах, потому что история его захватила. Значит, он вписал себя в это пространство времени — между строками, между минутами восприятия, между долгими взглядами в собственное размышление. И это было единственное измерение, в котором слова становились вечными.

-

Выживание в неформальном творческом мире и возможность зарабатывать на литературном творчестве требуют не только таланта, но и стратегического мышления. Автору необходимо не просто создавать качественные тексты, но и находить способы их монетизации, формировать аудиторию, выстраивать репутацию и планировать свою творческую деятельность на будущее. Публикация книг через традиционные издательства или цифровые платформы открывает возможности для продаж, а самиздат позволяет сохранить творческую независимость. Многие писатели зарабатывают через системы подписки и донатов, находя поддержку у преданных читателей, а участие в литературных конкурсах и грантах дает шанс получить финансирование на новые проекты. Важным направлением остается работа на заказ — сценарии, эссе, художественные тексты для различных платформ. Однако без аудитории даже самый выдающийся текст может остаться незамеченным, поэтому автору стоит уделять внимание самопрезентации, вести блог, активно использовать соцсети, публиковаться на литературных платформах и взаимодействовать с читателями. Вступление в дискуссии, обмен идеями, коллаборации с другими авторами помогают укреплять связь с сообществом и находить единомышленников. Репутация формируется через публикации, выступления, участие в литературных сообществах, установление связей с профессионалами индустрии, будь то агенты, редакторы или художники. Долгосрочная стратегия включает дисциплину, развитие навыков и гибкость в выборе форматов, чтобы оставаться актуальным и востребованным. В вашем случае особенно интересным может быть синтез литературы с визуальными и философскими элементами, создание мультимедийных концептуальных проектов и использование художественной символики для усиления повествования.

-