Несмотря на то, что я - чисто русский по национальности - был смуглым и черноволосым.
Нет, я
ничего не имею против цыган, евреев и остальных землян, но…было обидно.
С восьмого класса школы я начал
потихоньку седеть.
Но, на службе в армии, лихо
наигрывал «цыганочку» на гитаре и пел соответствующие тогдашнему настроению песни.
Мой друг и сорОтник – не
путать с соратником! – Витя Шкидченко, сослуживец с моего взвода и роты написал
обо мне в армейский печатный орган «Прикарпатско-цыганского
военного округа» «Слава Родине!» заметку
следующего содержания: « Черноволосый белгородский
паренёк Юрий Контишев услаждал уставших бойцов игрой на семиструнной
гитаре…».
Майор -редактор, с фамилией
Халепа (по советскому паспорту – Галепа), естественно, исправил явный «ляп»: «Какой, на-хрен, черноволосый да
ещё - белгородский?» И я стал блондином.
Пока - в газете. Потом - и в жизни.
Кстати, заодно исправил и
фамилию на Контитев. Вот такая халепа!
В бизнесовых кругах Херсона
в 90-е годы меня иногда потом называли
«седой».
Вернёмся к настоящим
цыганам. Я всегда восхищался их вольной жизнью, их музыкальностью, их
азартностью… Но…
Последнее часто играло им не на руку.
У нас в Херсоне в 70-е годы
один молодой цыган зарезал из ревности «нашего». Вспыхнули настоящие народные волнения. Народ кипел и
негодовал!
Первый секретарь обкома –
главное в те времена лицо – распорядился: «Выслать всех цыган, к чёртовой
матери, за пределы города в Тьму-Таракань!»
Тогда это было за Днепром,
на левом берегу, в глуши, типа Урюпинска. Кстати, и назывался этот пгт очень
подходяще – Цюрупинск.
Позже построили мост, пгт
переименовали в Олешки и история забылась. Но, многие цыгане так и остались
жить в своей «Сибири».
При строительстве мостов под
Николаевом я привлекал в качестве рабочей силы некоторых ребят этой
национальности. Ох и намучился с ними!
То –
матрас подожгут, то – чего-то накурятся, то подерутся…
А
аппетит в рабочей столовой у них был зверский! По две порции брали.
Цыганок я знал меньше.
Только по песням и страшным историям о ворожбе, «добровольном» вытягивании
денег и воровстве детей для табора. Кстати, мою теперешнюю жену тоже в детстве
украли в табор. Братья вовремя хватились и вернули.
Поэтому, спою-ка я сейчас о хорошем - о цыганках.
Итак, песня на стихи известного диссидента Юлия Даниэля
«Цыганки»
Юрий Контишев: «Цыганки», слова Юлий Даниэль
Мой нынешний литературный соратник – не путать с сорОтником!
– Веле Штылвелд написал щемящее
стихотворение о цыганах. Сначала предыстория с его слов:
До
конца 1942 года мой дед Наум после лет, проведённых в Гулаге - с 1929 по 1941
гг., служил в дисбате вестовым... Во
время освобождения Кавказа кровью заслужил перевод в регулярные войска...
Таким
же сирым старшиной вестовым - ездовым, в
подразделении которого числился и хроменький Яшка-цыган. История этого человека
трагическая. Где-то в степной части, захваченной немцами Украины, скрывался его кочевой табор из 35 человек.
Зимовали они в ложбине между сельхозугодьями далеко за селом. Туда и привели
зондер-команду СС местные предатели.
Весь
табор с кибитками и людьми был сожжён из жандармских и эсесовских огнемётов.
Ладно, Яшка уцелел и "цыганскими" тропами переметнулся за линию
фронта. Взяли таким же как и деда Наума вестовым, харчи на передовую
перевозить. А тут наши пошли в наступление... И вдруг увидел Яшка
"хитрых" немцев, которые накануне оставили окопы и попрятались в перелеске,
чтобы сдаться - лучше Сибирь, чем смерть. Накануне Яшка подобрал немецкий
шмайсер. И, когда на него вышло с поднятыми руками пять немцев сдаваться, он
вышел им навстречу с "цыганочкой" и со слезами на глазах расстрелял
их в упор. Так поступал ещё и ещё... До конца войны уложил ровно столько
"хитрых" немцев, сколько ромов те убили в его таборе. На том Яшкина
война кончилась. До конца войны после этого он больше ни разу не выстрелил...
Раз
в году "ветеран ВОВ" Яшка уходил "на костры". Он пешим
ходом из Киева добирался до места своего погибшего табора, где прежде всеночно
горели ромские костры. Один - у шатра барона и два - у края урочища, где
сбивались приблудными стайками тамошние низкоброды, уводившие молодых
неискушенных ромских девушек в степь. Оттуда многие возвращались спившимися
матерями-одиночками, и барон выставлял в противовес этому бабьему горю ромские
караулы. В них шли старые ромы-калеки из крепко пьющих. Один такой калека выбил
будущему предателю глаз, размахивая для устрашения нежданных пришельцев
вилами... Горькая ирония... Будущий
предатель лишился глаза, а ромский табор - почти поголовно – жизни...
Вот такую горькую историю
поведал мне Витя Шкидченко, тот самый мой сорОтник, ныне – соратник по
литературным трудам - Веле Штылвелд.
Из его стихотворения я сделал только что песню.
Сгоревший
снег
Юрий Контишев: «Сгоревший снег», текст Веле Штылвелд
Многие народы пострадали
в той войне…
И не только в той…
Но, у каждого народа, независимо от национальности, есть
своя «цыганочка». И у каждого автора, исполнителя и просто – слушателя. Своя
любимая цыганочка. В своих «цыганских» песнях народ выражает свою волю к
свободе, рассказывает свою историю той или иной давности. Иногда и выдуманную.
Не зря авторы перед своими опусами на блогах со стихами
предупреждают: « Не путать автора с литературным героем!».
Я иногда добавляю: « Мнение автора не всегда совпадает с
мнением самого автора»…Это – шутка.
Поэтому, в следующей песне «Играй моя гитара!»
Юрий Контишев: «Играй, моя гитара!», авторская песня
на мои стихи и на мотив цыганочки, каждый слушатель может пофантазировать сам, о
себе автор написал или нет…То есть, чисто по-цыгански, - вам и карты в руки!
Гадайте сами!
Юрий Контишев: «Цыганки», слова Юлий
Даниэль
Сердце с долгом, сердце с домом разлучается,
Сердце бедное у зависти в руках.
Только гляну, как цыганки закачаются
На высоких, сбитых набок, каблуках.
Вы откуда, вы откуда, птицы смуглые,
Из какой такой неведомой дали?
И откуда вас кибитки, лодки утлые,
До херсонских тротуаров довели?
Отвечают мне цыганки, юбки пёстрые -
весь наш век мы к вольной воле держим путь.
Если захочешь - мы твоими станем сёстрами,
Только всё, что было-не было, забудь!
Отвечаю я цыганкам: "Мне-то по сердцу
к вольной воле заповедные пути.
Но, не двинуться, не кинуться, не броситься,
Видно, крепко я привязан - не уйти!"
Сердце бедное у зависти в руках.
Только гляну, как цыганки закачаются
На высоких, сбитых набок, каблуках.
Вы откуда, вы откуда, птицы смуглые,
Из какой такой неведомой дали?
И откуда вас кибитки, лодки утлые,
До херсонских тротуаров довели?
Отвечают мне цыганки, юбки пёстрые -
весь наш век мы к вольной воле держим путь.
Если захочешь - мы твоими станем сёстрами,
Только всё, что было-не было, забудь!
Отвечаю я цыганкам: "Мне-то по сердцу
к вольной воле заповедные пути.
Но, не двинуться, не кинуться, не броситься,
Видно, крепко я привязан - не уйти!"
И плывут, идут, звенят и не кончаются
Речи смутные, как небо в облаках.
И плывут, звеня, цыганки и качаются
На высоких, сбитых набок, каблуках.
Сердце с долгом, сердце с домом разлучается,
Сердце бедное у зависти в тисках.
Только гляну, как цыганки закачаются
На высоких, сбитых набок, каблуках.
Юрий
Контишев: «Сгоревший снег», текст Веле
Штылвелд
От цыганских корней снова слышу: налей!
От татарских - не пей в одночасье...
От евреев - с врагами и яда не пей!
Вот и всё мое здешнее счастье...
Мой отец пил хмельно продувное вино,
и цыганской помадою мать
рисовала на зеркале стёб озорной:
"Ты попробуй цыганку достать!"
Неказистые дни, переброды дорог,
нет кибиток, сожгли их в печах,
Электричками в степь, а оттуда смелей
ноги будут коленца тачать...
На костры мы бежим, и к чему этот бег
на свободу, где память остра...
Там в степи рыхло-рыжий сжигается снег
под искринками в танце костра.
Я и хворост носил, и цыганку любил,
ей мониста давал и шелка,
но она предпочла оставаться с другим
и на смерть с ним навечно ушла...
Это было давно, это было не здесь -
Тот нездешний блуждал у ложбин,
где в степных ковылях табор брёл до небес.
Там их всех огнемёты сожгли...
А затем, наступая на вражий очаг,
Яшка-цыган простым вестовым
их отстреливал молча - фашистских волчар,
под "цыганочки" звонкий мотив.
Юрий Контишев: «Играй, моя
гитара!», авторская песня
Ночь. Гитара и луна.
Девка - недотрога.
Серебристая струна
Рвётся у порога.
Пьётся штоф на посошок:
- Посидим немного!
- Выводи коней, дружок!
- Скатертью дорога!
Лес покрылся красотой -
Ледяной короной!
Раньше был я холостой,
Не святой, но скромный.
Разухабилась метель.
Опрокинув дроги,
Завалился я... в постель,
Прямо - к недотроге!
У запряженных коней
Замерзают ноги.
Сердце замерло моей
Милой недотроги.
Мой обоз ушёл пустой,
Лишь - ямщик да кони!
Я остался на постой,
Парень посторонний.
На столе горит свеча.
Печь дровами стонет.
Я уткнулся сгоряча
В девичьи ладони.
На гитаре забренчат
Канителью струны.
Нас успеет обвенчать
Ночь метелью лунной.
Недотрога и Сибирь,
Счастья тонкий лучик,
Мне пригрезились в степи
Под мороз трескучий.
Семиструнная моя,
Ты, играй! Не мучай!
В мою молодость маня,
В позабытый случай...
Июль 2020 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий