Веле Штылвелд: Голос погибшей вселенной, часть шестая

Веле Штылвелд: Голос погибшей вселенной, часть шестая

Мир Орниса: Создание Искусственного Интеллекта

Я был совершенно растерян: я просто не знал, о чём найду с ними поговорить пусть даже в далеко отдаленном, но неотвратимом на свете будущем. Не знал до той самой поры, пока не умерла самая мудрая из женщин-комиссаров Натани Рази. 

Её похороны были обставлены наиболее пышно: играл оркестр, вызывавший в окрестных горах лавины, по-настоящему рыдала Харла Фази, когда седовласые коммунары опустили в каменистую землю окрашенный пурпуром гроб. В тот вечер после торжественной революционной панихиды и традиционной для потомков прежнего племени олондов тризны, как и обычно, с гор спустился я с древними стариком и старухой.

– Впервые в наших горах умирают чужие, – незлобно сказал мне Эрема.

– Не смей богохульствовать! Нет, Эрема, у Бога чужих! – строго сказала Тергина. Она была зачата в том же Времени, и на той же Планете, она имела право на жизнь, и она его получила от Зордака, так же как ты или я!..

– Она погубила наши традиции, она разрушила наши устои, она надругалась над нашим будущим, над будущим наших внуков и правнуков...

– Не то говоришь, Эрема! Не то говоришь! У Бога не бывает чужих. Да, комиссары принесли нам испытания, но на этой земле Бог подарил ей Душу и Имя, так давай же помолимся за Душу Натани Рази... Уже хотя бы затем, чтобы Бог укротил эти страшные лавины в горах, а иначе погибнут люди в долинах!

Старик согласился с Тергиной, и они стали молиться. И тогда из могилы вышла Душа Натани:

– Я признаю тебя Богом, – сказала она мне, - если и ты признаешь за мною право оставаться преданной революции.

– Признаю, – незлобно ответил я. – Будь ангелом-хранителем своей революции, и если пожелаешь, можешь не уходить с этих гор.

– Я не уйду! – ответила Душа Натани Рази.

Много повидавшие старики на сей раз промолчали, и только Харла Фази, рыдая, бросилась прочь. По крови она была олондкой и могла видеть и понимать в эти минуты происходящее в мире теней, как видели и понимали все старики…

Обычно старики читали знакомые им с Детства молитвы, и тогда Души выходили из своих затхлых подземных миров, и тогда я им прощал все их прошлые прегрешения и отпускал с миром. Отныне они вольны были уйти во вселенную сновидений, но Души не уходили, а оставались ожидать, как и я: они верили своему Богу Зордаку – всё должно было измениться. Иногда наш скорбный ритуал видели комиссары, но называли его пережитком, а в это время подрастало поколение, у которого вместо Души была табула раса…

Мой земной сон. Он казался мне бесконечным, а на самом деле прошло не более десяти отведенных на сновидение секунд, а дальше произошло вот что: я впервые почувствовал, что могу умереть во сне, ибо был неспособен на пробуждение, так как был потревожен ангелом-хранителем революции:

– Зордак, пришло время судить! – позвала меня Душа Натани...

– Пришло время судить! – потребовал ангел-хранитель далёкой от меня прежнего революции, имевшей место когда-то в мире олондов в Синих Скалистых горах. Но я был, казалось, уже ни причём. 

Моя личная Вселенная давно разрушилась, сам я был сослан после того на Землю и стал крохотной частицей недозвёздного Человечества. По ночам я не хотел быть мудрым и грозным Прокуратором своей личной Вселенной. 

Теперь я был вечно уставшим за день человеком, и потому – просто хотел спать. К тому же меня тревожило, что моё присутствие потребовалось при рассмотрении очень сложного дела, а это могло занять времени куда более, чем брал под себя сон, а значит, я рисковал уже не проснуться. 

О том я высказал свои опасения Душе Натани Рази, но она только смерила меня каким-то нездоровым взглядом и резко бросила точно в центр моего не отдыхавшего подсознания своё хлёсткое:

– Не притворяйся, Зордак, ничего незнающим человеком. Однажды ты создал свою вселенную, а значит для тех, кто остался в живых после катастрофы вселенной, ты остаёшься Богом, и тебе надлежит знать, что в твоём оставленном мире по-прежнему идут легенды о справедливости Прокуратора Вселенной. 

В той горной сакле, из которой ты однажды ушёл в свою земную человеческую ссылку, оставалась пурпурная мантия Прокуратора с ядовито-белой оторочкой. Никто к ней так и не посмел прикоснуться. Но я посмела. Ведь я не была живой, и проклятие над живыми мне не грозило. Вот твоя мантия, облачайся. В ней пространство и время теряют для её обладателя свой первосмысл. В ней действительно ты снова обретёшь способности Бога!

– Натани, я же навсегда низложил с себя божественные права!

– Но напрасно ты решил, что только от тебя зависит отправление твоих божественных обязанностей. Сейчас на главной площади олондов, как и всегда во время суда старейшин, расположено твоё судейское кресло?

– А что, уже прошли времена революции и олонды осознали, что дела её пагубны?

– Не смей так говорить, Зордак, просто революция и традиции встали сегодня вместе – нарушена не только ревзаконность, но и племенные традиции...

– Ну, что же, тогда там явно требуется присутствие вселенского Прокуратора, – произнёс я и вместе с ангелом-хранителем революции оказался на центральной площади хорошо знакомого мне прежде селения горных олондов, народа, который когда-то с великой любовью создал я, но позже предал, как и каждого, кого обрёк на мучения в мире жесточайших вселенских катаклизмов, которые я допустил…

Сейчас на площади собрались старые и молодые, повыходившие из построенных в позднейшие времена многоэтажных казарм, в оконных проёмах которых никогда не было стёкол. 

Специально для олондов я изобрёл особый энергоподогрев помещений, который не позволял образовываться затхлости и спёртости воздуха.

Люди, стоявшие на площади, судили невменяемого юношу, обвинявшегося в том, что на ежегодном традиционном молодёжном празднике первой встречи он первым взял девушку за руку, чем по традиции олондов сообщил всем и каждому, что эта девушка – его собственная жена…

И это произошло до праздника первой ночи, которая по правилам комиссаров должна была оставаться единственной проведенной совместно влюблёнными ночью, тогда всё прочее время должно было направляться на служение революции, на к ней святую любовь!

Произошедшее тронуло и старейшин, не допускавших мысли, что какой-нибудь пылкий юноша из их родного племени позволит себе поступить с девушкой их племени, тем самым обрекая всех женщин их племени на страшный, удушающий тело чёрный платок “ химчет”. 

Это был особый платок, одновременно удушавший грудь, бёдра и горло всех без исключения женщин и девушек до тех пор, пока преступник не сознается в содеянном. химчет переводился с языка олондов как – платок, горе томящий, а носили его отверженные во время племенного суда женщины так, как и сегодня ещё носят в земном Оренбурге в лютую стужу знаменитые пуховые платки.

Этот платок покрывал собой плотно голову, окутывал горло, опускался под грудь и только затем завязывался на бёдрах. У олондов он ещё и сжимался – постепенно, неумолимо, неотвратимо до тех пор, пока преступник не сознавался в содеянном или... В противном случае “ химчет” удушал всех женщин, не оставляя всему древнему обесчещенному племени никакой надежды на будущее.

Этот платок изобрели для себя и потребовали от меня сами олонды, но ещё ни разу он им не требовался, ибо в их племени жила оставленная им Зордаком заповедь: пришло время любить...

Вот и сейчас в том, что гордый юноша Орнис полюбил юную горянку Сванию, не было преступлением. Ведь все знали, что отныне сердце Орниса навсегда принадлежит Свании, а сердце Свании – Орнису. 

Все знали и в душе гордились этой редкой красивой парой, но с другой стороны, по революционным законам, введенных Фарлом Горбуном и Харлой Фази, в этом явно присутствовало бесчестье, и именно его и должен был признать сейчас суд.

Всё бы и ладно, и произведя медицинское освидетельствование Свании, можно было бы доказать, что Орнис и Свания были прежде близки, но вся беда состояла в том, что по гордому обычаю олондов отвечать за любовь обязан был юноша, в то время как девушка имела только единственное право – любить.

Отвергнутые ею юноши должны были навсегда согласиться с тем, что она принимает в свой мир другого. Вот почему весь ритуал олондов сводился ко всенощному весеннему танцу, в котором многие юноши имели право сказать, и только каждая отдельная девушка только однажды ответить. Она могла в танце молчать, но ей запрещалось отказываться от священного предбрачного танца.

Случалось, что один и тот же упорный юноша упрямо удерживал в танце одну и ту же девушку, но она ему так и не говорила: “Да”, но тогда подобный юноша подвергался особому наказанию, и в следующем году ему просто запрещалось участвовать в новом предбрачном танце. Поэтому танцы проходили в первые часы очень сдержанно, и распалялись танцующие только под утро, когда судьбы большинства пар были определены, но Орнис страшно ревновал! 

Он уже не мог допустить, чтобы хоть кто-нибудь прикоснулся к Свании, и тогда дело раскрылось. Старейшины мудро сняли Сванию и Орниса с танца, а наутро назначили суд. И тогда женщины гордых олондов впервые надели этот страшный, изобретенный мною, платок – “ химчет”, а вожди призвали Прокуратора вселенной, ибо племени, возможно, предстояло вскоре рассеяться и умереть...

Однако к утру Орнис внезапно впал в невменяемость... И вот теперь ничего не подозревавшие люди тихо и скорбно шли на страшный племенной суд, ибо знали, что снять узы платков “ химчет” сможет либо полное осуждение, либо полное оправдание подсудимого.

В данном же случае речь шла об осуждении на изгнание, но только как можно было осудить невменяемого? В таком случае в человеческий суд должна была вмешаться высшая сила. Если хотите, сам Бог. 

И вот я в силу непререкаемой традиции посажен на судейское кресло Прокуратора всей Вселенной. Да вот разумного решения у меня нет. Я не знаю, как допрашивать невменяемых. Как непонятно мне, что так внезапно надломило молодого пылкого юношу – неужели ответная любовь к юной девушке вместо любви к стареющей революции?