Веле Штылвелд, Игорь Сокол: Хранители оксюморона, НФ-рассказ

• Киевские писатели-фантасты Игорь Сокол и Веле Штылвелд - сегодня нам 20 лет! Ровно двадцать лет мы пишем традиционные НФ-рассказы и радуем своих многочисленных читателей в Украине и за ее пределами... Если бы нас перемешать, то на взвеси окажется. что в нас присутствует армянская, татарская, еврейская, польская и украинская кровь, Это потому, что мы - настоящие украинцы. У Игоря кандидатская степень по украинской филологии, у меня чуть скромнее - два высших образования - инженера-физика и контр-пропагандиста. Но оба мы в вечном плену у научно-фантастической музы, и рады оставаться с вами. больше чем мы НФ- рассказов вряд ли кто написал. Так что читать нас, не перечитать... С уважением, ваши любимые авторы, Веле Штылвелд и Игорь Сокол.

https://litnet.com/ru/book/vele-shtylveld-igor-sokol-xraniteli-oksyumorona-b266948?_lnref=UMDrdAs9

Еще раз обращаем внимание и в бук-трейлере, и в тексте рассказа на то, как мы относимся к потреблению информации и каких кандидатов каких собственно информационных наук мы сегодня клепаем, и чем в итоге информационно зомбируем человечество... Вопрос не простой....Особенно в начале нового учебного года.

Веле Штылвелд и Игорь Сокол: Марс, поколение NEXT, НФ-рассказ

Пятеро товарищей, собравших в небольшом кабачке на окраине Копенгагена, только что закончили беседу, вернее – её «неофициальную» часть – рассказали друг другу о своих успехах и неудачах, если таковые случались. Их соединяло «марсианское» прошлое, и хотя все даже были несколько староваты для профессиональных полетов, но связи с Красной планетой, ставшей им в прежнюю пору родной, старались не терять и поныне.
Наконец, старший из них, Генрих Клюгер, деловым тоном изрек:
- А теперь, друзья, настроимся на деловую волну. Для начало предлагаю перейти с земного английского на космолингво – наш профессиональный, так сказать, сленг. Простите за банальность, но лишние уши есть всюду…
- Мы уже догадались, старина Генрих, что ты, старина, имеешь отношение к Интерполу, - пробурчал сидевший с противоположного края стола Палийчук, резко отодвигая стоявшие перед ним всяческие коктейльно-апперативные рюмки со стаканами, отчего те издали тихий печальный звон.
- Теперь эта структура называется иначе, но, по сути, ты прав. Надо же отслеживать и реагировать на всяческие безобразия. А их, увы, немало. Должен донести до вас весьма прискорбную новость: на Марсе появились наркоманы. Кто-то уже и туда поставляет эту дрянь с Земли, и клиенты находятся.
- Черт возьми! – воскликнул Хрумов. – Ведь освоили Марс в надежде, что там не будет всего плохого,  что есть на Земле. И вдруг! – От избыточного волнения он эмоционально всплеснул руками.
Дальше заговорили все пятеро наперебой. И, как ни странно, все они друг друга слышали и понимали…
- Нет, кое-чего вчерашние романтики и мечтатели, прежде певшие: «…и на Марсе будут яблони цвести», таки достигли. Например, на Марсе нет войн.
- Ещё бы, так просто там не повоюешь – даже те, кто не любит друг друга, вынуждены друг другу помогать, иначе не выжить. В этом феномене – судьба первопроходцев.
- Да и большинства земных инфекций там нет. Колонистам не знаком сезонный земной грипп со всеми ему прежними, существующими и будущими штаммами, не говоря уже о более страшных болезнях. Правда, у них есть свои местные болячки и хвори, но они, как говорится, с иного времени и места… Так что до времени забудем о них…
- Разгадка проста исследовательский уклад и почти спартанский быт под марсианскими куполами довольно скудны. А ведь когда-то в древности помнится был достаточно мощный плебейско-охломонский призыв: «Хлеба и зрелищ!». И хотя под искусственными куполами на Марсе с хлебом дело обстоит нормально – никто не голодает, то со зрелищами в их земном понимании на Красной планете туго. Вот кто-то и стремится, так сказать, отрываться и витать в облаках.
- Ну, и пусть себе дохнут, - не выдержал Палийчук. – Наркоманов ни на одной планете не жаль! Они сами выбрали свой путь… в могилу.
- И тем не менее, пресечь эту заразу надо, - решительно стукнул по столу  Клюгер. – Наркомания страшней алкоголизма: приход, улет, исход… Или кто-то здесь думает иначе?
- Один из нас, - Ахмед кивнул в сторону Скворцова, - вот он восемь лет был в плену этого шайтанского зелья. Пил запойно, лечился, кодировался, подшивался и снова пил. Ну, и что здесь лучше или хуже?!
- Не тебе об этом говорить! – элементарно вспылил Ахмед.  – Как раз из ваших непьющих стран расползалась по свету эта зараза.
- Кто придумал курить гашиш, уж точно не европейцы… - парировал зло Скворцов.
- Хватит! – прервал внезапную пикировку старинных друзей Клюгер. – Нам еще взаимных штреков не хватает… Надо думать, как справиться с этой бедой. У кого на сей счет какие соображения?
Немного помолчали. Раздался нерешительный голос:
- Может, отраву эту производят на Марсе? И земля тут ни причем?
- Исключено. Все изъятые образцы – земного происхождения. Вопрос остается в том, кто реально поставляет эту дрянь?
Друзья вновь замолчали, обдумывая ситуацию. Затем посыпались предложения:
- Обратите внимание на те, кто посещает Марс слишком часто, между тем, как по сути для основной массы переселенцем - Марс, условно говоря, место пожизненной добровольной или принудительно пожизненной ссылки. Так вот, что привлекает челноков: бизнес? Чепуха! Одна дорога на Марс стоит денег немалых! Никакое предпринимательство не окупится! Даже самые зажиточные земные туристы, как правило, посещают Марс только раз в жизни.
- И это правильно, потому что и впрямь смотреть там почти что нечего. Ведь с гибелью атмосферы, когда выгорел тамошний кислород, возник феномен разрушения практических всех тамошних артефактов, относящихся к предполагаемой прежде культурной и материальной деятельности древних Марсиан. Вот у нас на Земле, как только состав атмосферы потерял только пять процентов кислорода – его нынешний состав 23 процента против 28 прежних, так сказать допотопных, как тут же навсегда вымерли гиганты… Так что увидел один раз воочию Красную пустыню – и до свиданья! На Луне и то интересней: там хотя бы присутствует разнообразие кратеров.
- Вот и начнем проверку с тех, кто побывал на Марсе по четыре-пять раз. Чего, интересно, им там нужно:
- Это верно. И ещё раз подчеркну… Раз уж мы беремся за это дело, надо определиться, просто банально узнать, к каким уловкам прибегают тамошние  и земные котрабандисты, - сказал Скворцов. – Вот вам хотя бы пример из жизни моего родного Севера. Давно, еще в конце двадцатого века был случай на тамошней таможне – на границе между  Финляндией и Карелией: одна финская авантюристка дважды, с интервалом в год, провезла внушительную партию наркотиков у себя на животе, под видом беременности.  Но в третий раз не прошло. Потому что дура: ей надо было менять хотя бы канал поставки. А так ее разоблачила таможенница, просто сообразив, что как это одинокая финская женщина решилась рожать в третий раз? Быть такого не может… А все потому, что обе – и контрабандистка, и таможенница принадлежали к одному карело-финскому этносу.
- То есть как? – внезапно удивился Ахмед?
- Финны и карелы по сути один народ, только разделенный границей, - объяснил Скворцов. И разговор вернулся в прежнее русло.
- И так, на кого стоит обратить внимание в первую очередь. Прежде всего, на так называемых бизнесменов, часто посещающих Марс. Ведь полет на Красную планету для частных лиц – хоть Физических, хоть юридических – стоит дорого: никакой бизнес не оправдает подобных транспортных и трансфертных затрат. Привозить оттуда особо нечего. Любой артефакт доступен только визуально, далее его следует консервировать и насыщать кислородом. И это только для того, чтобы к нему только прикоснуться. А о любой транспортировке говорить пока не приходиться. Какой дурак будет транспортировать и перемещать один только прах? Вот на Луне, та да, чего только нет, но и то все артфвакты оттуда крайне радиоактивны и требуют достаточно объемной упаковки. Это вам не жменьки реголита в карманах скафандров первопроходцев… После такого трюкачества первым лунным астронавтам приписывают неизлечимую стойкую импотенцию… Хотя, кто это проверял… Короче, вывозить с Марса толком нечего. Значит, надо тупо поинтересоваться, что именно и в каких количествах ввозят на Марс.
- Вот-вот, надо хотя бы выборочно досматривать не только багаж, но и трансфертнр-транспортные скафандры всех прибывающих пассажиров.
- Вот с этим как раз и будут проблемы, - словно самому себе под нос буркнул Хрумов. – Едва ли не галактические права личности и всё такое прочее..
- А прочее что? – внезапно возмутился Клюгер. – Все мирровый катаклизмы и войны, все наши идеалы и поражения. Мы ведь несколько поколений твердили мантры о Марсе, о его каналах и Аэлитах, о его планетарной террасформации, об этих самых яблонях, которые будут цвести, а там только и прижилась одна северная карликовая береза, почти арктическая, и та в виде чахлых порослей, которых и зарослями не назвать на самом донышке чуть окислороженных марсианских впадин и котловин… И это не на десятки, а на тысячи лет. Терраформация Марса в первом же приближении оказалась очень болезненной и не эффективной, а вот природа человеческая как была, как и осталась потребительской, рваческой, собственно, недозвездной. Вот и не принял нас по-хорошему Марс…  Вот и случилось извечное – исход слабых и Красной планетой огорошенных в очередную нирвану…
-  Да, нам предстоят очень непростые и неприятные моменты, но это уже дело силовых и правовых структур Ойкумены – как на Земле, так и на Марсе… Это их дело удерживать в должных правовых рамках и регулировать подобные несуразности, все эти межпланетные косяки… Что же до нас, то в основном и главном мы вроде определились. Теперь уже официально предлагаю вам подписать необходимый документ. Ведб как же нам без него. – И он раздал каждому по экземпляру стандартного секретного бланка, которые возникли у говорившего прямо из-под руки, словно по странному волшебству, оттуда же взялся и протокол уже первично произошедшей беседы, собеседования, вербовки?
Приятели внимательно ознакомились с предложенным им текстом, состоящего из вопросов и параграфов, которых, скажем, в документе было немало. Особенно удивил даже их – достаточно искушенных, последний пункт, в котором говорилось, что «О формах  и методах сотрудничества с выше определенной и прежде названной службой безопасности  Космопол, в том числе в области сбора информации, нигде ни под  каким видом не разглашать.
- Сразу видно, этот тайный регул явно составлял какой-то дотошный немец, - проворчал Палийчук, чуть покусывая кончики усов едва ли не от самого Тараса Бульбы. Но даже он должен был признать, что здесь это условие было необходимо. Оттого  вскоре все пятеро поставили свои подписи:
Клюгер Генрих, Германия – председатель,
Крацов Алексей Степанович , Обновленная Россия,
Палийчук Федор Арсеньевич, Независимая Украина,
Храмов Ангел, уроженец Народной Республики Болгария, постоянно проживает на Марсе,
Фахри Ахмед ибн Абдулах, Саудовская Аравия.
*     *     *
Спустя несколько месяцев Клюгер с довольным видом продемонстрировал в штаб-квартире Космопола в Рио-де-Женейро видеозапись из собственного смартфона. С экрана донесся визгливый голос «марсианского» контрабандиста:
- Это форменный произвол! Вам придется извиняться, вы задержали порядочного человека и честного коммерсанта скрутили, а на экране продемонстрировали  образцы пресловутого белого порошка, якобы найденного у меня в подошвах ботинок  выданного мне на борту космического корабля пассажирского скафандра! А полые области противопожарных баллонов, за поставку которых я отвечаю и которые задекларировал еще перед стартом с Земли вы сами заполнили этим проклятым порошком! Я же заполнял их еще в заводских условиях плацебо на манер детского всемирно известного напитка «Upi»! Кто из вас не знает этот эквивалент земного детского счастья?
После просмотра столь доказательного видео командир нового подразделения резонно изрек:
- Поверьте, на Землю этот типчик никогда уже не вернется и напитка «Upi» ему точно уже никогда не налью. Но… это был действительно чуть видоизмененный вариант действительно детского напитка «Upi»! Но только от него рвало бошки далеко не по-детски. Кстати, тестировал этот порошок на наркосодержимое наш незабвенный «марсианин» Хрумов, которого самого занесло на Марс в силу его криминального прошлого. Значит, он таки прошел марсианскую перековку с должными для себя выводами. Молодцы, новички! Крупную птицу выловили. И это только начало…
- К сожалению, лишь начало, - грустно заметил первый помощник Клюгера.-  Что ни коммивояжер, то тащит на Марс чуть ли не яйца эпиорниса. Одних земных арахнидов пытаются перевозить сотнями! А ведь они на Марсе еще ой как растут! Случается до средних человеческих размеров, и если бы не марсианские вивисекторы были бы на Марсе сегодня паучьи рати! А у них есть и стратегия. И тактика, и паутины… Это тебе почище псевдонапитка «Upi»! А уж всяческих бактерий норовят провести тоннами прямо на лабораторных стеклышках. А они же на Красной планете мутируют, господа, и предъявляют права со своих, скажем, и впрямь параллельных миров…
Собравшиеся глубоко и дружно вздохнули: как видно, всяческие бактерии, недетский напиток «Upi» и арахниды были только первыми ласточками с которыми рвались на Марс вечно упрямые земные лузеры, в надежде, что хотя бы на Марсе им повезет...  А ведь, если подумать,: то даже излишние гнилостные бактерии обедняют кислородно закрытые экосистемы.
Так повезет ли? Как знать…  Ведь впереди долгие десятилетия и даже века грядущей терраформации прежде обитаемой погибшей планеты…
…

4 августа – 4 сентября 2019 г.

Веле Штылвелд, Игорь Сокол: Я не первый, я – второй!, НФ-рассказ, ч.3

Вместо послесловия:

(С) Веле Штылвелд, Игорь Сокол

С каких пор это началось? Сроду не страдал провалами в памяти, а теперь они – налицо.

Как я оказался на трассе, за которой – генеральские дачи?

На мне - синий спортивный костюм,  моя стрижка – ежик (когда только успели переодеть и постричь, неизвестно), а правая рука судорожно сжимает вещь непонятного назначения…

«Да это же электрошокер!» - услужливо подсказывает мне память. Вот только бы понять, чья. Кто так настойчиво внушил мне истинное предназначение этой  далеко не безобидной вещи, которую прежде он и в руках не держал?

Постепенно замедляя ход, к месту, где я стою, приближается темно-серый длинный автомобиль неизвестных мне модели и марки, по крайней мере, подобной модификации самодвижущегося «железа» прежде я еще нигде не встречал.

В голове проносятся названия десятка иномарок трех «хай-тек»-континентов, но эта машина не подходит ни под одно описание.

В следующий миг я поймал себя на том, что очутился в узком тоннельчике вроде подземного перехода под насыпью, отделяющей трассу от превилигированного дачного поселка.

Вдруг меня озаряет страшная мысль: мною точно кто-то управляет, направляя мои действия в определенное русло. Вот и здесь я явно очутился не по своей собственной воле – кто-то неведомый определил и мое нынешнее место положения, и мою действенную сущность, сунув мне в руки самое действенное средство современной самозащиты.

Да что там – бери больше – оружие! Кому-то явно нужно, чтобы я выполнил некое действие. Уж не преступное ли?

Впрочем, чему удивляться? Раз я, как и все мы, участники загородного слета клонов (жертв клонов), состоявшегося на прошлой неделе – искусственные (либо псевдо искусственные) существа, созданные по чьей-то чужой воле, то нам и надлежит выполнять чьи-то приказы: скрытые, необъяснимые, а порою даже просто нелепые.

Я марионетка? Эта мысль обжигает словно электрошок. Тот самый, что я должен применить к кому-то конкретному -  другу ли, недругу, случайному человеку… Не ясно, но одним словом к кому-то другому.

Впрочем, что значит – к кому-то?

Из автомобиля так и не опознанной иномарки выходит тот самый пресловутый генерал, который, собственно, мой двойник? (Если только не наоборот!)

Но хватит с меня этих игрищ сознания, этой словесной белебердистики, это пресловутой игры в бисер! В эти роковые минуты нужно думать совсем о другом, и по-другому смотреть на свое собственное нынешнее предназначение! А иначе я не стоял бы здесь у этого короткого тоннельного перехода. Видно я здесь просто необходим!

А и в самом деле, нельзя ли просто перейти неширокое шоссе и направиться прямиком к дачному поселку. Здешний почти наземный тоннель неглубокого заложения нужен лишь, когда на трассе возникает оживленное движение, но именно на том участке дороги это происходит не часто. Ведь поселок элитный, и этим сказано всё.

Вот и сейчас совершенно спешенный генерал, выйдя со своего служебного авто почему-то направился в этот своеобразный аппендикс под невысоким холмом, а не просто перешел дорогу напрямик через пустынную бетонную полосу.

«Но как мое собственное присутствие здесь не заметила ни поселковая ведомственная, ни персональная генеральская охрана? Или просто сочли меня неопасным?»

В слабоосвещенном коридоре в противовандальной защитной арматуре мерцало всего пару лампочек новейшего экономного бренда, который отличался своей нестабильности при ординарной работе. Такие лампы скупали скупые снабженцы едва ли не по всему миру. В стране традиционно было принято воровать. И воровали практически на всем.

Коридор наполнился бледной тенью от все того же блеклого света уже означенных ламп. Моя копия шла мне навстречу. Я замер. Копия приближалась. Нас уже разделяло всего несколько шагов…

Только сейчас я вспомнил и словно пережил всё заново и повторил всё сначала… Память, словно горячий охлыст, несущий иногда паралич, а иногда и самую смерть разорвала мое сознание.

Я невольно вздрогнул – сатанинский крик, вырвавшийся из воспаленных десятков глоток тогда, на нашем полуподпольном собрании словно бы вновь ожил:

- Мы их заменим!

Но как, спрашивается, можно заменить живых людей. Только уничтожив! И тут же электрошокер выпадает из моей руки…

Одного не предусмотрели организаторы этой затеи – плода игры иезуитского сознания.

Мы – не убийцы! Во всяком случае, большинство из нас. И в этом я точно уверен!

Когда генерал (или его клон, тогда я сам – генерал!) поравнялся со мной, увидев безмерное удивление на его идентичном лице, я поспешно, но внятно произнес:

- Хочу, честь имею, желаю сдаться: я ваш двойник! Но не враг. Скажите вашей охране, чтобы не стреляла… Таких, как я, сейчас здесь будет немало.

…Уже через несколько дней пребывания в захолустном СИЗО, я узнал, что мои догадки подтвердились. Мы – очередное племя гомункулусов, так и не стали убийцами.

Их тех же, с кем я успел познакомится лично, (хоть так и тянет сказать – персонально, ведь я клон генерала, за плечами которого пять лет войны и два высших образования) – только один мой чернокожий «коллега» реально ликвидировал вождя одного из зулусских племен где-то в джунглях экваториальной Африки, но сам от душевных мук спятил и прибыл на свое собственное ритуальное  поедание, в знак глубокого уважению, как к нему самому, так и к его эталонной жертве. Говорят, перед этим он приказал себя приготовить с особым хрустиком, так что хруст  челюстей его сотрапезников стоял на полконтинента, в котором все еще мало знали о «хай-тек».

И на сей раз племя временно осталось без вождя, но и здесь организаторы очередного безумного заговора так и не достигли:

Мы, марионетки, так и не стали преступниками. Сейчас же по всему миру Интерпол разыскивает тех, кто так вздорно и злонамеренно собирался заменить большую часть представителей региональных национальных элит клонами – послушными и исполнителями, как ожидалось бы, чужой внешне навязанной воли.

Кто стоит за эти – не знаю. Но пока я среди прочих клонов лежу в древесной тирсе в большой уютной коробке на метизном заводе где-то под Киевом или Одессой, меня гложет иная мысль:

Мы были созданы для ужасной цели, но ведь можно использовать наши навыки и во благо, ведь мы клоны незаурядных личностей, я в том числе, могли бы принести пользу. Неужели это не будет замечено при возможном смягчении нашего наказания? Ведь люди-эталоны приговорили нас к эвтаназии, а, значит, эта история еще будет иметь вполне прискорбное продолжение. Ведь в наших хрупких невечных душах появится слово «месть».

5 февраля 2019 г.

Веле Штылвелд, Игорь Сокол: Я не первый, я – второй!, НФ-рассказ, ч.2

Часть вторая: Я - не второй!

(С) Веле Штылвелд, Игорь Сокол

Сегодня особый день. Я услышал неведомый голос изнутри, вызывавший меня из дому неизвестно куда и зачем. Вот уже полтора часа я еду в электричке в сторону, в которой не бывал с ранней юности. Когда-то отправлялся в лес по грибы. Затем меня захлестнул деловой ритм городской жизни, и эта забава отпала сама собой.

Внезапно мне пришло в голову, что я совершенно не помню своего детства.  Когда-то в детской книжке о первом космонавте я прочел:

«Юра осознал себя с тех пор, как тоненьким прутиком пошевелил лужу».  
Интересно, откуда некая Лидия Обухова, родившаяся много позже, могла это знать. Чистейшей воды блеф. Блин, что за посторонние мысли лезут в голову. 

Лучше бы подумал о том, отчего я безропотно подчинился некоему внутреннему голосу. Хотя, в общем, не люблю подчиняться.  В принципе. А тут – еду и точно знаю, где сойду, словно кто-то невидимый мне приказывает. Возможно, так и есть.  До чего дошел прогресс! И не ощущаю при этом ни сожаления, ни страха. Словно так и надо. Знать бы – кому.

Вышел на полустанке, неотличимом от сотен других, разбросанных по просторам  огромной страны. Двинулся в сторону, противоположную поселку. И сразу же почувствовал – я не один. Те, кто шел в одном со мной направлении, тоже были без багажа. Если не считать двух-трех - со смятой в гармошку газетой в руке. И лица у них были отрешенные – словно эти полтора десятка мужчин и женщин среднего возраста  присутствовали и одновременно отсутствовали здесь. Неужели и я таков же?!

Он вдруг ощутил твердую уверенность – так надо, и точка.

Я, 43-летний старый холостяк, не помнящий родства, средний банковский служащий, прибыл сюда, чтобы узнать свое предназначение. Знаю это. И все. Кто-то высший позвал меня. И других. Сроду не ходил в церковь и не верил в высшие силы, но теперь готов поверить. Пусть имя этой силы – не бог, а как –то иначе. Все равно.  Я здесь не зря!

Мы – теперь уже я не ощущал себя отдельно от других – двинулись в сторону ангара. Стоп, что за бред – откуда здесь ангар, в такой глуши.  Хотя военные аэродромы иногда располагались именно так – подальше от центров цивилизации. Нет, скорее всего, это сооружение просто выглядит похоже.

«Под Киевом есть крохотное местечко Узин. Там был авиаполк, и еще какой!» - чувственно прозвучал рядом со мной бесцветный голос.  Я обернулся.  Серьезный мужик с двойным подбородком кивнул, подтверждая – это сказал именно он. Хотя – даю голову на отсечение – он рта не раскрывал. Но я уже перестал удивляться чудесам.

Зал постепенно заполнял многоликий человеческий поток. Или наоборот – однообразный. Все двигались, занимая ряды место за местом, и движение это не было хаотичным – словно каждый заранее знал, за кем идти и куда садиться. Да, нами управлял незримый режиссер.  И это не вызвало у меня протеста, скорее наоборот. Сейчас узнаю главное. Ведущий, незаметно как-то появившись на сцене, начал собрание. Буднично, я бы даже сказал – скучно. Предложил нам огласить свои внутренние проблемы. Да, именно так – внутренние.  И непринужденно полился поток удивительных, сходных друг с другом монологов…

…Я вышел на просторную сцену седьмым.  Мои слова текли, словно  сами собой – давно не ощущал в себе такого  невидимого суфлера.  Я точно знал, о чем сказать и как именно.

«У меня менталитет генерала. Точно знаю, что могу командовать дивизией.  Не только это.  Меня в политику не тянет, но если пришлось бы – мог бы стать депутатом. И был бы на своем месте. Но только в реальной жизни занимаю иное место, значительно более скромное.  Мою работу могла бы выполнять какая-нибудь выпускница экономфака, даже если ее диплом – не красный.  И почему у меня нет того, что присуще всем – ни детских воспоминаний, ни семьи, ни друзей, ни привязанностей. Ведь я – не пессимист и не мизантроп…»

Другие монологи оказались на  удивление сходны с моим. Женщина с усталым лицом, запомнившаяся в электричке тем,  что ее мобильник заиграл «От улыбки станет всем светлей…»,  рассказала, что ощущает себя заведующей крупным универмагом, более того – знает точно, как улучшить его работу. Во всех смыслах.  Но почему-то это все является ей в грезах, а  в жизни она – почтальон. 
Старичок с рукой на перевязи – последствия перелома, рассказал, что ощущает себя видным полярным исследователем, разбирается в тайнах Арктики не хуже Отто Шмидта и Ивана Папанина, а работает почему-то портье в захолустной гостинице. 

Дальше перечислять нет смысла.  Все выступавшие были в чем-то едины - мы занимаем чужие места, а кто-то занимает наши. И что интересно - ни у кого из нас не было ни следа детских впечатлений, словно мы все - инкубаторские.  И оказалось, что это в известном смысле так.

Когда анонимный ведущий провозгасил - "Мы все - копии!",  - зал вздохнул. Но не грустно. Скорее с облегчением.

Мы увидели на экране свои протопипы. В том числе я - своего  генерала. Неудивительно, что судьба хранила меня так далеко от столицы. Иначе меня, двойника столь значительной особы, давно бы ликвидировали или отправили к белым медведям. Но то, что последовало дальше, повергло всех в шок.

За белым экраном кто-то невидимый затеял какую-то совершенно неведомую для чего достаточно громкую возню, постепенно перешедшую определенно в борьбу. В какое-то мгновения натянутый на всю сцену демонстрационный белый экран внезапно лопнул сразу в нескольких местах, и из этих мест на сцену стали выпадать странные в человеческий рост диктовые короба!

Точно, именно в этих коробках нас довезли до станции, где коробки, в которых мы пребывали в местном анабиозе, раскрыли, а самих нас раскодировали тем, чтобы явить миру как неопровержимое доказательство нашей вторичности!
Дескать, в тоталитарной стране целое столетие существовали всяческие "сиротинцы" в которых и накопился массово биоматериал вторичных людей…

Которым и там хорошо, где их застала история: «Кто где родился, тот там и пригодился!». И всех делов. Никто никого ничего не крал, а с исторического регресса целого поколения – всех этих так и не состоявшихся топ-менеджеров клонированного отечества!

Зал взорвался на вой.

«Это подлог! Это фейк!! Это ложь!!!» - все громче зазвучали голоса, переходящие в рев!

Внезапно захрипел засценный микрофон:

- Немедленно взрывайте состав с якобы погибшими участниками всеукраинской инновационной конференции. В зале блокируйте окна и двери. Пускайте ЭрЕйч! Мы их заменим!

Я понял, что иного выхода нет – на сцене – засада, по периметру зала баллоны с удушающим газом… между рядами стоят якобы организаторы-"покемоны". Внешне – безобидные порядок образующие «титушки». У каждого - особый спецпояс. Присмотрелся на поясах – противогазные маски и пакеты «си-4», на случай, если придется прорываться самим.

Интересное кино… Собразил и перебросился взглядами с такими же как сам вчерашним топами: «Парни, рвем пояса и по ручейку «стрим-роуд» передает все пакеты со взрывчаткой в широкий проем между бетонными шпангоутами".


Титушки оказались не только в меньшинстве. На каждого навалило-набросилось по 5-7 мужиков! Взрывчатка стала разрастаться сотом на боковой стенке… Взрыватели были тут же…

- Все к противоположной стене!

- Газ!

- Рви!

- Кто получил противогаз, бери за руку первого попавшегося, за первым – второй.

Прозвучал оглушительный взрыв!

- Пошли!

В какие только корпоративные игры мы не играли… От «бутылочки» до «третий лишний», но на сей раз стульев было в обрез… Не стул, а неровный рваный проем на свободу…

Мы побежали, убивая на пути своих конвоиров… Трупы тех, кто определенно готовил нас самих в трупы, лопались кровавыми пузырями и под воздействием газа, внезапно стекленея, превращались в густой кровавый попкорн…

Мы уже не были вторыми, но возвращать свою самость нам еще предстояло.

22 декабря 2018 г.

Веле Штылвелд, Игорь Сокол: Я не первый, я – второй!, НФ-рассказ

 Часть первая: Я - Первый

(С) Веле Штылвелд, Игорь Сокол
1.
Подробнее. Сначала у меня умер кот. Отбыл 13 лет своего земного существования и отбыл в вечность. Помню, привели к районному ветеринару, а тот, осмотрев, не стоявшее на родных лапах животное, возьми и брякни:
- Умрет еще до конца дня.
Мартик так и сделал. Когда его принесли домой, он попросился на кухню, на свой любимый подоконник и оттуда в одном прыжке оказался на холодильнике. Это был прощальный пролет Мартика.

Затем он просто упал на холодильник, и я перенес его в комнату у дивана. Постелил его любимое полотенце. Правда, не то, в котором его принесли в дом. Мартик посмотрел благодарно. Он ощутил свою смерть.
- Ложись и умирай, старина. У своего любимого солнечного окна, на своем любимом половом рыжем ковре.

Он посмотрел на меня мудро и ласково. Полежал не более получаса и отошел в Вечность. Унеся свою любовь, свою привязанность, свою преданность, свою кошачесть.

Жена плакала навзрыд. За окном бы лютый мороз. Хоронили в подарочной коробке для постельного белья. Было больно. И горько. Даже пляжный песок был сморожен до марсианского. Снесли пакет в камышовник. Там оказалась рыхлость... В эту одну единственную каверну и пронырнул картонный саркофаг с тельцем Мартика...

Три недели мы словно были в маре. Затем морлок стал развеиваться, и мы начали подыскивать нового котенка. И вдруг оказалось, что котячем приемнике на Троещине коты смертельно больны целой популяцией.

И это популяция касалась всех котов различных мастей кроме... черных, шелковистых, которые внезапно словно свалились на Троещина с неба. Такие же черненькие котята неслись отовсюду. Ими наполнился двор, микрорайон, даже нам из Барышевки привезли через дальних и недальних друзей черненького котенка.

Этот был бойцем. С виду как боец на присмертном одре. Но так крепко шевеливший хрупкими передними лапками с широкими мощными захватами. Альтернативы не было. Серенькая кошечка не шла в сравнение с этим полугодовалым чудиком. Мы выбрали его. И он того стоил. Но речь не о нем.
Просто откуда со всех сторон десантировался этот десант Чорных котят - популяции в полтысячи штук? Не с Марса ли их занесло... И где делись внезапно коты прочих мастей, так и не пережившие какой-то особый кошачий карантин времени.

2.
На мое плечо легла внушительная длань шефа службы безопасности.

- Значит, решился явиться снова после вчерашнего инцидента. Мы думали, тебе не хватит нахальства.
А что я сделал: всего лишь хотел оформить оплату больничного...

- Посмотрите на него - герой! И зарплату, и больничный. Такого еще не было. Может, тебе нужен психиатр? В общем, давай, к генеральному на ковер. Отчитаешься за свое, мягко говоря, странное поведение, тогда он решит, оставить ли тебя на службе.

Я поплелся, чувствуя спиной недоуменные взгляды коллег. Явных недоброжелателей среди них вроде бы не было, но и друзей - тоже.

Переступив порог кабинета, сперва почувствовал страх лишиться работы, но он тут же прошел. Легче ведь не станет, если бояться! Минуты полторы директор изучал меня мрачным оценивающим взглядом.

- Если бы не знал вас последние 15 лет, решил бы немедленно уволить. Это что, сверхглупая шутка? Нормальный во всех отношениях служащий требует оплатить ему больничный, тогда как он ежедневно аккуратно приходил на работу... Как это понимать?

- Да не мог я эти две недели являться на работу! - тут меня прорвало. - Я все это время провалялся с высоченной температурой! Болею редко, но уж когда это бывает, температура у меня под 40!

Так было с детства! По-своему начальник безопасности прав, но я могу возразить только одно - на работе меня две недели не было! Мне нечего добавить.

Повисло неловкое молчание. Затем директор хмуро произнес:

- Лишь потому, что знал вас прежде как серьезного человека, продолжаю этот абсурдный разговор. Вам, конечно, известно, что каждый шаг на нашем пропускном пункте фиксируется видеокамерой? Иными словами, каждый вход и выход любого сотрудника запечатлен? Вот после просмотра и ответьте - кто это, если не вы?

...После 20-минутного просмотра я наконец-то смог выдавить из себя:

Это чья-то дьявольская шутка. Видимо, у меня есть двойник. Это он вместо меня ходил на работу и делал все то же, что я... Но кому это могло понадобиться, и главное - зачем, понятия не имею Мне больше нечего сказать.

Помолчав, добавил:

- Хотите - увольте, оправдываться больше не желаю. Ничего преступного в моем поведении нет. Странное есть - согласен. Меня подставили. Кто - не знаю.

Перевел дух и выдохнул:

- Все.

После неловкой паузы, длившейся необычно долго, шеф вынес свой вердикт:

- На работе мы тебя оставим. Работник ты неплохой, взысканий давно не имел. Но и оставлять без внимания инцидент нельзя. Извини, что перешел "на ты", но это знак доверия. Этот неведомый кто-то не просто похож на тебя, он абсолютно идентичен. Включая и шрам на тыльной стороне левой ладони. Это уже серьезно. Под тебя кто-то копает. Выясняй - что происходит. В конце концов, это в твоих же интересах.

3.
Придя домой, я вспомнил: знакомый, с которым давно не виделись, говорил, что в нашем мегаполисе у меня есть полный тезка. Фамилия, имя и даже возраст - как у меня. Тогда я не придал этому значения. Желания познакомиться не было. Я ведь не 17-летний пацан, тогда это казалось бы интересным, а теперь - услыхал и забыл. А забывать нельзя было...

Хорошо, что номер телефона того знакомого - он служит в управлении статистики - сохранился. Услыхав мою просьбу разыскать адрес тезки, он рассмеялся:

- Неужели детское любопытство одолело? Это на тебя не похоже. - Но выслушав мой рассказ, сразу посерьезнел:

- Здесь какая-то дьявольская игра. Что ж, адрес я тебе найду, хотя их теперь засекречивают. Надеюсь, будешь молчать, где его взял?

- Еще спрашиваешь!

...И вот я у подъезда 12-этажного серого дома на окраине. Если адрес - не липовый - бывает и так - почти наверняка я скоро увижу своего двойника. Кому-то понадобилось подменить меня им - это дурно пахнет. Не люблю, когда меня втягивают в грязные игры. А здесь, похоже, именно тот случай...

...Ничего сверхъестественного не произошло. Я просто увидел самого себя. Более того, одетого в точно такой же серый плащ. Ничего удивительного, у каждого мужчины в нашем городе есть такой плащ на случай дождя. Но такими же, как у меня, были и коричневые туфли, и клетчатая кепка... Приходилось читать о разлученных в детстве близнецах, сохранивших на всю жизнь одинаковы вкусы во всем. Но у меня-то не было брата-близнеца!

Пока он поднимался по лестнице на третий этаж - лифтом не воспользовался, это вместо зарядки, что ли? - у меня созрело решение. Первый и, надеюсь, последний раз в жизни я решился на преступление.

Ход моих мыслей был примерно таков: кто-то решил не просто меня подставить, а вывести из круга живых. Вместо меня выходит на жизненную арену клон. Заменить меня - никто не заметит подмены. Я одинок, родители умерли, братьев и сестер нет, с женой развелся три года назад, детей у нас не было. Кому и зачем это нужно - вопрос иной. Сейчас надо устранить этого... Как его назвать? Мое второе Я? Он же - смертельный враг.

Не помню, как в моей руке оказался булыжник.

4.
Из-за моей спины внезапно появился я сам.

- Не смей! Тебя так поступать просто нельзя! ты - Эталон, он Второй, я - Третий. Вторые лишены собственной инициативы. Они зажаты в твое биологическое клише. А Третьим даны права Наблюдателей. Есть еще и Четвертые. Они - вершители и наказатели. Убьешь Второго - тебя накажут, а всех нас уничтожат... Просто сломалась Матрица вашего мира и теперь идет перетруска: пересыпаются взаимосвязи, перебираются узлы событий. Ищут посторонних: чуждых чужих... Требуется всего несколько шагов назад.

- Всего несколько шагов назад?

- Вот именно. Когда появились черные кошки?

- Когда стали исчезать все остальные. В марте прошлого года. Перед этим мы ходили с женой ветеринарный приют. Коты там умирали. Прямо на глазах. Словно от эпидемии... Они первыми стали жертвами пандемии боли об утраченной человечности...

5.
- Похоже, Третий, с тобой можно просто поговорить. Раз ты - это я, то вот тебе мой первый вопрос:
Третий, где ты реально живешь?

- Интересно, что ты, Эталон, начал свои расспросы с вопроса, который в соответствии с "Руководством по встречи клона категории 2,3, 6, 7, 9 со своим прототипом" мог быть задан первым с вероятностью в 85%. Так что "Руководство" писали хорошие специалисты...

- Ага, профессионалы из серии "следствие ведут Колобки". Не увиливай, отвечай, Третий или иной, кого сосчитали.
- Сир Эталон, пожалуйста, не переходим на личности. Так вот, по сути. Вы слыхали о многочисленных метизных заводах времени СССР. На них работали сирые работяги по странным расценкам. Вам напомнить? Заготовка болванки изделия - шурупа - 0,14 коп., нарезка прорези на шляпке 0,1 коп., нарезка винтовой резьбы 0,25 коп. Итого: 0,49 коп. За 10 шурупов - почти пять копеек, за тысячу - 49 рубл., две тысячи - 98 рублей! И это все! Минимум тринадцать процентов подоходный налог и шесть процентов за бездетность! А это 18 рублей и 62 копейки. Так что заработок на руки 71 рубль и 38 коп. А за такие деньги не жили...

Так что все эти цеха были всего лишь театрально-сценическим оборудованием. Нет, шурупы промышленность брала. Их клепали по ночам на станках автоматах, а все эти парняги при встречи того или иного соискателя работы учетчика, помощника мастера и упаковщика, на которые, как правило, никого не брали, создавали некую суетность, напряженку, проходя через которую к конторке управляющего соискатели тушевались, ежились и непременнейше резали кто пальцы, кто ладошки, а кто даже лодыжки. Из этих порезов и извлекался для глубокой заморозки генный материал. Вот, так и твой генный материал отправился криогенный модуль имени тебя! Усёк?

- Как тут не усечь? Где только меня по городу не носило! А оказывается, всего-то, чтобы однажды стать эталонщиком будущего.

- Не эталонщиком, а Эталоном для прогнозируемой и программируемой в ту пору реальности... Уже тогда все знали, что совок однажды сметут, но чтобы навсегда и точно не вымели, предпринимались привинтивно всяческие предупредительные меры.

- А ты, Третий, получается и есть эта самая метизная заготовка, и живешь, надо понимать, в инструментальном шкафу? Сам я никакой не металлист! Но помню, да, как-то пытался устроиться на подобный номерной метизный завод в некие неопределенные времена...

- Вот-вот, дело не в металлоизделиях, и не надо при этом манерничать: в ту пору вас просто никуда на работу не брали! Помните? Ну, так вот, нам по зарезу был нужен ваш эмоциональный слепок творческого социального неудачника эпохи тогдашнего совкового тоталитаризма. Мы даже направляли за вами следовать всяческих мелких филеров. Мы и так знали, что по меркам любого строго нормированного общества или, скажем, нынешнего общака, вы всегда лицо крепко неблагонадежное...

Но зато у многих именно благодаря вам о-го-го еще какие погоны, а у нас куда более объективная матрица одного из идеологов будущего разлома. Временно назовем его так... Не благозвучно, казалось бы, но однозначно. Это такие, как вы, способны поставить квази отнормированное общество на голову и вытряхнуть из него всех прошлых клопов.

Так что мы получили. Теперь у нас есть ваша крепко эмоциональная матрица, жив пока еще и сам Эталон, и есть его всяческие функциональные подобия, вплоть до Второго. Ваш второй строго следует Вашим жизненным курсом. Но не бойтесь, он вас не устранит. Изначально безынициативен, но живет с вами на одной эмоционально и интеллектуальной волне. Такой себе пожизненный пассионарий.

Теперь обо мне. Я уже только ваш слепок, и скорее внешний, чем внутренний. И действительно, ясен пень, что где-то живу. Но сама жизнь - это как вахта, как, если хотите, запрограммированная «фата моргана». Во времени у нее есть свои контрольные точки. В них я просто обязан на одних отрывках вашей реальности, на реальных, а не эмпирических знаниях строго вам соответствовать. Так что я, как бы совершенно безвредный для вас актер.

А в некие точки времени - саморазрядное биоустройство, в пять утра, например, или в без четверти семь вечера... Впрочем, когда как. В это время я внезапно замираю, и меня действительно вывозят на один из "метизных складов". Был человек и нету. Там мое тело тщательно моют и искалывают всяческими инъекциями.

Моя первейшая задача при пробуждении обаять, нести всяческую чушь из вашего словесного репертуара и знакомиться, знакомиться, знакомиться со всяческими симпатиками и даже возможными вашими антипатиками, не оставляя при этом никого равнодушным. Так что я - штаб вашей самости, ваше внешнее ин сё, ваш добрый гений, упрочнитель вашей харизмы и всего такого прочего...

- А по морде? - едва не прорычал я.

- А кто ответит за лохматого барбомордика, - в тон мне с улыбкой на лице парировал Третий. - Вот видите, и вы уже улыбаетесь. Я ведь вам не конкурент. Мое дело - просто знакомится, а уж затем падать на дно колодца. Вот вы идете по городу, а со всех сторон вам улыбаются и приветливо машут вроде бы незнакомые вам люди, готовые слушать вас, готовые услыхать то, что в вас набралось на эмоциональный «принт». Чуть слово - и оно тут же услышано, подхвачено, растиражировано. Но только не оттого, что вы Эталон.

На вас 24 часа в сутки впахивает команда клонов. Между прочим, впахивает по-черному, без выходных. Обычно я пробуждаюсь в отдельной вертикальной ячейке - блок восемь, ячейка 268. И меня вновь вывозят на очередную исходную позицию. Это всё.

- Блок восемь, ячейка 268 да это же без малого мой адрес!

- Индексы улицы и города на планете я намеренно пропустил. Так что все сходится - и страна, и город, и улица... Я же говорил вам, что мы готовились...
Я же говорю вас - склад. Живу на складе! Его обслуживают "Шестые", охранят - "Девятые", ликвидируют неликвиды - "Седьмые", в виртуальных мирах устраняют тамошние неразберихи "Восьмые", и будь у нас "Первые", мы давно бы сделались интегральным симбиозом вашей нынешней личности.
Но нет. Законы робототехники. "Четвертые" для самоликвидации в случае попытки причинить вред Эталону у нас есть, а вот "Первых" нет! Вы понимаете, у нас запрещена "Первые"! У нас даже есть "Пятые" - отбраковщики ваших социальных м ментальных иллюзий, а вот "Первых" попросту нет!
6.
Помню сплошную нелепость. Выезд маминых родителей и сестры с семьей за бугор. С тех пор четырехлетний Сашенька навсегда превратился в американского Алекса, очень плохо говорящего на русском. Рефлекс собаки Павлова - все понимает, а в ответ ни слова.

Только наших «американцев» провели, как тут же оказался без грошовой инженерской работы тут же погнали из-за неблагонадежности. Бросился искать, тут же предложили завскладом тех же метизных изделий на заводе, где всего-то и было два цеха - фанерный и метаизделий. Одним словом, в одном сарайном цеху резали шурупы из алюминия. там же делали штампованные авиационные клепки, а во втором - строго под их пересылку особые фанерные коробы, оббитые по краям металлофольгой.

Перфорированной, пуансонно из отходов... Потом только узнал, что эдаким металлическим конфетти тупо начиняли особые шариковые бомбы с напалмом внутри. Эти шарики вкладывали в неуправляемые реактивные снаряды и с ПТУРСОВ их выстреливали наполигонах.
Однажды, будучи уже механиком вертолета Ми-6 я видел, как у самой кромки полигона неслась, ломая себе ноги, ополоумевшая «коняга» с «возыком» на рессорах. В том «возыке» ехали сельские уставшие тетки.

ПТУРС пронесся мимо их, уже охваченный напалмовым заревом. Это даже с неба было оглушительно страшно. Тетки мигом послетели с "возыка", попадали на четвереньки и начали молиться одним ведомому запрещенному Богу, а лошад, пробив грудью бревно переезд, прямо за шлагбаумом принялась ярко гореть, а в нее все впивались и впивались все новые и новые пылающие конфетти горящей нержавейки! Вы это представляете?

Именно так всяческие инстанции и спецслужбы впивались в человека, чьи родственники устремлялись на запад, на ПМЖ. Нам же оставалась только формула "отныне выжить может не всякий". Пойти в подобные кладовщике при такой говенной формуле повседневности было неплохо, но ящики отсылались на космодром. и их надо было сопровождать из украинского Киева до казахского пустынного и голодного Кустаная.

Меня такая работа ничуть не обрадовала, вот и всунулся в некое очередное НИИ разрабатывать всяческие промежуточные состояния автоматов, которые должны были приходить на смену автоматизированным системам. Но не пришли. Видно, в ту пору что-то произошло.

В разных частях планеты, словно из ниоткуда, стали обнаруживаться некие пришедшие из будущего биотехнические обломки существ, которых начали называть «сигомами»... Для тех, кто не догадывался, кто они такие, скажу... Сам я не догадывался, я знал. Их создал в будущем некий Искусственный интеллект, у которого и возникла идея создавать иерархические фермы из упрочняющих совковую тоталитарную систему клонов.

Но пока дело не доходило до клонов, чисто теоретически их принимали, как некие заранее заданные икс-Игрек системы, с определенным числом входов и столь же определенным числом выходов со множеством промежуточных состояний от Эс-один до Эс-эн с одним и тем же "чего изволите-с?"
Практически, это были «сервусы», которых уже тогда, в начале восьмидесятых прошлого века сумели разделить функционально на все эти Вторые, Третьи, Четвертые и так до Девятых... Выполнять определенные функции они могли только строго за Эталоном. Но эталоном был человек! И тут возникла идея "чипировать" Эталон, предписав чипу ограничить определенные степени политической и духовных свобод!
Ясен пень, ни один дурак сам бы не стал чипироваться ни за какие ковришки. Нужен был тот, кто бы сказал всяческим коротышкам:
- Слушай меня, делай как я!

- О, да вы, Эталон, уже догадались, что именно я готов вам преподнести особый освободительный чип! Ведь все ваши духовные поиски и политические потуги - все эти хоррор, батлы, проблемз и траблз возникают только на линии поступка, который обычно сводится к фразе:
"Рыба ищет - где глубже, а человек - где лучше".
Ну не напишите вы книг! А они будут вам надо? Мы уже способны создать совершенно безопасный и радостный мир. Для первых! только для первых. Получайте ЧИП и становитесь в своей судьбе первым! У вас откроется просто вертикальный взлет в особое виртуальное подсознание, мы заберем вас всецело в наш мир полновесной опеке, а вы будете только генерировать на одном только озарении совершенно безопасные для планеты идеи...

- Для планеты роботов, для планеты клонов или для планеты людей!
- Конечно же, для планеты Людей - неожиданно поддержал Третьего, возникший словно из ниоткуда Второй. Пока мы очень разинтегрированы, дружище! Вот ты, хоть и Эталон, но у тебя шиш в кармане, а у нас гениальная структура поддержки именно твоих волевых усилий, но отфильтрованная нами в определенных допустимых параметрах.

- Это значит, что если я вдруг изобрету некий торт, то вишенка на торте будет оставаться за вами?
- Ну, разве что...

- Проходили! Хош мороженное, хош пироженное... Пальцы тоже вы загибать будете?
- Ага, - обрадовались клоны...
- И есть за меня будете, и любить, и жить, и мечтать...

- Сколько той жизни, чудак! Да и что в том плохого... Когда не будет красной икры и инъекциям будешь рад. Кстати о них... ЧИП сегодня тоже уже только инъекция.

За Третьим и Вторым внезапно подошел Четвертый. Он тупо не дал мне самоуничтожиться, Пятый жестко сказал:
- Чуть что, я убью тебя, лодочник! Даже не думай!

Седьмой ввел меня в нирвану виртуального мира,
Восьмой настроил строго на коридоры, по которым я больше не мог легко и сладко парить, обрезав мне воображалку до самых заземленных желаний, типа взять пневмомолоток и начать сшибать фанерные ящики.

Девятый упаковал меня самого в этот ящик и торжественно при этом изрек.
- Минуточку, инъецирую Чипом. Теперь ты больше не эталон. Отныне ты - Первый, а сконструированный тобою ящик - это твой дом. Отныне ты - первый... Первый... ПЕРВЫЙ...

А если что-то на планете рванет, до даже и тогда нас положат в ящики и перевезут на другую планету. Первые везде и всегда нарасхват. Всегда и везде они пионеры устоявшихся ценностей империума мудаков со множеством подмудачных...

* * *
...Как все-таки вышло, что я не Первый, а Эталон.
Я тупо смотрю на окровавленный булыжник. Вы о нем не забыли? Кажется, я кого-то убил, прежде, чем они добрались до меня...

Второй
Третий
Четвертый
Пятый
Шестой
Седьмой
Восьмой
Девятый
Кажется, я их сосчитал! Но почему
мне так хочется закричать, что я
первый... Первый... ПЕРВЫЙ...
Отныне я единственно первый.

1 сентября - 30 октября 2018 г.

Выше смерти есть есть любовь, стихи В. Штылвелда

Игорь Сокол, Веле Штылвелд: Пропуск - сквозь судьбы, НФ-рассказ

• …Трое участников экспедиции на планету, пока не получившую имени, стояли на склоне, вглядываясь в удивительные столбообразные статуи на горизонте, странно похожие на статуи острова Пасхи, известные каждому земному школьнику. 

Казалось, каждая из них неподвижным каменным взором вглядывается в стоящего напротив. Но не это поразило исследователей. Минут 15 назад они обнаружили, что пройти между тремя циклопическими статуями невозможно – они будто обозначали собой некий невидимый барьер.

«Силовое поле» - догадывался командир экипажа Николай Ворон. Легче от этой догадки не становилось, скорее наоборот. Двое других астронавтов – Реваз Чхония и Амирхан Атагузиев – хранили молчание, полагаясь на опыт командира, несравненно больший, чем у них. Наконец командир прервал тягостное молчание:

- Ощущаю некое давление внутри черепа. Словно кто-то стучится в мозг. А поскольку глюками в жизни не страдал, это может значить лишь одно – эта штука вызывает нас на психоконтакт.  Такое в моей практике дважды встречалось.

- Они что, разумны? – изумился Амирхан.

- Скорее те, кто их создал.  Что ж, попробую, так сказать, настроиться на их волну. Если бы те, кто стоит за этими истуканами, хотели нас убрать, они бы уже это сделали.  Значит, им – неведомым – нужно что-то другое.

Все трое теперь уже другими глазами – как на возможного собеседника – взглянули на каменных стражей здешнего неприветливого мира. Казалось, невыносимо медленно потекли минуты…

И вот  в сознании путешественников шаг за шагом, как элементы мозаики, стали проступать сперва еще нечеткие картины. Ментальный диалог без слов длился менее получаса, но астронавтам казалось, что прошли годы, даже десятилетия.  Наконец будто пелена спала не только с глаз – сознание освободилось от давящей на него тяжести. Командир обратился к экипажу:

- Видимо, вы уже поняли, в чем дело. Эта штука – как бы она ни называлась – хочет поиграть с нами в своеобразную игру. Может быть, в этих статуях заложена вся память человечества, и не только нашей планеты. Недаром были ученые, которые верили в галактический разум. Вот перед нами – одно из его проявлений. Он, этот разум, вызывает нас на диалог. Я, как старший, пойду к нему первым. Оставайтесь на месте, ждите.

Николай двинулся навстречу исполинам, приблизился на расстояние около тридцати шагов, что-то невидимое удержало его на месте. Около часа стоял он, и со стороны казалось, что астронавт превратился сам в подобие статуи. Но пришел конец этому молчаливому общению.

Невидимые оковы отпустили его, и он бодрым шагом, словно и не было давления, вернулся  к своим друзьям. Речь его была краткой:

- В общем, суть такова: это порождение неизвестного разума «знает», если так можно сказать, откуда мы прибыли. Каждому из нас предлагается прожить – виртуальным, конечно, образом – эпизод из жизни землян 20-го века. Выбор у нас невелик: на время нужно стать молодым, полным сил сельским жителем Советского Союза 1960-х, Албании 1970-х и Тайваня 1980-х годов. Вжиться, так сказать, в чужой образ. Продлится это в виртуальном измерении шесть лет… Ровно столько всем нам предлагается быть виртуальными свидетелями одиозных тоталитарных режимов.

- Они что, издеваются над нами? – возмутился Реваз. – Застрять вэтой дыре ещё на шесть лет?!

- Не кипятись, - тихо, но твердо ответил Ворон. – Подчеркиваю, речь идет о виртуальности. В реальном мире мы за это время постареем всего на три часа.  После этого сможем беспрепятственно отправиться обследовать этот новый для нас мир. Напоминаю условие: в любом из трех случаев наша виртуальная жизнь будет протекать в сельской местности. То есть в городе можно бывать, конечно, но лишь время от времени. Теперь нам, как актерам, следует только распределить роли. Но только помните, что в двадцатом веке бытовало расхожее мнение, что со стороны пожарного выхода в театр жизни входят проверяющие и назначенцы, через центральный вход - только обилеченные зрители, а все прочие - через театральную рампу и разрешенные под ней сценические образы и образа. 

Он помолчал, строго оглядев собеседников. Реваз и Амирхан были слегка подавлены неожиданным поворотом событий. Но каждый понимал, что вариантов у них всего два:  либо согласиться на предложенный кем-то неведомым и могучим путь, либо просто покинуть вновь открытый мир навсегда.

Второе, по неписаному кодексу астронавтов, означало позорную капитуляцию.

Чуть помолчав, двое молча кивнули.

- Итак, что нам остается? Из нас троих я, так сказать,  самый настоящий деревенский житель. Моя родина, если кто не знает – станица Рассветная на Ставрополье.   Потому роль молодого колхозника 60-х годов – моя.

- Советский Союз был велик и неоднороден, - тихо вставил Амирхан. – А если тебе придется превратиться на время, скажем, в таджика? Менталитет совсем другой.  Тяжело будет привыкать…

- Надеюсь, этого не произойдет.  Теперь о тебе, Реваз. Ты – грузин…

- Я мингрел!  - вскинул голову Чхония.

- Реваз, не дури!  Мингрелы тоже грузины.  Это все равно что мой дублер Мишка Стафийчук сказал бы, что он – гуцул, а не украинец.  В общем, так: кавказцы – горцы, албанцы тоже. Горец горца всегда поймет.  Ну а тебе, Амирхан, остается роль тайванца. В конце концов, кто из нас хоть немного похож на китайца?

- Казахи и китайцы только внешне похожи, - проворчал Атагузиев. – Ментальность. душа другая.

-  Значит, все высказались?  Варианты ясны.  Приступим, - Николай жестом пригласил друзей к трем громадным статуям.

После пятиминутного молчаливого противостояния и «рассматривания» друг друга – так и казалось, что истуканы вглядываются в самую душу – произошло то самое виртуальное  проникновение, о котором предупредил Ворон своих товарищей. И начались для каждого из них свои три часа, а в виртуальности – долгих шесть лет… Забыл он только сказать, что все тотемные статуи в любой точке вселенной непременно жертвенны и никого так просто от себя не отпустят.

Расскажем здесь лишь о последних, так сказать, аккордах, о завершении пребывания в чужих  временах…

  Эпизод первый.    СССР.    60-е гг.

 -Денисюк! Эй, ты слышишь меня, Де-ни-сюк! Ты что, в облаках витаешь? Тебе пятерик светит! За нанесение тяжких телесных!

Допрос в райотделе милиции тянется битый час. Сколько можно, ведь уже все сказано-пересказано!  Добавить нечего. Особенно достает вопрос:

_- И чего вы завелись с этими студентами? Что вы против них имеете, спрашивается?

Молчу. А в мыслях не спеша прокручивается:

- Да ничего мы против них не имеем. Просто так повелось: со студентами, которые приехали в колхоз на сельхозработы, нужно подраться.  Это… ну, как забава, что ли.  И чего старлей додолбался с такими вопросами, будто сам не из деревенских! и не ходил стенкой на стенку?

Другое дело – откуда в моем кармане взялось что-то слишком тяжелое, чем я двинул.  Блин, не надо было  идти на танцы в клуб, даже не опохмелившись как следует.  Еще башка трещала после Гришкиных именин…

Да  и вообще,  чем обычно кончаются танцы в сельском клубе? Правильно, дракой. Не  всегда, но часто.  А в этом случае и зацепку долго искать не надо:  приезжие – что студенты, что шабашники – всегда к нашим девкам клеются,  словно им городских мало.

В общем, началось все, можно сказать, стандартно: тот самый долговязый Гришка, вчерашний именинник, подошел к одному из городских гостей, чуть пригнулся и спросил в упор:

- Ты, что ли, с Танькой гулял?

Или с Наташкой? Да какая разница… Короче, дал ему в  нос со всей дури, юшка так и хлынула.   А дальше – как водится: «Наших бьют!» И пошло-поехало…

Что и говорить, перестарались мы в тот раз… И тут я прерываю словесный поток старлея:

- А ничего, что один студент оказался каратистом и троих наших вырубил? Как трупы, валялись…

-  За карате тоже по головке не погладят, - слышу ответ. -  А тренеров вообще сажают. Но студента накажут меньше, он-то дрался руками, а не железками.  Ты лучше о себе подумай!

Чуть помолчав, мент  явно повторяет чьи-то чужие, заученные слова:

-  В этом году готовимся встретить такой юбилей – полвека Великого Октября! Наша область носит имя товарища Кирова!  Чем мы должны встретить праздник? Конечно, снижением показателей по хулиганству и прочей ерунде.  А такие, как ты, мне всю статистику портят…

Чуть помолчав, добавляет:

- Запрос о тебе давали в правление колхоза. Отзыв положительный. Говорят, тракторист ты неплохой.  В безобразиях  особо не замечен.  Что за дурь на тебя нашла? В общем,  даю тебе шанс.  Не вздумай перечить, я тебя, дурака, от зоны спасаю.  До суда мы тебя выпустим.  Получишь повестку – и мухой! – в военкомат.  С ВОЕНКОМОМ Я ДОГОВОРЮСЬ,  СВОИ ЛЮДИ – он особо выделяет эти слова.  – На суде будет объявлено так: Дятлов получит столько-то, Трошкин – столько-то, а Денисюк искупает свою вину службой в Советской  Армии. С твоими дружками это не пройдет, они-то уже отслужили.

- А… так можно?  - спрашиваю ошалело.

- В городе это не прокатит.  А в нашем районе, где из года в год недоборы по призыву,  вполне.  Никто и не подкопает. Думать тут нечего, у тебя выбора нет: либо армия, либо зона.   Учти, судимых  за границу не пускают. Так что – Золотых  Песков в Болгарии тебе не видать, если меня не послушаешь. Ты ведь туда собирался?

Тупо киваю. Что тут скажешь? «Спасибо»? Да вроде за это не говорят…
Старлей взмахивает рукой, и меня уводят…

Эпизод второй.        Албания.       70-е годы.

Голос отца полон гнева – давно так не звучал:

- Где твой газетный Гагарин? Думаешь, не знаю, что ты его хранишь много лет? Знал, но терпел. А теперь – хватит! Ты знаешь, что моего двоюродного брата, дядю Димитера арестовали? Ты и меня, и всех нас готов подставить? Тебе газетный Юра дороже?

Да, это так. У меня есть вырезанный из газеты и наклеенный  на картон фотопортрет Юрия Гагарина.  Дело в том, что я родился в тот самый месяц. То есть я – ровесник космической эры.  Но какая связь между первым космонавтом и арестом дяди Димитера – не пойму.  Меня выводит из ступора окрик:

- Портрет – в печку!  Я два раза не повторяю!  - Когда батя так злится, лучше помалкивать. Лезу под кровать, разбросав бумажный завал – кучку старых тетрадей и достаю злополучный снимок. Через минуту он исчезает в ярко пылающем пламени. Немая сцена. Впрочем, длится она недолго.  Мне устраивают небольшой допрос:

 - Настоящий албанец  должен знать свой род. Отвечай, тебе известно, где учился дядя Димитер?

Я набираю воздуха в грудь и  отвечаю, как на экзамене:

- Он учился на стоматолога  в городе с труднопроизносимым названием: З-п-р-ж… Говорил, в украинских степях.  Окончил в шестидесятом…

- Правильно! А через год – как раз ты появился! -  мы с СССР порвали отношения. Были друзьями = стали врагами.  Партбилета  дядя лишился давно – решили, что тот, кого учили там, недостоин быть в рядах нашей марксистско-ленинско-сталинской партии.   А теперь он арестован! И не он один. Начата кампания по искоренению врагов социализма, шпионов Америки и Советского Союза. Ты знаешь, что сидит  старейшая учительница моей школы, ей уже за 70? У нее при обыске нашли книжку Аркадия Гайдара, еще 50-х  годов!

- А что плохого в Гайдаре?– спрашиваю. – Я  его тоже читал.

Тут  же получаю подзатыльник:

- Ты еще в школе похвались, что читал! Вспоминай быстро, что еще в твоей компании есть такого, что напоминает об этих… гм… бывших друзьях?

Вздыхаю, отвечаю неохотно:

- Ну, у соседа чехословацкий значок, старый… На улице показывал…

Батя сердито плюется:

-  Тоже балбес,  нашел что хранить! Ну ничего, это не так страшно… Теперь весь наш род будут шерстить… Но мы им не оставим улик. У тебя точно больше ничего т а к о г о нет?

Честно киваю: нет.  Мне как-то не верится, что нашей семье может реально что-то грозить.  За то, что мы – родственники дяди Димитера? Взрываюсь гневом:

- К акое кому дело, где дядя учился? Главное – врач-то он хороший! Лечил зубы  не только у себя в Корче, к нему из соседних сел приезжали!

…Часа через три убеждаюсь, что было чего опасаться.

Из нашего окна просматривается склон соседней горы.  Возле одного из ее уступов  внезапно выныривает черная машина.  Не доезжая до села, останавливается.  Из нее выходят трое. Они – в обычных серых пиджаках, но идут таким шагом – как на параде. И лица у них какие-то каменные.

- Видал?  Это наверняка к нам. Их по походке видно. Ишь как шагают – профессионально…

Теперь меня охватывает запоздалая дрожь. Впрочем,  главный компромат – портрет  первого космонавта  3емли – уже  превратился в золу…

Эпизод третий.  Тайвань. 80-е.

 Открываю на стук в ворота. Передо мной стоит друг детства Джон Вэй.  На нашем острове сочетание английского имени и китайской фамилии – обычное дело.  Одет по-городскому, и вообще вид  приличный, только глаза беспокойные – бегают.

Едва достигнув совершеннолетия, он не захотел жить в деревне и сбежал в ближайший портовый город Гаосюн. Пять лет о нем не было ни слуху, ни духу, и вот – явился. Как-то натянуто улыбается:

- Узнал?  Слушай, мне тут пару дней перебыть надо. В городе большая облава…

-  Ты о чем? Какая облава?

-  Дело в том, что мой бизнес… как бы это… не вполне легален. Ну как, не боишься приютить старого приятеля? Ненадолго…

…Полчаса спустя мы сидим во дворе под навесом и курим. Обычные американские сигареты, а не ту дрянь, которую, как оказалось, толкает на черном рынке мой бывший друг.

- Нечего сказать, хорошее ты нашел занятие в городе, - говорю я. – наркоторговец…

- Драгдилер, - он произносит иностранное слово словно бы даже с гордостью. – Правда, в моем случае не совсем точно. Драг – это таблетки, а мой товар – опиум. А что тут такого? Наш китайский традиционный продукт. Как для янки – виски.

- От виски с ума не сходят.

- Да как сказать… Тоже бывает.

Не спеша перебираем в памяти общих знакомых.  И тут Джон ошарашивает меня новостью:

- Помнишь, мы как-то в город ездили, там в баре работала белая девчонка - не китаянка, но наша гражданка? Зовут Рита, а фамилия вроде итальянская – Минтелли или Минчелли, что-то в этом роде. Знаешь, где она теперь?  Сидит. Уж не знаю, кто ее спонсировал, но она училась в Штатах. Окончила  колледж,  вернулась домой, ее схватили и дали 14 лет. Как думаешь, за что?

- Наверно, за делишки вроде твоих?

- Куда там! За то, что смотрела фильмы, выпущенные в КНР. Чему ты удивляешься?  Теперь китайское кино прямо-таки заполонило Америку.  И на большом экране, и на видео, и на ти-ви… Вот она и не устояла перед соблазном.

- Надо было соображать. Любой контакт с красным Китаем – преступление. Какой тайванец этого не знает?

- Вот влипла!  Выйдет – ей будет 36. Считай, молодость пропала. Стоило ради этого штатовский диплом получать?

 - А как узнали, что она смотрела? – спрашиваю. – За ней следили?

Он смотрит на меня с пренебрежением:

 - Какой ты наивный! Следят за всеми, кто учится за границей, неужели не ясно? Ей надо было жить в Европе. Там таких запретов нет. Зачем ее старики  к нам на Тайвань притащили, еще до школы…

Тут я вспоминаю:

- Был я как-то в гостях, кто-то поставил видеокассету с советской кинокомедией – как машина времени перетащила московского царя из средневековья в наше время. Правда, половины не понял, но местами было смешно.  И никому не влетело за это…

Он машет рукой:

 - За это ничего, московское кино – не пекинское.

- А с чего ты вдруг про эту Риту вспомнил?

- Когда чувствую – копы на хвосте, я всегда о ней вспоминаю. Мне, даже если сцапают, столько не дадут. Одно дело – травка, другое – идеология…

Немного помолчав, вдруг  спрашивает:

- Как ты свое будущее представляешь, господин фермер? Наверное, женишься, детям передашь свое дело?

-  Конечно,- говорю как о давно решенном. – У меня будет  трое. Мы живем не в красном Китае, где больше одного ребенка – нельзя.

- Это твой путь. А мне эти «традиционные ценности» - семья, легальная работа и прочее – даром не нужны. Я  вообще сам по себе. Я романтик.

- Извини, Джон, с точки зрения закона ты – уголовник.

Он тоненько хихикает:

- Одно другому не мешает. Скорее наоборот… Что ж,  пора ложиться спать, наверное. Вставать рано… завтра помогу тебе на твоем рисовом поле, по старой памяти. Навыки остались. А дальше – придется перебираться в другой уголок. Рынок сбыта перепланируется…

Спустя минут  15 он уже тихо посапывает. Через день или два мы снова разбежимся, пойдем в жизни каждый своим путем.

   …Трое друзей молча осмысливали только что пережитое.  Наконец командир подвел итог:

- Ну, с колхозным пацаном все ясно – набедокурил, ему нашли спасение. Хотя бы такое… Албанское воспоминание – вообще царство абсурда, логике не поддается.  С нашей точки зрения, конечно.

- А тайванское? – изумленно спросил Амирхан. – Выходит, власти этого острова, где живут китайцы, до такой степени ненавидели континентальный Китай?

- У них был разный строй, - напомнил Николай.

- Н у и что? Можно из-за строя так ненавидеть?!

- Слава богу, нам теперь подобные проблемы незнакомы.

- Зато есть другая проблема, - не выдержал Реваз. – Стремились в этот незнакомый мир, а в нем, может, и найти нечего. На первый взгляд – пустынен, как твои, Амирхан, родные степи…

- И все-таки исследовать его нужно, - Ворон протянул руку к горизонту. – Хотя бы отметим, что люди далекой Земли побывали и здесь.

- И не зря, - внезапно раздался грубый утробный голос. - Вас сюда забросило за паролем  на проход в скрытые от галатических татей миры. Вы прошли! Вот ваш пароль.  С этим паролем вас впустят в самые отдаленные светлые дали... За этот пропуск вы заплатили  своими не самыми приятными отрывками судеб тоталитарной эпохи землян.

И земляне, применив  кодовый язык ронго-ронго, неожиданно и внезапно прочли только три звука: "ВУС"

- Что значит ВУС? - решительно спросили все трое.

- Вечные Узники Средневековья... Вечные ученики Света...

Немного погодя все трое двинулись в неизведанную даль… из средневековья к свету... на свободу... учиться!

Лето 2018 г.

Ігор СОКОЛ: Пастка Хроноса

...Як це принизливо – чекати!

Я сиджу біля дверей кабінету заступника голови Корпусу Розвідників Часу, до якого належу й сам, і чекаю поки мене покличуть на розправу. Що це буде саме розправа, нітрохи не сумніваюся. Причиною є та найзлощасна експедиція до середини ХХ-ого сторіччя. Невже моя провина така велика?

Нарешті двері розчиняються. Не чуючи під собою ніг, переступаю поріг кабінету. Його господар – франкомовний креол-ґвіанець Жозеф Лабрюйєр – дивиться на мене як на безнадійно хворого.

– Ну, що, благодійнику, догрався? Зробив подарунок коханій? Чи хто вона тобі така?

Я страждальницьки дивлюсь на шефа і ледь стримуюсь. Невже з Оксаною Бойко щось негаразд?

– Вона загинула? – тихо питаю я.

– Загинути, то не найгірше, що могло статися в її епоху. Вона жива, але життя ти їй зіпсував. Своєю дурною витівкою, коли порушив інструкцію...

Мені нема чого сказати у відповідь. Я болісно пригадую, з того все почалося. Певно, з того дня, коли декілька запальних розвідників часу вирішили врятувати в Києві звичайного чоловіка, із яким трапилось лихо...

Не буду розповідати, з якої нагоди наші хлопці забралися в 1957-ий рік – це означало б заглибитися в хащі, із яких і не виберешся. Скажу найголовніше: вони удвох бачили, як на розі Хрещатика і вулиці Свердлова передчасно посивілого чоловіка середніх літ, з орденськими планками на грудях, збив автомобіль. Одразу викликали “швидку”, але було запізно...

Нас зовсім не цікавило, хто винен – водій чи пішохід – і чи було водія покарано. Хвилювало інше: хто загиблий? Яку людину втратив світ?

Коли потрібно, ми здобуваємо інформацію, як кажуть, з-під землі – усіма можливими засобами. І на цей раз дізналися...

Колгоспний агроном із Чернігівщини, фронтовик і батько трьох дітей, приїхав до Києва на фахову нараду. Його збила машина. Усе так просто. Була людина і немає. Звичайна буденна трагедія.

Ми заклали його біографічні та психофізіологічні дані до новітнього біокомп’ютера, який вираховує вірогідність подальшої долі, і він, наш електронний Нострадамус, з імовірністю 96,18% видав прогноз: якби не трагічна мить, цей скромний трудівник прожив би майже на сім років більше і помер би навесні 1964-го від серцевого нападу.

Отже світ не перевернеться, не стане в цілому ні кращим, ні гіршим. Але принаймні ще сім років троє дітей матимуть батька.

Ніхто з нас не став би докладати зусиль, щоб відвернути вбивство Юлія Цезаря чи Павла Першого – це змінило б шляхи розвитку великих потужних держав, та й світу в цілому. Але чому б не врятувати одного з тих, кого в середині двадцятого століття називали “гвинтиками”?

Я сідаю в капсулу, зовні схожу на малолітражний автомобільчик. Вона вміє їздити, плавати й літати, але найголовніше – її легкий рух крізь потік часу.

Капсулу герметично зачинено. Я – у кріслі. На мені костюм, пошитий за модою тих часів, в кишенях – майстерно виготовлені підробні документи та справжні грошові знаки. Не можемо ж ми підривати економіку минулого фальшивими грошима?

В голові – ще одна мова інтенсивно вивчена уві сні за допомогою гіпнопедії. Здається, дев’ята.

Протягом мандрівок у часі мені доводилось бути Дітрихом Міллером, Джимом Мітчеллом, Луїджі Паскуаліно, Степаном Варфоломієвим... Цього разу мене звуть Борис Костюк.

Повільно плинуть висотуючи душу секунди. Капсула переміщується в темпоральному полі. Це схоже на космічні перевантаження, але, на мій погляд, ще гірше.

Нарешті тортури скінчено. Дивлюсь на тайм-табло, яке ніколи не помиляється. Воно може геть вийти з ладу, але неправильно показати – ніколи. На ньому чотири рядки цифр: червоні – за християнським календарем, жовті – за іудейським, зелені – за мусульманським, сині – за буддійським. Звертаю увагу на перший рядок – я все ж таки європеєць... Палають рубінові цифри: 06091957. Шосте вересня п’ятдесят сьомого року двадцятого століття.

Тепер капсула починає переміщення в просторі. Хоча вона й оточена захисним полем, але все ж не є цілком невидимою. Її спостерігають астрономи у вигляді сяючого диска.

(Кумедно було читати брошурку, видану наприкінці двадцятого століття. Автор, дійшовши правильного висновку, що ми приходимо з майбутнього, абсолютизував свою гіпотезу – ніби крім нас, ніяких інших НЛО не існує...)

Наблизившись до Києва, капсула – тепер уже цілком невидима – робить посадку в Голосієві між молодих на той час дерев. Через кілька хвилин я – на свіжому повітрі, а мій транспорт – оточений надійним захисним ковпаком. Неможливо ні помітити, ні наблизитись. Звідси до центру міста слід добиратися тролейбусом...

Про мій “подвиг” на розі Хрещатика розповідати не варто. Я врятував агронома аж надто банальним чином, описаним десятки разів: попрохав у нього закурити. (Хоч я ненавиджу тютюн, вважаю куріння дикунською звичкою минулого, але під час експедицій іноді доводиться палити.) Завдяки цьому він зійшов із тротуару на півтори хвилини пізніше і фатальний автомобіль проїхав повз нього.

Зате потім я вперше відчув, що таке ейфорія. Ішов Хрещатиком і моя душа співала: “Я – Розвідник Часу – зберіг життя хорошій людині!”

І мені захотілося відзначити цю подію чимось незвичайним. Уперше за багато років мене тягло на хлоп’ячі витівки. Я майже не приглядався до вуличної архітектури – у такому був стані. А дарма! Та про це потім...

Проте я все ж не міг не помітити, як бідно живуть тут люди! І у крамницях – черги за товаром... Ніхто з моїх сучасників їх не бачив. Уже декілька віків як на Землі про черги забули.

Зайшовши до Пасажу, я одразу зазирнув до магазину іграшок. Один мій приятель має своєрідне хобі – збирає дитячі іграшки різних епох, я вирішив зробити йому приємність.

І ось тут я вперше побачив ту, через яку і вскочив у халепу... Молоденька продавщиця у темно-синьому халаті саме показувала мамі з малюком, як збирати складану пірамідку-жирафа. Я глянув на неї – і забув про всі заумні інструкції, які регламентували мою поведінку в минулому...

Пізніше я вислухав чимало докорів, серед них і такий:

– Що ти знайшов у ній? Так, гарненька, але таких – мільйони. Навіть у тому самому році принаймні тисячі!

Шановні раціоналісти! Хіба особисті симпатії підкоряються логіці?..

– Дівчино, дозвольте пару слів! Я з газети “Зоря Донбасу”, – імпровізую на ходу. (“Ой леле, чи існує така газета?!“) – Хотів би вмістити ваше фото на першій сторінці, якщо ви не проти.

З кишені мого піджака з’являється фотоапарат, який зовні – лише зовні! – виглядає як тутешній “ФЕД”.

Дівчина спантеличена. Її обличчя з маленьким, ледь кирпатим носиком випромінює водночас радість і здивування. У блакитних очах світиться наївність – генетична риса, геть втрачена дівчатами наступних поколінь.

– Мене – в газету?! Ой, яка я рада! Але ж ваша газета в Донбасі...

Відповідаю:

– Якщо київська газета вміщує портрет передової доярки з Полтавщини, то чому б нашим читачам не познайомитись з чарівною працівницею прилавка... як вас, до речі, кличуть?

– Оксана Бойко, – сказала сором’язливо.

– Чудово. Напишемо приблизно так: “Щодня в київському Пасажі Оксана Бойко дарує радість маленьким покупцям”.

Мить – і знімок зроблено. З тією самою іграшкою в руках. Оксана не встигає навіть моргнути.

І через якусь мить, зашарівшись, додає:

– Товаришу кореспондент! А вас як звуть?

– Борис Опанасович Костюк.

– Дуже приємно... Ви не уявляєте, який мені подарунок зробили! Адже сьогодні мій день народження. Двадцять років!

Її досить різко кличуть до підсобки. Вона відмахується:

– Зачекайте хвилинку! – і до мене: – Я вас запрошую в гості. Приходьте на сьому годину. У вас є чим записати адресу?

– Щоб у кореспондента та й не було вічного пера? – я витримую роль до кінця.

– Запишіть: вулиця Хорива, 6, квартира 9. Дзвонити чотири рази.

Я здивований, але намагаюся звести все на жарт:

– Аж чотири? А коли менше, не відчинять?

Тепер уже її черга дивуватися:

– Відчинять, але не я...

“Отже якусь реалію цього світу я не врахував...”

– І останнє запитання: як на такого гостя, як я, подивляться ваші рідні?

Її усмішка вмить зникає.

– Я лишилась сама. Тато загинув на війні, а мами... півтора року, як немає...

– Даруйте, я ж не знав.

– Нічого, приходьте, я чекатиму.

І тут у мені знову прокинувся дослідник. Побувати на дні народження у представниці далекого минулого! Кому таке вдавалося?

Без п’яти сім я вже стояв з квітами й коробкою цукерок біля старого будинку на Подолі.

Зайшов, кинув зацікавлений погляд на двері квартири. Та-а-ак... “Пилипчук – 1 раз; Зільберштейн – 2 раз.; Маслов – 3 раз.; Бойко – 4 раз.”. Он воно що!

Звичайно, я вивчав історію, знаю, що комуналки були породжені небувалим доти соціальним експериментом, складними умовами чергового перехідного періоду і таке інше... але чому було не провести дзвінок до кожної кімнати. Невже ліньки? Мабуть, ніколи не збагну...

Я подзвонив і мені відчинили двоє: Оксана та її подруга Галя, яка подарувала їй від щемсерця “Загублений світ” Конан Дойля з лагідним динозавром на обкладинці.

Мила, наївна епоха, коли книжка, видана на благенькому папері, була пристойним дарунком!

А трохи згодом до нашої компанії доєдналися ще одна дівчина – Вероніка і двоє хлопців: Лю Фа-чун – “майбутній шанхайський меліоратор”, як він сам відрекомендувався, та киянин Гоша.

А далі все злилося в суцільний феєрверк молодих веселощів!

В тісній кімнаті де ми зібралися був представлений весь “музейний комплект” обстановки пересічного житла середини ХХ-го століття і побиті міллю килими з чудернацькими візерунками і масивні довоєнні меблі які майже не залишали місця господарям і набір платівок що бився і одна з них таки тут же розбилася на гепки і неодмінні слоники на шафі а після другого тосту всі перейшли на ти зі мною а потім іменинниця стукала до сусідки (“Обов’язково шматочок торту тьоті Клаві! Вона ж мене завжди запрошує на телевізор!”) і я відчув як це неповторно спілкуватися з поколінням яке дивилося на звичайний телевізор як на диво а згодом платівки Утьосова і Шульженко змінили здобуті бозна-як записи заокеанських ритмів і розсувавши меблі по кутках танцювали рок-н-рол з перекиданням торсів через голову і Вероніка розторощила литками люстру але ніхто не гнівався і всі реготали і були ніби вкрай п’яні й не стільки від вина скільки від відчуття молодості яка долає всі негаразди я навіть забув тоді що значно старший за будь-кого з гурту і відчайдушна Галя шепнула мені на вухо що Лю Фа-чун закоханий у Вероніку і за це його пропісочили на зборах їхнього китайського комсомолу мовляв дружба дружбою а це непатріотично а він її все ж таки не покинув (Бідний Лю! Що на тебе чекає років через дев’ять?) а коли пляшка спорожніла ми грали в “пляшечку” обертаючи її на столі але вже до ладу не пам’ятаю хто з ким цілувався здається кожен з усіма по черзі а ще пізніше Гоша тихо мовив а мені скоро в армію і всі трохи посумували але все ж привітали його (цікаво, із чим?) і пропонували випити щоб добре вслужилося але в кишенях було вже порожньо і тому лише тричі крикнули ура і цим розбудили за стінкою добру тьотю Клаву але вона нам пробачила і нарешті розійшлися хоч нікому не хотілося і погаласували на нічній подільській вулиці, але зовсім трохи й вирушили додому пішки бо транспорт уже спав у парках і мені було так незбагненно чудово як не бувало вже давно і на прощання я сказав Оксані:

– Я покажу тобі майбутнє!

А я такий, що завжди дотримую слова!

Через день я продемонстрував їй капсулу, знявши з неї віртуальний покрив невидимості, і дівчина була вражена й не могла повірити, що це і є “машина часу”. І тоді я запропонував:

– Сідай! Я мушу стартувати зараз, і коли хочеш, візьму тебе із собою. Ти побачиш світ майбутнього. І я поверну тебе в сьогоднішній день, ніби й не буде тих діб, які ми проведемо поспіль. Можеш відмовитись, але збагни: другої нагоди побувати в майбутньому в тебе не буде!

Оксана необачно погодилась. Аби я знав тоді результат...

Вона трохи злякалася, коли настали неприємні хвилини хронопереходу, але загалом трималась непогано.

Пам’ятаю, як отетеріли мої колеги, коли побачили, що в перехідній хронокапсулі я не сам...

Відчинивши люк, я з гідністю відрекомендував її нашому загалу:

– Знайомтеся, це автохтонка середини ХХ-го століття Оксана Бойко з Києва, – промовив я на інтерлінгво, щоб не насторожити дівчину.

Ніби нічого й не сталося! Коли складали для нас – Розвідників Часу – різноманітні кодекси та інструкції, забули туди долучити пункт про заборону привозити гостей “звідти”. Певно, таке нікому й на думку не спадало. А от мені – спало, бо я діяв у любовному трансі.

Вже згодом, за щільно зачиненими дверима, я вислухав чимало неприємних слів, серед яких вираз “з’їхав із глузду” був далеко не найгострішим.

А наступного дня я влаштував для Оксани екскурсію світом майбутнього, будьте певні, за повним обсягом!

...Ми їздили на усіляких видах транспорту яких не було в її епоху ставали на рухомі доріжки і проїхавши пару кварталів зіскакували щоб рушати в іншому напрямку перехоплюючи здивовані погляди сідали у склопластикові жуки-джампери які перетинали величезне місто за декілька спланованих стрибків і тоді вона зойкала і хапала мене в захваті за лікті потім каталися вулицями у двомісних кібер-електрокарах що переміщали нас у будь-якому напрямі і навіть літали на індивідуальних антигравільотах які нагадували зовні крила живого птаха і проносилися над землею у довжелезному гнучкому вагоні монорейки переміщались в багаторівневому інерційному сабвеї швидкість якого була такою що ми час од часу здригалися від дії ефекту часу коли де-інде бачили себе в попередню мить виходили на зупинках десь посеред тайги або джунглів щоб поласувати сибірським морозивом з кедровими горішками чи кейптаунським свіжесеньким джусом із манго чи ківі спускалися на морське дно у прозорому батискафі й бачили морди лютих акул чи напівморок по якому між чудернацькими водоростями пропливали морські зірки гостювали на підводних фермах де вирощувались океанічні їстивності підіймалися на поверхню щоб знову спуститися швидкісним ліфтом у надра згаслих вулканів а ще спостерігали з дирижабля справжнісінький парк юрського періоду де блукали годовані динозаври збирались навіть на відвідини Місяця, але...

Тут я вперше подумав, що це для неї буде занадто.

Зморена Оксана заснула на моєму плечі, коли ми летіли над Атлантикою. А згодом вона влаштувала мені справжній “колоквіум”, який я надовго запам’ятав.

Ми сиділи в досить компактній зручній кімнатці на тридцять сьомому поверсі туристського білдингу поблизу Альп, споглядаючи засніжені вершини. Я вперше у житті перебрав на себе роль чічероне. Мабуть з мене був не такий уже і кепський гід.

Мою гостю цікавило все, вона аж заплуталася у власних запитаннях, і я, намагаючись спрощувати мову, розповідав про досягнення й проблеми своєї епохи.

– Так, наше сьогодення досконаліше за ваше вчора. Це ж аксіома – майбутнє краще минулого...

– Але ваше майбутнє спирається на наше вчора, – захищалась Оксана. – Не так у вас уже ідеально.

– Згоден, Оксанко, і в нас є свої труднощі. Насамперед проблема перенаселення.

Були колись на світі “яйцеголові”, вибач, інакше як дурисвітами тих псевдовчених не назвеш. Вони пророкували що, коли темпи приросту збережуться, кількість людства сягне за сто мільярдів, і люди знищуватимуть одне одного у безперервних війнах. Вони вважали, що будуть зметені з лиця Землі цілі країни, передусім – відсталі.

– Ой, лишенько! То мабуть були не наші радянські вчені. Наші весь час боролися за мир...

– Отож-бо боролися... Насправді ніякої боротьби не сталося взагалі. Людство досить мирно еволюціонувало. Люди самі усвідомили загрозу перенаселення. Адже площа земної поверхні не зростає! Та за сухими демографічними викладками завжди вставала примара голоду. Та ось уже два століття кожна жінка знає: за другу народжену дитину на неї чекає відселення із Землі у космічні каравани...

– А шо воно таке?

– Орбітальні станції підтримки дальніх космічних польотів...

– Справді жорстоко, – вихопилося в неї.

– Можливо, але це краще ніж убивати зайвих... Виняток робиться лише для тих, чия дитина загинула.

– Це розумно. У нас би сказали, гуманно... Але я б мріяла про двійню.

– Що поробиш. Рай на Землі не досяжний. Але з нашого життя назавжди пішли принаймні три речі: війни, голод та епідемії. Ми знищили збудники багатьох небезпечних хвороб, щорічно проводимо з космосу санацію атмосфери, навчилися робити від народження універсальні щеплення, які називають біоблокадою. Медицина досягла величезних успіхів у знищенні раку, лікуванню людських органів і виготовленні штучних. Середня тривалість життя на Землі і в колоземному просторі становить близька ста років... А між цим, зовні старих не побачиш. Кладовища зникли. Земля потрібна живим. Померлих спалюють у крематоріях і попіл висипають у заповідні гаї. Там дбало і затишно. Там і шанують тих, хто жив на Землі колись. Цей свячений ритуал перетворив Землю на охайну зелену планету...

– Досить дивне ставлення до померлих, але мабуть чудове... для нащадків, – невпевнено промовила Оксана.

– Немає тепер і смітників планетарних масштабів. Ще нещодавно їх мали за справжні Клондайки, а сьогодні навіть слово “сміття” зникло із ужитку. Лазерні анігілятори незнищенних відходів сьогодні використовують повсюдно.

– Невже у вашому часі немає вад? – здивувалася дівчина.

– Так, кожна епоха мала свої якщо не вади, то напевне дивацтва. Наприклад, усезагальне носіння перук у ХVІІІ-ому столітті. Нині такою манією є економія місця. Ти ж бачила моє відомче житло? Прокинувся, встав – ліжко склалося, пообідав – стіл сховався. Двері, як у середньовічній Японії, лише розсувні. Вікна – або теж розсувні, або на кшталт ілюмінаторів – це вже кому і як до вподоби...

Виникла пауза.

– До речі, – додав я згодом, – тістечко, що ти тільки-но скуштувала – синтетичне. Воно виготовлено з молекул штучних газів, які конденсувалися у запрограмованому різномаїтті. Такого другого вже не дістанеш. Хоч на молекулу але буде різнитися і смаком, і розміром...

– То виходить, що весь ваш світ – ілюзія, дещо смачна ілюзія, – несподівано засміялася автохтонка.

– Ми тільки частково синтезували наш світ, – заперечив я. – Бо все гарне було в цьому світі і до нас, ми тільки навчилися дбало цим користуватися...

– І взагалі, – докинув я вже на вулиці, – деякі прогнози твоїх сучасників видаються сміховинними.

– Які ж то прогнози?

– Хоча б ті, що стосувалися школи. Дитина не стала додатком до комп’ютера. Техніка при всій своїй досконалості ніколи не замінить учителя. Це по-перше. А по-друге, людина – колективна істота.

– Ой, Борю, ти мене вже втомив, – вигукнула вона, бо ми були вже з нею на ти. Дівчина вже не бажала менторського спілкування. Вона плекала надії на щось феєричне...

І раптом небо над Альпами освітили спалахи салюту, немов різнокольорові букети розсипалися міріадами вогників.

– Із якої нагоди салют? – зацікавлено спитала Оксана.

– Тепер часом буває і без нагоди. Бо було прийнято рішення ООН про знищення бойових запасів землян. До того ж, – я подивився на свій наручний комп’ютайп, – саме сьогодні повернулась експедиція із сузір’я Цефея. Нарешті було встановлено міжзоряний контакт із пращурами людства.

Тут уже її подиву не було меж. Посипався шквал запитань. Довелось дещо пояснити...

Спочатку я розповів про освоєння Сонячної системи, чиї планети стали землянам у пригоді. Бо запаси вугілля і металевих руд на Землі виявилися не вічні. За першими рудокопами прийшли і поселенці. На планетах ближчих до Землі ми видобуваємо метали й мінерали, але не так варварські, як колись у себе. Обов’язково дбаємо і про екологію.

--- То виходить там можна жити?

– Ні, повноцінним життям крім Землі можна жити лише на Марсі, але з часом черга дійде і до інших планет. До речі, на Марсі немає обмежень народжуваності, але самі “марсіяни“ вже дещо різняться від нас. Вони тендітніші, бо там менша сила тяжіння.

...Сила тяжіння самої Оксани була вже відверто звернута на мене...

Величезний натовп бігунів рухався пластиковою доріжкою. Тут були люди різного віку й статі. Видно було, що їм приємно й цікаво. Їхні обличчя випромінювали радість.

– Куди вони біжать? – вигукнула юнка.

– Просто масовий забіг. Планомірна боротьба з гіподинамією. Зараз біжать усі, хто проживає у цьому секторі. За ними побіжать інші....

– Тоді побігли й ми?

– Звичайно.

Ми наздогнали гурт і ніби розчинилися в ньому, а за півгодини зустрілися на перехресті доріжок. Оксана розпашіла, а в її очах сяяли вогники радості.

– У своєму часі я виборола значок ГТО першого ступеня!

...Закінчувався третій день її перебування в моїй епосі, і я шкодував, що не встиг показати так багато.

Наприклад, підводні поселення на дні морів і океанів. Я і сам виріс у такому – під прозорим герметичним ковпаком у Середземному морі. Нас, підводних мешканців, у моєму світі чимало. І не встиг розповісти про соціальні й етичні зрушення. Та хіба все охопиш?..

Я повернув Оксану, як обіцяв, в ту саму добу, із якої ми вирушили в мандрівку Океаном часу. Капсула відчинилися і ми востаннє відверто подивилися одне одному в очі. З її вуст зірвався цілунок. Я його підхопив...

Я попросив Оксану відійти за межі дії коридору Часу. Капсула стартувала, залишивши тамтешню дівчину в Голосіївському парку. Повертався я щасливим – але дещо прорахувався...

І от я знічено втупився в підлогу, не витримавши докірливого погляду Лабрюйєра.

– Скажіть, що з нею сталося? – благально промовив я.

– Твоя знайома – там, у своєму столітті – перебуває у психіатричній клініці. В “дурці”, послуговуючись їхнім жаргоном! За те, що розповідала всім навколо про свої враження від майбутнього. І це при тамтешньому тоталітарному режимі. Тепер розумієш, що ти накоїв?

– Як ви про це дізналися? – помертвілими губами прошепотів я, вже розуміючи, що почув гірку правду.

– А як ти вважаєш, чи могли ми після такого екстраординарного випадку не перевірити його наслідки? Виходить, одного чоловіка у ХХ-ому столітті ти врятував, а дівчині, якій ще жити й жити, змарнував ціле життя. До речі, сукня, придбана нею “тут” за твої тутешні “тери”, потрапила на експертизу. Було встановлено, що такої тканини ніде у світі не виробляють, а один прискіпливий експерт затупив на ній вольфрамові ножиці та так і не розрізав. Він аж вив!..

Я ще нижче схилив голову, бо виправдовуватися було нічим. І справді, індивідуальний пошив у наші часи – практично вічний. Такий одяг з віком трансформується разом із людиною.

...Дошкульні слова падали на мене камінням:

– У нас людина навіть після психічного розладу досить скоро повертається до буття. Та в минулому це була пляма на все життя і зіпсована репутація.

– Але чим завинила Оксана? Адже я лише вивчав її епоху. З боку нашого відомства – цілком штатна ситуація. Тільки-тільки сконав великий керманич Сталін, суспільство відчуло справжню полегкість, а сімдесяті роки із психушками для дисидентів ще не настали... І що такого жахливого в її розповіді? Це ж не оповідки південно-саксонських відьом з початку сімнадцятого століття, коли в нашому відомстві справді, трапилася катастрофа і відбувся перетин двох різних часів. Після того насправді запалало не одне вогнище. А тут тобі єдина людина...

– Стан суспільства тут ні до чого. Її справді мають за божевільну. Усі ознаки агресивно-маніякального синдрому... Якби вона мріяла про майбутнє – це одна справа – може й попала б на диспансерний облік, а от фізичне відчуття віддаленого майбутнього – то зовсім інше... Саме від неї провідні фахівці з радянської психіатрії почали розглядати діагноз “уявного виходу в просторово-часовий коридор”.

Трохи помовчавши, Лабрюйєр додав:

– Хоч ти і якісно виконуєш конкретні завдання, але з Корпусу ми мали тебе відрахувати вже давно. Адже нам заборонено втручання в історію, ту головну, магістральну... А інтимні стосунки з жіноцтвом пересічних часів, то тобі не жарт!

– Ви називаєте поцілунки інтимними стосунками?

– Не прикидайся святим! Ти мабуть не складав заліку з етнопсихології, бо у палких слов’янських народів одними цілунками справа не кінчається... Мабуть тому вони ще й досі завзяті гречкосії. – Лабрюєр усміхнувся.

...Не пам’ятаю, як вийшов із кабінету, яким чином добрався додому. В тому, що в лавах Корпусу Розвідників Часу залишилося мені зоставатися лічені дні, сумнівів не було. За тою ж горезвісною етнопсихологією ця розмова з Лабрюєром була останньою.

Майже фізично я відчув співчуття до тієї дівчини, якій хотів подарувати радість, а приніс лихо.

Звичайно, я міг би застосувати увесь арсенал сучасної мені техніки, шоб вирвати Оксану з божевільні. Але що далі?

Примусити лікарів вважати її у повному глузді я не можу. Відкритися їм – спонукати їх дивитися на мене як на чергового пацієнта. Забрати до себе не мало рації – у мене було своє цілком конкретне особисте життя.

Ні, слід учинити інакше. Я просто “переграю” той день! Буде знайомство в пасажі. Буде ймовірно і день народження. Але не буде ніякої подорожі в майбутнє! Я залишусь для неї кореспондентом Борею Костюком. І колись вишлю їй фотокартку поштою. Без зворотної адреси.

І це треба зробити негайно, поки ще діє моя перепустка мандрівника у Часі...

Цього разу я поринув в автономне плавання самостійно, без дозволу керівництва. Бо такого дозволу і не могло бути. І коли капсула “пливла” крізь Час і Простір, мені було якось особливо погано. Я приписував це своєму знервованому стану, але реальність виявилась набагато гіршою.

Опинившись на Хрещатику, я завмер мов уражений громом: на щоглі перед будинком міської управи майорів величезний жовто-блакитний прапор.

Жовто-блакитний?! В 1957 році?!

Я замружився, вщипнув себе, покрутив головою – мара не зникла. Щоб остаточно впевнитися, що не марю, повільно рушив у напрямку Бессарабки. Так і є! Напроти ринку замість пам’ятника Леніну дзюркоче звичайний собі фонтанчик.

Я знеможено опустився на лавочку. Весь жах того, що сталося поступово доходив до мене. Невже справді це “петля” Просторово-Часового континууму, в якій зрідка і вже назавжди зникали і бувалі часопроходці?!

Завжди, коли хто-небудь вирушав у заплановану мандрівку Часом, все програмно-технічне забезпечення нашого відомства працювало на прохідця. Цього разу страховки в мене не було. Тому мене насправді занесло до іншої реальності.

Здерев’янілими ногами якось дістався до іграшкового магазину. І з’ясував те, що підозрював: Оксана Бойко тут ніколи не працювала. І в будинку на Хоривій усі мешканці були інші...

Мов очманілий я кинувся назад до Голосієва, і тут на мене чекала нова скрута: капсула зникла, ніби ніколи її й не було. Кишеньковий індикатор, замаскований під звичайне “вічне перо”, який справно віднаходив капсулу навіть у гірському завалі, зараз був незворушний. Більш того, його вічко почало згасати, доки зовсім не зникло. Тепер у мене в руці була просто недорога авторучка.

І досі не знаю, що тоді відбулося: самоліквідація реквізитів блукальця в часі з причини просторово-часового завихрення чи покарання з боку мого керівництва? Адже я порушив Кодекс, на святість якого вони молилися – кодекс “прохідця Часу”...

Отже тепер я довічний бранець чужого мені світу. І до того ж не пристосований до тамтешнього життя, бо навіть документи й банкноти паралельної реальності тут – лише папірці.

Добре, що в запасі мав транквілізатори. Вживши подвійну дозу, я почвалав до центру міста. Уздрівши першу-ліпшу книгарню, попрохав політичну мапу. Мені її подали без здивування.

Найперше кинув погляд на Східну Європу: Латвія, Росія, Грузія... Отже тут розпад Радянського Союзу вже відбувся... Поряд зі мною на книжковій полиці я побачив брошуру про запуск першого штучного супутника Землі росіянами у співпраці із французами та англійцями.

Знов глянув на карту: Крим у цьому світі російський, проте Кубань українська, а в Середній Азії – Федерація Туркестан із столицею в Самарканді.

Я вийшов на вулицю...

Вже не пригадую, як довго я сидів то у цілковитій прострації, то розміковуючи, як бути далі, то провалюючись у вир переживань, які не переповісти словами. Адже сюди я потрапив на-зав-жди!

Промайнула навіть думка накласти на себе руки. Але як з’явилася, так і зникла. Я мав пристати на пропозицію вижити...

Згодом, знищивши непотрібні тут паспорт і гроші, зайшов до поліційного околотку... Наплів поліціянтам про свою дивну репатріацію з Аргентини в якості стюарда на океанському лайнері “Дайнамік”, і про те, що як тільки ступив на рідну землю, в мене в Одеському порту вкрали барсетку з документами, поки з’ясовував що й до чого – лайнер з порту пішов... А попутками дістався до Києва, бо вирішив назавжди залишитися на історичній Батьківщині.

Що й казати, патріота з мене не зробили, а направили у табір для нелегалів, аж доки з Аргентини не прийшло повідомлення, що саме мої документи нещодавно втрачені. Досі не розумію, може то було кимось навмисно сплановано...

Відтоді минуло два роки. Я живу в Києві. Працюю на метвиробному заводі. Починав як робітник, але зі знаннями мого часу швидко дійшов до посади начальника цеху. Усі чомусь вважають, що в мене вища фахова освіта, а я не заперечую.

Тепер я непогано заробляю, за давньою звичкою “часопрохідця” багато мандрую. Кордони у цьому світі прозорі, а ось гроші обмінюю: українські карбованці на російські рублі. Часто наїжджаю до столиці Росії – Петрограда, в якому була підписана Хартія про незалежну Україну ще в 1918 році самим Троцьким. Але пам’ятників Троцькому в Росії не ставлять. Він сам це заборонив ще за життя. А от Сталін помер в еміграції...

В мене з’явилися нові друзі, і вони радять мені подумати про одруження, адже мені... сам не знаю скільки років. Може б я вже зважився на цей важливий життєвий крок, якби перед очима не вставав образ тієї, заради якої я припустився рокової помилки, і кого щоденно шукаю у цьому світі. Але ж я казав, що тутешні кордони прозорі. Вона вже давно могла вийти заміж і поїхати звідсіля...

Березень 2001 р.