Веле Штылвелд: Отрывное бань-бао, мемуарное снадобье, часть 3

• А мы прошли за Иордан

Я брожу между «бесстыдницами»... Иду в магазин – вдоль «китайской стены» моего углового дома. Меня сопровождают восемь платанов «азаровского» почина (Кабмин Азарова бросил клич озеленять, все гарлемы и шанхаи, и Троещина в числе первых и немногих сказала платанам «Yes!»), захожу в торговую рекреацию перед «Биллой» и тут же отыскиваю глазами  еще два платанчика... Восемь - трижды за лето выгорали листвой... Обирал, зашептывал, умолял их не умирать... Друид, не переношу смерти молодых деревьев… А вот в почти подземную  рекреацию у «Биллы»пришли лоточники... Страстно объяснил как хрупки южные «бесстыдницы» на киевских улицах... Затем  обобрал с деревьев жухлые листья... Вновь явленные лоточники начали регулярно прямо под платанами мыть руки, и деревца подростки вырвались в цветенье... Но только цвет этот преждевременный, чисто пересадочный так и замер на месяц! Цветочные пагоды в бело-розовом цвете и тут же стручки отрядившего посевную квасольку дерева... Это словно скомканный ужас - тут же тебе и смерть, и рожденье... Тут же тебе боль и радость... вот такой тебе год...

Аборигены, простите за откровенность, но автохтоны почти что мычат... Нет в их речи ни глагольного действия, ни светлых наречий... Тихо-злобный мат перемат, опущенность, духовная общественная перелицовка... О чем говорить, если не о чем говорить… Разговариваю с кошатницей из рекреации... У вас в языке речи что-то отмузыкальное... Вы играете на фано? Нет, мать музыкантша... Как вы это почувствовали... А сама я балетмейстер: так я же рекламу на асфальте засек – вам, как видно, нужны ученики... Уроки танцев и всё такое прочее – это моё... Вот-вот... прочее... Это хорошо еще взрослой интеллигентной барышне кошачий корм продавать... Иного участия к ней и ее хрупким талантам на Троещине нет... Гетто! Таки свершилось... Мы загнаны в местечковые гетто столичного мегаполиса в забытьем наших родов и фамилий, наших ковшев и кагалов... А еще мова, язык... Он у нас пестенько-общий… В нем умерла Вера, а с ней и трансендетность, а с ними метеоризм, и в итоге - Поэзия... Страшно об этом думать, когда сам ты по жизни просто от рожденья Поэт... И жена у тебя Художник, и ступы в небо в подлоге оказываются мерзкими балконишками архитектуры социально-общественных недомерков...

И где хваленный «Правый сектор», когда в кровь пытаются стравить в Киеве фанов поляков и украинцев... на очередном футбольном мачте, скажем прямо, самом ординарном, самом обычном, самом самом, ну, никаком! Почему «Правый сектор», потому что там дяди, а за молодняк с обеих сторон поднабрали классических «титушек»... И это в канун дня Независимости... Самое время украинскую федерацию футбола штрафовать на миллионы за устраиваемую провокацию!! А из чисто фановского «Правого сектора» уже мастерят украинский СМЕРШ, контрразведку, спецотряды по проведению спецоперацию... Сталинщина плюс бандеровщина, американщина? Народ не понимает такой размазанности в определениях после закарпатских событий... Не понимает... поэтому вредны не новации, а подобные непрофессиональные статьи и заголовки! Они срывают мозги...

Что до волонтерства. Сегодня в Днепре орут об отсутствии традиционных источниках наполнения волонтерских кубышек... А тут как два пальца об асфальт! Новый и прочно выгодный источник финансирования волонтеров - поэтические и музыкальные концерты не только в зоне АТО, а осенней волной - по всей стране. Двадцать процентов от долевой выручки отдавать всё же поэтам, актерам, музыкантам и исполнителям,  а восемьдесят процентов - на нужды АТО. Концерты необходимо проводить в каждой школе, в каждом выше, на производствах... И у людей появиться живое информирования, и базовая цена билетов для школ и вышей от 5 гривен, для производств от десяти... Верните стране духовность, получится и финансирование... Местечковые подходы даже в царской России спилились за первый же год войны... А у нас прокачка населения была поставлена на поток, уж простите, но на года! Так дальше быть не могёт!!

А мы прошли за Иордан, — нас жизнь вела.
Кто выбрал путь, тому был дан сквозь плевела
великий план — за Иордан — пронзает зор,
славянской вязи письмена — судьбы узор.

У предков — истина в крови, у нас — в душе,
немые храмы на крови скорбят в клише...
Вселенский план — кто вышел в сан, тот выбрал зов...
кто мудрость звал, тот выбил сам из вещих слов...

Кто верит в зов, кто верит в сов, кто верит в сны...
Но мы не совы — нам дожить бы до весны!
Да, мы — не совы, что сычать нам на судьбу?
Великий труд — души улов у нас на лбу.

Стегна, валки, урожай… Стегна валки стегнистые валки валкуватые стегна... Это Украина, детка...

Лідія Стембковська: Мрачно, если про стегна. А если про урожай - весело.

Веле Штылвелд: Как вечный тайновед поневоле – согласен, но счастья это уже не прибавит... род у меня такой! А что толку... велено на молочке жизнь прожить, материально и морально зажато, чтобы потом явить свою истинную знатность... Но нах она мне после смерти? Тупо нах... точно «железная маска» нового времени...

«Великие тайны нашего бытия ещё только предстоит разгадать, даже смерть может оказаться не концом.»  ©Никола Тесла

Карнеги полировал лица вышколенных рабов... Карнеги - архитектор дворецких... Книги Карнеги - как стать идеальным лакеем... В теории золотого миллиарда должны выжить три процента хозяев жизни и пять процентов вышколенных рабов... прочих на свал... вот над психопрофилем управляемых рабов и трудился Карнеги, металлический магнат США....
"Выражение, которое вы носите на лице, куда важнее одежд, которые вы надеваете на себя… Тайна наших несчастий в том, что у нас слишком много досуга для того, чтобы размышлять о том, счастливы мы или нет… Многие зовут врача, когда им нужна только аудитория… Будьте заняты… Это самое дешевое лекарство на земле — и одно из самых эффективных… Люди не интересуются ни мной, ни вами. Утром, в полдень и после обеда они заняты только собой." ©Карнеги

Одним словом, воспевайте свое сытое рабство, чада мои… На том и аминь! Шлифовка прошла дальше и глубже, прочих уже запаковали во всяческие гетто… Что для меня старика-учителя ФБ? Это мой звездный семинар о сути человечества, который мне так и не дали провести в школе... Теперь я никого не призываю, и не афиширую свои планы... Теперь я их только... о-су-щест-вля-ю... И жду прекрасных спектаклей в новом сезоне, и жду, что и за мною потянутся, и что однажды я вдруг постигну, я сделал это легко и радостно... Я просто выговорился, чтобы быть услышанным...

Вот ради чего, например, существует театр с любимыми актерами, семья с любимейшей женщиной, старые знакомые поэты с их аллюзиями и капризами, и вот почему так легко становиться не замечать людей, спешно разменивающих души, тела и время... Как-нибудь так... Так что давайте поговорим, взорвём цветы на асфальте, чтобы и после нас так стремились... А впереди осень. И это от нас зависит не ввергнуть её в безумие... Любого окрестного толка, в безумие, которое мастерят мелкие мишурные нелюди, в каждом из которых воистину людишки, что пальтишко вчера ещё ношенного, а сегодня ветхого и нелепого... Ну, вы меня понимаете. Вот и Тургенев, живя в Лондоне, писал уже не стихи, а гениальнейшие стихи в прозе... И о том, что "щи-то посолоты", и вчерашние розы всё ещё свежи и прекрасны и на завтра теплиться надежда... К ней бы только уметь прикоснуться, чтобы не остудила и не сожгла... Стоп... чтоб не срываться на дальнейшие бла-бла-бла... На выход, простите, на выдох!!

«Мы находимся в мире, в котором становится все больше и больше информации и все меньше и меньше смысла» © Жан Бодрийяр

5 мая 1996 года: Каждое утро, пока Дервиш едет в троллейбусе,  с окрестных бильбордов несутся навстречу вызовы разномастных такси и заманушины в «Технополис», тут же в доску честно и праведно обещается обратный билет в мир всем тем опущенцам, которых прежде уронил Город ниже уровня городского асфальта, и кого уже отныне в этом мире не ждут…

Эта посуда, и эти тарелки – этот сервиз в ярких звёздах – подделка!
Эта страна – вечный горя каприз – дедушка Хо’ бороденкой обвис.
Дедушка Хо’ носит блюд перемены: «Грабьте страну веселей, джентльмены!»
Соусов тьма, а под ними невроз – видно страна перегрелась всерьез.

 Дедушка Хо’ наливает заначку в рюмки щерблённые нищим на сдачку,
А маргинальному миру страны горечь прошедшей народной войны…
Пал в-ущерб-ленный народ на колени, вышло бл@дво порезвится на сцене –
Грабить, лихачить, давить души в кровь, зреет подполье: «Гоните Любовь!»

 Вызреют снова в стране баклажаны, на уши – репа, на сердце – бурьяны,
Турманы вырвутся в вольный полет, выхаркнут с болью судьбы приворот…
Славьте страну отупелых болванов рыцарством жадно набивших карманы!
Славься народ прихлебаемых слуг, – вас изничтожит не маленький Мук…

Скорбный и смрадный быт с уличной пылью вскоре присыплет вас черною былью:
Срамные губы оближет асфальт и задохнется в проклятиях альт…
Дедушка Хо’ ублажает народ чёрными струнами проклятых нот…

Ох, и дались Дервишу все эти сакральные дедушки…  Дедушка Хо’,  Дедушка Оз…  да и дедка Мазай…

Дедушка Оз не волшебник уже – выжат в до слёз промокаемый мир.
Прежде чудил он во всю в кураже – нынче же лижет беззубо пломбир.
Всякое снится теперь старику – Эля с Тотошкой, их мир-домосед,
а дровосек на заправке в дугу пашет, свернувшись от древности лет.

 Лев-серцеед наплодил зоопарк, а дуболомы в ливреях милы:
кто охраняет из них автопарк, кто – продувные, чужие миры.
Только вот сказка – она без конца: Эля смывает полуденный грим
детские две половинки лица лихо скрывают старушечий клир.

 Лает Тотошка, чтоб буря пришла и разогнала обыденность прочь,
чтобы Бастинда по миру прошла, в сказку вливая оскомины желчь.
Желчь мрачной ведьмы в всегдашней цене приворожит и клопа на стене,
шустро растопит дорожный асфальт и заискрятся жемчужины смальт!

По изумрудной тропинке мечты дедушка Оз перебросит мосты
в новую, добрую, светлую грусть – сказки не старятся!
Мы?!.. Хм... Ну и пусть!

Вся компьютерная подсобка пропахла бензином. В присутствии десятиклассниц  Люльки и Машки за компьютером круто играет шеф местных рэкетиров Вадька... Он столь круто же обещает помочь в становлении компьютерного класса, и дает всем нам словцо на целых двенадцать баксов.

– Так и записывайте себе, Микки-не-Рург наш, Вадя сказал свое слово.

Пока же они пьют с ним какой-то ну менее крутой, чем его обещание, привозной итальянский сидр и заедают его двумя пачками пельменей, сваренных в самоваре... Пельмени в самовар лихо вбрасывает Люлька. Оттого ли, что ли они так вкусны?!. Сама она до этого лепила компьютерный Город, на карте которого асфальты шли красноватыми графическими нитями, вдоль которых выгорали опустошенные экономическим не-Чудом кварталы… Уж такое у них было неважнецкое попечительство... А в этом самом промежутке времени в большом компьютерном классе-зале резвятся «электронные» девчонки из седьмого "Д" класса. Они просто полоумят от счастья, что сегодня им все дозволено. Можно хоть по три-четыре игры успеть за час переставить... Дервишу не до них. Ему на память пишут свои пожелания Машутка и Люлька... Все это похоже на день насмешливых маленьких динозавров. Всё время в подсобке вскипает электрический самовар – вперемежку: то чай, то вино, публика уминает пельмени и строит компьютерные города, в которых так мало, по мнению самого Дервиша воздуха и асфальта…

Вчера ещё рыхлые краски. Сегодня – взорвался асфальт.
Поднялись анютины глазки. Пред каждой – цветочная гладь.
Над каждой – цветочное утро, где в радуге – золота плес,
как в позах любви – Кама Сутра над выцветшей прядью волос…

Торопливо записывает-вырывает из своей седеющей учительской головы Дервиш.

Синий асфальт не умеет болеть ностальгией.
Он подрастает и падает сколами лет.
Вместе с бодрящей вчера еще всех аритмией
рваных на кадры – осколочных чувств – кинолент.

Синий асфальт, разорвавший зеленое лето,
мир многоцветный, разрезанный в Детстве стеклом.
Патина слов на санскрите вчерашнего цвета:
те же слова, – но иные и суть, и любовь.

Синий асфальт на коралловом рифе прощаний:
миг ожиданий того, что способно согреть –
 алые губы на бархате свежих лобзаний.
Им не дано бесполезно и сиро говеть.

Всяк ортопед на уключинах стылой эпохи.
Всяк лоховед, всяк источник житейских забот.
Синий асфальт – это прошлого светлые крохи.
 Выстуди их – и тогда зарыдает фагот...

Люлька строит город имени Дервиша. Называется он "Анти-Дервиш"... Так вот без вычуров и амбиций... Домой она не спешит. Люльке дома неуютно... Проблемы у матери, у отца, у малышек-сестричек... Впрочем, у всех есть проблемы, старается и Дервиш подальше гнать от себя самые нелепые мысли... А в это время Машка что-то отчаянно пишет:

"Микки, что же тебе пожелать? Задал ты мне задачу... Ну, пожелаю тебе счастье в личной жизни и здоровья, но это так тривиально. Поэтому желаю тебе 486-го компьютера для всех нас, творческих успехов и всего того, что желаешь себе ты сам… Привет от Маши-Маняши. Пока. 5.05.96"

Сам Дервиш желает себе строго держать с Люлькой возрастную дистанцию, ибо она все время переходит на свое любимое: "Дервиш – козел, Дервиш! – козел"… Вот она плата за слом профессиональной этической перегородки между учителем и ученицей… Дервиш козёл… И, действительно, Дервиш от своего невольного компьютерного адъютанта в последнее время всё больше и больше козлеет. ЛюлькА же безобидно сидит себя рядом и пишет Дервишу очень долго и близоруко коряво. Дервиш страстно желал бы проникнуть в ее писание. А она просто взяла и закрыла дневник:

– Это всё, Дервиш,  – неожиданно сказала она. – Теперь ты мне не мешай – в моем городе Анти-Дервиш какие-то идиоты устроили беспорядки… Я их сейчас стану мочить, и ты мне здесь ни причем. Так что будь ниже асфальта. В моем Городе все новые улицы вместо асфальта я замощу смальтой…

– Ты бы, Люльчонок, назвала бы сей городок как-нибудь более по-земному… Ну, хотя бы в память о Припяти или Чернобыле…

– Не дождешься, в моем роду Чернобыль уже выкосил  четырнадцать человек… Так что скоро сравняюсь по потерям с твоей еврейской родней… У вас, говоришь, в роду 34 человека погибло в Бабьем яру? А у меня в роду за эти десять лет умерло четырнадцать человек…

Не все куры в золоте… Золотушного мальчика
выносит дед поутру надышать озон…
Золотым крепом убрано ложе
дедка гробокопателем в могилу был положен…
А дальше все степенно и просто –
подрастает мальчик: кулачища в сталь,
Не дал Бог ни огромного роста,
ни на шею золотую медаль.
Школа закончена, время побриться –
в золотой окалине окрестный асфальт.

На асфальте крупно взбитые лица –
в «кровавой Мэри» хлопчика фарт.
Он кому-то сказал инако,
чем тот ведал и знал до сих,
Вот и разодрана до пупа рубаха,
оппонент в кровище… Мальчик – псих!
Ну не долечен, как знать, недоношен
 тяжкою ношей в общественный клич
 Словно перчаткой боксерской заброшен –
весь в конопушках, убийца, вампир…
Гены его распирают на части –
несть в них озона, время сожгло
 Радиозолями киевской масти тело и душу его…

Эй там, прохожий, чего ротозеешь,
или тебе золотая судьба
Выпала…
Нет, так её ты посеешь…
В мальчике гены… К чему здесь мольба?
Богу не стоит сегодня молиться –
 из золотушных восстали кровей
 Дети Чернобыля – им пригодится
 в этой эпохе одно лишь: Убей!

Бей за свое, за отсутствие счастье,
бей за усопших чернобыльских дней.
 Кто ликвидатор – не ищет участья.
Кто порожден им – не станет добрей.

Выйдет девчонка синюшного цвета
к этому парню и скажет: «Пошли!»
 И побредут эти двое планетой, там,
где для них только серые дни…

Детям Чернобыля вечная память…
Им и рассказывать вовсе о чем?
 Нет, расскажу: термояд между нами.
Он-то виновен, как видно, во всём!

– Так что быть моему электронному городищу Анти-Дервишем, а асфальту – радужной смальтой!

Магистрали рвут аорты старых уличных асфальтов,
и рождаются фиорды тучных билдингов под смальтой,
тощих билдингов форели отражаются в стекле,
словно в красках акварели серебристость Фаберже.

 И пигмеи человечьи, свой утратив прежний вид,
устремляются в скворечье рукотворных пирамид.
А ещё, несясь в бетонных полукубах, полувешках,
заметают эскадронно след свой – в нечет да орешку…

 А орёл да чет – не в моде, в недочете нынче те,
кто мечтает о природе, да в бетонной слободе.
Подле ангелы при дудках у житейских адских врат
на пристебах-прибаутках зазывают в зоосад!

 В том засаде-зоосаде выдаются номерки
недомеркам при параде: «Проходите, чуваки!
Вы свои, и вам коленца здесь фиглярить до кончины…
Вам зачтется, как младенцам… жидкомозглые кретины!»

Дервиш отходит от упорной градостроительницы к окну, и в свою очередь принимается разбирать и жадно вчитываться в Люлькины каракули в своем дневнике:"Ну ладно, Дервиш, желать тебе все равно ничего не собираюсь, принципиально. Нажелали тебе всего и без меня и хорошего, и не очень хорошего. Могу попросить: пей поменьше, или хотя бы, чтоб не на уроках – хотя бы, чтоб на уроках от тебя не несло по всему классу. Ну, и конечно пожелаю тебе, чтобы не издевались над тобой все в школе, особенно мои одноклассники... Ладно, если увлеклась, то не остановлюсь... Ставлю точку. Ю. … Постскриптум. Если ты что-то поймешь, то будет хорошо!"

Дервиш в шоке. За все эти годы, как учитель, Дервиш ощутил не мало на себе мелких ребячеств на грани фола, почти издевательств, но все эти годы, живя электронным зверем в своей прочной металлической компьютерной клетке он, Дервиш, был как бы  огражден от своих моральных обидчиков, или на самом деле он прочно был огражден от этого страстного мира столь живых маленьких человечков… И при всем этом они признавали в нём учителем, а взрослые чиновники от школьного образования даже повышали самого Микки-Дервиша в категорийности-шерстности. Неужели само время не увидело его тотального разложения или же по инерции всё ещё продолжали ценить за прежде содеянное – сбор-снос этой компьютерной клетки с самого первого винтика до сих пор... От этой мысли Дервиша просто перевернуло и перетрясло как в горячке... Здесь дело было уже не в Люльке, а в том, что Дервиш окончательно перестал быть учителем. Отныне ему надлежало самому становиться учеником и уходить в новую жизнь.

Я привык выходить на асфальты с полусмальтой на полуподмостках,
и звучать баритонистым альтом не по голосу и не по росту…
В какофонии сплина и тлена… Под извивами вешней земли
погибает трудяга Равенна в недозвучьях вселенской любви.

 Мы на улицах нового века – очень трудно в нём жить и дышать
безвозмездно нелепою вехой и под ветром эпохи дрожать…
Посему, наплевав на эпоху, строим светлой души витражи,
испуская корпускулы-крохи в каждый отзвук вселенской глуши.

Здесь простая и добрая вечность в пересортицу прошлых дорог
непременно вплетет человечность, как велит человеческий Бог…
И тогда на асфальтах вселенной отразится восторженный май –
бесконечный, волшебный, нетленный по билетной цене на трамвай.

Позже, когда все уже разошлись, сам для себя Дервиш попытался горько суммировать: чем стал в конечном итоге весь этот стран­ный день?.. Днем накопления позитива?.. Негатива?.. Актива?.. Днем виртуальной реальности?.. Или всё же днём-предверием грядущего поражения...

Быть на работе сомнамбулой не получалось. Получалось же на самом деле нечто иное: сны дервиша пересекались с реальностью. Всплывал сон-махаон…. Уезжала на ПМЖ молодая супружеская еврейская пара. Всё, как водится, по-анекдотному – от фамильного бриллиантина в пломбе зубов, до зашитой в резинке мужских трусов безразмерно семейного кроя в крохотном целлофановом футлярчике редкого экземпляра марки с острова Маврикия, на котором на заре марочной почты был изображен махаон... Прибыли на место назначения – Бруклин, Нью-Йорк… Пломбу вычистили, бриллиант сдали на оценку и обнаружилось, что это едва не  подделка… Естественно бриллиант бриллианту рознь… И не только по огранке от простейшей до филигранной, и не только по числу каратов, но и по чистоте… Одним словом, вкраплен был в крохотный бриллиант низкопородный топаз и золотая прожилка… И так и сяк крутил его оценщик, но гибридность была редкой и бриллиант, то бесстыже желтел, то приобретал оттенок мочи… Короче здесь сцепились обе стороны и сделка прошла на 13 тысячах баксов… А ожидалось, позвольте потеснитесь ваше неуёмно недоумевающее воображение, тысчонок эдак сорок… За такие деньги в Нью-Йорке не пропукаешься. И тогда отец семейства вынул из семейных трусов резинку с осторожно примотанной к ней в полиэтиленовом пакете маркой с желтоватым профилем бабочки махаона на салатовом фоне… Вынул и перед тем, как продать – сфотографировал этот раритет себе на безмятежную эмигрантскую память… Марка мгновенно ушла, материальный stand_by был внезапно обретен, а увеличенную фотографию этой марки отец семейства повесил у себя в кабинете… Ну очень хотелось ему иметь этот таки кабинет, поскольку в СССР кабинеты полагались только высшей касте писателей да ещё композиторам. Ученые же зачастую обретали кабинеты уже только в ГУЛАГе...

Прошло время и у счастливого обладателя фотографии марки с острова Маврикия начали случаться прострации, далеко не просто галюционногенного свойства. Это скорее были фееричные гало, во время которых фотография бабочки-махаона обретала трехмерность и вырастала в объеме до некого махнокрылого конька-горбунка. И как только к ней прикасался её владелец, как стала переносить его бабочка по оси времени то в 1941, то в две тысячи далекие годы… Не было очевидным, почему так пересекаются временные реалии, но обычно в 1941 году его вели в колонне киевских евреев в последний путь на кромку Бабьего яра, а в две тысячи далеком году он наблюдал собственные похороны, что тоже счастья ему не прибавляло.

Утешало только то, что по желанию он мог видеть на себе, то бархатно-лиловую, либо фиолетовую кипы, то шагреневые войлочные ярмолки тех же цветов, но уже из чисто верблюжьей шерсти… В последнем случае несчастный крепко честил поставщиков столь мрачных своих иллюзий и в утешение за это он непременно попадал на кидуш, где ему столь же непременно подавали цимус из запаренного в крутом кипятке репчатого лука в уксусе мит фефер и стопарик «Столичной» разлива 1971 года… В цимусе преобладал проперченный лук отзвуком повседневности, а вот в водке витал только привкус прошлых потерь… Несчастный рыдал, а махаон своими огромными бархатистыми крыльями только и делал, что утирал его слезы… Как видно, на большее он не был способен, даже на разборки с поставщиками столь жутковатых иллюзий… С поставщиками так происходит и в мире Дервиша, поскольку поставщики – вечные беспардонные сволочи.

Вот и к Дервишу в подсобку школьного компьютерного кабинета внезапно пожаловал поставщик школьного компьютерного двора Кочерев Лешка, в прошлом выпускник 1992 года, возбужденный весной и юношескими поллюциями, которые, тем не менее, у него перемежались с чувством своей персональной выгоды. Дервиш предложил ему еще немного довыпить, так как сидр с девчонками самому Дервишу как-то не показался.

– Мне, Микки-не-Рургович, пить с вами без девочек как-то не интересно.

Одиноко сидевшая Люлька не бралась Лешкой в расчет. Он уже почувствовал, что от Люльки излучаются флюиды самого Дервиша... Возникла, впрочем, не грустная, заминка. Лешка все же перед одной только Люлькой стал внезапно театрально показывать свою бл@дскую поволоку глаз. И это сработало. Люлька как-то по-мудрому улыбнулась, а в подсобку влетела разъяренная худышка с лицом алчущей жанровой жрицы одиннадцатиклассная Клима Наташка. Взгляды Алексея с Наташкой перекрестились, и в подсобке запахло биологическим электричеством... Какой-то преданный компьютерам человечек тут же умчался за "Медвежьей кровью", которая вошла в нас – в кого с тихой радостью, в кого с потрясающим спектром чувств, который только и способны возбуждать молодость и весна...

Огромная гипертрофическая ушная раковина, огромный зрительный нерв и дичайшая душевная безголосица... Вот она – нынешняя смартреальность... А мы? Словно отныне немы! Проносимся, пролетаем по жизни выкалачивая из самоих себя же - себя, но уже бездушно и окраинное, немо и безголосо... Нам очень редко нужны сегодня слова эмоции, слова краски, слова из хороших театральных спектаклей... Мы напряжены только глаголить да ещё междометить... Да иди ты, да шел бы ты, пшёл... до шипения... до а я, а ты, а мы, до что с нами сделало время?.. Гипертрофировало ушные раковины со зрительными нервами, дабы резко и однозначно поприкрывать рты... Теперь мы немы! Не мы... лопаются ремни передаточных колес духовности и нас выбрасывает на обритый жарою асфальт, у кромки которого гибнут деревья, и вдоль которого проволакиваются со смартфонами люди... А люди ли, а?!

Август 2015 г.

• Страсти по Ирине Билык

Рисовал я горлицу, получился ворон,
потому что сам я вечной грустью полон
© Веле Штылвелд

"Виноградную косточку в теплую землю зарою..."
© Булат Шалмович Окуджава...

Кстати сообщают, что в Херсоне - самый настоящий бэби-бум! Очень много на улицах будущих мамочек и матерей с младенцами… Эх, война - это не только в Херсоне, уже есть данные о росте рождаемости на 10% по всей Украине. Это очень хорошо, очень. Народ захотел жить и рожать… Но не столько уж узко национально... полиэтничнее, что ли… Я за, и я бы и ноги поднял но местечковости выше крыши... Пусть галицийской, но местечковости... В Киеве она отталкивает  излишней агрессивностью... но один кучерявчик как-то мне в лоб сказал, что самые залихватистые этнонационалы в нынешнем парламенте уже давно ничего не решают... хоть бы иногда они больше думали и не велись на отстойные карманные поветрия... В том смысле, что обычно прет их туда, куда всяческие смотрящие гонят волну... А ведь в ВРУ самые сильные в стране аматоры-шахматисты... уже семи предыдущих созывов... под шахматным клубом у них вечные прилюдные мозговые атаки... И они разводят ВРУ под той или иной жлободневный заказ украинских олигархов… И хотя это почти фантазия, но точно моя фантазия действенна, если за неё берётся волшебник!! Так вот... Как следствие... Даже в украинской политике лучше грузинский подвой, чем российский конвой! Когда же, наконец, мы научимся консолидации нации без олигархов и пустобрёхов, на одной народной человеческой совести... Жить по совести накладно, но именно так, так поступали русские граф Лев Толстой и пролетарский писатель Максим Горький, состоявший с Шолом-Алейхемом в длительной творчеспереписке, так поступал французский романист Ромен Ролан, в Украине до сих пор так поступают немногие, поэтому этой осенью черная сотня попытается отважится на погромы. Но даже русыны-интеллектуалы уже это видят!

Ласло Зурла: Несколько слов про антисемитизм. Не убуду много лить воды. Тезисы одни. Наша цивилизация - вторую тысячу лет уже прикрыта звездой Давида. И отрицать это не имеет смысла. Христианство зародилось в иудейской общине, а сейчас оно только отдаленная копия оригинала. Но оригинал не оставляет свое дитя без присмотра. Израиль - форпост западного мира. Именно западного. Запад и Иерусалим чувствуют родственность. Они слились давно в одну ветвь. Не будь Израиля, не было бы ни ума, ни топлива для западной цивилизации. Это не только борьба с угрозой исламского фундаментализма. Это еще и передовые технологии в армии, спецназе, науке, социологии, образовании, искусстве. Всего не перечислишь. Мы должны держаться вместе. Нам друг без друга нельзя. Спасая Израиль, мы спасаем себя. Спасая нас, Израиль имеет будущее… Да, если что, я не еврей, я русин. Это, если какой-то умник закинет мне френделя.

Ройтбурд Александр: Когда в Одессе происходит какая-то гадость, мне всегда хочется верить что это гастролеры. Вот и с гей-парадом то же самое. Я обрадовался, что местный "Правый сектор" к этому не имеет отношения и решил что нападавших откуда-то завезли. нет, это наши одесские дегенераты. На сей раз из "Свободы", к сожалению, приходится в очередной раз признать: дебилы в Одессе есть…

Веле Штылвелд: Сам я внезапно определил для себя, что национально и эмоционально готов защищать украинскую попсу со всеми её травести, геями, певицами и прохиндеями… Знаете, если вы привыкли, что только сильные люди в нашей стране лбом об стену тямяшуться, то это не правда. Прочие тоже бьются о ту же стену, только глуше и тише. Но оттого только несколько больней… Я как-нибудь, а то и прямо сейчас продолжу рассказ об одном обалденном троещинском юродивом человеке: махоньком, блеюще-канторского звучания, он мог перепеть по памяти все 480 псалмов Давыдовых... А причем скажете он... Он тоже искал общее со страной свое внутреннее православие, но оказался страстотерпцем, спал в строительном вагончике на территории Киево-Печерской лавры и рыдал от февральского жгучего холода, разрывая заиндевевшее синюшнее тело ногтями зверскими, запущенными, почти по-звериному... Ибо, его, потомка расстрелянного совком сельского дьячка в монахи Киево-Печерские сытомордо-охрапистые мироеды не брали - ликом не вышел... Блеадь!.. И пошел этот человечишко махонькой, после того как пережил ту страшную зиму в вагончике, от церкви до церкви, пел он псалмы, и благость слез сочилась из его глаз. Кто не сукко, тот понял. Не всё и не все в попсе просто фанера! Это формат жизни такой, запредельный... А вы спросите о старце в сереньком пиджачишко? Так с Троещины он точно истаял... Молил Господа дойти до печер Почаевских, тех, которые в 2014 году в тупую расстреливали сепараторы.

Когда прикоснулись мрази черносотенные к тонкострунно-тонкокрылой Ирине Билык - мне стало по-настоящему страшно. Это осень или черных погромов, или нар кромешных для всей той нечести, что в очередной раз надумала поиздеваться над нами... Я уже как-то прежде защищал и «95-тый квартал», и других особей из сообщности национальной попсы. Вы помните, что я осуждал и продолжаю осуждать одного только Кузьму, даже после смерти, - за его скрадерность и намеренное опущение отведенной ему на земле планки духовной... Сам я не голый текстовик, а социальный поэт, и писать «пешёнки» у меня получается слабо. Но это не значит, что это не сыто и не достойно... Кого обрекли на заклание в АТО, те смотрят на нас с неба и словно вопрошают:

- Что, опять деградировавшая власть обращает взоры на черную сотню?! - Тогда уже они - убиенные! - станут останавливать эту власть с её подковерными с грозного с разрядами грома и молний нашего общего украинского неба... От себя... Черную сотню начали вычислять адресно... И не думайте... Доверия к власти нет! Первая бита где бы то ни было, и тут же последует повсеместная ответка страны! Каждый готов за вчерашние надругательства времени Януковича всего 39 гривён приобрести в дом бейсбольную биту!.. Если в сентябре власть публично и последовательно не развенчает планы черной сотни проплаченной - восстанут и агнцы, и старики, и тинэйджеры, и попса... Каждый на свой манер! Но это уже очевидно!.. Позор силовикам всех мастей за то, что эту мелкую мразь на старте остановить не может! От майданной поры только и витает пятнадцать ле в простуженном воздухе Украины: погром… Погром… ПОГРОМ!!. А родная попса - пусть поет, пляшет, речетативит, смешит и развлекает наш общий непрогибаемый мир!!!

А пока полтора года идут в стране под всяческими социальными этикетками погромы офисов и аптек, тихое убийство общественных деятелей... Тот же Кузьма, тот же Бузина... Черчиль не понимал, как воевать за страну, в которой нет реальных бюджетных денег на развитие культуры… Вот вам обратка присутствия на политолимпе самого бездарного за все годы независимости министра культуры. Недалеко и до Геббельса, который говаривал... «Когда я слышу слово культура, рука автоматически тянется к кобуре»... Можно любить и не любить персоналий рок-н-рол, пост- или иной сетевой культуры, но всегда помнить что любой из них  из нас - равноценная эманация Бога, Серебреная ниточка во вселенной всемирного гуманитарного Разума, и кто этого не понял, тому место в пещерах! На том и аминь!

Ирина Мирошниченко: Люблю - Веле и что, он пишет, супер!!

Веле Штылвелд: Спасибо!!

Диденко Ирина: Ум очень часто не равно талант. Очень часто убеждалась. И да… "Артистов, кучеров и проституток не трогать – они одинаково нужны любой власти", - как говаривал Колчак.

Igor Holfman: Я молчал потому, что давно знаю - артиста куда не поцелуй, везде жопа. Но кто-то недавно написал пост в защиту крымского вояжа Билык, дескать, ну чего вы напали, человек на день рождение съездил, а не на концерт для оккупантов и т.п.  Уточняю - день рождения был у сына Азарова.

Mox Perkalaba: Климакс мозг забирает как закуска градус

Viktor Pushkar: Білик колись подавала надії. Але швидко перестала. Замість працювати над музикою пішла до пластичних хіругрів і піарників. Піар то є добре, але за наявності пісень. Останній народний хіт Білик, це 2000й рік, чи 95й?     За межами України ці речі зовсім не сприймались. Та й в Україні... стільки років не вилазити з медій, регулярно проїдати бюджети, і від кінця 90х не записати жодної пісні, яку можна почути на базарі або в таксі... Наші люди варті епосу. Але… Після пластики і Ірина Білик, і Повалій – мають одне обличчя на двох.

Igor Holfman: О, да! И это вы мне будете рассказывать? Почти что «Yesterday»  или «Лестница в небо»… Это называется "наработка социального имиджа". Искренняя благотворительность - тихая, часто анонимная, а не под камеры и "широкое освещение" нет. Об этом давно и везде пишут… Я о широком освещении в СМИ.  Понимаю, крепитесь…

Mox Perkalaba: И пейте крепленое. Крепит.

Павел Бондарчук: Да, пропасть слез существует. Причем это как данность. А еще есть шалаш ведьм.

Mox Perkalaba: Ну, на фоне Билык и Саша Грей ангел...

Предсказамус Настрадал: "Проститутки и артисты (фигляры) нужны при любом правителе…" ©Александр Македонский. А тут ещё и стёрта грань (в том числе и гендерная). Может она у махонького Азарыча на отработке, а может стареющая девушка решила устроить эпатаж, "как в последний раз". Наркота это вещь довольно своеобразная, и далее - "а может"... продолжать не буду... "Когда Господь хочет наказать человека - он лишает его разума".

Vic Beretton: Хіба нормальність залежить від віку і статі? тобто тут всі згадали, що Білик "старєющая". Мені пофіг, я знаю її тільки з вигляду і чула випадково кілька треків. А ще одного разу бачила, угу. Але коменти брррр. І шо дєлать артісту, який для просто кабака надто розкручений, а для корпоративів надто негнучкий. Наприклад, не має в репертуарі пісні Гоп со Смиком і не хоче розважати біглих папєрєдніков на окупованих територіях...

Igor Holfman: Да дело в другом: нет ни у кого из них никаких убеждений и принципов, а есть один бог – чистоган, по-другому не выживут! Кабак для музыкантов давал гарантированный минимум, но кабак - это братская могила для артистов. Эти же если не прогнулись под заказник - без минимума.

Viktor Pushkar: Логіка людини що працює в кабаку базується на тому, чи сьогодні заплатять сотку. Якщо не заплатили, вечір витрачено марно. Логіка кабака легко переноситься на велику сцену.

Вадим Горбов: У Чехова есть рассказ, как три артиста нашли бумажник с очень крупной суммой денег. Послали младшего в сельмаг за водкой. Когда он вернулся его задушили, чтобы деньги поделить на двоих. Отметили, выпили и померли. Он по дороге купил и яду, чтобы с ними не делиться.

Igor Holfman: Есть другая история, как русские разбойники на большой дороге напали на путников. Ограбили, убили, мясо есть не стали - пост...

Веле Штылвелд: Как бы там ни было в жизни простецкой, ведь розговор зашле о попсе, и все же  сегодня на деле Ирине Билык ее «антиукраинском» проступке выстроили самую махровую черную сотню...  А у нее логика одна: или пусть шейгецев убьют - Бузину, ошельмуют и лишат материальных квот Ирину Билык,  да заодно и всяческих штылвелдов... Увы, в Киеве вечно дутых майданов, ко всеобщему сведению опять готовят серию цветных погромов... Среди ожидаемых - китайско-вьетнамский, еврейский и непало-афганский, планируют и тупо убить одного-двух торговцев из Кении или Нигерии... я реалист... оба мы одной крови с обоятельной, но вечно попсовой Ириной Биллы... Так что милейшие почитатели и хулители, подумайте, ради Б-га, и будьте просто нейтральны и осмотрительны при высказывании своих досужих суждений... Ведь узнавать нечто за рюмкой хенеси и (или) на ФБ – это два разных знания. Это вам пишет старый еврейский политтехнолог... Страну методически вгоняют в черносотенный штопор... Да и не знаете вы об Ирине Билык... собственно, ни хрена!!

Igor Holfman: Нет, знаю лично, ещё с времён «Нова-Рекордз», то есть лет сто. Это – раз, а два - я намерен писать всё, что персонально считаю необходимым.

Веле Штылвелд: Цыплят по осени считают... На сей раз, как видно, хлебнем... слов нет... а Эрец не резиновый... Ладно, проехали... у меня естественный шок.

Mox Perkalaba: Любая травля - это жесточайшая паранойя какая-то…

Зоя Находкина: Жаль, Билык не устояла перед возможностью набить холодильник, который вряд ли был совсем уж пустым. Или по доброте и глупости личной.

Яків Бриль: А кто такая эта Билык? Ну, ни малейшей звуковой или визуальной ассоциации меж извилинами не проскакивает. Вот, весь мир сейчас отмечает полвека «The Doors»

Веле Штылвелд: Всем нам да такого творческого полтинника далеко. Украинской попсе столько же, сколько и её родной стране - Украина! Персоналии и эпизодии случались разные... Попсу всегда мстили за шикарный баблоид угребаемый от не шибко разборчивого местечкового политикума... Но теперь, похоже, решили пойти дальше и возбудить в стране черносотенный шквал антисемитизма... Это делается намеренно, продуманно, подло и предсказуемо... Разве что есть никого после не станут... Покрова ввергнут страну в очередной пост ... на крови! Чтобы останавливать ненависть - смейтесь! Перст указующий... мультискрепы! Скрепера никто не подгонит?! Шизофрения и паранойя - лидирующие социально-психические заболевания 21 в. Восстание гуситов в прошлом было страшно и непредсказуемо! Гуситы переходят в решительное наступление на традиционалов…

Поляки остановили Ленина и его буденовцев... конногвардейцы поворотили назад... При этом на хуторах не токмо красноармейцам хлебушка не давали, но и лошадиный корпус пал на треть - ни овса, ни терти... Буденный с Ворошиловым спешили целый корпус и тихим тюхом добирались до Бреста, чиня черносотенные погромы белорусских и польских еврейских местечек - штетелей. Вырезали от восьми  до двадцати трех тысяч евреев... Почему так неопределенно... Оба соседских народа - поляки и совки были заражены гонореей антисемитизма... и только великий Бабель... Исаак Бабель вскользь коснулся этого вопроса... за что и его поглотил 1937... его великого маленького хрониста кровавой истории нашей... Так вот... Как следствие... Даже в украинской политике лучше грузинский подвой, чем российский конвой! Пост умозрительный... так как люди изначально любят друг друга... А Гиви и Додик играли в нарды... - Габарджоба - сказал Гиви... - Зайгизунд - ответил Додик... И как нам управлять этим народом? Дам один простейший вечный совет: чтобы остановить ненависть - смейтесь! но живых врагов не прощайте!!

А в защиту Ирины Билык и не только. Черносотенцы пошли в наступление - охаивая, совершая информ подлог, они не убьют светлое имя Ирины Билык, но о себе зело напомнят. Это они уже готовят на выбора реки крови! Именно поэтому публично заявляю на эти смрадные бесконтрольные черносотенные выбора я ни ногой! Историйка с Ириной Билык - только начало!! СОС!! Это информационные мерзко-мелкие инсинуации... поймут это завтра многие в пору очередных информпровокаций... а пока этот бред будут поджуживать, обрекая на травлю ещё одну светлую и по-своему наивную женщину... Народную любимицу... Ирину Билык! Сам я очень люблю себя! И всегда буду любить!! И тогда буду полезен тем, что как защитил себя, я защищу свои убеждения, свою правду о той же Ирине Билык - на том и аминь!

«И здесь культура, и там культура» (Масяня), а между ними - вечная грань непринятия одних другими... А я вам так скажу:  троисту музыка - селам, клейзмерскую - местечкам, а рок-фесты Киеву... Есть война, нет войны – зачем сбивать комья грязи всему миру на панихиду? В этом патриотизм?! Нет,  патриотизм уже в том, чтобы бархатный рок стал социальным... И этим тоже надо заниматься, а не крыть всех матом в непроглядку! Одним словом, очень спорный порой случается тот или иной пост с очернительством... Вечный шок - последние жернова памяти... Пока же уже  сегодня повсеместно от Сумщины до Закарпатья стали находить евромайданные трупы. Я же орал об этом, что трупы с Майдана развозили по стране! И более всего - в зону Ато! Ведь пропало без вести с одного Евромайдана -от 400 до 1380 человек!! Ищите их в безымянных могилах днепропетровщины... Версия более чем верна!!

Август 2015 г.

• Маски эпиорниса

Мечта о новом диване... вот бы кто подогнал... реально никто в такой практике не повинен... реально это, детушки, Талмуд! И еврейская мицва делается анонимно... И не на среднем или ближнем востоке, а в Киеве... я ждал полемики... все это придумали древние евреи... Для себя взял - помогать только духовно равным, всем прочим оказывать услуги за деньги, принимать мицву без гордыни, жить так, чтобы другим рядышком с тобой не было тесно, без нужды не оскорблять и не подставляться.  Я не религиозный человек, космист, и, возможно, космит... И всё же не могу для себя понять - кому и за что уготовлены третьи и даже пятые по жизни роли... нести свой крест, противиться судьбе... не то...

Сплошные пятна времени и света,
а за окном - февральская гроза
пригрезилась, едва ли что не лето,
почудилось: "Жми жизнь на тормоза..."

Как странны эти мрачные картины.
я тихо их и скорбно обойду.
Я жить хочу в житейской паутине,
которую терзаю и люблю...

Но вот беда, на вывороте пряжи
уже не узелки, а бахрома...
А в ней печаль - все будущее в саже,
поскольку впрямь бесснежная зима...

Я прохожу по ней в одно наитье...
Чу, выпал снег и грезится метель,
но странное предчувствие открытья
я приоткрыл в неведомое дверь...

Что будет в нем? Полуденное солнце
и пряный аргентинский шоколад
и шорох трав лазоревых на шконцах -
постель, усталость, в вечности оклад...

Зачем я затеял весь этот многолетний, совершенно бескорыстный труд невольно регулярный ежедневной литкаторги... Чего боялся так и не успеть, для чего рвался, старался. Наверное, только для  того, чтобы перещупать полотно недавнего времени и отыскать в нем возможные точки перезагрузки, которые я, увы, уже упустил... А надлежало мне просто следовать за путеводной звездой. На этом настояна вся поэзия испанских сефардов... открытие Америки Кристобаном Коломбо, написание сакральных да вещих книг... Это великий принцип и все три древнейшие религии нового времени - иудаизм, христианство и ислам проповедуют это... либо прагматично и ортодоксально как христианство и иудаизм, либо тренсидентно, как ислам...

Всегда надлежит  следовать  строго за путеводной звездой, даже если полустанки в пути нелепы. Остался на полустанке, и за спиной у тебя развеялось в пыль твое собственное королевство мечты... Вот почему мечта о новом диване... На нем путеводно снится, поскольку контактов с реальностью уже почти не предвидится... Опостылая она и ошкеренная напрочь... В ней и война не моя и мир перекошен и точно не мой... Почему не моя... Потому что моя война началась, по крайней мере, четырьмя десятилетиями ранее... Только теперь с ней стали соприкасаться все... когда это поймем, только тогда сумеет остановить эту войну... на всеисцеляющей химии жизни...

После распития, как сказал бы сухой следственный протокол, Лешка браво уволок Наташку с уроков, потому что перед этим она очень резко сказала:

– Все, Дервиш, облом! Сижу у тебя!.. На сегодня уроки для меня кончились! Эта дура-украиничка влепила мне вторую пару за четверть. Она, что, думает меня до экзаменов не допускать?! Или ей на ужин её муженёк-баянист не подаёт яйца эпиорниса?.. Только здесь я ей не доктор!..

Она ещё что-то говорила и говорила, пока, наконец, не успокоилась и незлобно заметила Дервишу на его менторное: «Натка, аксцись!», что это он подгрузил её – святую невинность избыточными знаниями про эти самые яйца, которые клали в своих гнездах юрского периода загадочные эпиорнисы, а сейчас де и период недоЮрский, и украиничка – конченная недо-тётка… Поэтому она – Клима уволокла Лешку едва ли не на себе, уже упорно-желавшая, прямо к себе же домой. В мире ее порушенного Детства продолжался третий урок... На ее озлобленное повышенное либидо оказала влияние очередная для нашей школы дура-украинистка. О первой такой курице Дервиш уже написал ещё прошлой осенью в своем романе "В Германию я не уеду"... Эта же влепила пацанке в самом конце четвертой четверти выпускного класса вторую подряд пару по украинской литературе... А напрасно…

Это она – Наташка, вытребовала накануне у Дервиша прочесть компьютерным деткам его последний поэтический цикл «Маски эпиорниса». Дервиш читал – грассируя и заикаясь, давая пояснения, что накануне независимости этой страны его случайно издал какой-то чудак с Андреевского спуска, который ручным образом просто вписал его – Дервиша строчки в самиздатовский сборник «Яйца эпиорниса»… Но прошли годы, и из тех яиц наверняка вылупились какие-то особи, чьи маски никому до времени неведомы, и оттого явлены ещё не лица, а одни только маски… Маски эпиорниса… И в том как раз вся проза повседневной окрестной жизни… Но когда поэт залазит в дебри прозаических произведений, он на время как бы теряет нить своего поэтического прошлого, хотя оно в нем не дремлет...

Приходит день-хамелеон. – Я, – говорит, – Наполеон!
Мне, – говорит, –  со всех сторон,  со всех икон…
звенят литые бубенцы,  и льют из золота дворцы,
и полных жемчуга ларцы  гребут на кон.

Из пустоты да темноты, когда орать до хрипоты,
Ну, все равно, что до Луны – в отмах бедра.
Но жизнь, не дав в займы ни дня, с укором смотрит на меня,
и, знаешь, честно говоря, твердит: ”Пора!”

В тисненных золотом дворцах,  да красоты немой в ларцах,
и под бубенчиков каскадный перезвон –
в густой малиновой тиши, такую сядь и запиши!
Пора приходит поэтических времен.

Надо сказать, что Наполеон в крови у истинных русских... А что до времен поэтических, то они мчаться на ИноРеальных стременах наших будней... Их не придумать. Они всегда такие, какие есть. И куда только нас в них не выносит; и в какие только хитросплетения и половодье чувств мы не ввергаемся ими... Одиннацатиклассники же скорее заснут от превратностей школьной программы, чем от сочно и востребованной ими разнополярности жизни. А поэты засядут за новые поэтические строчки, не ведая о том, как однажды из них и вокруг них  возникнут целые опусы…

Напьемся симпатических чернил – бродяги и хмельные короли.
Пока еще придумают клавир,  а мы уже устали без любви.

И нам уже не тронуть верхних нот,  и струны не коснутся их создать –
Под пальцами волшебниц спит фагот, и арфа не желает вновь рыдать.

И нет уже от этого вреда, и будущее выцвело давно, –
коль не было в нем муки и труда, – и выкисло незрелое вино.

А прошлое осталось... Погоди, и будущее музыке воздаст,
но прежде будут ветры и дожди, и кто-нибудь сочтет, что мы – балласт.

Но только среди звуков и икон,  и проданные кем-то сотню раз,
мы снова ставим жизнь свою на кон, и говорим решительно: – Атас!

Чтение Дервиша похожи на медитации… В подсобке в такие минуты не пьют ни чай, ни винишко, в подсобке смолкает строящие кибергорода киевская и чернобыльская пацана – ребятня и дворлы окрестные. В такие минуты Дервиш пытается врачевать им Души…

Мистер Эй рисует туман, а Мэри Гопкинс бредет по аллеям,
в облачной шали, совсем обалдев от октябрьских рассветов.

Мистер Эй рисует туман прошлых сюжетов...
А министру Наук туман позволяет мечтать о пустом:

– Да какие там, к лохам, науки! –  Но с космическим эхом
кто-то там говорит за углом – ладно б, только мяукал…

Украины увядший гротеск: нищета и агония вязки
сук безродных. В ней – сел политес.  И на радио глупые сказки.

Нищета и агония стыков земного котла,
разорвавшего нас по вине одного кашевара?

– Мистер Эй, а в туманах, как прежде, не будет дерьма?
 Украина, скажу вам, – не “третьи” заморские страны…

Нас порою трясет, и знобит, и бросает на лёд.

В нас мечта переплавилась – в страшных советских кошмарах.
Мэри Гопкинс "купилась": Чернобыль – не вымыслов слёт,
а идея земных, неопрятных в своём, кочегаров.

В желтый лист – крапива над бредовостью ядерных пней. –
Много пней вместо сосен, погибшего в Зоне Полесья.
Наш министр Науки скучнейше не терпит аллей.
Он рисует туманы... Они – над Чернобылем жмутся.

Все еще сидел у компьютера тихий динозаврик Вадюша, доедая свои пельмени, и попивая сухой итальянский квас какими-то маленькими глотками обиженного существа. Впрочем, ему только и всего не было однажды додано счастливого Детства… Однажды он еще придет на выпускной бал девятиклассников и превратит школьный бал в некое веселое собрание чудиков…  После выпитой накануне единственной бутылки пива, зайдет в домашний сортир да там и останется… Он умрет внезапно в свои пятнадцать с небольшим маленький «электронный» чернобыльский Гаврош… И вызовет такую боль, что помнить о ней будет просто непереносимо… За что вы предали нас, гомо советико, и обрекли на долгие десятилетия Второй украинской Руины?! Нам надлежало меняться всем! Вы слышите, всем!! Но так и не случилось… А вот Вадюша так и остался в точке постчернобылького невозврата времени Че.

Он был особенно нормальным… на керосиновом ходу.
При нем был фантик повивальный, с ним Жизнь играла в Кер-гу-ду.

Он ей подыгрывал на скрипке,  она играла с ним в Трик-Трак...
Он слыл по жизни – тонко-хлипким, но оказалось, что не так.

Зубаст был полночью в улыбке, но, жизнь свою зажав в кулак,
он, – днем потворствовавший скрипке, вдруг оказался… Вурдулак! 

А ведь у Детства извечно свои золотые правила… И нарушать их негоже… Даже на языке журналистики Детство никогда не станет таблоидом, а всегда будет оставаться ярким многоцветным журналом, на одной из страничек которого кто-нибудь из честных общественных журналистов вдруг да и напишет о проблемах школьных компьютерных классов этой поры с их самопальными компами и героическими усилиями подвижников… к которым Лешка, скажем прямо, не принадлежит. Он просто цепкий молодой бизнесмен. Вот и сегодня Лешка, кстати, притащил в школу мультиплату для 486-го компьютера. Но не так, а под расписку от самого Дервиша и  за денежку «игровых малышей», утаённую по крупицам с игровых-то кружков, чтобы и в вверенном Дервишу классе появился современный комп-сетевик.

В поспешно брошенных грязных чашках остывала жижа из сливочного масла к пельменям, которые умяли те, кто разбежался по жизни ли, по урокам, Люлька вовсю градоначалила в своем анти-Дервише, а Вадька как-то по-детски жаловался на террор отца-отставника и его угрозы выписать его из квартиры. Сам отец готовился чухать в Германию. При этом Вадюша все играл, играл и играл на компьютерах, всквозную пропахших высокооктановыми числами колец бензола какой-то нездешней чернобыльской бензоколонки поставленной однажды где-нибудь там у «могильника», был худ, взъерошен, и к своим жалобам добавлял последнее – из дому его хотят угнать скотомясом в независимую армию для тех, кто не способен от нее откупиться. По сущности, для молодых это уже не армия, а "рабодельня" (потому что там делают мудаков)...

Снова в компьютерной подсобке засветились Машка, великий Андрюха и Люлька, оккупировав в тесной приклассной комнатушке по целому компьютеру, чтобы полноценно, сидя как бы за ним, посопереживать за происходящим... Люлька сегодня многое увидела и узнала: и озверелое либидо Климы, и жидковаты плач рэкетира... Нужны ли были ей эти знания... Что тут сказать... В своем неформальном мире дети получают непостижимо больше, чем в традиционном школьном мире, и об этом уже приходится говорить. Были бы компьютеры и самовар, да еще в меру пьющий учитель... А что же собственно за сегодня произошло?!. Состоявшееся составлялось из эротических плясок выпускников разных лет в виртуальном мире приобретаемого школой компьютера IBM-486. Само то, что компьютер подымался за детские деньги было преступно, поэтому и понятно, почему детство совершало над ним свои ритуальные пляски...

Что-то во всей этой Реальности было крайне болезненным и просящим за себя извинения, прежде всего у Люльки, которую Дервиш просто не сумел перегнать из подсобки в жизнь, на уроки... Дервиш по сей видимости очень плохой экзорцист, особенно в мире подрастающих девочек... Из этого мира, прежде всего, надо было изгонять его самого, и так оно, как видно, и будет. В принципе, можно долго было бы спорить, нужна ли была такая Реальность, но главное, что она уже существовала – зыбкая, зябкая, осуществленная.

Кто-то гнал, кто-то трахался, кто-то все это сплевывал,
Кто-то говорил свое слово, кто-то сопли дожевывал...
Кто-то все это трепетно постигал в первый раз –
эту грязь суесветную, этой жизни маразм...

В чем-то Зоны заведомо это маленький скол,
будто кем-то отмеченный как компьютерный  Scrooll.
Хай-лайф лучше бы, деточки, пляшут там рок-н-ролл!

После всего пережитого за сегодняшний школьный день, Дервиш уже привычно садится с Люлькой в троллейбус, и тот неторопливо развозит их по домам. Фиг-с-два всему этому миру! 

В нем всё суетилось, суетилось, и будет суетиться, пока время не прервет эту извечную суету сует, ибо "Суета сует,– как сказал Экклезиаст, – суетой сует и останется..." А стаканчик-второй винца-дрянца выкушенный в паузах между уроками, факультативами и компьютерными кружками за почти бесконечный четырнадцатичасовый рабочий день выкислится в  бесконечную житейскую горечь… В вечернем кармане у Дервиша был обыкновенный учительский ноль, и Натку Попкову, чью личную жизнь с Джоном Дервиш когда-то попытался устроить да так со временем и недоустроил, с днем рождения Дервиш поздравил уже только по телефону… А где-то в недалеком параллельном с его взрослым вечерним одиночеством мире зло@бучая Клима отчаянно камасутрировала с еще более зло@бучим по темпераменту Лешкой. Своими оргазмами Клима сегодня обжигала Лешку и всю эту страну, тем самым квитаясь с тупо беспросветными и  бесталанными учителями...

Превратясь в ярко смелую жилистую нимфетку эта вчерашняя девочка отчаянно мстила обозлившему ее миру, в котором можно было смело коллекционировать прошлое, но не возможно было жить настоящим. Поэтому и носила Клима на правом ухе своем бесчисленное множество маленьких серебряных колечек, по числу оттраханных нею любовников, разменянных ею и разменявших её в силу их собственной  человеческой несостоятельности... При совокуплении с Алексеем Клима живо представляла, что сожительствует с мужем дуры-украинистки, вешая ей при этом роскошные оленьи рога... Имея свой сверхобильный сексуальный талант, она могла и имела право просто не учить той украинской литературы, которая была настояна на хуторянско-местечковом сексе людей, доведенных до полуживотного состояния… Не за этим она пришла на Землю ярчайшим потомком своих украинских предков!.. Не будет она убиваться из-за одной груши, как два соседских рода в «Кайдашевой семье», а перетрахает весь этот мир, и тогда все груши мира лягут у ее ног... Ибо у нее ядерное постчернобыльское либидо, и на прошлое ей наплевать. У нее просто не было адекватного нашему миру прошлого. Не будет у нее и адекватного нашему ­ прошлому миру будущего... И пусть грызут себе все нынешние учителя и правоведы промежности, но такого ядерного либидо у них просто не будет. Ибо сейчас каждый занят только собой. Имеющий уши да услышит, аминь!

Публика вздрагивает при использовании мною ненормативной лексики. А как не вздрагивать Дервишу. По вечерам ему просто остох@ели неведомые рыбьи голоса прослушивающих устройств, искажающие собой прежде ведомые Дервишу голоса его друзей и знакомых... А, может быть, здесь дело не в прослушке, а в одних токмо пьяных глюках? По вечерам же, когда Дервиш не пьян, он просто купается в своем гордом мужском одиночестве, а затем начинает бить в колокола сонных Душ. И они иногда идут с ним на оживленную перекличку... На поверку душевных ран… Назовем это так.  И вот тогда их, по мнению Дервиша, начинают тщательным образом прослушивать до изнеможения... Ай да, сукины дети!.. Или агенты влияния со всех уголков Вселенной… А то еще вдруг вспомнилась реплика оброненная одной пожилой женщиной, брошенная им с девочкой в качестве одобрения их внешне совместно совмещенного и странно перевернутого мира: "Мужчина должно быть так же отличается от женщины, как животное от человека"... Дервиш добавил бы, что скорее женщине необходимы привязанность и престиж, в то время, как мужчине в этом мире все время надлежит быть кометой, проносящейся в никуда... А то, что так цинично говорит женская мудрость, то уж в том, слава Богу!

Та женщина, как видно, знала, что и кому сказать. Ибо попала она на крайне противоречивую парочку. Как ни странно, но что бесит Дервиша в уже давно состоявшемся мирке его рачительной Дамочки, так это, прежде всего то, что она ему  вседозволяет, и сама не гнушается вседозволенным, а считать всех баб и мужиков в их совместной постели лично Девишу давно уже не гордо и скучно... Так что его попытка номер два провалилась, и девочка как бы попала в эпицентр его персонального Чернобыля, усугубляемого бытовой пьянкой и так всяк терпимым до времени одиночеством… Будь бы Дервиш и впрямь мужиком-сутенером, это хотя бы давало ему некую материальную выгоду, но Дервиш ведет себя по-иному, внешне совершенно не чувствуя себя конченным козлодоевым, а лишь  притупелым от жизни таким себе рогоносцем с декоративно подпиленными рогами. Но и такая роль не больно его сегодня прельщает... Жизнь ищет и требует обновления, даже в мире, в котором, повторюсь, каждый сегодня занят самовыживанием, а это – процесс гадкий и безобразный. Отчего только и хочется прошептать: Аминь и спокойной ночи!

Август 2015 г.

• Ужиха

Август планово завалило в сентябрь. По всей Троещине разливаются запахи дезинфекции детских учреждений. Идет дефекализация во имя грядущего... Срань в воздухе во имя грядущих какашек очередной версии счастливого детства... Погнали говно по трубам... лебедь-шипун, swan не зван... Запахи старости в формалине обещаются обвально ближе к цене... Великий народный срач удушает... С ним и живем, копошась в его миазмических подробностях повсеместно... об этом тоже не поет «бархатный» рок со всеядного бархатного подполья...

Философия мира... киевского мира... удручает -  в очередной раз срезаны пики интеллектуализма... Миру нужен мир, сангрия, фенечки и сочно переупакованный рок девяностых без грамма протеста... Балладно развлекательный... Об окрестном похуизме… Вот жил себе король и сидел годами у речки... слева овечки, справа овечки, а перед глазами вода... много воды, а за плечами - держава... стал быть, королевство... то ли радости, то ли печали... и водный сплин - не оторваться... Прошел день месяц годы, годы утекло много воды... обернулся как-то король, а за плечами нет ничего, ни королевства, ни даже единого пипла. кто-то даже и корону унес... кого-то короновать, обожать, возвеличивать и низлагать... А король так и остался сидеть и втыкать у непрозрачного озера... как вариация...

йой йой йой жив собі король - не голий і не босий, великий герой!
йой йой йой був собі король - мав свою державу і до неї пароль.
йой йой йой і був у короля Сірко, що марципани ковтав немов теля.

гарчав як ротенберг, скарчав як гавардо,
а ще як лабрадор мав шкіру мов пальто.
під шкірою його був будцім-то шкірець -
ще й смикало його, що ніби-то - капець!

йой, йой, йой - жив собі Сірко в палаці короля, бо втік король давно.
над плесом озерця просиджував свій вік.
Коли ж прийшла пора, Сірко сказав - гаплик!

Прийшли до короля: держава без руля,
король неначе ти, а де ж пароль? Нема!
Забув його король над плесом в синевір.
держава наче сон - полинула у вир.

тепер вже не король самотній без сідла
шукає той пароль керманич без руля...

© Переклад з сіро-англійського рок-н-рол сленгу Веле Штилвелда,
ідея гурту Thabang John Black Moloko

Специальная благодарность одному из устроителей sixteen-plus party - kiеv 2015 - Второго Фестиваля 16+: альтернативной, неформатной, экспериментальной музыки киевскому поэту, танцору и музыканту Виктору Макарову (‪#VictorViconti) ему же лично сплетенная своими руками фенечка-оберег!.. Почему же так мрачно прогнозируемо ожидаемо, Веле? Надо жечь словом сегодня, чтобы не было горя завтра!! Впереди у нас - окопы, евро, буселы и копы… Для русскоязычных читателей буселы – аисты… Они нынче и детей приносят, и европонты, но…  Европонты требуют от населения евро... их у населения нет! Евпропенсия в странах еврозоны от 200 евро... Зачем об этом думать украинцам... зачем им знать что 1000 грн. это тупо 40 евро, что день тупо одного питания в европах от 15 евро, что жилье от 800 до 250 евро в месяц, что белье, шмотки от 60 евро, что пенсия в 39 евро интеллектуальных украинских стариков это глубокая жесточайшая ненависть любой майданной власти ко вчерашнему прошлому, и о его неэффективности для страны воет страна! Майданутые – впереди планеты всей в узде олигархов: пинчук, ахметов, коломойский – это уже не фамилии, а отъявленный воровские кланы под прикрытием заказанных и оплаченных ими майданов – от оранжевых до кровавых… Одни европонты сегодня уже не канают... Минимальная пенсия должна быть подтянута хотя бы к 100 евро, или зачем нам Европа... для какого фарша пустопорожних иллюзий... зачем Европа стране прагматически нафаршированная старцами... Слава Богу, что не все встали радикалами, но сказать пошел вон очередной кровавый майдан и заговорить, заглосо-лаять хором украинцы еще не способны.  Проблемы людей, вчера ещё объявившими себя успешными украинскими рантье нас некасаемы... волонтерство не для нас... мы получили обшарпанные стойла социального идиотизма, но пребывать в них вечно уже не намерены... И все же, позволю себе напомнить... в 1992 году пенсия эстонских пенсионеров уже составляла 62 евро, а в 1996 г. - 90 евро... А в Украине и поныне ниже сорока евро… Больше нищеты мы не выхаркнем! Могут ли играть в общественное волонтерство и патриотизм крайне обездоленные, лишенные хоть какого-нить государственного да и общественного патририонализма... Это же бред требовать у рабов отечество рабовладельцев! Если они и почтут такое Отечество, то только без рабовладельцев!

Минимальная пенсия - сто евро уже в 2016 году к концу года, 200 евро не позднее 2018 года. Зарплаты на 40 процентов выше... (Увы, в 2020 году мы в той же жопе, что и в реальном 2016 году).  Важно вот что ещё... в каждом украинском регионе, районе, сельце, хуторке свои копы... В эту пору украинские просторы превращаются в единые арткопницы... Самое время провести конкурс стогов и наградить самых радивых дойной коровой... Эй, правительство тюханное, а повороти-ка свой неразворотливый зад! Вот оно где социальная новь!.. В ныне вполне респектабельно демократической  Франции время политики определенного класса политиков разделено на республики: первая республика, вторая республика, третья республика, в Г- ермании в прошлом на рейхи: первый рейх, второй рейх, третий кровавый рейх!.. В Украине сегодня  подлая вторая воровская, условно говоря, олигархическая республика-общак так и не состоялась. Народ требует её в отвал, деятелей этой республики не на сроки, а на отстрел, ненависть не может быть продуктивной, войну проиграем… Ненависть должна быть расчетливой – только тогда и победа будет за нами, и низложение воровских общаков нынешнего управления. А деградировавший подлейший институт судий списочное от А до Я  на 10 летний срок... дороги катать... Как же от всего этого хочется отключиться и выпасть киевский асфальт образца 1996 года, на какие-то пустяшные двадцать лет назад… Почти по-мушкетерски…

6 мая 1996 года: Вчера по телефону интересно прозвучала фраза: "Я на неделю выпала из киевского литературного времени”. «Выпала...» и столь пафосно произнесла эту фразу Эльфица, которая умерла в менее чем за последующих десять лет в 2005 г. тридцатипятилетней молодой женщиной в возрасте женского акмэ – наивысшего духовного раскрытия. Её, как и Люлькину родню, мрачно и неотвратимо перемял страшный Чернобыль.

По мне, то и сам Дервиш – само это литературное время, и по нему даже можно сверять часы. К шестому мая Дервиш первично обработал и отпечатал 66 страниц своих литературных дневников, охватывающих пространство с 24 февраля по 21 апреля – периода пробуждения к жизни... Это был пери­од условно летаргического сна, период тихой жизненной литургии, в недрах которой зрел Шурале (по-тат. – черт), ибо накапливались стохастические изменения Души, которые уже явно грозили очень скоро весь прошлый мир скомкать и разнести на куски к едрене бабушке всмятку... То был мир, в котором Дервишу еще не дали до конца прокричаться, однако, друг мой, брат Шурале... Не ты ли преследовал всю жизнь и покойного родителя нашего не-Небожителя?!.

Проказник, Чертушка, проказник... Проказник, вечный Шурале,
ты от былого в миг отказник, а после – воешь при луне,
а после – в душах сеешь вошки того, что съедено тобой...
Прогнать тебя? Куда?!. Дорожки иной не знаешь ты... Не вой!

По всей видимости, летаргический сон начинается там, где обрываются светлые Литургии Души... Но даже и тогда в окнах моего беспробудного летаргического сна все еще теснятся шебутные школьные дети... Это и есть Литургия учительской заблудшей Души, если только вдруг она состоялась… На том и аминь! Есть правый приток реки, есть левый приток реки, которую называют Жизнью, но как не часто при этом есть свежий приток воздуха, там, где данность – это местечковое безветрие Душ... Сейчас в школе просто тошнит. С радостью бредет Дервиш с двумя Лешками – Командором и Зараховичем в прибрежный погибающей школе бар. Зарахович строго упорствует на том, что нынче он более не пьет, и Командор берет ему баварского пива, в наши же с ним беспробудно пьяные жилы сладчайше вливается маленькими глотками теплый "Старый нектар"... Он теплый даже тогда, когда охлажден в современных морозильных машинах. Мы пьем и говорим ни о чем.

Командор ерзается, и говорит, что у него бездна внешкольных дел. Он страстно спешит в свой мир маркетинга и герластых маркитанок, без которого и которых он уже, как видно, не может просто существовать. Похоже, что и сам Лешка Командор, по жизни, уже тоже морозильная машина, и никакой "Старый нектар" не прогреет закоулков его заиндевевшей Души. А самому Дервишу время возвращаться в подсобку к электронным градоначальницам Машутке и Юльке, и гнать их оттуда в жизнь... Надо еще и обдурить маленьких. Им просто спортивно ждать от Дервиша шоколадку, и они ее от меня получат, но только на воздухе, как бы они притом не пищали...

Уловив в воздухе подсобки амбре "Старого нектара", Люлька взрывается фразой:

– Ты, ДерВиш, мазохист! Я это уже заметила...

В дальнейшем все идет по накатанному сценарию, и, наконец, Дервиш остается один... От внезапного одиночества Дервиш привычно сразу мертвеет, ибо без своего адъютанта он же не живой... Ученый мир давно и прочно занят иммиграционными разработками жизни мертвых во имя протяжек-вытяжек того, что представимо в виде огромного коллапса идей, которые навсегда мертвые гении Человечества уносят с собой в могилу... Разве только на выхлопе жизни эти идеи не перехватывают столь любимые Дервишем инопланетяне… Возможно, и Дервиш также частично при Люльке жив, и потому решает, что следует написать роман уже только о том, что так мучительно с ним происходит с тем, чтобы выжить, либо предать все забвению и до конца омертветь... Хотя бы в этой Реальности... Ибо еще остаются сны, а у них свой фасон... Порой и почти безрубашечный… как, к примеру, в следующем сновидении…

В нём Дервиш защищен от мира стойким, древним, почти животным эгоизмом. С ним рядом две женщины: одна – Любовь, вторая – Ненависть. С этого и начинается поиск точки опоры – Любовь и ненависть... Но обе ведут Дервиша по жизни под обе руки, безвольно парящие в невесомом пространстве...  Любовь ищет опоры у мира, Ненависть отторгает мир от себя... На чайновозе-клипере "Кортисаре" Дервиш уносится в прошлое... Теперь ему понятно, почему там так неуютно: там ему по фарватеру жизни – тесно... Ведь и клипер-чайновоз называется "Кортисар", что значит изначально – короткая рубашка. Теперь понятно, почему боялись этих ведьм: они ощущали всю малость и хрупкость времени, в котором грешили... Им была коротка рубашка позднесредневековой морали. Нельзя прошлый мир винить за свою несостоятельность. Он дал миру нам ровно столько, сколько сегодня мы способны на себе удержать и удерживать, не смотря ни на что! Омейн!

Один из бездны сегодняшних снов был у Дервиша предметно о том, как он отчаянно пробивался по зеркальному отражению Андреевского спуска вверх, по еще местами белому рыхлому весеннему снегу, пока не сделал виртуальный шаг в небо по огромному нематериальному реально ощутимому разрыву... Внутри Дервиша собирается и вдруг шквально нарастает леденящий его страх. Но пока он зреет, Дервиш неожиданно слышит уверенный в нем голос. Таким голосом на Земле обычно говорит Люлька:

– А ты шагни и поверь! Ведь в этом же Вера!..

– Да, – думает Дервиш. – Это именно та Вера, которую он, Дервиш, невольно растерял, либо так и до конца не обрел... Но тут шаг, сделанный прежде на небо исчезает, и Дервиш безо всяких виртуальных усилий очень по-человечески прячется на самом краю расторгшейся вдруг бездны, не в силах преодолеть собственной атеистической Самости... И только тут Дервиш начинает замечать, что в Пространстве по-настоящему исчезают и физически растворяются в бездне, просто рассыпаются в пыль уже четко ощутимые, серебряно-хрустальные виртуальные ступеньки Веры... Ступеньки Веры... Исконной Веры Человечества, которую сам Дервиш так и не принял... Хватит ли у него теперь Душевных сил, чтобы вновь обрести эту Первоприродную Веру?!. Но даже во сне может наступать просто ночь... И вот тут Дервиша заносит в пансионе благородных девиц, где он ведет развернутый диспут на тему: "Помидоры – яблоки любви".

«Красные помидоры кушайте без меня», – парирует участникам столь фривольного диспута прямо из натруженной вечности простой трамвайный… бухгалтер и ярчайший поэт Борис Чичибабин. Но диспутанты его уже просто откровенно не слышат… После диспута по данным электронных считывателей, вмонтированных в каждое учебное место, исследуются индивидуальные тест-карты порочности половозрелых воспитанниц. Всех более настораживает, но потому и привлекает Дервиша тест-карта воспитанницы Анюты. Поэтому он поспешно обращается с некоторыми вопросами к самой хозяюшке "теплого вечера", которая весь этот вечер проводит в обществе своей "живалки" – старшей девушки Тони, полусонной, уставшей, но безропотной к посягательствам и донимательствам со стороны своей патронессы…  Ей все уже бесконечно безразлично, и она пытается прятаться по многочисленным пансионным подсобкам и кухне. Этим обстоятельством стремится воспользоваться, пробудившийся в Дервише живой полнокровный Микки, и как подростковый психолог, и как отчаянный сноб, рекомендует хозяюшке многострастную и многожелающую Анюту, а сам уединяется с пышнотелой Антониной в бельевой комнате, где вдруг обнаруживает, что вся ее внешняя сонливость обманчива. Антонина алчно выбирает с корзины кроваво-красные помидоры и скармливает ими Дервиша… После этого он просто неутомим, но белая бельевая комната постепенно превращается в красную, а в это время за тонкой стеной из старинной тиковой дихты страстно стонут хозяюшка и Анюта. Дервишу же с Антониной не велено за ними подглядывать, ведь Анюта инозорянка, а посему ее земная страсть болезненна и чрезмерна. Но и Дервишу с Антониной неплохо, хотя с ним уже не она, а Анюта. В полуобморочном состоянии:

 – Еще милый, еще... – шепчет она… Обнаженная, роскошная Антонина воркует над нами, и извлекает прямо из пространства крохотные голубиные яйца всем им на ужин. Они светятся голубоватым внутренним светом и пульсируют в сиреневых прожилках… Окрестный мир оргазмирует, а сам Дервиш уже хочет только белковый омлет из этих яиц, но тут перед ним разрастаются рачительные пышности Антонины:  сон заканчивается, и она своего не упустит.… И тут раздается резкий окрик хозяюшки:

– А обо мне вы забыли? А я как раз сходила в парк за брусникой!

Голубиные белки Боттичелли и брусничный сок Пикассо довершает вальяжная роскошность Рубенса, разрывая сон на лоскутья, в которых гибнет навсегда недозволенное в реальности без вальяжных чудачеств… Дервиш вертит в руках потрясающе интересное письмецо от Галки Кулик: конченного Челописунаса (человека, пишущий у нас)... и этим все сказано... Письмецо это напоминает, что Дервиш по-прежнему истинный захребетник у всего прочего жлободрона, и сам же в себе – опущенный миром изгой... О, изгой, придумай себе версию – почему ты обижен на этот мир, и бей этим пугалом по оплывшим "от счастья" мозгам окружающих!.. Только при этом не ври себе, что все окружающие тебя люди счастливы, и что все они – легендарный твой жлободрон… О, изгой, просто не принявший той единственной Веры, в которой ты уже убежден... Чем же я, не Бог твой, тебе смогу, парень, помочь?.. Разве, что тем, что теперь точно говорю тебе, знай, что она, Вера, есть, и ты, Дервиш, выстрадал ее сам, и ты, Дервиш, войди с доверием к ней, каких бы жертв от тебя она не потребовала... Впрочем, пока что Дервиш не станет торопить в себе духовных событий, и будет относится к нарождающейся в нём Вере по-прежнему: как шпион нынешнего земного недоЧеловечества. Вера даруется духовно сильным, и кто знает, как много еще ради нее требуется на этой грешной Земле выстрадать до тех пор, пока снова не приоткроются Дервишу, рассыпавшиеся в мельчайшую пыль во снах, серебряно-хрустальные ступени этой единственной для него Веры. Во имя этой Веры только и следует продолжать свой нелепый для посторонних в его жизни Землян поиск, величайший духовный поиск, для которого не столь уж абсурдно то, что Дервиш в этой жизни не написал, а скорее – перевел на бумагу, в мир через свою по-прежнему зыбкую в поисках Веры духовной душу свою. Аминь!

Уж лучше зри свои сны, Микки Дервиш, поскольку молодые только через десяток лет пропоют на станции метро «Дарница» под дешевый пивасик то, над чем ты не больно ещё сегодня задумался…

«Мы больше не хотим видеть сны,
мы больше не смеем видеть сны,
мы больше не будем видеть сны…
Дайте нам право вырваться из липкой весны…»

У самого Дервиша права на то, чтобы вырваться из этого мая словно не существует… И он продолжает в нем метаморфозить в непроходящей полупьяной дреме уходящего тысячелетия… А пока в очередном полусне идет энная по счету вселенская война, на которой Дервиш – снабженец. И на войне он по чину занимает полуприваленный зеленый блиндаж из здешних сталактитов и терракотовых статуй, в котором он кормит военнослужащих девушек супом из концентратов омаристых устриц с подземных водоёмов Нептуна. Здесь же он выдает им самые настоящие земные ржаные сухарики невероятно огромных размеров. Они бой-цыцы грызут их, а недогрызки выбрасывают в столь же огромный мусорный бак, размером с недра этой горе-планеты, на которую земляне под предводительством неведомых никому унтер-генералисимусов почему-то столь неожиданно пришли воевать. Если ориентироваться в своих рассуждениях на этот бак, то война предстоит изнурительно-долгая, до тех пор, пока все эти белозубые девушки не станут сварливыми старушенциями с бездонно-лысыми ртами озлобившихся на Вселенную ведьм… Тем не менее, сразу после обеда девушкам предстоит уйти в бой против армии сексапильных спрутоподобных, каждый из которых способен поиметь одноразово целый взвод таких вот красавиц своими членистоногими щупальцами, после чего и они превратятся в спрутистых кобр, способных разово поиметь батальон земных воинов-новобранцев. Ибо станут они ужихами... Что не говори, а зимних квартир потребуется великое множество. Этим-то и опечален земной ополченец Дервиш, который в бреду подписал договор вспомогательной десантуры. Как говорится, влип очкарик и очки его влипли…. Он давно уже здесь снабженец-ветеран, заранее равнодушный к привычно членистоножистой судьбе любой из красавиц. Кроме того, под брюками у него спрятан противогаз! Дались они ему эти муки: полюбить внешне красотку, а получить за пазуху медузу Горгону… Или на худой конец, просто ужиху, известную в украинской мифологии со времен трипольской культуры…

– А что это за женщина-полузмея, – неожиданно спросил по телефону у Дервиша ещё более нетрезвый многолетний автор и собутыльник Леонид Нефедьев, – разве не она предтеча всех народных несчастий. И насколько же неразборчивым был легендарный Геракл, когда из-за упряжки заблудившихся в степи лошадей так вот сразу взял в жёны Ужиху... Дервиш как-то негромко исследует природу этих скифских ведуний. Похоже, ни сам Геракл, ни тем более до поры до времени Дервиш ничего толком не знали о природе этих Ужих и их значения для всего скифского и славянского этносов...

– А ты об этом и расскажи, – с едким миролюбивым смешком предложил Дервишу Лёнька – Сам-то он о природе женщин ты знаешь не шибко, вот и покопайся в святцах, чтобы было о чём потолковать на досуге...

– С чего бы только начать?..

– С “Ужихи” и начни... Ведь до сих пор, даже опубликованную тобой, её словно бы не заметили...

– Тогда, пусть будет Ужиха, страстная праславянская мать, скифская прародительница поневоле... Мать гераклитов  – Агафирса, Гедона и Скифа... Жена Таргитая... Мать изначально лунных военачальников: пешего Липоксая и конного Арпоксая, мать солнечного Царя-Солнца Колаксая – мать лунного выродка, изначально обреченного на гибель в мире лунных племен... Это женщина-Власть своего Лунного мира. Магическая власть, которой эта древняя мать не поделилась ни с одним из своих сыновей, оставив собственным детям кровавые междоусобные распри раз и навсегда... Ибо превыше детей-Воинов на Земле она чтила планетарных Любовников!.. Ужиха… Легендарная дочь Борисфена...

УЖИХА (эротический ритуал Трипольской культуры)

Охристость талого ручья вела к себе ведунью.
Чуть только высветит весна, как шалую колдунью
колотит, словно в зимород рождённого младенца.
Смолкал и стар и юный рот от этого коленца.

В заброды глинистых лагун из отмелей да грязи
она входила словно вьюн в полуденном экстазе.
И оставалась до темна, и тело серебрила
её прекрасное Луна, а женщина просила:

Предстать в обличии Змеи и Роду дать продленье,
в ней ужьих “свастик” газыри являли откровенье,
и тело охрою она питала – жарким цветом,
и возвещала: “Я – змея!”, и каждый знал об этом.

И шли к ней юноши земли – грядущего предтечи.
Она брала их за грудки на детородной сече.
И колких шуток острота её не обходила –
под охрой жила нагота и женщина любила!

И охрой прелесть наготы она не прикрывала.
Ужихой выйдя из воды, она любви желала.
И начинался ритуал на выхлесте в соитье...
Хоть каждый смел, но редкий брал природное сокрытье.

Поскольку вёрткая Змея к себе не допускала
того, кто жаден был сперва, а после делал мало.
И, упоенья не сыскав, в животном отвращенье,
она впускала яд, шипя, сквозь зубы в щёк горенье.

Бесславных метила легко, прокусывая щеки,
и их мужское молоко спускала в хлад протоки.
Ей доставалось право быть вершительницей Рода, –
ее никто не смел судить – ни племя, ни Природа!

Но тот, кто был с ней на кону, тому давала славу,
тот выбирал себе жену из девственниц по праву.
Иных всех благ лишали вмиг, за то, что пред Ужихой
он так ославился, поник, а, стало быть, был хлипок.

И надлежащее ему не шло отныне в руки,
поскольку оргии язык – не только страсти муки.
С тем предстояло в новый раз всё начинать с повтора
и метил на год женский глаз такого горелова...

И сердце мучила тоска запретного касанья,
и только вдов такой искал для тайного свиданья.
За что Ужихой мечен был, за то был гневен люто –
её отныне бы убил, забив терновым прутом!

А что до ведьмы, то её Ужихою прозвали:
Она и впрямь могла в одно свить четверых перстами,
и ублажить, и обласкать, и дать в себя излиться...
Во имя Рода то пожать, что жаждут молодицы.

И был нелеп любой протест того, кто с нею не был,
но детский лепет этих мест здоров был и молебен.
Не знала хвори детворня, рождённая от силы...
И об Ужихе шла молва целительной сивиллы.

Из года в год, от века в век, от дней далёких Она
она влекла Любовь и Грех, и Праведность закона.
И не был слаб, и не был худ ни Род, ни Мир, ни племя –
и лишь мужья отпетых дур в Ужих не влили семя.

В прапраславянские века охристой ведьмы веды
хранили скифские войска, им даровав победы.
Но до потомков не дошло, – зачем нужны Ужихи,
и их седое ремесло охаивали с криком.

И полагали чудаки, не знавшие обедни,
легко путан кормить с руки, а вот Ужиху – бредни!
Поскольку нет теперь Ужих, чтоб метить слабых в щеки. –
Всё шито-крыто, мир притих: в нём – сирых биотоки.

И не умелый, а любой на праздниках зачатья
диктует будущий устой, поскольку люди – братья!
Что им бодаться и бранить друг дружку за запреты:
двадцатый век успел забыть Ужих и их заветы…

Грядущий век, верни устой Ужих в охристой коже!
И пусть пылают их соски, а травы стелят ложе,
И пусть продлится на века исчезнувшее Чудо, –
пробьётся ведьмина тропа и стихнут пересуды!

И вновь отборные до ЯТЬ восстанут детородцы,
чтобы Чернобыли унять и душ пустых колодцы.
И чтобы снова отпоить взаимоприворотно
всех тех, кому дано любить – всю жизнь бесповоротно.

И чтоб искусанные вдруг, зализывали раны
в семье, без уличных потуг, не ветрено, но рьяно.
А упоительных девиц чтоб брали Ужеловцы,
дабы рождалась детворня в любви, под мирным солнцем.

Однако, век наш не с икон, не всё-то в нём так тихо:
тот недосилием смирён, а тот живёт с Ужихой.
И тут обидно за народ, за наше поколенье –
Неужтоль нам закрыли рот, иль впрямь лишили зренья?

Ужих – тех выстави на кон, коль скоро в них истома,
а сам – плодись, таков закон, до старческого слома!
И лишь с прокушенной щекой уйди с извечной нивы
в весенний буйный травостой, чтоб там сыскать крапивы.

Пока же сам ещё в соку, люби до полной меры,
с Ужихой копий не ломай – в миру её химеры:
она всё тешится, как встарь, свиваться с юной ратью,
поскольку чужда ей семья с рожденьем от зачатья.

Она на оргиях себя намеренно пытает,
поскольку всякому чужда и это точно знает.
Всё тех же, жаждущих её, в глубинном откровенье,
она охристостью любви пытает без зазренья.

Уже не в охре, а в крови сжигает странным кодом,
поскольку знак на ней Змеи и в том её Природа.
Пусть к ней приходит стар и млад, и пусть Ужиха скажет
в ком страсть, в ком боль, в ком хлад, в ком ад – и будущность предскажет.

И станет в мире хорошо, легко, светло и тихо,
поскольку знает естество с праправремён Ужиха.
Не всякой женщине, дружок, судьба дана быть в жёнах:
Иной межножия рожок змеиным светит лоном.

Август 2015 г.

•  Сага о миртовых деревьях

Вчерашних женщин не бывает: жар в уголках вчерашних дней
их вечной тайной облекает, как тонкой радугой пастель.
В постели - сны, в желаньях - норов, а в уголках уставших губ -
немой укор и вечный повод сбежать из снов на терренкур!

И там, на медленной пробежке под наносное па-де-де
мечтать о тайнах Белоснежки под струйкой в памяти реке.
А в ней струящиеся ласки ушедших сказок укорот -
всё жестче губы, горше сказки и угольки сожженных нот.

Вчерашних женщин не бывает - жар в уголках уставших губ
порою радуги взрывает, рождая страсти черный куб.

Космопорт забит белыми кубами в пол-человеческого роста. В кубах растут аккуратные миртовые деревья. Я лавирую в разлетающихся белых одеждах между кубами по космодромному вседорожью - белому, пустынному, спешному... Пропархиваю до самого флагообразного подрукавья. С ним я как бы знаком. Меня нельзя игнорировать, но при этом я жутко безгласный... Погоды нет, страха нет, но есть некая несуразная спешность... Вазоны деревьев начинают оголяться... О Боже... Это... Пробуждение... Что это? ЧТО ЭТО?!

Время в миртовых деревьях, в бирюзовых кандалах.
Кубы в рубиках доверья. В них деревья на постах.
Отторженье слов и весен, пересортица дорог.
Словно выкаталась осень на безводье вещих строк.

Каждый пост - межа былая между Небом и Судьбой:
шаг вперед - за кромку Ада, шаг назад - за Рай земной.
Подле стражи часовые - чуть замешкался и швахт.
Кремнеземный отблеск пыли, реголит, житейский прах...

Сам попал за дней безречье беспричинным горьким сном:
пробужденье в бессердечье подле миртовых кустов.
В полкасания от края невозможной целины.
Есть ли там Судьба иная, чтоб из праха в короли?

Править в дальнем королевстве - это тоже ремесло.
В кубах рощ нездешних средство пересилить мотовство.
То ли миртовую ветвью, то ли сломанным крылом
зацепиться за столетья бирюзовый окаем...

В белой изморози длани впрок озябнувшей зимы
бомж играет на рояле пост-майданные псалмы.

Тем временем реальным не сказочным украинцам надоели нац- и партшоры: сильно хочется жрать!..  Слова: рогуль, жлоб, вата в повседневной лексике - региональные синонимы заскорузлых местечковых подлецов, хамов, а уж затем и карателей нашей повседневности... 

Это я к тому, что эти термины стараюсь не употреблять... Без особой на то надобности… В новые украинские времена в подбрюшье любого из майданов водится вся эта неистребимая пошесть. Хотя и в абсолютном меньшинстве. Вся она цепко ждет своего звёздного часа, уповая на прирожденную верткость и изворотливость. Из нее возникают и фонтанируют все эти нечистоплотные в достижении целей выдвиженцы, которые, прежде всего, готовы вырвать всяческие ситуационные политические и экономические выгоды - не во благо своего народа, а исключительно под себя, не имею для этого решительно никаких образовательных, моральных, либо управленческих прав. Обычно из-за них и возникают гражданские войны. 

Этих выдвиженцев остановят только решительные отстрелы, либо сброс сегодняшних псевдопарламентариев в ноль! Страна просто обязана пойти в пику западному блаблабла на решительные перевыборы, а не преуспеть в насаждении страны новых смотрящих, сомкнувшись со вчерашними воровскими потоками, временно разворошенными, но всё ещё живыми... Посему парламент жлобов, рогулей и ваты - на роспуск! Деньги 80 процентам населения определить по единой трехтысячной норме... Вся страна в ауте! В экомике-подстройке под западные стандарты ноль - ни отчетов, ни перспектив! Хватит врать!

Некогда в роли ревизора министерства плодоовощного хозяйства я за восемь месяцев с мая 1982 по февраль 1983 года проехал всю Украину. До самых малых её сел и селений от областных и районных центров... Так вот... и служил я полтора года в Ивано-Франковске и Самборе, отдыхал в Моршине, проезжал множество раз Львов при поездках в европы, по галицийским замкам, етс. у меня там - во Львове бездна друзей-интеллектуалов... Так что, кто ищет схороны - сам и живет в них, а мы, интеллектуалы, ищем и понимает друг друга по иным гуманитарным человеческим принципам, а правдыви галычаны имеют своих собратьев вКиеве, Днепре и Одессе... Их по определению Константина Эдуардовича Паустовского со времен гражданской войны там называют повсеместно жлобами... называли... теперь добавилась вата... я всё объяснил...

Зачем лезть в бутылку... я по сих пор - миры правдывых галычан и жлобов просто не замечаю... ценю национальное достоинство и интеллект... А они в наличии у большинства украинцев... И они сегодня инициирую более справедливую народную власть! Безо всяких новых смотрящих!! И ещё... антисемитизм попридержите, друзья... сегодня в кабмине рулят грузины и литовцы, в смотрящие прутся жлоба и рогули... Днепр отбросили, лидера посадили, харьковский мэр подсуден... тупо всё это можно было бы назвать заговором госантисемитов, если бы не равноудаленный из украинской политики черносотенец Владимир Яворивский и засунутый в зад Олежка Тягныбок... украинцам осто-уху-съели крайние... Господа вершители судеб украинских пиплов! старичьё наше не кровожадное, но въедливое. И у него - старичья киевского определился первый из всех вопросов вопрос - а  дадут ли прибавки к пенсиям к первому марту? Бо сильно жрать хочется... И коль всей прибавки не более 10 процентов, а рост цен и тарифов безумный, то вопрос уже не к стяжательному мэру Киевскому г-ну Кличко, а к Президенту?! Иначе кина не будет… Ибо страшно оно сегодня и сплошь черносотенно и антинародно  по сути своей…

Но пока кинопродюсеры и кинопроизводственники кроваво и бесполезно растыкают локотки, чтобы не попасть под окончательный слив, имею собственные здесь наблюдения... Это пачки американских детективных сериалов. Чем они пытались брать на стыке веков... базовыми эмоциями куража, амбитности, смешливости, морализаторства, ненависти... Но затем произошел перелом в область визуальной синергетики... стыка эмоций и красок, четной выставленной на не менее чем выросший потребительский уровень режиссуры, заработали камеры на соразмерности плавности и технологической нескрипучести. Каждый детектив в каждой серии словно бы стал визитной многоцелевой многоярусной карточкой современной Америки... Базовые эмоции не пропали, не отодвинулись на второй план... Они просто органический встроились в новую синергетику многополярного образного ряда... Этому не учат, этим живут... перестают жрать самогон и мелкопородную слабоалкоголку, становятся галантными перед дамами, да и дам выбирают как принцесс!

Вот почему, за свое будущее я спокоен. У меня воистину избранная Богом принцесса, к которой я пришел через свою особую боль, которая порой так и не отходит в прошлое, а, значит, свои тексты и сценарии я ещё напишу... Просто давайте создадим клуб симпатиков Веле Штылвелда или еще одного-двух ярких постовиков отечества на ФБ! А вдруг и вырвутся, и пробьются?! Давайте их пристегивать... Я тут тоже веду таких парней и дам-с на приступ литературной вселенной... Вот и Гарик Корогодский недавно книгу издал... Но так и не подарил... не расшарпался... но никто и не просил... К тому же я не внешний наблюдатель, а крот... так меня еще и в детстве меня дразнили... Едкий крот с глубинным залеганием извилин ума... Карателей из НСПУ, как сумел,  наказал... публичной оглаской, жестким осмеянием…  теперь вот думаю о творческом возрождении, то есть желаю  много и ярко писать. Так что иду на воспарение, как в уже далекие девяностые. Кто со мной, или хотя бы за мной?!

7 мая 1996 года: День, когда корабельный лес Души режут в щепу малыши... День адекватный собственной Самости... Этот день, как и все последние, начинался в утреннем сне: Дервиш на тарной щепе из корабельного леса под белым флагом душевного безветрия барражирует молочные реки... Этот плотик – его последний оплотик Мечты... И хотя с виду плывет Дервиш на шатких тарных дощечках, на самом деле под ним – крепко тесанный строевой корабельный лес, и никакие крушения ему не страшны...

Иное в школе: украинистка НинПавловна, несомненно, жесточайшая стерва... Но зачем же до такой степени сублимировать, и главное: Кому нужны, твои сексрапорты, Клима?!. Вчера в баре между Лешками и Дервишем возник живой интерес к тому, сколь энергично решает  Клима свои проблемы возрастной сублимации, перегоняя злую энергию с четвертой духовной аурической точки в седьмую, сексопильно-обильную... Но зачем еще после всего подавать из этой точки надлежащий рапорт школьному военруку и психологу, а также старшему по рангу экс-лейтенанту советского флота Алексею Командору:

– Леха, мы вчера с Лехой протрахались в доску, с пенкой!..

А тот зачем-то обо всем этом рапортует нам с Зараховичем в остекленевшем как наши Души вполне комфортном придорожном бистро... Пока же Дервиш цедит свой "Старый нектар",– всё это не вызывает у Дершина понимания и словно бы проходит мимо его ушей... Ибо «Старый нектар» – это вечное непроходящее нечто… Только ради него можно из угла в угол исходить, исползать, излазить весь этот Город… Да что там Город – бери больше! Подол!!

По истечению времени давнего сели славяне по речке Дунаю...
по истечению время печального вышли они на святой Борисфен...
© "Повесть временных лет"

По Андреевскому спуску разгласился голос ломкий –
сленг английский на закуску после стольких лет и зим.
Здесь и русский был вприкуску – польский с идиш на догрузку,
и с украинским в подгрузку с «чай вере мене» земным.

Говорливо англосаксы рассекают слов размывы –
пузырятся на асфальте душ ушедших волдыри.
Здесь ходили ратоборцы – княжьих вотчин исполины
в этом древнем изначалье русской Матери-земли.

Англотрёп у дней руины – украинцы, Украина…
УкроАкры – нерухомОсть: покупай, бери без слёз
всё, чем прежде дорожили, всё, что попусту спустили,
потому что Украина нынче вся пошла вразнос.

Смальты выжгут лихолетье и оплавят на столетья
изумрудные лужайки гольфо-лунок торжеством.
Но однажды спросят дети: «Ну, а кто же мы на свете?
Чебурашки или йетти, или более никто?»

Здесь курчавые поэты и пейсатые раввины
вперемежку шли с мирами украинских дальних сёл,
над которыми Куинджи рисовал луны картины
от шевченковских знамений – суть Геракловых столбов.

«От села за дальней горкой дивный Боричев узвоз» –
от пригорка до пригорка чумаки ведут свой воз,
правят вечными быками, рассекая Млечный путь,
от Андреевского спуска к ним добраться – в пять минут!

Как угажена столица – чумакам и не приснится –
хаят в мире украинцев англосаксы всех мастей.
В Киев выбрались скупиться, чтоб им разом провалиться
прямо к чертушке на ужин под укроп и сельдерей.

По Андреевскому спуску разглашался голос громкий.
Так похоже всё на ломку, будто ширку кто вколол
в украинскую столицу – стыд и боль её безлико
древним вытоком историй в злат-нуворишей камзол!

…по истечению прожитых лет гаснет славянства над Киевом свет…

– Чай вере мене! – обычно требуют на азербайджанском языке друзья книжного торговца Эльшада, который у самого спуска на Подоле продает-меняет книжные новинки и раритеты на вещи окрестных алкоголиков и национальные тугрики независимых ориянцев.

– Дайте, пожалуйста, чаю – говорю я Эльшаду по-русски, и тот с соучастливым пониманием наливает мне пластиковый стаканчик азербайджанского «Мугурела». Затем следует чай… Затем опять «Мугурел»… Затем разговоры о зашоренности времени, которое привычно больше теряет, чем находит… Спрашиваю, почему земляков Эльшада в России так злобно называют «айзиками»...

– Та они сами там азиопы, – незлобно отвечает Эльшад, и мы снова с ним пьем чай, снова переходим на «Мугурел» и я в бессчетный по счету рах читаю любимую рубайя Омар Хайяма, которая таки увела в землю крепко вкушавшего винишки Мишкиного отца:«Что пью вино, не отрицаю – нет!

Но по-напрасному хулишь меня сосед,
когда бы все грехи рождало опьяненье,
тогда б слыхали мы лишь пьяный бред.»

Но Дервиш не бредит, он просто теребит свою подольскую память…

Мой Андреевский спуск предложил мне сегодня печаль.
Я пью “Старый нектар” на изломе двадцатого века.
Здесь уехал трамвай, уносящийся в гулкую даль.
На изломе судьбы здесь печаль обрела человека.

Я пью “Старый нектар” по законам Судьбы естества.
Нет во мне мотовства. Ну, какой же я, к чёрту, транжира.
Где-то рядом грохочут, в депо уходя поезда...
Я прощаю им мир, по которому плачут кумиры.

Мой извозчик заныл заунывный всегдашний мотив:
“Не поеду и всё!.. Пропади оно пропадом в студень”.
Я теперь без мечты: отшумел, отбуял, отлюбил,
хоть на стрелках Судьбы только тронулся в сумерки полдень.

Мой Андреевский спуск, ты мой вечный ворчун и Морфей.
В инкарнацию Слов прорастают густые морщины.
По булыжникам лет, по брусчатке пустых площадей
по тебе пробрели Атлантиды седой исполины.

С этими строчками Дервиш переползает из кэшевой памяти к столу, где в это время распивается пивцо под вонцу... В качестве вонцы выступает мутно зеленоватый «Козацкий напий», гонят который, как видно, из легендарной табуретки незабвенного Остапа Бендера. Посему всех дел выплеснуть сотку из пластикового стакана в пивную кружку с разведенным водой оболонского светлого и на том больше не заморачиваться.

– С ума сдуреть... – натружено решает мэтр Зарахович, а Лешка Командор, где-то совершенно в себе, как-то зло и криво посмеивается... Развратом школьниц выпускного сезона он мстит школе за свою трехлетнюю нищету школьного психолога-людоведа... Экс-лейтенант-подводник, экс-психолог Северного флота, сколько украинских парней спас ты от суицидов на почве дедовщины и казёнщины. Командор, командор,  где ты сейчас, и не в роли ли  рокового для Дервиша Шурале выступать будешь впредь?!. Слава Богу, что хоть сейчас-то ты на коне, с бокалом «Старого нектара» на доброй местечковой сиесте... Что-то во всем происходящем имеет оттенок венецианского средневекового заговора, который еще состоится и глубоко прорежет на мне борозды бренной судьбы... Пока же уже в своей компьютерной пенальной подсобке Дервиш просит  Машутку записать посетившую его по этому поводу мысль, и она старательно пишет:

«Когда мысли идут по касательной к тому, что с нами делает Время, это тоже неплохо. Ибо, согласно математическим нормам, между нами и Временем остается точка соприкосновения...»

Машутку пора из этого невольного мира на троих отправлять. Она так и не догадывается пока, что существует страшный, нелепо обвальный, но бесконечно неукротимый мир на двоих – мир старого мазохиста  и его бесконечно юного адъютанта Люльки... Страшнее всего, что адъютант наверняка искушен в том, что может произойти… Господи, кто бы приоткрыл форточку в этих не требуемых отношениях, чтобы они никогда не стали обвально востребованными... Пусть шурале, сведший с лика Земли покойного отца Дервиша, немедля отправляется в ад... Иначе еще в мир придут Времена, когда одухотворяющие обрюхатят этот не лучший из миров Человеческих... Ибо все нынешние земляне –  это просто дети заблудшей Цивилизации со всем спектром недозволенных им глупостей, на которые они себя обрекают... Аминь!

Однако, частые причитания Дервиша уже давно далеки от библейских... Они скорее уже не молитвенны, а соприкасаемы к миру, на который Дервиш, как и все живущие на земле, рукоположен Господом, веру в которого до сегодняшнего дня Дервиш так и не обрел... Ибо горька его участь... Ибо всех советских обрезали от Веры бездуховностью той морали, которая превратила их в самых страшных на этой весенней земле изгоев, и, как видно, уже навсегда...

Вечер Дервиш проводит у в семействе Дамочек... Прежде этого – обед на бакс в баре у ликвидаторов. Здесь однажды едва не тронулся у киевский график ЧеГеВаре:

– Дервиш, – тогда как-то страшно прошептал он. – У нормальных людей не могут быть такими пустыми глаза...

– Не могут. Но они вполне нормальные люди, правда, все они – ликвидаторы... И в этот бар они идут, как в чистилище, – они как бы соприкасаются здесь и с Адом, и с Раем, а на том столе очень часто кладут конфеты и ставят стопку водки по вновь усопшим. Просто они знают, что все они свое уже отстояли... Теперь им время уйти... А какой живой ищет смерти теперь, через столько-то лет, да... Они как бы не видят жизнь, но и смерти себе не желают... Общество содержит их вполне достойно, а только азарта жить у них более нет... Поэтому так азартно играют на них политики... Они-то знают, что эти люди барахтаются в пустоте, аз которой в эту жизнь им уже нет возврата...

Мне снились рубахи, которых давно я выносил цвет и удачу,
уколы, приколы, аптеки, вино смешались в одной незадаче.
Кого-то кололи, кого-то блюсти мне было наказано строго,
а мне оставалось любви на горсти и радости шибко немного…

И новые люди на полных парах несли захудалые лица –
вчера я их видел на тучных пирах, но в грязь уронила столица
обычно знакомые чьи-то миры, на дерть перетертые мелко,
как видно, не много у мира халвы, коль даже и лица – подделка.

Я помнил, как были фривольно легки, светлы и участливы прежде
все эти мишурные нынче мирки, лишенные тяги к надежде.

– Они уходят, – словно на одной заунывной ноте печально говорит Дервиш, и уже не помнит, с кем он сегодня пьют с Зарой, Командором, ЧеГеВаре, или с самим этим горьким и почти непреодолимым временем постчернобыльского Безвременья…  Дервиш задумался… Мир послерадиационный казался ему очень хрупким, болезненным. Помимо явных инсультов и сердечной, почечной и иной эндокринной недостаточности у его друзей наблюдаются чисто психологические срывы и просто самые нелепые переходы в мир иной, из которого  уже не шлют новостей… Не зря же говорил старый ювелир дядя Лёва…

– Не хочу на тот свет – там телевизора нет…

Пока же Дервиш жуёт крошащиеся во рту полукотлетку по-братски разделенную с кем-то из мелко пирующих и запивает её крохотные шматочки поллитровой банкою пива, хотя в баре уже есть и бокалы, которых не было здесь отродясь... Весь день накипел какой-то бесконечной серостью существования, и Дервиш попросил Татику – свою младшую дочь, урожденную Дамочку, записать за ним несколько несущественных, как тогда показалось, строк:

«Существуют в жизни люди с замшелыми Душами нецерковных медно-бронзовых куполов...»

Такие купола Дервиш видел сегодня, подходя к старому бару... Грош цена таким людям - то и дело льют колокольный звон, а звенеть под куполами Души – нечем-то, ибо души их безъязыки, а зеленая медь в них прожитого отвратительна для здешнего мира. Аминь!

Татика, критически просмотрев все  мало разборчивые записи своего биородителя (ладно хоть то, что не назвали его в семье Дамочек просто биотуалетным придатком), вдруг зорко наткнулась на округлые почерка Машутки и коряво-зористый бисер компьютерного адъютанта Люльки. Содержимое прочитанного вдохновило и ее сесть-приписать:

"Начинаю писать! Дервиш! Пишу вечером! Желаю, желаю, ну что тебе пожелать. Пока ты еще Учитель, желаю смотреть за компьютерами, за детьми, за чайником, за сейфом, и чтоб в этом году у тебя был 486-й компьютер. Ну ладно, надоело мне тебе что-то желать Ну, пока! Дервиш, подумаю, что ты меня понял. Пока, твоя дочь-третьеклассница Таня, Личная подпись.

Приписка, Дервиш, хочу провести каникулы так!.. Чтобы каждый день купаться на море, есть фрукты, и чтобы ты сдержал свое обещание, ты меня понял: чтобы каждый день играть с тобой, и чтобы всегда ты мне был покорный, как слуга. А то еще расскажу маме, что ты меня мучил компьютерами (ах, да, разрешал Татике делать перезагрузку на «Поиска» в классе, где проходил компьютерный кружок семиклассников), то она тебе покажет за меня! Пока, имей ввиду! Таня. Вторая личная подпись".

Нет, Татика, хоть Дервиш и конченный мазохист, но покорным слугой тебе в вольное от ежедневных четырнадцати часов работы Дервиш никогда больше не будет, хотя ему несомненно и жаль, что у тебя нет настоящего волевого отца...

Отцовство предназначено в этом мире не каждому…
Девочка из Ашкелона ещё не была моей дочерью…
Девушка из Эйлата ещё не была моей дочерью…
Женщина из Тель-Авива стала моей дочерью…

… и заявила, что это не она изрезала лица резиновым трофейным куколкам на шкафу у своей бабушки… за то, что её от рождения лишили отца в городе Киеве…

Непрочтённые коды перечёркнутых лет. Тайноведы колоду сортируют в момент –
пересортицу судеб выдают за фасон, а нетрезвые судьи тупо жмут на клаксон…
И поехало, братцы, – самоеды судЕб за себя не боятся – души мажут на хлеб.
Холодрига печали, холодрига любви – мчат нас в дальние дали созерцать се ля ви…

Психоделика боли расцветает в цветах, без которых в юдоли на Земле нам – никак!
Пляшут тени плешивцев, тонизирует бред – ближе рожи счастливцев, подле – пьяный квинтет
шпарит шлягеры взросло под семь-сорок… А то! Все иные – коростно – жизнь вгоняют в лото:
кубик, шарик, бочонок – Кама сутра, гамбит! Ребе – старый кутёнок, море Сар и Лолит.

Все играют в «квартиры», кто-то «домик» срубил – не в глубинке России, на картонке, дебил!
Но картонные конки далеки от мечты, как девичьи иконки – не девичьи персты –
не ласкают, не губят, не шалят, не юлят, никого не голубят, никого не бранят…
Есть и золото вроде, и дворцов крутоверть, только в этой колоде всюду чудиться смерть.

Неживое участье в торжестве мотовства… Трехгрошовое счастье – вот в чём суть естества:
и невесты, и блудни, и чертоги в ночи –  и подсудные будни и в душе – кирпичи…
Кто обрящет такое – тот по жизни почил: перед ним пали Троя и библейский инжир.
От смоковницы сладкой тот объелся вполне,  хоть и прожил жизнь гадко – по ничтожной цене.

От утра у Дервиша остался полурастворившийся в сознании сон… В придомовом "придворном" летнем саду Дервиш с друзьями читает и обсуждает новый рассказ Леонида Нефедьева о гривастой лошади, рожденной от связи панельной кобылицы с вольным мустангом. Леонид редко пишет рассказы, а тут, такое дело, рассказ не только написан, но уже и опубликован! Мнения высказываются разные. Единодушия у собравшихся нет. Схожи собравшиеся только в своей тривиальной лести только с тем, чтобы и Леонид не навредил в им дальнейшем. Дервиш все это время вертит в руках книжечку с рассказом Леонида и сопровождающей его графикой ЧеГеВары в каком-то диком восторге: ведь свершилось же! Наконец-то, и их невеликая литературная бражка прогавкалась… С этим чувством, Дервиш, отстраняясь от прочих,  удаляется к забору в саду, желая просто уйти в себя. Но через пролом штакетника в этот прежде затаенный уголок пролазят какие-то несносные мальчишки. Их двое. Один, светловолосый, резко толкает Дервиша в плечо за то,  что  это он – Дервиш менторски распекал его в те немногие годы, когда мальчонка жил на здешней земле. Потом светловолосый зло и уверенно начинает таскать Дервиша за волосы, да так, чтобы выволочь при этом Дервиша лицом о траву, но от этого Дервишу становится просто смешно: чтобы какой-то Клоп-шкет и так с ним поступал! Он ведь хрупче комара в свои паршивые одиннадцать лет, и вдруг ему такое с тихого тупого согласия Дервиша позволительно! Да Дервиш просто сам был способен перешибить его как соплю. Но, кажется, Дервиш так никогда этого не сделает, ведь этот драчун не из его обиженного другими сорванцами детства. Теперь он взрослый, а значит – навсегда уже не просто ребенок. И от этого он вечно испытывает весьма слабо, но почти уже базисное чувство, похожее на испуг и раскаяние. Как страшно, когда дозволена эта непроизвольная почти совсем реальная его недавняя месть на одном только расхлябанном подсознании. Теперь она кажется Дервишу бесконечно мерзкой,  и Дервиш готов каяться одному только ему ведомому внутреннему сострадательному Существу. Дервиш точно знает, что это не Бог, ибо в нем больше соучастия и меньше какого-то тупо бесполезного мужества. Вот почему сегодня вместе с Леонидом Дервиш испытывает чувство триумфа. Это триумф от победы над неосознанно вязким прошлым. Подобное случается не во всякий день на земле. Подобного личностного праздника  более никому не омрачить.

Была во сне и графика: что-то среднее между графическими рядами Николая Бартосика и  ЧеГеВаре... В ней хотелось летать, но в реальности в этой графике утонул живой человек – жена Николая, отчего графика неожиданно стекленела до черных рваных волокон, которые рассыпались на осколочный гравий и растворились в нездешней  земле гранулами серого пробуждения.

Август 2015 г.

• Зреет дерево печали

Восторженные сожаления простого населения Игупца вызывает замалчивание на всех официальных и псевдодуховных уровнях любых весточек и сообщений о литературном неоклассике и страстном проповеднике украинского полиэтнизма Веле Штылвелде… "Восторженное сожаление" вызывает и "еврейская" власть Украины у простых киевских евреев... аидов... Эти точно доведут нас до нового холокоста, зато мамы у них наши!.. И  тут же особо о Бене Коломойском , от которого у нас уж точно -  цивилизационный шок!.. Я уже приводил мнение, что он - доживший потомок из тех, кто оставшись в пустыне и в ожидании разговора Мошиаха со Всевышним, под временным предводительством Аарона стал поклонятся золотому козлу... Золотой телец был придуман в более поздние сытые времена... Так что говорить о Коломойском среди еврейской интеллигенции города Игупца (Киева) и вовсе мувитон... Зато Геннадий Олегович Корбан вызывает, как и всякий цетеле, живенький интерес... что ещё этот цедрейте вывернет... Каких "гречаныкив" от него ждут и не дождутся простые евреи - библиотекари, врачи скорой помощи, журналисты и парикмахеры... В связи с этим вспомнилось всегдашнее... хороший копф тоже нахес... А вообще о библейской жадности Коломойского не принято говорить... жидкий фраер... халемес... О таком не расскажет вам ни один зухтер!

Так что простые аиды только вскользь поговорили и поспешили по бедняцким заначкам... парикмахер ваять под две насадки, местный троещенский врач попутно до очередной смены в поликлинике  продавать вешалки, библиотекарь - в опустевшую академию наук на правый берег на работу, а я вздыхать о бестолковости столичной мишпухи... Расхерили её наблюдения за коломойскими... не евреи они... не мы... ахазерты к сему ввернули бы расхожее словцо... не-а... подлецы - они горе наше... зачем же так вот попусту да жыдыкать? У всяческих коломойских просто навсегда прочно вымыты социальные маркеры совести... Да и  у всех современных украинских политиков Украины они крепко размыты. Прежде, бывая в стенах ВРУ, я определился, что в разные времена там регулярно функционирует шахматный клуб светлейших голов страны, то есть – элитная богаделка пачки роскошно инвалидистых депутатов, вся та  несвятая не арбатская бизнес-стрелка, а то и просто место для выгула роскошных, но уже возрастных гарцующих кошек - львиц, пантер и тут же гиен... Сказать, что сие противно - ничего не сказать...  А надлежит сказать - затхло, и немедленно запустить экскурсионный народ... пусть сотнями тысяч глаз зрят это бесстыжее антинародное «переделкино»... может быть тогда стране полегшает! А голодных и раздетых, вечно больных украинских пенсионеров водить в сии агниевы кулуары в строгой пропорции - два к одному! Два пенсионера и один жизненный приспособленчик... Пусть ходят и те, и другие... пусть барражируют эти публичную принародную, но пока еще до времени затхлую мерзость! Пусть!!

Поскриптум: Игупец, говорят, изобрел Шолом-Алейхем. В 1887-1907 гг. еврейский писатель жил в Киеве, в т.ч. в 1897-1904 гг. на улице Большая Васильковская №5, где была установлена мемориальная доска писателю, на улице Мариинско-Благовещенской, ныне Саксаганского, в Боярке вблизи Киева (дача Томашевичей №26). Киевская тематика широко отображена в произведениях Шолом-Алейхема. Хотя сам Киев фигурирует в них под выдуманным названием Игупец, названия улиц и кофеен представлены настоящими…

Евреи расселения во все времена при встрече Нового года по иудейским святцам желали:

- А гитер юр! А шейнер юр! - И прибавляли заветное:

- До встречи в Новом году в священном Ерйшалайме, Ерусалиме, Иерусалиме...

Ощущаете... Ерусалим... Иегупец... Игупец и вот в наши новые веки Иерусалим потянул за собой и модернизацию обветшалого киевского Игупца. Принимайте Игупец, дамы и господа! Всегдашне с распростертыми объятиями до встречи в вечном Игупце! Мы его создали, мы к концу восьмого века вернули в него славян, находившихся в заслании на Дунае, мы и продолжим в нем жить, поскольку всемирный еврейский мир без древнего Иегупца сегодня уже не возможен! Ещё не время ныть - поживем!.. Мир вашему дому, а штыл андер вельт!

Хард-рок, хамон да в макаронах - Харон не одолел тоски...
Сивилла воет очумело...  да кто они? да кто они?..
Не мартиролог – сортиролог: кого куда, поди узнай.
Комбат и тот как венеролог - накрыло? Марш и выгребай!

Харибда с Сциллой крутят локон окопной пыли и стволов,
войны, что смотрит косооко всё на подкорках, всюду вой...
Там воют бабы, здесь снаряды, а что за вой в госпиталях
до обескровленной бравады - ни в тех, ни в этих... жмур? Дохляк?!

Ан, нет, веселый доходяга с Сивиллой «Ватру» прикурил -
под украинский добрым стягом Эней и тот к чертям ходил.
Чтоб эти черти в круговерти - в аду ли, над окопным рвом
не балаболили о смерти... ещё не время - поживем!

А то, что время отжимает у нас прикольные деньки -
Харибда с Сциллой точно знают за что и как, а мы - увы.
Нам байки дай окопной правды, чтоб не сметало правду в ров,
в котором в хлорке, словно в марле, навеки скована любовь.

А-то и, правда, где Камила, чтоб как в былые времена,
и ограждала, и любила, и жечь по-прежнему могла.
Я вновь читаю Энеиду, в ней вновь сокрыт эпохи перст:
"Ся діва звалася Каміла" - какой душевный Эверест!

"до пупа жінка, там кобила - усю жіночу мала стать -
хвостом махала, задом била, могла і говорить і ржать"...
Дак кто бы что ещё подумал, ведь это наши ВСУ -
а что иной себе придумал? Войну - так на ж тебе войну!

Быльё трояновой эпохи ещё способно души жечь?!
Вот потому мы и не лохи и не дадим себя упечь
в имперский смрадный бестиарий... Известно всем - бежал и Дарий
из этих мест, от этих... м-да... от нас, известно... навсегда!

«К 516 году Дарий начал планировать кампанию против скифов. Он уже уделил достаточно внимания своей северо-западной границе, сделав город Сарды в Малой Азии вторым административным центром империи. Чтобы обеспечить себе легкое попадание в Сарды, Дарий построил новую дорогу от Суз до самой Малой Азии. Эта Царская дорога была усеяна путевыми станциями для смены лошадей, чтобы гонец мог быстро передвигаться с запада в столицу и назад.

Теперь сам Дарий отправился по Царской дороге в Сарды, а затем из Сард на край своей территории. Чтобы напасть на скифов, он хотел привести свой флот к берегу Малой Азии через проход, известный как Геллеспонт, в пролив Босфор. Оттуда они отправились бы в Черное море, а затем двинулись бы вверх по реке Дунай (которую Геродот знал как Истр) вдоль южного края скифской территории… Тем временем его наземные силы пересекли бы пролив, который отделял Малую Азию от земель, называемых нами теперь Европой. Это было не особо впечатляющее водное пространство, но ни одна восточная империя еще не пересекала его. Дарий поручил работу по возведению моста через Босфор одному из своих греческих инженеров, ионийцу по имени Ман-дрокл. Затем он послал за своими людьми. Персидская армия начала долгий марш по Царской дороге к городу Сарды. Войска двигалось настолько плотно, что дрожала земля, когда они проходили один покоренный город за другим. Тем временем инженер Мандрокл измерил пролив. В его самой узкой части он имел ширину примерно 650 метров или 720 ярдов (длина семи американских футбольных полей) — гораздо шире, чем длина традиционного моста. Поэтому вместо обычного моста Мандрокл придумал построить плавучий настил на барках: низкие суда с плоской палубой связывали вместе, чтобы они образовали плавучее основание для настилаемой дороги, покрытой землей и камнями. Это был первый понтонный мост в истории, «связанная льном дорога», по словам греческого поэта Эсхила. Она будет служить образцом для армейских саперов и много веков позднее.»

(История Древнего мира: от истоков цивилизации до падения Рима)

Прародина скифов I Тысячи персов, пехотинцев и всадников, переправились через мост, направляясь к узкому месту через Дунай. Там им предстояло встретиться с морской частью экспедиции и построить еще один понтонный мост — уже на территорию скифов. Города Фракии на другой стороне пролива не попытались препятствовать продвижению персов. Большинство фракийцев боялось скифов, а персидская армия могла послужить защитой от них… Однако скифы не оказали открытого противодействия. Вместо этого их племена отходили перед персами, заваливая колодцы и источники воды, поджигая деревья и зеленые поля по мере отступления. Персы, следуя за ними, обнаруживали, что идут по диким пустошам, им приходилось постоянно искать пищу и воду. Они не могли навязать противнику сражение и использовать в нем свое военное мастерство, которому были столь хорошо обучены. «Поход тянулся бесконечно, — пишет Геродот, — ...и ситуация стала оборачиваться не в пользу Дария»?.. Как это ни было обидно, но в итоге Великий Царь повернул назад. Вся персидская армада проследовала обратно на юг, через понтонный мост на Дунае, оставляя незавоеванных скифов позади. Персидский придворный историк, а позднее персидский царь, решил эту проблему, когда описывал историю земель южнее Дуная. Из практических соображений земля на другой стороне реки вообще перестала существовать. Если персы не могли захватить ее, она просто не должна была их заинтересовать. Но Дарий не ушел без добычи. Он направился к Сардам и там оставил армию под командованием самого доверенного военачальника, перса Мегабаза, с приказом завоевать Фракию. Фракийские города, которые надеялись на избавление от скифской угрозы, сдавались теперь один за другим, принимая персидское господство. Мегабаз был опытным военачальником, а персидские солдаты — умелыми воинами. Их задачу облегчила разрозненная политическая структура Фракии: каждый город имел своего военачальника и свою армию. «Если бы фракийцами управлял один человек, или они имели общую цель, — замечает Геродот, — то быть бы им непобедимым и самым могущественным народом в мире... Невозможно, чтобы это когда-либо осуществилось, вот почему они так слабы»? Мегабаз превратил Фракию в новую персидскую сатрапию — Скудру. Затем он повернул на юг и положил глаз на следующее царство — Македонию… Так что если и на сей раз не вывернется Донбасс, как знать,  не попадут ли под удар заместительной терапии балканские и центрально-европейские страны, которые подставятся услужливые европейцы... Греки давно не теряли независимости, сербы? Кто еще готов с Дарием целоваться... Учите историю - мать нашу и... вашу! Сказок у истории много, а у каждой истории свои крематории… К тому же в каждой избушке свои игрушки… На том и аминь!! А к нашим сказкам вернемся…

Похоже, что весь этот месяц что-то неотвратимое подбрасывало все время Дервиша и Люльку  навстречу друг другу, но они все еще ерничали, упрямились, пытались оставаться в своих социально-возрастных мирах, и были очень самоуверенными в том, что с их мирами ничего собственно не случится, не имеет право случиться, ибо их миры были просто обречены на взаимное непересечение... В снах к Дервишу снова приходила энная по счету вселенская война. В той недоброй Вселенной,  давно уж забыли те далекие годы, когда земляне не воспевали войну,  не понимали и не принимали её, и как могли, гнали от себя эту межусобную кровавую суку…

Уголья сожженных слов – рубикон костра.
Смотрят сумерки на жен юноши с холста.
Рисовал их Имярек – раненый абрек, –
хоть по-русски ни гу-гу, – тоже человек.

Он запомнил их в плену – у себя в горах:
вон, мулла там – на молу, а над ним – аллах.
Под аллахом – только пядь раненой земли –
очень высоко в горах. Русских там ни-ни…

Кроме этих – за бакшиш – и они домой.
Детки малы, женки шиш кушают порой.
Командарм комэску: – Пли! ПТУРС пошёл, второй.
Камни, камни… Нет земли там – над головой…

Уголья сожженных слов – рубикон костра –
нет аула: деток, жен… И парней с холста.

Пока Дервиш обо всём этом думает, его маленькая приятельница-умница Люлька вдруг произносит:

– И все-таки, Дервиш, я попробую какое-то время побыть с тобой рядом… С тобой действительно, Дервиш, что-то происходит... Хоть и не моя в том вина… Просто, Дервиш, это я так решила, – почему то очень поспешно добавляет она, как отчаянно смелый экспериментатор.

И тогда Дервиш припоминает, что во времена позднего палиозойя именно такая юная леди изобрела когда-то в мире иглу из плавников ныне ископаемых древних рыб, и этой иглой почти до сих пор лихо сшивали шкуры нерасторопно убиенных медведей превращая их навсегда в рукавицы, унты и шубы... Ох, и быть самому Дервишу в Люлькином мире унтами с малахаем...

Правду можно видеть разно, в истину – играть…

Правдою иной обидеть может даже мать.
Правда – вечно бестолкова, истина – вдвойне.
Полуправда – суть не нова – в истинной цене.

По полправды, по полчувства, по чуток вранья –
это целое искусство, но не для меня…
Брежу правдой в тяжкой хватке с жизнью пополам,
и, воистину, ликую, если в чем-то прав!

9 мая 1996 года для всех постсоветских Землян день особый. Это день нашей Победы, как бы не юлили сегодня те, кто прямо из-за бугра привозит в наш навсегда порушенный мир смирительные рубашки немецкой сытости и добротности... Все это – только видимость, ибо на деле, мы те еще унтерМенцы – славяно-еврейские недоистребленные недоЧеловечки, которых сегодня стало модно кормить, как и безропотно бессловесных аквариумных рыбок... Но беда то в том, что сегодня подкормить нас решили пираньи... Нам бы не забывать, что все-таки мы, а не они – победители... А немцев Дервиш по-прежнему истреблял бы, ибо Дервиш не верю в их Благость...

Из следственной части депеша пришла, что летчик Карачек – гнида…
А тот за штурвалом всё пел: ла-ла-ла, сражаясь в небе Мадрида.

У летчика Франца шесть пальцев ноги оторваны взрывом навеки.
Кто скажет теперь, будто жмут сапоги счастливому в небе калеке?

И летчика Миклоша вовсе без ног носило по небу три года…
И то, слава Богу, – «испанских сапог» ему не знакома природа.

У летчика Нельсона был дальтонизм – в кальсонах зеленого цвета
он мчался по небу, как сорванный лист, и грохнулся факелом в лето.

У летчика Олуха нет орденов. А, впрочем, ему и не надо –
он навеки пьян и бездарно здоров для секса, войны и парада.

У летчика Трахалы нет головы, а он торжествует поныне –
на атомной бойне он выскалит: - Гы!-  холодной безумной пустыне.

Есть летчики-ассы, и есть «глухари» – порхают, как птичье отребье,
есть «пахари неба» и есть «ухари» – в них боен грядущих нахлебье.

Не надо убитых, не надо живых, дерущихся в схватке конвоя.
По небу проносится память о них, парящих средь чертово воя.

Во сне у дервиша происходит покупка подколенного женского (такая странная во сне ассоциации) белого хлеба в булочной Зиновиев Гердов. Вокруг – сплошные Зиновии Герды... Все они в разных театральных костюмах, шляпах, манишках, портках... Некоторые даже в выкрахмаленных белых халатах продавцов. Эти продавцы особые: всем вошедшим в их булочную сразу при входе выдают этот хлеб. Все происходит на каком-то театрализованном верхнем ярусе булочной, в то время как на нижнем ее ярусе, где-то далеко внизу существует такой же огромный зал, как и на верхнем обитаемом земными людьми ярусе. И там тоже продают этот такой странный подколенно-женский хлеб, но туда никак не пройти. Туда не ведут ступени, туда же нет ни единого лестничного марша.

Наши Хароны ведут похороны черных колонн.
Наши главкомы ведут батальоны черных имен.
Черные метки черной разведки черного дня.
Снайперы метко ищут отметку: Ты или Я.

Вычурно будут залпы орудий в вечность палить,
Только не будет тех, кто забудет нас хоронить.
Нас похоронят, не проворонят те, кто уже
Вычислил четко день наш последний времени «Че».

Длань погифиста, тень остракизма, годы во сне.
Губим Отчизну, в черную тризну – кровь на стекле.
А в застеколье, как в Зазеркалье – люди в Аду.
Войны без тыла, время остыло в черном бреду.

Глухое разделение на верхний и нижний миры хлебного восприятия. Тот нижний зал где-то совершенно далеко внизу. Прямо с купленным хлебом Люльчонок ведет Дервиша за руку прямо в тот компьютерный класс, который так и остался после компьютерного халамейзера Микки в остывающей школе… Но он почему-то оказывается в спортивном зале. При этом – компьютеров очень мало. Но, как и всегда очень много детей. Но все они в каком-то немом недоразумении... Все эти компьютеры не работают! Ведь это старенькие ДВК-3,4 с еще той операционной системой – Real Time System-11, описание которой у самого Дервиша  есть! О, он не зря так стар! Купите... Маленькая рыжеволосая женщина с больными зубами смотрит на Дервиша подозрительно:

– А зачем?

Зачем ей вся эта литература, когда от нее никто не требует и грамма работы. Да к тому же она просто не понимает ни бельмеса в компьютерах!.. В это время подколенный хлеб, размякший у Дервиша на руках, все больше напоминает чью-то выпуклую женскую грудь... Продавец в булочной Гердов очень гордо выдавал Дервишу почему-то бесплатно две большие пышные буханки, и теперь уже у Дервиша  на руках дышит чей-то полный комплект… От невольного удивления Дервиш присаживается на диван для праздных посетителей и кладет комплект оживших женских грудей прямо перед собой. Вот тут-то они и начинают дышать: вздох, выдох, вздох... А при всем этом к ним прирастает шея, голова, волосы, бедра, талия, ноги... Вот уже на Дервиша смотрят округлые живые форму округлых голых грудей, вертится по сторонам вздорный нос, вращаются в разные стороны зеленые глаза с мигающими рыжими ресницами и все то, что совместно принято называть какой-то приблудившей в сон  женщиной... Она мечет громы и молнии!.. Дервиш ей жутко неинтересен!! Вот-вот и она начнет безумно скандалить... О, она умеет скандалить... От невольного необъяснимого ужаса Дервиш просыпается... Последнее, что запоминается, это печальный взгляд своего компьютерного адъютанта. Она смотрит на Дервиша прощально, с какой-то недетской щемящей укоризной... И от этого взгляда можно сойти с ума. Дервиш не вписался в собственный сон, сон не принял своего рациента...

Дервиш в привычной для себя прострации опять дежурно пишет строчку за строчкой:

Дожить до Чуда и увидеть свет – зеленый, не кровавый, но ранимый…
Так под ногами вязнет утром снег в предгорьях прикарпатской Украины.
Я здесь служу, не зная слова "джа", которым открестился мир вчерашний
под траверсом холодного дождя, в котором гибнут травести изящно.

По лучику, завёрнутому в "джа!", зажатому в ажурной бандероли,
я вырвусь за всегдашнее "нельзя!", и тем сорву с души своей мозоли.
Я пережил земное ремесло писать и жить – мечтой – не на бумаге.
Я выскользну за "джа!!!" смертям назло, влекомый тем, что ждут небес бродяги.

Дожить до "джа…" и пережить Джулу, джихад, войну, скорлупье черносева,
войти сквозь плевела в свою страну, восстав зерном отборного посева.

Когда-то Димка Амии иронически произнес о подобном в них с Дервишем состоянии:

Поэты как-то между строк сожрали Звёздный городок.
А на закуску – шпроты. Такая их работа…

Подупражняться  в повседневно-поэтическом особенно захотелось после беседы с Володей Ковальчуком:

Мимо джипа "Гранд Чероки" пролетают в небе лохи... – пришло во время беседы…

Это строчка вышла предметно о том, что может в нашем мире произойти, если только вдруг найдутся умельцы и начинят такой джип где-нибудь в центре города, хотя бы на той же Стретинской у дома Владимира зарядом тринитротолуола... А такие отчаянные таки смогут и на это пойти... Как слабо еще знают правители  свою совершенно нище-голодную народную массу... Очень скоро в ней самообразуются отряды камикадзе и решительно уничтожат весь этот подкрашенный в желто-голубые «кружавчики» по-прежнему весь этот красно-коричневый мир... Спасти от сумятицы этого безумного мира еще способна если уже не любовь, то хотя бы только влюбленность... в мире Дервиша –  в своего маленького компьютерного адъютанта Люльку... Володя очень хочет поехать с Дервишем на заседание поэтического клуба "Антарес". Ему накипело прочитать свое десятиминутное эссе о патриотизме. Они договариваются встретиться 14-го числа в районе пяти часов у станции метро "Университетская", где Ковальчук будет ждать Дервиша в красно-оранжевом автомобиле. В автомобиле цвета раскаленного летнего солнца на самой кромке заката. Знать бы Дервишу заранее, что когда-то именно этот автомобиль увезет его в ад... Пока же они только шутят:

– Товарищ майор, – вызывающе громко орет в телефонную трубку Дервиш, – запишите, пжлста, на свой магнитофон все то, что я сегодня изволю себе желать на сожрать:

Устриц под лимонным соком – раз,
Устриц под лимонным соком – два,
Устриц под лимонным соком – три, ах, черт побери... От голода сожрал бы стаю голубей, как бомжи и бомжихи... Мясо хоть у них гадостно сладкое, но зато решаются проблемы экологии – чистые памятники и полные желудки... А ведь голубей, голубчик майор, даже в войну не ели. А вот в наши дни всеобщего изобилия едят, хрумают, жрут, и, да будь проклято это Время с немецкими раздачками в наш день Победы!.. Володя Ковальчук горько жаловался, что в войну, в оккупационном Киеве ему однажды пришлось есть с голоду воронье мясо.. Так и не прожевал – вывернуло всего из себя, ибо Господь определил, что есть земным тварям, а что Человекам, даже в эпоху тотального геноцида первых бравых лет независимости, обильно политых дешевым пойлом для черни... Вот, что уже точно делает хваленная независимость, то это напрямую решает вопросы комплектации панства, и доводит до края могилы тех, кому Дервиш хотя бы на время выдал просто талоны на бесплатные обеды, на то самое время, пока не востребуется именно она, вечно голодная, но истинно народная элита нации, о которой столь страстно говорил покойный академик Вернадский... Он не эмигрировал от Советов, он бежал от независимых в ту пору зачухранцев. Тогда еще он уже понял цену подобного рода независимости. Потому и нация у нас без элиты. Она скорее вымрет, чем в очередной раз падет на колени. Не мешало бы об этом подумать на трезвую голову идеологам Независимости от... желудков. Аминь!

Шесть часов у живого иконостаса. Люлька пришла в мир Дервиша чуть ниже полудня... Это был воистину доверительный марафон взаимной духовности, взаимодоверия, взаимной зеркальной близости. Странно наблюдают друг за другом Дервиш и Люлька – как бы из огромного расколотого на двоих Зазеркалья... В присутственном мире Люлька выглядит  как маленькая пухленькая джинсовая крошка Барби Енот... Джинсовку когда-то подарил ей незабвенный замдиректора по воспитательной работе при  директоре-однокласснике НикНикКаре, с которым Дервиш просидел всю р школу за одной первой партой. При этом оба так и не сумели достаточно повзрослеть, да так и остались на дружеском коротке в одном большом выпускном классе жизни... А незабвенный школьный замдир Володя, которого давно уже  перестала кормить педагогическая стезя школьного душеведа, перешел затем в службу по охране американского посольства, хотя и для него из немецкого впоследствии гуманитарного укради-дерева, выросшего на немецких джинсовых курточках наладился крепкий пиар  (public reletions) со старшеклассницами и молодыми коллежанками… Когда чаша сия взбурлила, и одна из коллежанок предъявила истицу положительный тест на беременность, он в силу своего таланта ресторанного лабуха дал, похоже, ей отступные, прикупил себе новую квартиру на Оболони, и  перешел начальником охраны в один из коммерческих банков неугомонной столицы, которая так и не обучилась  за годы независимости жить по средствам, и рвала из-под себя подметки всякого, кто перед ней расшаркивался и мешкался.

Конечно же, очень давно позабыл ту маленькую смазливую девочку, которую, за активное участие в школьной самодеятельности он отправил когда-то на престижный отдых в Германию... В те годы деньги на отдых таких вот, как Юлька, девочек старательнейшим образом просил и вымаливал у своего подлунного мира Дервиш, так и никуда не поехавший... Такие как он вынуждены были оставаться в тылу. Для них, полукровок столичных реально границы открылись только после Оранжевой революции… То есть, по времени описываемых событий, собственно, никогда. Никогда Дервиш не мог даже и помечтать хотя бы на мизерной отлучки из засосавшей его повседневности. Не поехала у него от всего этого непережитого крыша ума… Он пережил всё – избиения, проваленное интервью с синюшне-оттечным лицом в американском посольстве и многие другие отмашки постсовкового клира, с которым поклялся бороться до конца своих дней... Но сейчас об этом думать не приходилось, словно сама сказка через годы пришла в его домашнее одиночество, с которого в том числе давно уже выпали и Владимир и НИкНикКар – отставленные самой жизнью от ручейка Детства, из которого они позаимствовали… То же, как видно, вскоре ожидало и Дервиша. Но пока перед ним был явлен образ мадонны... И эта маленькая сказка буквально ввергла его во взаимно доверительный комплекс неприкасаемости к миру, который не ему предполагалось нарушить... Но, как говорил старый послевоенный редактор «Сельских весте» незабвенный Сигель Григорий Маркович, – судьба играет человеком, а человек играет на трубе… Так оно, увы, со временем и случилось…

Дервиш корпит над заметкой в реферативный сборник  для института философии НАН Украины. Путь туда указал ему Андрей Беличенко, и сейчас Дервиш преображен и обряжен в уже в иные духовные шаты, хотя более высоких шат, чем  потертые штаны школьного учителя информатики он для себя не желал бы….

«Эматология – это наука о следах. Да, все мы следим на этой грешной Земле. В особенности – литературные люди. В этой связи запомнился предметный поэтический экскурс в затронутую проблему оппонентом диссертанта, молодым к.ф.н. Юрием Миловым.

– Представьте себе, – предложил собравшимся на защите он, – что вы идете по зоопарку в пору, когда зверей уже увели на ужин... Что вы в этом случае наблюдаете?..

Дервиш представил: Клетки, вольеры, стойла... Следы тех животных, на ужин которых уже увели...

"Идея Андрея, подумалось вдруг, но записал-то её Дервиш!" – весело расписался в дневнике Дервиша Милов, а Микки додумал, что уведи всех нас, ныне пишущих, на ужин, то обнаружится вдруг страшная вещь. Состоять же она будет в том, что большинство из нас были на этой яркой земле сирыми безработными... Духа!.. Это куда почище, чем клетки, вольеры и стойла... Это страшный авангард бездуховности... А ведь от поэтического идиотизма до поэтического Воспарения существуют и поэтика состояний, и поэтико-драматический театр личности, и по своему всегда особый Духовный театр Поэтов, где уже наиболее полно проявляется высшая магия вербального жанра – отточенное мастерством волшебство Поэтического действа, во имя создания которого все мы, честно говоря, и живем... И нам сегодняшним следует не рвать более подуставшие легкие, а смело идти на осмысление того, что именно, мы каждый, способны уже сегодня привнести в единый гипертекст поэтического Киева, в котором уже не будет прежде бытовавшей в каждом из нас фальши... Ибо сегодня мы уже больше не вправе носить набедренные поэтические повязки, которым уже не место в конце столь пылкого для нас, живущих, уходящего двадцатого века… Но все же жизнь всегда изначально плывет на минусах. Вольно или невольно мы всегда ищем отрицательный опыт, ибо он подобен стройным поэтажным перекрытиям – минус, минус, минус... Однако всегда даже при этом неглупые в литературе и жизни люди ищут коды-плюсы, для того, чтобы не потерять в этом мире светлых жизненных ориентиров. Таким бы собственно ориентиром и могла бы для поэтов Киева стать гипотетическая гиперкнига. В ней бы было достаточно кодов-ключей позитивного свойства, которых на каждого творца в этой жизни заведомо вдоволь... Гипертекст поможет их только увидеть... Сегодня на гиперстекст перед Дервишем неожиданно вышли мадонны….

Духовный шлейф империи – души пирамидон,
планета на доверии срывает плач мадонн.

Галлоны слез неистовых сливаются в гальюн,
Спиваются мальчишечки, кто был когда-то юн...

Кто жил, как мог, не ведая планету Интер-ДА!
Не зная слов неведомых – «коннект», «аттач», «ворда»…

…

В четверть обертона лгут полутона.
Грустные мадонны вяжут у окна.
За окном – столетья, под окном – цветы.
Новь тысячелетья в смальте доброты.

В спазме доброхоты мечутся икрой –
им урвать охота праздник неземной.
Тягостные лица, камерный финал:
на душе – зарница, а в душе – провал.

Високосно небо пенится в глаза:
– Зрелища и хлеба! – Слышны голоса…

…

Эстетики вычурный рантик на хамском отродье страны:
к рожденным пришит эксельбантик подобьем хмельной хохломы.
И вот уже тётки-матроны главенствуют там, где вчера
Матрёны сымали иконы и гнали святош со двора.

Иконы сегодня в божницах, мадонны в привычной цене:
чуть скрипнет в душе половица, так тут же фингал на лице...
В примочках газетные строчки привычно спасают лицо.
А мир, не дошедший до точки, привычно играет в серсо...

Подальше от нашей печали – знай, жмёт себе всласть на педали....

…

еврейской эспрессо отсутствие икон
изгои не для прессы живут среди мадонн
чтят в пятницу субботу гой маме шлох мен кныш
теперь одна забота кем будет твой малыш

шлымазл или пуриц с кем ночь ты провела
одна из сотни куриц в объятьях петуха
петух из подтанцовки а курочка сюрприз
зажглись глаза плутовки и шлох мен маме кныш

не многие выносят танцующее чмо
еврейское эспрессо с не девичьим бо-бо

…

Зреет дерево Печали, гибнет Дерево Любви.
Ветви Счастья одичали и упали… Не зови!

Ветви Страсти отродили и в безродице грустят.
Богородиц отлюбили, как неистовых девчат.

Ветви Страсти обжигали их до Утренней звезды.
А с утра Мадонны встали, пробудились без Любви.

Вызревали в поле злаки, в избах – злые языки.
И залаяли собаки, надрывая кадыки…

Август 2015 г.

• Заметки на полях

Олигархи подлежат народному гневу и ревсатисфакции через гильотины на майданах и площадях! Последняя осень!.. О нынешнем украинском министре культуры из партийно-совкового клана кириленок... Этого национального антигероя пора уходить в сентябре... такого мутного министра культуры Украина ещё не знала! Господин Президент, у вас же есть глаза? Что вытворяет этот субчик?! Я понимаю политические паритеты и перетряски, но до какой же степени?! Кнопки в шоколаде - пиплы в маринаде…

Раньше в фантастике главным было радио.
При нем ожидалось счастье человечества.
Но вот радио есть, а счастья нет.
© Афоризмы И.Ильфа и Е.Петрова

Ещё на закате постиндустриального общества электронные кнопки стали быстро превращаться в некую особую фетиш. Тогда же казалось, нажми одну-две такие электронные кнопки или набери должную комбинацию, и будет тебе любовь на жизненном керосине, а сам ты будешь жить в шоколаде... Но вот подошла первая фаза нового информационного общества, и совершенно неожиданно оказалось, что люди, как и прежде, роятся, а всяческие кнопки, пульты, клавиатуры, гаджеты к компам, да и сами компы в большом количестве только пылятся... Никаких сигомов, кибериков, победивших роботов... Дроны оказались тоже дерьмом и законодательство США даже уже успело ограничить их количество на одно юрлицо - не более пяти... Так что никак не выходит, чтобы электронные кнопки роились, а люди пылились... Нет, просто первые дубинки в осознанной истории человечества заменили биты титушек, а вот только где у них кнопка - хер знать... Бей их по бошкам, народ, - не прогадаете... там у них кнопка... Отжал и крупорушнулось три вечных извилины - жрать, срать и размножаться... Иные только при отключке успевают впервые по-человечески всхлипнуть, а вот крик Мунка из них уже не того... В серых буднях роботехнической биомассы накопилась серая пыль опавшего на асфальты серого вещества... Образовалась то ли смальта, то ли грязь по образцу и подобие Господа. Бери и сотворяй из этой мрази жизнь на планете заново... Ибо... сначала были биты и биты... одни в мозгах, другие из мозгов, а совместно... ни в жопе, ни в тресте... Как бы это сказать пояснее, братия, посопроматистие... ибо как теперь объяснить, что одни биты мочой в голову бьют, а вторые - это как бы и ночные горшки мимо тех же голов без дела не пролетают... Вот такая эклектика с синергетикой, но не для всех... Кому не дано, тому привычное сначала было слово у пустослова, а кто не Емеля, того бьют семь раз на недели, и сколько кнопки в ближайшем лифте не жми - такси от Господа никак не приедет...

У неё было придуманное лицо школьной отличницы с вымоленными оценками… © Денис Евстигнеев… продолжу… М-да судари мои, она прямо на производстве даже и е@лась расчетливо и высокотрудно... обретая густой грудной баритон и осознание... пятерки ничто если за ними такое нечто... Одна такая красотка была и в моем выпускном 8-в классе… Матьяна Грабунова... С годами она стала пресс-дамой Национальной Академии наук Украины! На мой 45-й день рождения выпила скорбно и тихо литр спиртного, и сказала:

- ты, Велик, не преуспеешь, но диссертации о тебе будут. И диссертанты будут на мне... – Я так и не стал тогда уточнять - в прямом или переносном... Пусть будут!

И снова м-да... Ловлю себя на мечтаниях о совковой кисломолочке с витолактами и герболайфами, йогуртами молочными и кумысами... В Украине 2015 года нет качественных кисломолочных общенациональных продуктов: мелкосерийка скуксеная до говна быстро приходящего в негодность или эрзац-кефиры... фууууууу! В Тунисе один сорт йогурта! Но это йогурт!! Тошнит... просто тошнит от продуктовой прокисшей неподконтрольной Троещины... и сейчас опять станем выбирать сволочье? Похоже, что да... плебс пойдет за подачками... Господа политики, а поставить бы вам на входе в ВРУ детектор лжи, психотестинг...  слабо?!

 Зачем СБУ на старте событий... Вот, скажем, сбитый политлетчик Геннадий Олегович Корбан в Киев прет, где хоть минимальная терция необходимого на старте вмешательства... Я начинаю понимать украинского Президента... Когда народу нечего дать - власть всучивает ему как знамя социальную ненависть... похоже, этим и запомнится наше постмайданное время… Реально сегодня в постиндустриалке в прединформационном сообществе с возрастом надо просто отсылать нахер социальные устремления и сосредотачиваться на биологических - как бы до времени не стать овощем для окружения. В этом смысле Алексей Толстой - рафинадный писатель: он социально выжал на отжим свою «Гадюку»... Этим скорее сегодня и занято население.. социальную ненависть перенесли на дцыбао электронные, мусорные баки, но даже в каждом украинском селе существуют неприкасаемые... их даже уже не травят. И вот почему: кто-то из них самостоятельно прежде или в недавних предках своих тупо убивал обидчиков жесточайше... В том воистину черная по кости генетика украинства… Что делал с такими Сталин. Если таких было большинство, как например в нынешней Леоновке Макаровского района Киевской области, то неспешно подгонялись закрытые пульцеровские вагоны… И не стало Злодиивки, как прежде называли Леоновку. Сначала ононимально - за ночь переменили название, а затем... умер Сталин. Выселить не успели. Предупрежденные накануне полсела разбежалось... Утром же НКВДисты спешно расселились в оставленных хатах. На их местах нынче хоромины... А разбежавшихся ещё долго ловили и добивали в днепровских плавнях... А упомянутый всуе Алексей Толстой хотел только показать не истоки ненависти, а её разъедающее действо… А что показал наш пример. Антиукраинские шкуры живут в генетически сгенерированном улье почти под Киевом... Они не переродились, они благодарны, что их вырвала система с запечков безлапотных... И устроили нынешней этнонеразберихи от этом знают. А размахивать знаменем социальной ненависти в канун очередных муниципальных выборов преступно... Жратва и пищевые подачки превращаются в извечные гроши и маленьки грошенята... грошенятами будут грязно бряцать по всяческим кубышкам до тех пор, пока сволочная власть не отдаст положенные народу деньги... А варево на грошенятах особенно эффективно в пору отсутствия грошей, отжатых у народа. Если гроши вернут в сентябре и с 1 октября начнут усиленные соцвыплаты - выборы пройдут тихо и по-провинциальному мирно почти ласково... Все эту байду знают и тех, кто в этой байде вариться... однако, власть, похоже, стремится к экстремальным кровавым разборкам... Вот отчего я впадаю в биологизм...

Парад сновидений мог бы стать послесловием, но по замыслу Проведения превратился в несуразный вязкий ноктюрн…

Большая квартира зашторила маленький мир одиночества…
Тени за стёклами окон межзвёздных миров занавешены…
Тюль распласталась тюльпанами белыми по полу…
Пол – в асимметрии знаков космических рун…

Руны миров переплетены с шерстью ковровой…
Пол… Под ковром – суета изомерных событий…
Скомканы памятью сонной мишурно знаки нездешнего мира…
Мира чудес…
Мир сопредельный на здешний – животный – вяло взирает…

Выкрошу сонм разнотравий пальцами ночи в мечту…
Без разночтений уже – не суммируешь жизнь.
Несколько слов ничего к ней уже не прибавят…
Комната в полночь – стеклянные тени картины…

Отблески стёкол – дорожки в иные миры
тем, кто бывает порой по ту сторону сна…
Что в парадигме? Да мало ли что, человече…
Вечер, зима, пересортица фактов и мечт…

В тех ли местах обретаются наши надежды?
Что в них бытует, и всякий ли сыщет любовь?..
Кто-то отыщет печаль сокровенной любви,
кто-то от Каина знак, например, город Киев…

Черная сотня во власти духовной крепка.
Нет, не лубок, не наитие, просто злодейство –
Каина знак – город Киев – суть тождество:  жизнь.
Как проживёшь, так и будет аукаться… Чудо!

Кто-то, как знать, непременно доищется дня.
Я не проснусь – город Киев – исчадие ада.
Там – на рассвете – кремируют молча меня
те, кто дождался… Свершилось и я замолчал…

Смог суицидом прервать полумысль на полуслове…

Окрестный мир тянулся за ростками майской фабулы, даже уже на исходе августа… В окрестном Дервишу мире как-то по-своему обсуждался майский синдром. В троллейбусе две светские тарахтелки, разув варежки ртов, оживленно слушали третью:

- Поделилась своими страхами с косметологом Валей. Валя – сокровище. Она всегда в курсе, кто как худеет, кто что себе колет и кто кого бросил, поэтому я ее называю «Вестник красоты». Валя выслушала мои страхи и поставила диагноз: «Майский синдром». По ее словам, этим синдромом – боязнью первого выхода на пляж – страдает 99 процентов наших девушек. А тот один процент, который не страдает, просто живет, перемещаясь с Маврикия на Мальдивы, поэтому у них выработался иммунитет против этой столичной заразы. Валя посоветовала мне 8 сеансов в солярии (загорелое тело, во-первых, в принципе лучше незагорелого, а во-вторых, выглядит как минимум на 3 кг стройнее), 10 сеансов массажа и ходить дома в купальнике, чтобы привыкнуть к собственному голому виду. «Это поможет, – сказала Валя, – но полностью все симптомы пройдут, когда ты выйдешь на пляж и увидишь, что большинство девушек еще толще тебя».

20 августа 1997 года: Старик на могиле прошлого молится и плачет внутри себя слезами души... Там, где у самого Дервиша прежде было неплохо – сегодня стоит черный могильный камень. У этого камня Дервиш долго барражирует среди своих нелепых воспоминаний, тогда как старик долго и терпеливо ожидает пока он, наконец, освободит старику свое место, чтобы затем очистить этот одинокого святой для них камень от замшелости и обрывков кожи, и затем встать на молитву, в конце которой старик, подобно Дервишу, начинает поносить свое настоящее в унисон Дервишу, – бранно и разно… Вот и все. Теперь Дервиш со спокойной совестью навсегда выезжаю в Израиль, но на границе огромного беспутного СНГ для таких как он, обученные местные подонки устраивают самые обыкновенные провокации… Провокации Дервишу устраивает некий экс-майор-особист, изводя Дервиша до исступления самыми нелепыми вопросами-допросами-запросами, пока не случается Дервишу у самого выхода из таможенной Преисподни неожиданно получить из рук женщины в черном израильский дипломатический паспорт. Отныне он – рафинированный израэлит, ведь теперь все земные писатели – народные дипломаты мира, и поэтому Дервиш уже беспрепятственно покидаю совок, а увалень-майор попадает к подручных дел мастерам… Эти только того и ждут, и тут же разбивают о майорскую голову совершенно теперь уже бесполезный наблюдательный перископ, после чего прямо на ту же голову натягивают черный палаческий саван жертвы, в котором он еще сутки обречен смотреть ночные кошмары своего нелепого ужаса неприсутствия в мире.

Израиль неожиданно встречает Дервиша подвижными шатрами-кибитками, установленными столь тесно, что подвигаться им некуда вовсе. В этих странных времянках репатриантов ожидает их дальнейшая участь, о которой их могут известить ежеминутно, но пока еще никто разрешения своей участи не дождался... Дервишу помогает его собственная усопшая мать, которая через местный передвижной и практически неуловимый банк получает кредит в шекелях. Вместе с ней о Дервише печется его вечный приятель-сапожник Гершель, который берется за дратву и чинит обувь всем вновь прибывшим в это странное место… Он не только знает, где можно достать на обувь новую человеческую кожу, но и регулярно набивает костяные колодки из костей бедуинов, которые те отдают ему сами за незатейливые безделушки... Нашивает и накладывает Гершель и протекторы, и уплотнители, и утеплители, и заглушки Души, смазывая их гуталином из человеческого жировоска и зольных отвалов Освенцима и Бабьего яра. Поэтому теперь у него есть шекели, и он не унывает в этом бивуачном аду… Но вот очередь доходит и до Дервиша: тот желает поселиться у дочери в Ашкелоне, которая уже переехала в Эйлат и съехала в Тель-Авив, но Дервишу говорят, что это не совсем обязательно, зато выдают через банкометы внушительную первую аккредитацию как уже признанному народному дипломату мира и большую пуховую подушку с подшитыми к ней двумя меховыми светло-поношенными тугими человеческими косами. Теперь эта подушка всегда при Дервише постоянно… Какая-то пожилая женщина показывает Дервишу то место, где уже сейчас заливается бетонный фундамент для его нового дома. Мимо его будущего дома вяло идут уставшие командос. Они усмиряли палестинцев, и вот их тоже убили. Теперь и они будут бродить здесь в поисках национального и человеческого участия.

– Привет, поляк! – говорят они Дервишу. Трудяга Гершель, наконец, раздобывает где-то жетоны на выезд из этого пестро-обустроенного сумасшедшего дома, называемого миром душевного обустройства. Он дан тем, кому на Земле так и не сумели убить его вечную еврейскую душу!

- Нет уж, лучше на Землю – решает Дервиш, – в этот международный ад со всеядной ненавистью каждого ко всем и всех ко всякому, у кого еще есть Душа. Сами Жетоны выполнены в виде золотых пластинок разной формы. Когда-то считалось, что именно эти разноразмерные золотые цукаты будут выполнять роль земных шекелей, но мир потребовал унифицировать мечту до всеобщего эквивалента – денег всех стран и народов… Пока же Гершель решает поселиться в общем Дервишем доме, чтобы подзаработать шекелей для освобождения своей матери и молодых командос, которых убила историческая ненависть. К тому же теперь к дому потянутся бесконечные очереди Душ, чьи собственные тела давно сгнили в древних и новых земных могилах и Гершель не останется без работы... А Дервиш без надежды на исход… Пока же его, временно бездомного, всё время выслеживает закоулками Запредела трагик с плохо подогнанным под себя ликом – мордой... Не упустить бы случай плюнуть ему в мордень! Потому, что на фоне больших неприятностей меньшим неприятностям обычно не придают уже большого значения…

И ведь приснится же такое к утру, Господи!.. Дервиш прячет пачку новых отпечатанных в Будущем баксов, но у него на руках остается странно надорванная обертка, нижняя часть которой представляет купюру огромной номинации, на которую следует вписать только свой порядковый номер. А вот его-то Дервиш напрочь забыл, и потому все смотрят на него с горьким сожалением... Горьким? Ну и пусть!.. Ведь обычно горечь стимулирует сердечный тонус... В этом окончательный бонус Дервиша на все грядущие времена... А теперь надлежит только спать… Даже во сне… Все так здесь засыпают... Чтобы ввергнутся в бесконечные сны…

Белая согбенная нимфа (во тема!) вопрошает Дервиша слезно уступить ей место в троллейбусе, где он развалился вольготно и пьяно рядом с самим собою, несчастнейшей жертвой этой паршивой ночи. А вот нимфа едва успела вскочить в троллейбус для обреченных. И ее место Дервиш ей вежливо уступил, загнав в свое астральное тело его ментальное содержание... Из этого только и следует, значит, Дервиш ещё будет жить! Пока же, до третьих петухов, троллейбус припоздавших на земное дожитие полутеней всё носит и носит по этому Запредельно-несносному городу, по которому, по новым адресам развозят и развозят новопреставленных и упокоившихся раз навсегда, и только Дервиш пока что здесь ни причем... Его просто занесло сюда на батмане странного сновидения… Страстная нимфа любвеобильна и притязательна. У отвоеванного от Смерти она непрерывно иссушает губами корень продления жизни, настоятельно требуя еще, еще и еще... Надо бы, наконец, проснуться, иначе засосет куда-то подальше от созерцания реальной собачьей площадки на давно похеренном Троещинском метрострое. Где самого Дервиша, с начала августа Дервиша преследует нимфа-дегеротипия, как некая подсознательная проявка чувств.

А сон продолжает вести Дервиша за собой все дальше и дальше: из чего следует, что, возможно, он однажды совершил кармическое преступление, после которого полагалось заточение в странной тюремной камере с полупрозрачными стенами, полом и потолком, сквозь которые то и дело проскальзывали тени и блики того прошлого преступления, от которого Дервишу уже не уйти… Но, тем не менее, Дервиш то и дело пытается приоткрыть в той странной камере двери, но опять же попадает в еще более странную и огромную полосатую камеру Бытия... Там поджидал его гудронистый ГУРД, предельно занятый дегустацией жизни. 

Ек манга! До чего же он не гнушался своей типичностью. Пожиратель Времени, чертов Хронофаг с Седьмого континента памяти! Плыть бы ему по синусоиде в миры вампирного Зазеркалья. Ан, нет! Выпендривался перед Дервишем, как самая обычная сексэнергососиска... В своем вечно черном пальто и в калошах на босопятки!.. В нем преобладало желание купить себе "мерс" и припарковать его на Гавайях. Полная дагеротипия мулатистая и бонус на полный абзац!.. Вот придурок! А впрочем, чем плох этот ГУРД со своей сексапильной мулатистой нимфой с набрякшими сосками хочу-с-полобормота! Все это нисколько не похоже на ссохшуюся акварель над старым викторианским камином... Coming please my darling! Реинкарнировать бы и себе в спермацетовый крем на лобковых эпителиях у мулатки... Но как только подумаешь о таком, как тут же девушки начинают задавать грустно вопросы:

– Так вы, Дервиш, только лишь фантазер? А как же на счет реальных, а не виртуальных фрикций, все ли вы еще в форме или уже раскисли? Бонус, Дервиш! Еще, еще и еще... О, Боже, как же у вас мужественно и многократно перебит нос! Вас за него не кусали? До чего же это было непередаваемо эротично. Как жаль, что более негде и укусить!

И после этого оставаться в такелажниках мира? А не Боже ли упаси и помилуй м’я грешного... Ведь и так народища хоть пруд прудом пруди, а вот на строительство пирамид никого и кирпичом не загонишь. Всем бы только пряники жрать! Или того меньше – просто так, от нечего делать рыскать между мирами, и все ворчать да миры потихоньку волочить да мировые выволочки набивать чепухой! Вот уж где доподлинно интермигранты, тетушку вашу в ять! Куда только с ними не занесет… Дервишу уже бы пробуждаться, а тут как раз в брянскую сельцо-деревеньку Лесное вкатили немецкие мотоциклисты. А хари-то, хари у них в трупных пятенках, пронеси меня и нас мимо них, Господи!

Осторожно всем с терцией орденопросной, жалкой трудягой и бабой несносной,
горькой сквалыгой, отпетой до нет, ей-то: что орден, что ордена нет…
Ей наплевать на забавы кретинов: орденский зуд перезревшей путиной
давит на почки, ширяет мозги… Бабу бы!.. Орден бы!!. Сдохнуть с тоски…

В кавалергарде державы тряпичной орден – управа на тех, кто безличный…
Сонм негодяев при множестве блях – шут или плут, а одно, – в орденах!
Крестики, нолики, бляшечки, ромбы… Тромбы державы, где жители – зомби.

Опять же в сон, где в вплавь офорт живет в той деревеньке старик Костомарыч, дед-хреновед, лесопотам чалый... Бабам ночные ожоги заговаривая, младенцам отводя ляк страхотный да страх лячный, мужикам зубы подергивая, коней, коров, коз да свиней травами выхаживая, а молодицам во грехе да солдаткам в возрасте срывных да облыжных трав умело приваривая, – до трав приговорных особым мастаком слыл! Бывало и самому барину помогал:

– Сутужишься ты, барин, как кто чернокров на тебя навел. Так ты для себя реши: блажить аль удавиться на чернокровушке? Не дури, барин! Пей, что даю... В моей отварстойке собраны все силы-силушки русские. Есть там и от стопаря, и от лапаря, и от меня, хреноря, шибко старого, но еще шибче зловредного, а значит и жилого к жизни окрестной супротивляемость шибкая. Пей-пей, барин! Жилый сопливого передюжит, русский дух о болячку подюжит, с напастью злой не дружит, черную хворобливость в окрепшшее здоровье направит, боль изведет, как голь в сокольничий лёт уведёт…. Лети, пари птица… Здоровых боль сторонится. Пей, барин, как пивал паромщик Панкрат, что служит полста лет на перевозе у ведьмовых врат!..

Явился в сон и навязчивый Командор в роли профессионального сутермена и сводника. Вот тебе цельный политподводник из СНБ! Вот тебе сопредельная кака в рассоле! Кажется, Дервиш влип в своих всенощных шатаниях по Запределу. Или его уже упекли в запредельную КПЗ?.. Дервиш в растерянности… На нем внезапно оказываются проржавелые милицейские манжеты… И тут является его благодетель и филер, с тем, чтобы всучить кому положено нечто зеленое от пяти до двадцати кусков в номинале. Поземному ровным счетом двадцать тысчонок баксов!.. Но на самом деле Дервишу не совсем так уж и плохо в его КПЗ, где самого Дервиша всем ходом охмуряет Кармина. Для этого кто-то услужливый плотно закрываю на все возможные замки, цепочки и засовчики этой виртуально бездонной камеры заточения, вроде огромного гаража без потолка и без пола, куда попарно упекают тех, чтобы выбросить на волю, правда, как и заведено при пробуждении, уже только по одиночке... Кармина в отчаянии – она, бедняжка, не дошла до оргазма, и теперь кричит всем соглядатаям что-то очень запредельно обидное, и оттого Дервишу не понятное… Дервиш понимает Карину, но рачительный Командор перед пробуждением дает ему спрятанную в гофре казенного сапожного голенища почти реальную китайскую рисовую водку. Впрочем, Дервиш ее не пьёт, мутная эта дрянь в реале, да и Карина – мать пятерых детей так и не доехала к нему, перепутав улицы Анны Ахматовой и Марии Цветаевой к назначенному времени, а доплыла через пару часов почти уже на рогах…

Как странно — житейские квоты... Вот выпили. – Накося вам!.. –
Привычные, вроде, заботы – сплошных полоумий фигвам.
Придуман он к слову, и ладно! Не нами... Не сразу... Не вдруг...
Пылает эпоха лампадно, и зла замыкается круг.

Как странно... – Не сразу, ни к месту сплошное обилие лжи...
Вчера обманули невесту над пропастью где-то во ржи.
А нынче, – о, Господи! – струги! – обман, перешедший в экстаз, –
парят над землей без потуги, увы, не приветствуя нас –

мечтами, ушедшими в Лету, пустыми, прошедшими вдруг.

И снова гремят арбалеты над сонмом житейских потуг.
Расслабьтесь, пустая забава играть на истлевшей волне:
иные и время, и слава, по новой идем целине...

Как странно дышать на эпоху придуманной смесью себя:
с которой не так уж и плохо провязана суть бытия.

Мы выпили ровно – немало, и выпали в общий ХИТ-ТРЕК.
А там – простыня-покрывало на смятом течении рек…

И в прошлое окрик: "Вернемся! За красные маркеры рей –
волчатами крови напьемся и станем всех зол матерей!"

Оттрахано! Свыше и присно... И в мареве прожитых дней
расхлябано слово: «Отчизна!». Хоть мы воспаряли над ней…

Как не давит на Дервиша Командор, но тот так и не дает сексот-оперу списки о том, за кем и с чем препровожден он на свободу. С такой свободой куда свободней в запредельной камере-гараже с пылкой блудницей, не имеющей комплекса куда_приблудил_блудолысый... А все, как видно, еще потому, что "косорыловка" из Погребов – дрянь, мать ее в ять! Бр-р-р-р... Сексот оперный запредельный и "косорыловка" в реале после китайского горько-кислого пойла: две сволоты -- пара... препятствующие Дервишу достойны образом осуществляться… Во всем этом невольно присутствует что-то слишком обидное, и пора бы уже признать, что еще ни одному человеку на Земле не удавалось осуществить всех своих планов...

От распальцовки фальцетом веет сезонно – забралом:
выжимкой прошлого лета – так ведь и раньше бывало...
Но почему-то так точно выписан жизни рубильник –
сонм самостийных стагнаций – вечной души собутыльник.

Пусть не симфония – скерцо. Пусть не играет, а ноет
то, что когда-нибудь в сердце вдавит и боль перекроет…
Перекроившие летом дурь-государство на веси:
кто-то дорвался до власти, кто-то завыл в поднебесье…

Нос свой – рубильник неважный – без эполет на клаксонах.
Шморает им неотважно ночью – все больше в кальсонах…
И не наяривать гоже, а разрыдаться желать
можно, как видимо, тоже... Мертвая зона? Начхать!

В поэзии, как и при записи ночного сновидения, важнее всего передать точное настроение. Оно передано, под него можно – подстроиться, посопереживать, поёрничать... Виват поэту! И все-таки… Какие-то общие фоновые звуки убивают персональное звучание. Самостийная личина под ёжиком стагнаций здесь нипричем. Не хватает священного акта соразмерности с Летой, с той колоссальной гаммой, из которой интонировать надо бы нечто особенное... Ну, да это придет... При пробуждении от бесконечного сна жизни, решил Дервиш уже пробуждаясь… Жизнь окрестная давала возможность управлять жесткостью дней, едва ли только не тем, что оставалось либо щериться, либо уже только лицеприятно желать: Мир Вашему дому! А штыл андер вельт!

Август 2015 г.

• О чем знобит не серая полукровка

Какому ещё адиоту неведомо, что чисто исторически против вчерашних, да и сегодняшних сытомордий рано или поздно заработает партия снайперов. Господи, неужели всё будет именно так?! Для Украины уже сегодня характерней самострел да отстрел: аристократии нет - вешать и лишать головы никого не будут... Временно затихшим надлежит ведать... как там у как-то прозвучало у Стаса Намина... последняя осень! Годами мутно и застойно ненависть в народе зашкаливает... Почаще стойте просто в очередях за мясом на аттракционах щедрости для стариков... И больше не ведите никакого бла-бла-бла о дальнейшем... Не будет у этой власти дальнейшего... Очередная кровавая накипь, увы,  уже очевидна... Запомадить ее не получится... И никто ее уже не приспит… Все может выйти из-под контроля внезапно без протухших политиков... от отчаяния... начнет повсеместно ситуация взрываться... Гнев от безысходности передавит любое социальное благоразумие!! А формы протеста от маршей безысходности... до очередных баррикад… Карамба, коррида и черт побери, как все это заповторялось… Очередной круг дантового ада в отдельно взятой стране… Майданутые, захватившие власть не стали ее душой во имя народа даже с якобы народным мандатом. Вот почему хватит слушать сиреневых в тумане майданных пофигистов и превращать страну в территорию! Марш пустых кастрюль, марш безысходности марш марш марш... могут вылиться и в опереточное правительство и в прочий иизбрательно-популисткий подлог. И, возможно, только затем последует точка! И лишь тогда обездоленный люд скажет: «Политиков-проходимцев нах!».

Там, где чиновники Януковича –«янека» просто воровали, «Правый сектор» уже просто грабил... Современные украинские неополитики крайне циничны... но и им следует помнить: нельзя народ доводить до курка... А что и как при этом последует - это только детали коллапсирующей реальности... Детали... ни я, ни мы за этим не уследим... Эх, читал бы я нашинским политикам контрпропаганду, спокойно спал... бы без страха за страну,  но учить их - только портить... Они просто призваны не очитать нравоучений диванного моралиста Веле Штылвелда,  а свято лелеять феномен жесткой социальной ненависти - что за ним... за ним безыссходность и срыв... Так что только жизнь будет учить их ещё и учить... Но я опять о конкретике... в стране с ограниченными ресурсами во время войны контроль над любыми группами продуктов должно немедленно брать на себя украинское государства... Но и этого нет... Зато вместо стандартного и всем необходимого кефира одно-, двух с половиной- и четырех процентов есть и полутора и трех с половиной процентные закваски и обезжиренный недо-кефир... Видно, у страны уже нет бабла, а у народа здоровья переваривать все недокефиры...

Немедленно заведите хотя бы одного на страну специалиста по кисло-молочке и прикройте всех левых, цепко сосущих бабло старичья со всяческих кисломолочных гнёздыщ. А в карту киевлянина забейте на выбор ежедневную оплата или поллитра кефира, или поллитра молока... Просто уберите все левое: сгнившее, скисшее и наведите элементарный навести порядок... Хотя бы как при Черчилле в Англии: никаких экзотических колбас во время войны, все(!) англичане едят ограниченный спектр колбас... После той, уже далекой войны идеи Черчилля в политическую оттепель конца пятидесятых  подхватил Никита Хрущев – в СССР по единой рецептуре разработали докторскую, любительскую, языковую и ветчинорубленную колбасы... Сегодня война - это не только смерть и беспредел,  а повсеместная несъедобность и дороговизна - это циничный саботаж на кошельках и здоровье  народных... Почему все наши  стервополитики любят с наскоку брать за горло простой народ, но, не желая его ни выслушать, ни принять в новом агрегатном состоянии... А  ведь народ не только консервативен, но и прагматично выверен в своем извечном чутье... именуемым просто чуйкой. Я сделал бы вам из Украины конфетку, не смотря на войну - в ней я не дока, но процессы повседневной экономики обходятся стране в народные миллиарды! И в этом повинны дешевые окрестные политиканы... Нас – вчерашних советских идеологов готовили на десятилетия, нынешних халтур-пиарщиков – только халифами ровно на час: успеть вскочить на гребешок ситуации... пока у простого народа шок! Ухватил ситуацию, попал на волну, и житуха тебе привалила, даже если весь окрестный мир захлебнулся в крови, поэтому мы и восстанем! И в этом не просто суточная модуляция на все ответные аргументы майданной власти – о вере, в которых всяческие представители власти, увы, крайне циничны... Политики во главе государства в области социальны квот и статусов не должны быть младенцами. Вот и всё. Никто не обещает каждому "канхветку Тузік", или «зробити з гівна цукерочку" , не только потому, что майданных «чоколадок» на всех не хватит. Нужно хотя бы для стариков и детей просто закрепить устоявшийся статус-кво.  А ведь что мне возражают на это:

- Веле Штылвелд, шматуете вы страну... то вам в ней угодно, то не угодно... а я вас приминаю, как данность... типа хоть буряк - не будяк... не сшила нас историия в общие шаты... оттого и проходит Украина время Моисеево... с 1991 по по 2031 гг. так что потерпите...

Нет уж, простите, но лозунг власти: ты умри сегодня, а я умру завтра направлен на поголовное истребление таких как я – светлых, мыслящих, рано поседевших… И я вам не Моисей, и вы мне не Аарон... кстати, моисей выводил 13 племен израилевых, а вывел 12... мовоитян черных и страстных за жен их блудливых побили камнями... в Египет они назад не ушли... тайными пустынными тропами откочевали в нынешнюю Эретрию... затем не раз наведывались в стольный Иерушалайм, пока не умыкнули Ноев ковчег.... так что не переймайтесь... срастается Украина по тем же вечным законам и никто в ней не пророк... крепитесь... я всегда держусь за таких как вы, на приятельской, но должной дистанции... до 2031 года. Поверьте, когда декорации якобы «Правого сектора» опадут, то и там обнаружатся конкретные снайпера... Да и не только там...

Подзаборное племя окостное повылазило грызть за свое:
биология зла штука грозная и по-русски извечно на «ё»!
На крови разбежались трамвайщики, кто в депо, кто на левый маршрут,
кто-то скручивать гайки пиарщикам, кто-то - головы в сей же минут.

Мутна ненависть подлекорытная - перед нею алтарь водружен.
Ах, ты наша беда глинобитная на колье и бандитов, и жен!
Полыхнуло уже в наших душеньках, и никто не прощен будет впредь.
Врут политики ёрно и ссучено - значит им уготовлена смерть...

Таковы окрестные настроения... любые инощельцы на киевских выборах не приветствуются... зуд подкожный уже кровит... Но дело даже не в этом... Просто всякие пришлые не киевские ставленники олигархов однозначно всячески и страшно спровоцирует черную сотню... А  это уже этническое преступление против киевского еврейского населения за чертой бедности...

Беня Коломойский, а поехал бы ты баллотироваться в Эрец... Там, говорят, и Лёню Космоса прикрыли как в дурке в его элитных тамошних апартаментах, и Бене Коломойскому такие же апартаменты продадут на тех же условиях! Шаг влево, шаг вправо – стрелять! Обиженных много… Господин Корбан, я же Вам в личку писал - хотите помочь прижатым материально киевским еврейским интеллектуалам - дайте им просто научно-литературный гранд для издания культурологической еврейской антологии для музея истории и культуры еврейского народа Украины в г. Одессе, и на том стоит угомониться... Что это за партия политбродяжек... Почему Корбану не балатироваться в традиционно еврейском Харькове... или там уже всё тип-топ... А я помню, как в 2014 году в канун Евромайдана, да и на оном в Киеве во всю вышивала оголтелая черная сотня... Вам, Корбан, её не хватает? Так зовите её к себе в Днепр! Как старый киевский литератор с традиционными еврейскими корнями вижу отпетую глупость в вашем поступке достаточно рационально-продуманного человека... И уж простите, но после Кличко я голосовал бы только за Гарика Корогодского, с которым принципиально держу взвешенную дистанцию, но майдан Корогодского выдержал десятилетие революционных украинских майданов, а что выдержат ваши политические блаблабла... в Киеве? Как там у Эфроима Севиллы - ярчайшего израильского русскоязычного автора: ОСТАНОВТЕ ЗЕМНОЙ ШАР, Я СОЙДУ! Сойдите, пожалуйста, интриган Коломойский со своим Геннадием Корбаном с киевской авансцены! Кровь, еврейская кровь на улицах древнего Игупца нам не нужна!! На том и привет от киевских еврейцев. У украинских евреев совковой формации образовалось и новое, простите, погоняло... еврейцы... Они часто не обрезаны, чтят Тору - не по вере, а по традиции... Сам я давненько примкнул к Традиции, и верен Традиции повседневно. Иное дело истинные евреи страны... истинные иудеи... это днепровский экс-депутат Фельдман... Но между Торой и его коллекцией древнего златоружия он выберет златоружие для своего частного музея... Более ярок Вадим Рабинович... от себя лично и от всего украинского еврейства передал в Иерушалайм золотой семисвечник весом в 80 килограмм чистого золота! Вот это поступок! Что до интеллектуальной элиты, то по замыслу еврейского Всевышнего она должна прижизненно прозябать, поскольку единственный писатель всего сущего от Торы… до Торы - сам всевышний, а иммитаторов следует ли замечать... Ну, разве что заметила Европа еврейских хронистов... Иосифа Флавия и чешского ребе, который создал для охраны тамошней гемайры Голема... Что до Коломойского... это как  Йося Кобзон... тот купил в Киеве в синагоге Бродского персональное кресло в первом ряду, но клянут его за то, что он ни слово не сказал всевышнему об убитых украинских евреях и еврейках - жителей Донбасса и участников АТО... 

Что до Игоря Коломойского... то в его окружении за его деньги можно и Тору в золотой короне иметь, и новый еврейский центр, но в душе он фарисей... так что лучше, что именно в субботу, так чтобы сказать яснее, все варево сие не от сердца, не от души, а от баблоида... а баблоид он во все времена щелкает однозначно... Какой резон, господа этнополитики, какой вам резон стравливать всех этих людей, призывая на майданы и площади, чтобы полить их кровью... И причем здесь Тора?! вы просто провинциальные рафинированные подлецы! Никто ничего не говорит о тех третьих ролях, которые уготованы на равных простым еврейцам, евреям и украинцам, крымским татарам и русским в вашем сволочном олигархическом обществе... Время и народы страны вас покарают!.. Так что давайте публично повсеместно вас предупредим и посчитаем заранее кровавые дни Киева, Днепра, Харькова, Львова! Уймите ваше безумное воображение, жрите пока что там, где осели... Иначе бунт против вас будет лютый и повсеместный - и за эту сволочную войну, и за бедствие национальное инвалидов и стариков и за много чего прочего. Не смейте заваривать в Киеве октябрьском кровавую крупорушку, ибо народ потребует всех до единого просто арестовать и вас и ваши кровавые капиталы на время проведения выборов, хватит украине крови -украинской, армянской, белорусской, польской, еврейской и той же русской!..  В этот раз мы потребуем и деньги олигархов и самих олигархов под сорокадневный предвыборный арест, особо потребуем ежедневной сводки СБУ с мест предполагаемых кровавых побоищ, а сбитых летчиков одних выборов не допускать в новые политические по замыслу кровавые лузы!.. Все вы просто с ума посходили!! И если на то пойдет, поступим по-швейцарски! Три коренных народа? Украинцы, евреи и крымские татары, то и три руководителя народов могут конституционно быть президентом, руководителем вру, руководителем кабмина!

И поляки, и русские появились в Украине в силу исторических интервенций, но  носителей этих этносов сегодня в том не повинны и с той же смелой американской традицией этнический русский, поляк с тремя поколениями предков на территории страны является тем же украинским янки! То есть полноценным украинцем, внесшим вклад в построение и развитие своей родины - Украины! Эта новелла при той кровавой межэтнической бане, которая сегодня полыхает в стране - должна быть внесена в Конституцию Украины отдельной новеллой... Кто и как только не выл, мол,  спилили в ноль украинца-финансиста Пензеныка? Сегодня он калека! И почему Чубаров не займет место председателя ВРУ, и почему МВД за армянами на эту политическую каденцию, и так далее... Не наведете этнического порядка и межэтнических мостов в управлении - после октября я вижу наш общий с вами мир залитый кровью! И заранее говорю вам об этом:  вы ничего не изменили со дня распада СССР, подменив тамошние абсурды нынешним всеядным  политическим шабашем!

Поскриптум| разговаривал со старым и добрым другом... Величка, твои этнопозиции есть мовитоннны для современных сообществ. Ты не пробовал подумать, что такие правила устанавливают только в пору фашиствующих режимов. Где, Велечка, в украине фашизм? Зачем этонокрайности! Мы с Драчом и Павлычком в 1989 году уже осуждали эту проблему! Лично я - еврей, был категорически против!

А я - нет! Сегодня фашизм гнездится в окрестных, да и наших собственных душах... В душах, которые мы расплескали когда-то прежде…

Когда Дервиш пробуждается, реальность убеждает его быть толерантным к своему невосполнимому прошлому. Нельзя узнать, были ли увенчаны египетские пирамиды хрустальными пирамидоидами с алмазными верхушками, зажигавшими собою пути на далёкие звезды? Шестьдесят египетских фараонов отправились к звёздам налегке, не оставив потомкам в память о себе пирамид. Пирамиды строили родоначальники фараоновых династий, а все последующие правители, возможно, только время от времени достраивали, либо реставрировали верхушки пирамид, восстанавливая их предначертанную функциональность – телепортировать к звездам, скажем, на Сириус-Б, потомков звездной расы, чья проповедь на Земле опиралась на культ великих космических пирамид… Во снах Дервиш даже видел устройство этих пирамидоидов. Оно похоже на бесконечный улей с сотовым заполнением, в центре которого капсула для телепортитруемого, а над головой перемещаемого сверкает особый "звездный" алмаз. Этим алмазом обычно начинается первая кодовая строчка пересылки в бесконечном космосе бренных жреческих земных оболочек. Именно жреческих. В лучшем случае фараоны оставались культовыми жрецами, в худшем – записи об их существовании вычеркивались, вымаривались с древнеегипетских святцев. И не кем-нибудь, а самим Дервишем, во время его бесконечных реинкарнаций… Святцы вымаривал, и впредь будет вымаривать только он, ибо таков по сути его "путь идущего"…

Прежде на Земле, помнится, меднокожие носоухие олухи слушали и воспринимали мир носом, а вот дышали ушами. Получалось у них всё это несколько забавно, поскольку были уши устроены как жабры, а вот нос… Они им не только слушали, а и впитывали буквально всю информацию об окружающем мире. Но в новые исторические времена эти меднокожие носоухие олухи окончательно ушли под воды мирового океана, и связь земных рас человеческих с ними сегодня окончательно прервана. Впрочем, их женщины прекрасны и способны рожать от земных мужчин. Но вот дети ничем уже не отличаются от землян, разве только более привержены морю. Но у каждого из них свой собственный "путь идущего", и не дам дано знать, с чем он начался и когда будет прерван, при каких обстоятельства… На острове Пасха сохранилось 111 статуй, относящихся к расе меднокожих, всё ещё ждущих возвращения своих же носоухов-потомков, тогда как те давно и прочно не питают иллюзий: им просто нечего делать на столь странно преобразованной потомками планете Земля… Во сне Дервиш не однажды разговаривал с ними.

– Мы ждём возвращения со звёзд наших посланцев. А мир изобретает "а гицен паровоз". Мы отправили их с Земли, – собственной переустройкой на генном уровне здесь, чтобы помочь древнейшей расе там. - Там-там… Бьёт тамтам памяти… Путь идущего – не останавливаться! Дорогу осилит идущий!

От трамвайной чугунноколейки Дервиш брёл вдоль наружной метроколейки в сторону райвоенкомата, где его поджидал седой начальник второго стола снимать навечно с воинского учёта. В отличие от господ офицеров "отставной козы барабанщик" – ефрейтор-срочник на дембеле – вечный резервист Дервиш радовался весеннему солнышку и безоблачному небу над головой. Пели киевские соловьи, по улице неторопливо брели одинокие прохожие, бежали разнопородно-ничейные псы и даже порхали бабочки. Все они подчинялись какому-то мерно весеннему благолепию. Души светились, Дервиш мечтал, поплевывая на прошлое с возможными военными сборами и учениями, – и они его избежали, и он благополучно их избежал. Это было так замечательно, что тот первый миг, разрезавший окрестное пространство, он просто от внезапности и несоразмерности попросту пропустил… Ребенок бежал, подпрыгивая ему навстречу. Это была пятилетняя девочка с косичками, опрятно одетая во что-то совершенно праздничное, особое. Навстречу ей выпала из пространства бокового переулка пружина – обычная пружина из старого диванного брюха, которая еще скакала навстречу ребенку, упав с мусорного металло-сборного грузовика, на который просто никто не обратил сразу внимания. Грузовик уже пыхтел где-то на втором переезде, когда пружина настигла бегущую навстречу ей девочку и вонзилась прямо в лодыжку… Лодыжка лопнула, и ярко красная кровь в разлёт брызнула на асфальт. Девочка не сразу, но дико испугалась своей собственной крови и пронзительно закричала. Она кричала в синеву бездонного неба страхом маленького невинного существа, осознавшего, что на земле в одночасье могут существовать боль, страх и возможно где-нибудь рядышком даже самая настоящая смерть. Дервиш девочку понимал. Сам он о существовании смерти узнал впервые в шесть лет, когда вырвалась из повседневного и перешла в мир иной его древняя прабабка Эсфирь.

Шлагбаум ночи подыскал слова и повелел мне сон читать предлинный,
как свиток древний Магелат Эстер – Эсфирь, и та явилась бабой Фирой –
прабабкою моей. Давным-давно, лет сорок, как ее похоронили…

Она зашла за мною в этот сон, смотря с икон, увы, не иудейских,
(икон не признавали иудеи), и предложила мне пожить еще
лет двадцать пять. Затем придет вторично: забрать – освободить меня и мир…

Крик постепенно слаб. Ребенок весь в крови медленно оседал на асфальт. Дервиш без промедления бросился к девочке, отшвырнув матрацную пружину на газон свежего посаженного палисадника, приподняв ребенка перед собой на руки, и понёс в воздухе на одних кистях рук, как священнодействующий пианист. Теперь он увидел, что надрезана лодыжка, из которой уже не брезжила, но все еще сочилась детская кровь. Он перехватил плачущего кукленыша одной рукой, а второй из заднего брючного кармана извлек отпаренный матерью чистейший мужской носовик, и перехватил лодыжку выше колото-рваной ранки. Девочка начала впадать в оцепенение и Дервиш стал убеждать ее, мол, с ней ничего собственно не произошло, не могло произойди, никогда не произойдет, – она ведь всегда и всеми любима, особенно мамой: где мама, почему она готовит праздничный стол, так сколько же тебе, именинница лет, а теперь, Маша, произойдёт чудо и ранки не будет! Он крепко сжал детскую лодыжку и подул. Доверчивые глаза девочки следили за ним пуговками влажного живого антрацита, в котором всё еще пылал недавний недетский страх, с конца улицы флегматично шла молодая глинобитная мать, не элегантно степенная, всё понимающая. Кровь словно скипелась, как под перекисью водорода… Мать что-то воркнула в пространство, но ни Дервиш, ни голуби её не расслышали. Она перехватила непонимающий взгляд Дервиша, улыбнулась в себя светлой простой улыбкой, словно сфотографировав его с ребенком на руках, – очень глубоко в свою душу, и оставила его самого после повторной краткой благодарности. Ребенок уже что-то лопотал у матери на руках, а Дервиш в странном недоумении с руками в детской крови направился в военкомат мимо райотдела милиции, где на него косились милиционеры и следователи в цивильном… Он вымыл руки под ржавым туалетным краном, посмотрел в почему-то зарешетчаное окно и увидел угрюмые лица волынящих призывников-уклонистов, которые мерно мели в несколько метел миниатюрный военкоматовский плац-дворик… Они очищали путь Дервишу, пришедшему в военкомат именно сегодня, стать ангелом-хранителем незнакомой девочки Маши с огромными пуговками черных изумрудов, которыми завтра она непременно обворожит целый мир.

Дервиш редко выпадает из снов на асфальт городских улиц. Зато ему регулярно снятся вполне осмысленные толковые сны. Любые истины всегда дозирует Время, а у всякой Правды есть свои собственные Знамёна… Ау-уу тем, кто это расслышал! Эй люди, Дервишу действительно сниться не так чтобы хрень, а некая инореальность. Давайте он проведёт вас в нее, прямо сейчас крепко за руку и попытаюсь стать в ней вашим самым предупредительным гидом, Иначе в дальнейшем вы просто его не поймете… А что до времен поэтических, то они мчаться на ИноРеальных стременах наших будней... Их не придумать. Они всегда такие, какие есть. И куда только нас в них не выносит; и в какие только хитросплетения и половодье чувств мы не ввергаемся ими...

По ИноРеальности – бреднем... И вот – Криминальный король,
уснувший печально к обедне в мишурном сплетении крон
того, что случалось, бывало, в беспечном смятении Душ.
Пред веком седым покрывалом к ногам опадал Мулен Руж.

По ИноРеальности – бреднем... И вот – Криминальный король,
уснувший печально к обедне в мишурном сплетении крон
того, что случалось, бывало, в беспечном смятении Душ.
Пред веком седым покрывалом к ногам опадал Мулен Руж.

Египетский бог мудрости Тот никогда не бывает в восторге от поспешно смастеренной реальности – инореальности некого очередного неподотчетного текущему Времени сна. Как бы вам это объяснить поточней… Говорят, во владении легендарного румынского граф-боярина Влада Дракула у колодцев на городских площадях стояли чаши из чистого золота. Пить из них мог каждый горожанин, но, упаси Бог, украсть этот сосуд. Тут же у колодцев стояло по несколько острых кольев, на которые для острастки насаживали воришек, оттащивших чашу из золота, скажем, на более чем два-три метра от родника… Дервиш часто думал, что подобным же образом устроен наш общий мир. Точки сосредоточения материальных благ, места и местища с материальным изобилием, увы, не для меня. Как только я начинаю желать накапливать материальные блага, как у самого Дервиша тут же в силу каких-то обстоятельств моментально сгорают утюг, телефон, компьютерный монитор, холодильник, стиральная машина и телевизор. Но от этого Дервиш не впадает в каменный век, а просто полагает, что самое время вынести всё это недавнее материальное "золото" обратившееся в черепки, на свалку, мусорку, либо просто во двор, как это делали на протяжении четырех тысяч лет древние египтяне… Это были великие мудрецы! Осколки битой посуды они складывали в ритуальные сосуды и раз в году тащили, несли, везли в верховье Нила, где и высыпали в ритуальной Долине смерти. За это они получали отпущенье грехов, чистые хижины, а заодно и чистую совесть. После этого можно было смело охотиться на прибрежные стада гиппопотамов и крокодилов, которых поедали жрецы…

Так вот, Дервиш во снах своих – жрец. Если точнее, – жрец Зордак, но простите, уже не здесь, – не на этой вечной скамейке для запасных. Именуйте для себя тот, некий внутренний мир Дервиша, который очень плотно прикрыт некой сокрытой от вас Инореальностью. Впрочем, Дервиша в ней знают и любят, и порой даже почитают за бога… Например, здесь раз и навсегда Дервишу даровано уникальное право внезапно видоизменяться – вплоть до полной трансмутации образа… Только, пожалуйста, ничего не путайте – жрец Зордак не трансвестит. 

Он скорее тот, кто у жизненных колодцев обращает глиняные черепки в золото, а вдали от артерий, питающих и наполняющих инореальную жизнь, обращает золото в самые неказистые черепки… Земные приятели Дервиша, так и не обучившиеся время от времени пересекать условный фарватер Инореальности, оставаясь на вечных скамейках для запасных, насасываются просто до чёртиков. Но черти способны уводить только в низшие измерения, в которых время сперва замирает, а затем оглашено носится по рваной синусоиде между жизнью и смертью… И с Дервишем прежде случались подобные мерзкие "американские горки", но они ему не нравились, а самого Дервиша  однажды уже повторно призвали обращать золото в черепки, а черепки в золото. Только не говорите, что это самый неразумный путь на Земле. У каждого свой путь, и своё призвание. Только не считайте, что черепки в золото способен претворять всякий. По крайней мере, я бы так не сказал. Но я не Дервиш, и внешне он даже мне не доступен… С банальнейшими запросами к Дервишу годами не достучаться… Просто побед, любезнейшие дамы и почтеннейшие господа, в жизни никогда не бывает! Об этом сегодня уже не только говорят, но поют. А испуканные секретарши обучаются впопыхах офисной технологии секса. Идёт подъем на новое информсостояние – наступает время суррогатных матерей и интерактивных папаш. "Ангельские" световые пятна обретают формы младенцев сипло орущих в контражуре солнечных гало – "Жрать!" Здесь же прорывается и нечто синхроподобное и от глобальной Сети. Как вам покажется, к примеру, такое:

- Неонилла Самухина: Камасутра для офиса. Практическое пособие, Институт соитологии, 2004 Мужчины и женщины и в офисе остаются мужчинами и женщинами... Современный российский бизнесмен проводит на работе больше времени, чем дома, потому и приватная жизнь медленно, но верно, перемещается в офис.

- Впервые на русском - вступительный роман "Иерусалимского квартета" Эдварда Уитмора, безупречно ясного стилиста, которого, тем не менее, сравнивали с "постмодернистом номер один" Томасом Пинчоном и южноамериканскими магическими реалистами. Другое отличие - что, проработав 15 лет агентом ЦРУ на Дальнем и Ближнем Востоке, Уитмор знал, о чем пишет, и его "тайная история мира" обладает особой, если не фактической, то психологической, достоверностью. В числе действующих лиц "Синайского гобелена" - 2,5-метровый английский лорд, автор 33-томной монографии "Левантинский секс", которая привела к падению Британской империи, и трехтысячелетний хранитель Священного города Хадж Гарун.

Затем наступает информационная чистка – сетевой абортарий файлов, очистки мысленного пространства, вырубка мыслящего тростника. И тогда возникает очередной творческий постулат:

Никогда не говори – кто-то украл мою победу. Побед в мире не существует, есть только предначертанный путь – от орущего "Жрать" младенца до немощного беззубого старца… Путь дервиша – дер_В_и_Ша, der Visha! Господи, он, кажется, ко всему ещё и иностранец!.. Но, следуя выбранному пути, всегда надлежит не уступать никому – даже Ему, Господу, – и капли своей судьбы… ибо Путь – больше чем Вера! И он пробьёт себе дорогу даже через Вселенскую ненависть… Когда в мире созревает (формируется) ядро ненависти, то дело не в нашем собственном императоре зла, а в его переплетении с нашей реальностью. Эстетика агрессивных средств утверждает: можем, когда могём! Кто задуман мудаком во Вселенной, тот им и будет во веки веков. Аминь!

Теперь перейдём в очередной раз к сновидениям… В очередную ночь в очередной бесконечный раз снится Дервишу огромный чёрный аэростат над пространством балкона. Тканевый остов из домоткани просмолен – давно и прочно. Из грушеобразной оболочки шара НЛО тянет к себе некая магическая сила, об огромном магнетизме которой ныне живущие в реале даже и не догадываются. Удержаться бы крепко во сне, не согрешив пробуждением в преддверии ада… Козёл с золотой цепью трясет над Дервишем, тревожно спящим и поминутно вздрагивающим  не в радость жене, – не иначе это до боли уже знакомое сморщенное в фигу лицо извне пришлого с просмоленной бородой мага-чернокнижника. Всю ночь после этого Дервиш  мерно и однообразно срезает тупой опасной бритвой со скрижалей истории… ленинизм… Спать бы! Либо писать… И написать бы роман о заказном писателе-зомби. Его зомбируют деньги, он зомбирует чернь, чернь из-за денег убивает его, но он пробуждается в форме бессмертного зомби, чтобы писать о подобных себе и своих "конкретных" заказчиках вечно…

Был отчаянно живой… Был нечаянно собой
Стал нечаянно живой… Слыть отчаянно собой!
Непременно всем надлежит спать!

"Критику всегда не нравиться степень твоей свободы", – упорствует сквозь сон отчаянный ЧеГеВаре, – "должной степени которой они уже никогда не достигнут сами. Они это называют фальшью, пороком. Они созданы из и для – некрепких, несерьезных ребят… Они виснут без кайфа по умолчания где-нибудь на тусовках, где ничего творческого, по сути, не происходит. А для меня в творчестве важно показать процесс диссимиляции неживого от живого… Сидим здесь, а день дрейфует как яранга чукчи на льдине…" Дервиш, они так и норовят непременно приспать твою совесть! Как девочку Машу! В будущем, наверное, будут выдавать талоны на совесть. Вот тогда и посмотрим, зачем она и к чему?! Та девочка не могла сказать Дервишу спасибо. Она просто забилась, а затем затихла у него на руках. А потом подошла молодая флегматичная мать и все объяснила: в мире нет резких переключателей, просто существуют обстоятельства жизни и к ним надо подлаживаться с должной степенью собственной свободы и с собственной мерой ответственности за себя и за мир. И даже с собственной дидактикой, объясняющей всем и каждому, и не в последней мере себе, свою степень причастности к общему человеческому миру, а не только степень собственной отвязанности... Но опять являются в сон всё те же инопланетяне на очередной привычной тарелке. Вот разве что кожа у них глинистая, почти грязно-коричневая… Да ещё у одного, уже прежде знакомого закопченная козлиная бородка. Он-то всех более задаёт вопросы жене. Она всю ночь вяло и обстоятельно отвечает… К утру инопланетяне входят в оболочки наших материальных тел, где стараются удерживаться до нашего пробуждения, что-то выкачивая из нас напоследок. Запоминаются только отдельные эпизоды…

Вопрос: Что значит, мадам, это ваше земное полоумие – карнавал?

Ответ: Если дословно, "говядина, прощай", да ещё банды заключают на это время между собой перемирие и южноамериканские бандиты не колотят друг дружку. Одним словом, нечто вроде олимпийского движения неформалов… Во время проведения всемирных Олимпиад в принципе не воюют державы, во время карнавалов – бандиты держаться перемирия, и даже в каком-то маленьком городке на это время в мэрию сдают все патроны!

Встречный вопрос: Что вы исследуете в нас самих?

Ответ: Индивидуальные почерки Детства:

"Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана.
Буду резать, буду бить, с кем останешься водить…" Что это?

Встречный ответ: Детская считалочка для игры в прятки… в сон. На сей раз без инопланетян, но со стульями. Четыре маленьких стула поочередно разламывались под Дервишем, и тогда он взгромождается на пятый, но тот на высоких ножках - с него Дервишу надлежит Нечто вещать… Ага, это его просто в очередной раз осенило… В общем, это идея: никогда не следует допускать частицу "не" в букве Закона, потому что она имеет не обязательное к запрещению, а скорее конкретно разрешительное действие по законам психоформального восприятия. Об этом знают военные психологи и наверняка те, кто пытается протаскивать в новейшие украинские законы лазейки для бандитов-олигархов и их приспешников…

– Иисус есть мировая энергия! – пьяно вещает Валерка Кратохвиль из Времени земного дожития, которое прервалось для него внезапно и тихо в 2008 г. ошельмовавшей его гениального киевской повседневной реальностью, в котором они с Дервишем пили вместе за дружбу, которая так не состоялась… Цену за дружбу назначал сам Валерка, и согласно этой цены Дервиш был обязан тащить его на себе – запойно-бесквартирного, униженного, опущенного и зело хулиганистого с ручищами-гантелями, под ударами кулаков которых разлетались в кусты разбитые черепами голов мелкосортные свидомиты, пока Валерка, напрягая луженную еврейскую глотку пел-орал под пьяное «Будьмо!» – «ще не змерзла Украина», и обещал всем крепко нагреться… А во сне в тихом виртуальном кафе из-под носа ангеломирного Валерки опешившего от подобной наглости Дервиша  рис с бифстроганами отбирает тамошняя навязчивая нищенка и уносит прочь наши нетронутые порционы. Вместо этого им подают невесомую печень небесного агнца, не беря с каждого по десятке гривен за блюдо…

После обеда они встречают американскую кузину Дервиша – Викторию с лекционным циклам по проблемам развития аэронетики – энергетики воображаемого, её концентрации и конденсации на материальной подложке. Конденсированный дифракционно-спектральные образы инореального мира завораживают, но они пока что двухмерны, и их последовательность можно принять за бесконечный комикс неких жутковатых фантасмагорий… С них странно смотрит на Дервиша, вечно пугая его при этом, незнакомый комик со знакомыми ужимками – от младенца до старца… В старости это дедка Наум, и его корит с неба уставшая бабуле Ева:

– Нуманю, до коих пор ты будешь корчить из себя идиота?

Впрочем, все мы на Земле идиоты… По умолчанию. В довершения ночи очередной фрагмент сновидений разделил внутренний мир Дервиша на чёрное и белое… Так бывает только у молодых поэтов и графиков, пока в них не пробуждается особое многомерное и многокрасочное ощущение всех возможных срезов реальности… Теперь Дервишей двое. Их мир на двоих отныне жутко дуален. А вокруг – множество табличек: "только для белых", "только для чёрных"…  Душевный апартеид убивает. Наконец, белому удается бежать. Но в реальном мире он получает столько зуботычин, что вскоре возвращается за своим чёрным подельщиком, который уже разросся гипертрофически и занял всё прежде принадлежавшее и белому, и чёрному место. Тем не менее, он идёт за белым наружку, где сливается с ним и крушит все преграды, устремляясь навстречу славе, сытости и постоянству… На отвоеванной территории белый рецессивен, вторичен, и он обустраивает только внутренний дворик пробужденного зла, как отдельный ракетный гарнизон. Вокруг бродят одноглазые снайпер-циклопы и поливают цветы, из луковиц которых вырываются фиолетовые зонтичные соцветья. Дервишу больше нечего стремиться на Фудзияму…

"Кто не поднимался на Фудзиями – дурак,
кто поднимался – дважды дурак", – гласит старинная японская пословица… Так что не следует повторяться: вчерашним снайперам назначено в саду у Дервиша быть уже не ревностными садоводами, а простыми растениями, которые уже Дервишу предстоит регулярно прорежать и выпалывать, уничтожая буйную накипь сорняков окрестных. И только… Пусть Дервиши – оба теперь попашут в поту, и пока чёрный гений будет упрямо и жёстко отвоёвывать для своего белого братца всё новые и новые жизненные территории. Белый братец тоже, не будь дурак, будет приручать всё новых и новых снайпер-циклопов… На всякий пожарный случай… Дворик военкомата – дворик ракетного гарнизона – дворик двухкомнатной квартиры на девятом этаже, с которой всегда легко можно выброситься наружу прямо с девятого этажа на колючую изгородь из "сторожевого" металла, охраняющего микроскопический общественный палисадник. Наверное, это некий суицидальный выход из взаперти, подсказываемый этим бесконечным сном, в котором ближе к утру просматривается и такой эпизод: Дервиша таки убивает убийца-часовщик после того, как Дервиш заносит ему на ремонт  просто огромную золотую луковицу карманных часов. Убивает же Часовщик в лет обоих – и черного, и белого Дервишей без разбору. И тут только часы безо всякого ремонта начинают тикать: тик-так… Дервиш отныне не хочет быть – ни белым, ни чёрным! Он просто не серая полукровка!.. Зеркало проблем в жизни отражается в зеркале фактов в журналистике, зеркале рисков при расследовании, в зеркале страхов последующих сновидений… Из всех этих зеркальных осколков и отражений создается совершенно неповторимая собственная реальность… В ней Дервишу отныне и жить…

В книжной лавке аптекарь весы позабыл. И ушел, не прощаясь,
усмехаясь лукаво в усы, – дескать, знаю, что сделал, – не каюсь!
Дескать, взвесьте на фунт чепухи, а на два – незатейливых грез,
и получите – чудо-стихи с эликсиром от горя и слез.

А потом – по полстрочки, по чуть, по чуть-чуть, по чуть-чуточке  – бац!
Вы отыщете правильный путь, и достигните счастья не раз…
Ведь на взвешенной мерке весов каждой буковке будет дана
необъятная мера часов – парадигма любви и огня.

Август 2015 г.

• Не жди от лета маринадов

Моя личная ненависть давно довела меня до непринятия нынешней черносотенно-хуторской Украины… И я подумал, а нельзя ли ее трансформировать в некое положительное для себя и страны сальдо? Превратить нынешнюю отвратную национал-шовинистическую уродину в некую светлую реалистическую мечту?.. Ведь что отличает мечту от воображаемой действительности... инструментарий мечты... параметры мечты - насколько мечта адекватна реальности, трансфер мечты, насколько раскрытие мечты допустимо завтра с опорой на вчера и сегодня, безумность мечты, насколько это безумие рационально, паблик релейшинз мечты, насколько эта мечта способна увлечь окружение... Город солнца Кампанеллы породил жуткие процессы в СССР, мечта Гитлера завоевать мир породила ракетные центры – два: западный вал и колоссальнейшие доки для подводного флота на Балтике... Так  что, вот во что обошлись эти две мечты человечеству... в сто миллионов человеческих жизней... Бойтесь социальных мечтателей - они опасны. Вот почему в политике столь важен и ценен прагматизм. Наверное, следует культивировать мечту без армейской специфики, подчиняя в мечте нечто и любых всяческих некто только в допустимых пределах. На этот счет украинские евреи говорят, по крайней мере, киевские, - живи так, чтобы рядышком с тобой другим не было тесно... И то верно... Каждый человек - это ягодка и ему есть своё особое место под солнцем. Помни это, и только затем мечтай!

Муж жене:
- Ах, сейчас бы в Швейцарию, на воды...
Жена мужу:
- Это у тебя из прошлой жизни... Вот и вернись туда... За кошельком!

По вечерам дед Наум говаривал бабушке Еве:  «Ева, Швайк!» Так мои дед и баба отходили ко сну. Но иногда бабушку Еву это доставало. Это вечное еврейское... тихо... Швайк и она вскрикивала: «Нюманю, не будь при мне дисциплинарной сталинской швайкой!»  Отож... На идише народном швайк – это тихо, а швайка по-украински - это затычка! И вдруг  у нас целый министр с такой фамилией начал править... Швайк, об этом ни слова!! Сегодня заговорили о растре политического виденья происходящего... Обывателю втюхивают самую малость густой ботвы на перетравку до несваримости духовной пищи мозжечка, а в это время шабаш престарелых пьяненьких олигархов к привычной распилке бабла прибавили фактор риска и заигрались в предателей... кому навесили тот или иной ярлык мы даже не узнаем, всё умоется в водке и в очередной многотонной капле народного горя... Как только жить с этим. И вот что ещё... Неотимошенковцы заигрались в юлю-дулю, желая протащить и эту вздорную бабу в мэры столицы... Я буду голосовать за нынешнего мэра... И мне стыдно быть в окружбражке вокруг Тимошенко. Ну, казалось бы... Перегрызлась с тремя президентами - Кучмой, Ющенко, Януковичем, отсидела при двух - Кучме и Януковиче (с подачи еще одного президента – Ющенко), отпетая политстарушка, прикупавшая медицинские, как бы это сказать помягче, автозаки, где даже при родах и перитонитах перевозить могли только сидя. Эта дама жестка и антинародно нарицательна, но на шахматном поле украинской политики за её же бабло, похоже, к ней в очередной раз пытаются построить очередную армию прихожан. Бедный Порошенко... И это во время войны... Уберите эту настырную тётку с политики... Хотя бы из киевской политики... В трубах слабо продезинфицированная вода, в магазинах минимум товаров, тонны прокисшего пива и тухлых рыбных консервов. Тут только к общей мути ЮТВ ещё нам не хватает... Не-а, я за Витальку... и орденка мне не надо... А вот значок любимого кандидата носил бы!.. Видно перерос я племя незабвенных Ван Ванычей… Жил-был Ван Ваныч да весь вышел…

Цветы на траверсе июля, цветочный август теребят,
еще не время поцелуя в последний раз - цветы зорят!
ну, правда, в августе чуть строже и чуть шикарнее, чем сметь,
июль-проказник сочно в ложе в цветах умеет умереть.

А что на выдохе удача и чьи-то новые стихи,
и чьи-то глупые задачи, ведь без задач уже не мы,
а нечто в вязком травостое, как тыщи  лет тому назад,
когда однажды пала Троя и отошла в цветочный сад...

И в том саду цветы и боги в амбрэ и ласковых словах
сокрыли Трои мир убогий в иных неведомых мирах.
А то, что Шлиман надорвался и раскопал в предапарте
пустого золота богатства, то и они уже не те...

Мечи доспехи и кольчуги уже не ведают истца
на самой кромке Кали-юги в цветах, где прячется мечта

Дамы и господа, я давно и настоятельно предлагаю себя в народные депутаты... или хотя бы в помощники нардепа... вполне созрел. готов заменить любого клоуна из депутатов по чаяниям родного мне полиэтнического украинского народа. Я уже за планкой лет, так что соразмерен одной зарплате... без взяток и откатов! Но с другой стороны объяснять себя в этой стране нелепо, да и не надо... Эта страна перестала быть страной для простых людей, еще не превращенных во всецело прижизненных рабов! А пока даже на переднем плане среди донбасских беженцев нет-нет, да и встретишь типичных чувачков с семитскими чертами лица и трениках от яныка... Ни один из них языков новых не выучит, а вот прежде был бы неплохим старшим технологом где-нибудь  на шахте, в тех мастерских... или при таком же лице мог стать бы на золотом западе просто таксистом. Но оторванных даже от донецких корней наверняка станет мелким шлопером, далеко не вором в законе, и погибнет от передоза... трамадолом и какой-нибудь хрени... Золотому миллиарду даже золотниками мы не нужны. У нас рожи даже не еврейские, а хазарские... Мы не похоже на украинцев, хоть нас и вбивают в их строй с оселедцами на бошках... Да, мы еще не полные азиопы, но уже далеко не украинцы… У меня с ними вежливая дистанция – в одной стране, в одном городе, в одном доме, на одной клетке… Если они только Е-два, то я уже давно Е-четыре…

Зайдя сегодня в утреннюю «Биллу», видел, как старушки в очередной раз за что-то подрались! Прежде тузились и таскали друг дружку за седые власы за картофель по 3.50 грн. за кило - брали помалу, но алчно ели глазами, а сегодня - за помидорки по 2.80. Драку не перенес, едва не стошнило. Особенно, когда на завтрак не нашел куриных яиц по 12.50 десяток. Купил только одно яйцо, как поляки пи Гомулке…  два было дома. А почему яиц не выносите... пусть помидорками зулусы нажрутся... а яйца в аттракционе щедрости запланированы на завтра... Затем пошел в подземную рекреацию к грузину-перекупщику Адрону и купил помидоры по семь... красивые, на рынке они же стоят уже по 10-12 грн... Народ бежит... ненавидеть кого и плюнуть кому просто в морду... некому... Украина переходит под международное управление... воров... Так и живем... Знайте хотя бы правду... друзья!

Закарпатский губернатор Геннадий Москаль взял к себе в помощники рома - первый достойнейший этнопоступок... Украина - это содружество древних этносов народов и рас... как не страшно прозвучит это, но многие столетия в древности украинцев называли «белыми неграми», африканцами... Тунисские смуглые девушки, очень похожи и внешне и антуражно… Наше намысто и вышиванку на них мало отличимы от смуглых черкащанок... Это же касается жителей белых мазанок в одной из иракских провинций... пора украинцам заземляться, и наступит и мир и благоденствие и просто то состояние, ради которого я, собственно, отдал свою затравленную и проклятую украинскими госантисемитами жизнь...

Helen Filo Это дорогого стоит.  Я не припомню случая, чтобы представитель ромов был советником в департаменте, штате, земле, области или воеводстве. Это сильно.

Не жди от лета рафинадов, когда вокруг сцепленье душ -
нет хамской вычурной бравады, никто не вырвал смачный куш,
никто елеем не разжился, не растворился в сусле дня,
амбре волшебным не упился, поскольку рядышком война.

А жить так хочется с налета, а жить так хочется в нахлест,
покуда где-то гибнет кто-то под артобстрелами всерьез...
Подол, не то чтобы в мундирах, но вот еврей с чуприной дня -
на нем, на длинном паланкине на ленте орден... вот те на...

Я в этот орден втюрил очи... металла мякиш на крови
чуть карнавально смотрит - сколько в нем боли, памяти, любви...
Чуть театрально смотрит время на этот выход на помост
еврей с чуприною в прозренье, мол, вынес, выжил, перенес.

Он мал и телом и словами, о том как время пережил,
в котором тупо убивали за то верил и любил,
за то, что просто не уехал в былинный край - Ерушалайм,
поскольку из Талмуда ведал - родиться в кущах тоже Рай.

А то, что киевские кущи густы и сотканы в любви,
то от того больней и пуще - жить без Подола не моги!
И будь что будь, под оселедец острижен он - не унывай,
аид он, хазетре и шейгец в одном разливе - выбирай.

Не жди от лета рафинадов, не жди вчерашних орденов -
висит на ленточке принада за боль, за право на любовь.
И хоть тут ясно - он контужен, и чуть смешон, и чуть нелеп.
Пусть бродит с орденом по лужам, меся в ней памяти послед.

Я не снимал его на память, он впечатлен в ней навсегда...
Еврей с чуприною как пламя стал сед на долгие года...
Я лишь об орденской колодке хотел бы тихо возразить -
длина она как рюмка водки, которой в горе не испить...

Чужие странные награды, чужое время, мир чужой,
но, видно, свой создать нам надо, чтоб называть его Страной

Алла Сафронова: Хорошие стихи, Веле. Вы – другой.

Веле Штылвелд: Спасибо большое! Самого удивили искренней ненавистью к происходящему... Но сам я, если вы меня понимаете, человек оригинальной мечты... в том и проблема... годами не спешил ехать в Эрец... побывал в Иерусалиме... И что для себя понял - это тоже беда, особенно когда на параде в поддержку геев убили школьницу... как по мне, так красавицу...

Алла Сафронова садистов хватает везде, к сожалению, но когда садизм становится нормой, а государственная политика - геноцидом, это уже не просто страшно…

Веле Штылвелд: Сегодня даже за эти полтора года лента ФБ разлетается в Польшу, США, Германию, Великобритани.... это национальный бег - люди протестуют ногами… Ну, нет у меня оселедца на бошке и никогда больше не будет... Я воистину другой.... но с лицом... а у мноих моих возрастных друзей в этом кромешном аду истаили лица.... Что с нами сделали? Нас просто изнасиловали... вот почему многие сегодня вышли за черту законов морали и простых сдерживающих человеческих регуляторов... Обращаться к этим людям и с этими людьми уже бесполезно. Они дали смылить себя до серой житейской пены... и руки уже не подать... сквозь пальцы будет сочиться одна душевная плесень... здесь даже ненависть не сработает...

Алла Сафронова: Да. Они хорошие безотносительно к ненависти. И - предельно искренние. Берегите себя... и если есть хоть малейшая возможность натурализоваться - бегите. Деньги - на билет и неделю жизни. Потом - будет потом… У Вас хотя есть очень много - Земля Обетованная. Которая ждет и не отринет. У меня и моего мужа нет такого места в нашем Мире. Оселедцев ни на голове, ни в душе - тоже нет. Сташные идут времена...

Веле Штылвелд: Я бы не уехал, а просто бежал бы с этой черносотенной страны, но за какие лавы?! К тому же семья... жена... у жены мать... у матери вторая младшенькая с тремя внучками временно в Польше... мужа перевели американцы из Киева... сложно... война. Рано или поздно остановим войну, даже ценою жизни, но черносотенность не есть гнилой оппереточный патриотизм!

Платан, цветущий в центре лета - свечой восставший в дивный миг,
когда, казалось бы, отпета хмельная патина вериг,
и нет уже листвы и время на возроджения любви -
свеча цветочная без семя в оргазме летнем... се ля ви.

И вновь окрестные оркестры и оркестрарии тревог,
почти привычные самтресты, в которых спрятался сам Бог.
И, ну, наяривать - не пылко, а так, чтоб тихо и светло,
хотя неясно - где ухмылка, а где кровавое пятно.

А за стеклом буянит лето, а под стеклом случайный лист,
на нем написаны сонеты, хоть Бог - известный пофигист.
И он на аркуше картаво графити мажет от души,
поскольку времени отрава его не ранит, не грешит...

Ему не ведома опека вчерашних пройденных дорог,
бандан неонового цвета, манящий лето за порог...
и то идет, спешит бывало, а мы в нем квасимся в тоске,
пока с собой нас не позвала мечта на светном волоске!

С тем и живут иной раз реальные и инореальные персонажи… в компиляционной культуре Апокалипсиса… В ней уживаются тексты шизофреников, сектантов и конспирологов в самом безумном переводе и редактуре, играя новыми безумными красками: вся стройная структура оригинальных книг разрушена, все статьи беспорядочно перемешаны, предисловия оставлены, сами тексты удалены и наоборот – удалены предисловия. Части материалов вообще отсутствует. Оставшиеся названия статей и события перевраны до неузнаваемости... С телеэкрана синхронно с глобальной сетью на Дервиша прет мировой медиа-Сорник, в котором сегодня преобладают всяческие Магистры со звёздами, шпагами, ядами и литературными премиями… Кстати, магистры традиционной окультологии отдыхают. И те, которые не проглядели в Дервише будущего магистра ли, и те, которые его просто прогавили… Дервишу ещё только светит своя собственная особенная и особая Звезда Магистра, но до неё надо дожить, достареть, досветиться в окрестном пространстве своей неподдельной самостью – ин сё, инсайдом… Допотеть, доработать, домозолить – душой. А она у Дервиша уже настрадалась, и посему многое невозвратно потеряно, и посему так много отторгается из нового, за которым Дервиш видит уже только пошлое, пошлости и хамства не приемля. А посему по жизни он – Дервиш… уже никогда не смотрит на себя в зеркало, когда в нем внезапно пробуждается Зверь. Мало того, что этот Зверь всегда необуздан и отвратителен с зеленосветной флуорицирующей аурой. К тому же этот Зверь особой породы, хотя, как и обычный домашний кот, он патологически не переносит зеркал. Они смущают его, они смещают его за канву времени обыденности, и тогда он видит свои зеленые, а затем уже и фиолетово-изумрудные блики, идущие мощно из-за спины каким-то неведомым потоком энергии, которой способен управлять только Зверь. Он же, случается, способен и себя рассечь едва ли не надвое этой незнакомой земным людям энергией. Воистину – это меч карающий. Увидеть его в Зверином обличье – это значит, переместить в здешний мир Нечто, чего уже и без того в пространстве земном хватает, отчего все мы и страдаем – окрестные зверепотамы и недолюди… Легче и проще прикрыть глаза, углубиться взглядом во внутренний мрак в пространстве за переносицей и вглядеться. Здесь обязательно отыщется ещё расфокусированная точка включения, за которой следует проследовать в сад образов, мыслеформ и туманоидных предощущений.

В этом виртуальном саду сначала всё будет напоминать турецкие бани. Затем последует концентрация… Наступит она ненадолго и сразу за ней – новая расфокусировка. Теперь точка раздвоится на ложную и искомую. Ложная вскоре начнет блекнуть. Но выбирать нужно научиться истинную путеводную точку сразу, ибо опять и опять будут следовать все новые и новые расфокусировки, пока и истинная точка не истает как воск. И тогда мир отрубится огромным рубильником и на всю телесную сущность твою навалится тяжелый многочасовый и непростительно безотрадный сон… И только одна единственная истинная светоточка способна вывести тебя из мрака и провести в глубины внешне недоступного подсознание. Вход в него отыщется как самая обыкновенная замочная щель, за которой возникнут какие-нибудь манекены, у которых следует, прежде всего, отыскивать одни только глаза. Но не стоит при этом отчаянно удивляться, что и зрачки этих глаз окажутся замочными щелями… Просто однажды ты уже прошел через замочную скважину своего внутреннего ин сё, своей глубинной и не ведомой порой тебе самому самости, и теперь ищи не глаза, ибо в них ты встретишь очередные замочные щели и так будет продолжаться до бесконечности, о которой ты здесь уже немало наслышан…

Концентрируйся и ищи образы, действия. Сопротивляйся коридорным эффектам, устраивай корриду своим ложным блужданиям, отсекай их нитью Ариадны, которая пробралась, наконец, и в тебя, с тем, чтобы ты нашел в ней незримую, но прочную опору и перешел через границу банально дозволенного мира, в котором твой фатум слаб, а сам ты немощен и привязан к сотни тысяч нитей самой заскорузлой из возможных реальностей… И тут впервые ты окажешься в самой настоящей орбитальной капсуле, в абсолютной невесомости, сквозь которую на тебя станут наплывать вещи, поступки, события, проступать и связывать воедино жизненные обстоятельства, в чудном переплетении которых ты ещё раз не узнаешь рваные куски своей собственной жизни, и начнёшь играть по правилам и в соответствии с законами инореальности, в которой часть законов и установлений будут придуманы уже только тобой! Вот тут-то ты сможешь смело восставать против живущего внутри тебя самого агрессивного Зверя, и будешь способен даже сразиться с ним, если только не наступит досрочное пробуждение, или же тебя не выбросит в самый обыкновеннейший сон с разрядкой, который в тебе ничего уже не переменит, но принесет ночное успокоение… Вот теперь, кажется, сказано действительно нечто, для иных почти уже все, и на этом они могут смело обрывать круг этого интеллектуального чтения. Дервиш готов сказать им по-дружески "до свиданья", но за прочими он ещё непременно придет, чтобы провести дальше тропой Дервиша с тем, чтобы однажды смело предложить им в качестве обретения нескончаемый "путь идущего"…

Однажды Дервиш был отравлен ядом собственных дневников и оттого постепенно перешел на числа. Для посторонних это некоторое странное кодирование "пути идущего" на принятии другими которого, никто ничуть не настаивает… Утром важно знать какой сегодня день на Земле в пересчете на очередной цикл запуска «пути идущего». Всего по плану у Дервиша начертано девять циклов запусков по 1260 дней. Если вспомнить Апокалипсис, то в этой цифре как раз и скрывается число Зверя. Всякий раз из слабо мяукающего в себе котенка Дервиш растит на радость себе львенка, а из последнего, как знать, возможно, и саблезубого тигра, который, в довершение всего, выпрыгивает изнутри Дервиша в жизнь и исчезает в мириадах подобных ему мыслеформ окрестного человечества. И что особенно радует, то это то, что саблезуб этот прочно воспитан Дервишем ещё от рождения и напоминает о себе долго, еще очень долго после того, как он был взлелеян и выпущен на свободу… Таким образом, всякий раз у Дервиша обнаруживается время точно детерминированное размером в три года и пять месяцев, преодолев которое, он становится мудрее и старше, преодолевая в себе очередного страшного Зверя – себя. Всё, что происходит внутри этого периода, внешне напоминает некую особую историю болезни, историю роста, историю взращивания в себе, если хотите, некого информационного Зверя. Сейчас, когда пишутся эти строки, на Земле начинает разбег очередной день пятого цикла запуска. Вот почему на сей раз сам Дервиш, – мой странный внутренний Зверь, которого я всё время пытаюсь очеловечить. Для этого я регулярно пишу письма всему человечеству, рассылаю свои резюме, настаиваю на своей производительности, неповторимости, толерантности, а человечество пишет мне. Чаще всего – это спам. Но на него я почти не ведусь. Если только это не крик чей-нибудь о помощи. На такие крики Дервиш ещё старается рефлектировать, на прочих же ставит большой жирный крест. Но письма, написанные мной и отправленные, как и письма, полученные мной и прочитанные с неким душевным сальдо – непременно считаю. Приятно, например, знать, что за эти годы Дервиш сумел написать 7912 писем, а получить 3863 письма. Только, пожалуйста, не завидуйте: ведь чаще всего это отказы по любому мало-мальски человеческому поводу.

Я автор нескольких повестей и одного заказного романа. За шестьдесят баксов – вы мне просто не поверите – в 1996 году я стал суррогатным папашкой одного удивительного фен-романа для одного молодого мафиози, которого застрелили у его дома на глазах всей семьи в 2002 году. 

Имени покойного не стану называть, чтобы не накликать на себя гнев неправедный безутешных близких его. Прекрасный в принципе был пацан, но страдал плохими привычками, впрочем, при достаточно приятных временами манерах. Неизвестные в широких слоях окрестного мира трудяги-килеры пресекли его путь. Он же был удивительный шеф-бандит, и я всегда преклонялся перед тем, как, будучи 23-летним пареньком-недоучкой он владел разветвленной империей бухгалтеров, которые почитали его за умение решать проблемы в безобразно приспособленном для проблем времени, которое самого меня вышибло на асфальт и превратило в Дервиша… В те незабвенные времена и наш Президент служил еще в Национальном банке и шокировал всех бухгалтеров Украины тем, что ввел нацвалюту. В офисе шеф-бандита Дершиш в первый же день превратился в человека, которому удалось моментально увидеть в пачках всевозможные номиналы этих госзнаков. Они, увы, были напечатаны не для Дервиша… Но об этом Дервиш узнал значительно позже, окончательно выброшенный на литературный асфальт и превращенный в человека без времени и места. И даже временно без своего внутреннего Зверя, растить которого с тех самых пор стало насущным и крепко оправданным занятием присутствия в мире.

Превратясь в Дервиша, вчерашний учитель маленьких взрослеющих роботов стал обычным киевским маргиналом, а ко всему  и интермигрантом. Ему оставался только внутренний путь, но и здесь его подвел некий переводчик в неком плохом переводе прекрасного американского фильма "Цвет ночи", где убитый психоаналитик, как оказалось, разбогател прежде того, чем был убит именно на написанной им книге, чье название поспешно неосмотрительный переводчик перевел-транскриптировал на русскую идиому с "туфта"-логическим подтекстом… Если насчет масла маслянного, то вы действительноугадали. Он перевел название опуса покойного как… путь идущего… Когда же Дервиш затеялся писать этот роман, сие ему было не ведомо, либо, вру – ведомо, ведь фильм он успел посмотреть уже более трех раз, и путь идущего, как видимо, засело у него в башке. Вот такое получилось масло масляное, Дервиш. А шеф-бандита с ноября 1996 года Дервиш более так и не увидел в жизни, в которой ему снились удивительные, несравненные сны… Во сне его звали Орнис. Орнисом он и прошел сквозь первый роман-сновидение, следы которого раз и навсегда выпали из времени и пространства. Шеф-бандит по замыслу этой жизни должен был прикупить под старость лет корпорацию. Дервиш даже видел сталлистый цвет центрального корпоративного офис-билдинга, где усамого Дервиша был свой собственный производственный сектор методов наваждений, провокативных обструкций и сновидческих релаксаций… Но вот во сне шла еще одна трансформация и уже Дервиш внезапно превращался едва ли не в ветхозаветного Орниса… Орнис не имел никакого отношения к классической орнитологии. Не был Орнис ни певчим дроздом, ни серым придорожным воробышком. Просто, как видно, он парил во снах шеф-бандита, и это ему удавалось даже при всей далеко не ангельской жизни пария… Дервиш в то время имел собственные сновидения, его посещала юная Джуди Паркер, которая непременно метала в него перьевые, шариковые и автоматические ручки, реже фломастеры и капиллярные ручки. Прежде её звали Крошка Енот… Дервиш не стал знакомить несносную Джуди с парящим Орнисом, но, как это бывает во снах, их судьбы переплелись и превратились для дервиша во многодневный кошмар… Теперь он часами сидел перед старенькой пм "Оптимой", чья зубатая пасть линейки пунсонов огрызалась ему не по-русски слажено, но завершалась все же свинцовыми мякишами кириллицы.

Знал бы Дервиш, что обстоятельства подкинули ему отрывную разминку, он бы, пожалуй, не прикоснулся к этой чертовой сказке, символика которой жгла его бесконечные годы. Не было обидно за проданные в никуда 196 страниц текста, было просто до боли обидно за сон, который получил ярчайшее развитие в реальности, в которую он прошел книгой, запрет на публикацию которой был неукоснительно страшен… Ему сначала снились настроечные таблицы… Это длилось на протяжении нескольких дней, пока он однажды не открыл одну старинную книгу. Это была книга о Христофоре Колумбе, и в ней, в частности, были легенды о свидетельствах колумбовых моряков, что якобы за островом Мадейра им встретился легендарный остров Моро, который, то возникал, то вдруг внезапно истаивал и словно растворялся в великом океане – тропический, страстный и страшный. Это было зацепка… 

Дервиш с тех пор и барражировал инореальность. В ней однажды он впервые зашел в офис людей, для которых внутренняя инопородность была обыденностью. Туда же пришел старик с избитыми, как сливы, конечностями. Как видно, опытно и точно кто-то конторский отбивал на руках и ногах старика некий назидательный ритм: "не греши!". Старик тяжко стонал, но лицо его хитро и по-доброму улыбалось: "Это ты к сынку, так сынка сейчас нет, а у тебя не будет полмиллиончика старику на конфеты?.." У самого Дервиша не было и пятидесяти инфляционных в ту пору тысяч на обратный проезд. " Тогда наслаждайся!", – неприхотливо сказал старик, и Дервиш плюхнулся на вытертое кресельце у журнального столика, забитого открытым шампанским… Бутылок было много. Накануне здесь пили с недопитием порошковое «Мадам Клико»… Старик стонал, бухгалтерша Алевтина старательно сверяла шахматку незатейливого, но прочного офисного баланса, и косыми глазами из-за зело выпуклых линз посматривала в сторону Дервиша, изучая того.

– Старик - не хозяин, – прошептала она, но и себе налила в бокал, как только Дервиш конкретно пригубил первый стакан. Стаканов на столе было несколько, в разной степени налитости, которую и переливал в себе Дервиш, смекнувший, что в самих бутылках уже только на донышках…

– Я – писатель, – наконец на всякий случай представился Дервиш.

– А я Алевтина! – прытко заговорила бухгалтерша. – Работаю здесь спозаранку, но они меня не предупредили о вас. Можно чем-то помочь до их приезда?

– Я пришел за бумагой. Мне сейчас необходимо две пачки финской бумаги.

– Это много. Старшой столько не даст. Да и зачем сразу столько? Заходите почаще…

В дверях появился Старшой и прервал ее болтовню:

– Сейчас придет Зоська, так что готовь поляну. А ты, Дервиш, сам что ли столько шампанского вдул?

– Угу. Я за бумагой пришёл.

– Ладно, бумагу возьмешь. Тебе причитается пачка. Выдай ему, Алевтина. А шампанского столько больше не пей. Уссышься.

Командор от шутки Старшого прыснул:

– Оставь его, пусть хоть на Зоську посмотрит. Да и за шампанским ему бежать получается.

– Нет, за шампанским Пастор пойдет. А зоськин стриптиз смотреть ему рановато. Обпукается с непривычки.

Дервиш обиделся, Командор хлопнул его по плечу:

– Не напрягай, сказано идти писать, вот и иди. От меня бери двести тысяч и без нужды не светись. Здесь все люди занятые, деловые, так что и ты делом займись. Созвонимся, брат!

"Заслать бы эту Зоську на остров Моро!" – зло про себя огрызнулся Дервиш и вдруг осознал, что некая сучка Зоська, и остров Моро уже прочно переплелись и образовали некую инореальность, в которую той же ночью провели Орнис и Джуди Паркер, которые совершенно без его участия познакомились между собой накануне…

– Сколько же мне отроду лет? – для начала поинтересовался у меня Орнис.

– А насколько же ты сам себя чувствуешь, паренёк.

– Так как и Джуди, эдак лет на шестнадцать…

– Быть по сему, – согласился Дервиш, прежде чем уснуть после легкого офисного перепития. Перед ним тряслась своим цыплячьим естеством мелко-блондинистая Зоська и требовала, чтобы ей аплодировали. Алевтина презрительно цыкнула сквозь зубы из металлокерамики и ушла в кухню курить. Командор пристал к Канонерке, а Зоська потащила Старшого в угловую комнатку, где дежурно и опытно поимела… Сквозь стену вошёл старик-отец и попытался отнять у Старшого баксы, которыми тот как раз рассчитывался с Зоськой, но Старшой проигнорировал наскоки туманоидного отца и выдал проститутке 17 баксов.

– Ещё три…

– Оштрафована: вечером тебя засветили в сауне на дефиле, а у меня семья, Патлатая, так что на остальные куплю кондомы и одену тебе на голову…

– Кто этот скот? – возмутился за спиной у Дервиша Орнис.

– В реальной жизни этот кот – ты, паренек…

– Мя-у! – неожиданно повело Джуди.

– Брысь! – бросил обозленной Зоське Старшой и уснул.

– Дервиш, пиши мой роман, – прошипел он в мой сон и уполз ужом в дальний угол нелепого сновиденья… Джуди с Зоськой устроили дефиле на пунсонах перекованной под русскую литерацию "Оптиме", и "Оптима" каркающим образом мелко завела лихую долбежь-кадриль, перепрыгивая со строчки на строчку вдоль бывалой каретки, вращающейся по касательной вниз…

– Поехали, – зарычал Командор, наползая на податливую Канонерку тем немногим, что имел от природы.

– Ну, ты и вляпался, Дервиш, – посочувствовал Орнис, и вплелся в канву заказного повествования. Теперь он был только образом и буквально ни за что более не отвечал.

…Отец Старшого зашел за мной, и мы с этого беспокойного сна отправились восвояси. У меня болела душа, у него – отбитые в конторе конечности.

– Я не Дервиш! – клялся я старику.

– И я не старик, а вот Старшой старше меня, потому, что пьёт взахлёб бодягу житейскую. Пощади ты его, подари ему волшебную сказку…

– Так и быть, подарю, – соглашался за меня Дервиш и оглашал желтую жилую комнату раскатистым храпом. Порошковое мадам Клико изрыгая смрадно небритым ртом человека, идущего на дно в море житейском… Сквозь годы ему всё снилась, снилась и снилась отправная точка падения в Зону Черной луны… Накануне в "полтиннике" происходит микропивной путч Дервиша с будущим президентом, которому сейчас, здесь наотмашь было всего двадцать пять. Он был в рост с "сельдяного короля" и по горловую ватерлинию накачан "оболонским":

– В этом дребаном девяносто шестом я говорю вам, пиплы и леди, что через двадцать лет я подставлю этой стране свой авторитет, ик!, лидера…

– А я напишу тридцать восемь романов…

– А почему не тридССать Цемь?

– Роковое число…

– Дожить бы…

– Я уже пережил, мне уже сорок два… А вот роман написал только один, и тот – на заказ: без имени, без подписи…

– Не грусти, через двадцать лет я тебя отыщу-у… У-у, будешь у меня политтехнологом, блин…

На том и расстались… И вот очередной сон: на Дервише – шлемофон. В него вмонтирован радиожучок, даже не радиотелефон, а некий биоинплантант. Жучок управляется радиомаячком – совести, памяти, добра, зла: хрень знать чего, – одним словом, через короткие промежутки времени следует отточено отрывистая, срывающаяся на короткий лай, информация… 

Руководимый неведомым информатором, Дервиш смело входит в райком, где уже знакомая ему по утреннему пивному шабашу светловолосо-остриженная поджарая гром-бырышня комиссар в турецком кожаном танкере очень строго орёт:

– Марш, пижон, тиражировать свои книги! Сейчас же, когда, конченый идиот, именно твоё время и не один шкурный мент не закроет тебе более рта!

Но в машинописном бюро очень мало чёрной копирки, а вот как раз её Дервишу не хватает. Поэтому прямо в шлемофоне Дервиш направляется в тридевятое государство…

– Как мы с вами свяжемся, Дервиш? – орёт ему вдогонку гром-барышня из чистилища.

– Так у меня же в шлемофоне жучок. Так что пока, до очередной связи! Адью! – вежливо говорит Дервиш танкероносной бабёнке, и сворачивает мимо тридевятого царства прямо к гребаной бабуле. Теперь в шлемофоне у Дервиша чирикают одни только райские птички: "Фитью-пять, наплевать…"

Дервиш просыпается… На душе – полный атас!.. Он припоминает, как Джуди и Орнис принялись вальсировать, а он – Дервиш оказался как бы не у дел. Вот и потянуло его уже под утро в некие сетевые танкисты…

Август 2015 г.

© Графика Ирины Диденко