Вспомнилось давнее...
В двадцать лет мы - молодые киевские поэты, говаривали:
- Я и Шевченко.
в сорок, чуть скромнее...
- Шевченко и я...
в шестьдесят... Таки дожили... Уже только:
- Шевченко!
4.01. 1997 г.
Шалом, Вадим!
Прежде всего хочу поздравить тебя со Старым Новым годом, как огромным итогом киевского литературного года, в том числе и с твоим посильнымприсутствием и участием… Последнюю волну писем я наслал на международный конкурс Вадима Булатова через структуры ЛИКа.
Конец года ознаменовался в Киеве двумя премьерами. Вышел, распространяемый теперь через киоски восьмой номер газеты «Русское собрание», где уже есть и мои щемящие нотки, хотя и нет на сей раз моего присутствия… Штылвелд становится негласным стилем, а это — зеер гуд. Среди писавших тебе есть существо наиболее талантливое идоброе, 12 января у нее на дне рождении побывал Андрей Беличенко с супругой и я — твой покорный слуга.
Речь идет о теперь уже восемнадцатилетней Кристине (Юлии) Богдановой, которая в свои восемнадцать уже опубликована в журнале «Самватас-17», как и знакомый тебе Вадим Гордый и вся прочая «королевская рать». Да, журнал — замечательный журнал, тиражом в 150 экземпляров. НО КАКОЙ ЭТО ЖУРНАЛ! Это мой ВЕЧНЫЙ ИДЕАЛ.
Не зря я отстрадал за него почти девять месяцев! Я как мог все время давил на Андрея, что, наверное, в конце концов чуть и подпортило его отношения со мной, как и твое разорение, чего нельзя было предвидеть и чему все мы здесь в Киеве жутко огорчены; но такой журнал, как вылизал Андрей и его команда, любой литературный город ожидает обычно годы!
Киев ожидал свой «Самватас-17» добрые шесть лет. Я думаю, что после такого журнала с Андреем будут сотрудничать, и крупно сотрудничать, хотя я, увы, не имея на то средств,
как видно, побуду пока в тени. Морально я тянул журнал на своей шкуре долгие месяцы, а это сказалось… Теперь у меня самый настоящий нервный срыв. Мне бы теперь его пережить.
В этом году досылать стану тебе «Октябрь— месяц менял», а в планах уже «Имитация жизни», на которую я только облизываюсь. Ах, как бы мне иметь твои «То, что я успел сделать» со всеми сигналками уже в этом году. Тот год для всех нас уже навсегда сделан, но он
еще не скоро попадет в просто архив. Чиз! Веле Штылвелд, пиши!..
20.01. 1997 г.
Шалом, Вадим!
После всех христианских и Новогодних праздников в Киеве тихо и пьяно.Наступила пора всеобщей опохмелки: у кого от чего, у самого меня — от выхода «Самватас-17», который, что называется, рождался целых девять месяцев, прямо как деточка… Бесспорно же я рад и горд, но присутствиеэ того журнала в нашем мире, увы, ничего по сути не изменило…
Мыпо-прежнему толчемся на своих вешках, каждый со своими проблемами, и даже меня чуть заштопорило… Не получается гнать текстовки по воспарящей.
Что-то переустраивается уже только в душе. А тут еще 234 дня без работы: хоть волком вой, хоть песни пой… Всего более достает мать, которую подобное положение дел не устраивает… Мало ли что и чего, а вот работу - вынь и положь… Но нет у меня работы… И мало кто брать на работу мне обещает. Так что завис в пространстве безысходности, но ведь и ты там непервый год, хотя я куда как более действенен…
У нас еще одно нововведение от вождей украинской нации — спиртных напитков на площадках менее 20 кв. метров более не продают. И то, слава Богу… Теперь вот и не пьем… Вчера в гостях угостили впервые конопляным молочком… Вставляет, но не мой вкус…
Я же потомственный и потому гордый на своем алкоголик, будь бы за что… А так, и того более — иждивенец… «Октябрь — месяц менял» думаю дотянуть до точки где-то в марте. Гнать же туфту не спешу. Не по мне…
Очень многое хочется по-настоящему передумать, прежде чем просто простучать дырки в пространстве. Получил весточку из Ашкелона на Мертвом море. Дочь Ленка потопала в десятый класс с матуклоном учить английский, иврит, математику и физику. Мне не пишет по-прежнему… А ее мамашка, моя скрадерная Белка, купила квартирку на третьем этаже, это от бедностинесусветной, о которой она мне здесь распевала. С начала года тиснулся в «Столичной», есть такая у нас газетка, как психолог киевской литературнойтусовки. Вот и все новости. Пиши, с киевским приветом, Веле Штылвелд.
31.01. 1997 г.
Шалом, Вадим!
В этом месяце мне не удалось гнать самого себя гончими литуспеха. Выход в Киеве «Самватас-17» совпал с временной вокруг него тишиной, а сам яоказался как бы в центре этой особой выжидательной тишины. Но вот 21-го в «Киевских ведомостях» на наши жалкие 150 экз. обрушилась вся злобная мощь пятидесятитысячного столичного издания, обозвав нас сборищем графоманов…
Скорее всего кто-то решил долбануть по Андрею, но не только. В это же времявышел и журналец «ЗОИЛ» особо озлобленной литкритики, который тоже занялся откровенным долбежом Андрея Беличенко… Похоже, что у сильных мира сего журнал вызвал стойкую аллергию — стойкую и злобную, а значит это мы их вжарили, что по сути уже оправдывает мои прежние ставки на этот «теплый» для киевских литчеловечков журнал… Сам Андрей спрятался за домашних, и, поскольку сам он мне не звонит, то и я ему не звоню… Это похоже на время выдержки…
Меня уже стали резво долбить друзья и приятели, а так же их шлюхи и жены, но Зарахович нашел, что текст здорово профессионален и т.д. и т.п. В канун Нового года встречал Карину Сычеву. Она вроде бы бракосочеталась в третий раз и 22 января должна была с супругом перебраться на полгода на временное жительство в США. Произошло ли это — я не уточнял, зато позвонила Валентина, Юлии (Кристины) Богдановой мама, и сказала, что ей прислал документы некий воронежский литпрофсоюз, но девочке только исполнилось 18, а месье Зарахович еще в 1992 году разъяснял вашим боссам, что любое членство в профсоюзе иного государства — это больше голая политика, чем любимая тобою, мною, Кристиной, месье Зараховичем и т.д. просто литература.
Я бы скорее стал членом воронежского отделения Российского союза писателей, ассоциатированным членом, т.е. что-то сродни члена-корреспондента, как это и принято во всем мире в случаях с литературными и научными людьми, но мне никто не написал, наверное полагая, что я старый и тертый фрукт, но совершенно забывая, что именно со мною, в первую очередь, очень часто советуются и самые очаровательные молодые киевские поэтессы, и их неглупые мамаши. И в случае литпрофсоюза речь может идти об ассоциативном, а не голом членстве. В случае с Кристинкой, наверное, повелись на ее русской фамилии… И смешно, и грустно…
Она просто очень талантливая киевская девочка, которой 12 января исполнилось 18, живет с нестарой яркой мамой в крохотной комнатушке ведомственного общежития, и, в силу ряда причин, каждый свой шаг в литературе старается соразмерять с теми, кто там уже хорошо вымочен, чтобы не натворить возрастных и прочих глупостей. Она верит, что она прежде всего призвана ЛИТЕРАТУРОЙ, и я не стал бы в том девочку переубеждать. АПРО, она учится в Житомирском юридическом колледже, а там очень по Конституции любятиобъяснять вещи, по-дружески объяснимые прежде мне…
В нынешних же условиях идеи профсоюза еще когда испугался куда более смелый и самостоятельный Алексей Зарахович. Вадюша, пусть политикой займутся политики. Мы, слава Богу, люди литературы, как и тому почивший великий русский поэт, нобелевский лауреат Иосиф Бродский, как и сгинувший в сталинском ГУЛАГе Иосип Мандельштам, тоже человек и поэт русский… Ты понимаешь, о чем я по сути? Их, тебя, меня объединял русский язык… Штылвелд из прочно мрусскоговорящих, трезво и по-русски мыслящих…
Два раза мне удалось прогавкаться в январе в газетке «Столичной», но на том пока дело и кончилось. Сегодня ровно восемь месяцев, как я без работы. За это время написано 1233 страницы полноформатного печатного текста, из них только в январе — 146 страниц… Из них 60 январских страниц — это продолжением цикла «Октябрь — месяц менял», который я не хочу прерывать, как и нашей нестареющей дружбы… В Киеве появилось три русскоязычных издательства, но чисто коммерческого толка, а у них в штате самые заправские литагенты, которыми вдруг стали проститутки-секретутки, а не такие литтрудяги, как я.
В очередной раз моя собственная пятилетняя идея резво опередила меня и оставила меня с носом… А что я? Выпил с горя 100 грамм красного крымского «Портвейна» за 60 копеек и написал третье письмо к тебе. О чем же оно — да о том, что жизнь идет, мы поживаем, продолжаем держать руку на пульсе и стараемся давать нашим старинным друзьям добрые и хорошие советы… Си теплым приветом из Киева, киевский литературный человек, Веле Штылвелд. А штыл андер вельт! Мир вашему дому! Аминь! Напиши же наконец!
21.03. 1997 г.
Шалом, Вадим!
Получил твое и радостное, и достаточно горькое письмо, но прежде чем перейти к его разбору, хочу поведать и свои горести: 22 февраля после очередной ЛИКовской тусовки меня пьяно проехали мозгами по асфальту, что почти не сказалось на мне теперь, через месяц, но 23 февраля в 10.00 у мамы случился обширный правосторонний инсульт-паралич, с которым я ее
госпитализировал в больницу 24 февраля. В день ее рождения. В этот день ей исполнилось 65 лет. 19 марта мне возвратили полупараличное тело, браво ходящее под себя, за коим теперь понадобится как минимум полугодовой уход.
Сам на сам… Кормежка, стирка, варка, беганье по тупоголовым врачам и магазинам и полное отсутствие денег, так как 28 февраля оплатный срок безработицы за первый год (шесть месяцев по 74 гривны из десяти официально учетных) завершен. Да я выдолбил у государства свои суммарные 240 зеленых, а теперь остался сам на сам со страшной болезнью, безденежьем и тупым безучастием окружающих. Вот это лихо! Помогает, правда, Нямочка, это моя вторая жена, пара соседок и немного фабрика… У матери впереди, до вывода на вторую группу по инвалидности, А с ней и прибавление пенсионного минимума, четыре месяца. Так что прокол почти катастрофический…
Из литературных людей помог пока что только один Тимур Литовченко. Я теперь думаю, что и ты у себя в Воронеже, и мы здесь у себя, в Киеве, попали на какой-то странный следственный эксперимент… Но Дарье-то это за что? Все эти «колоночные» злоключения в одной общей колонии для нас, б/у советских.
Ей-то я хочу желать самых Звездных мгновений и целое столетие того, что все мы недоПолучили. Пусть ей всегда улыбаются Звезды и да святится под небом светлое имя ЕЕ… Тимур сегодня был у меня и с благодарностью к тебе забрал гранки, созвонился я и с Бобой Финкельштейном, и он порадовался и огорчился, читал по телефону я твое письмо и Сереже Орловскому, и Танюше Аиновой… Вот и все для начала. Знай, Вадим, что по природе Души своей ты МЕЦЕНАТ, а это не только призвание, но и КРЕСТ, а ни один крест не бывал на этой Земле легким…
А «пелюшками», т.е. пеленками мы завелись с тобою в одно и то же самое время: ты под малой, я под старой… Но и это имеет очередной жизненный смысл, ибо иначе все вдруг может показаться сплошной бессмысленицей, но ведь масленица всеобщего безумия все еще не наступила, и все мы как только можем карабкаемся по жизни, а кривая, она нет-нет да и вывезет.
На днях звонил Андрюша Беличенко… Он в планах уже прикипел к «Самватасу-18», где, возможно, пока опубликует легенду об Иудином дереве… Сейчас еще раз позвонил Андрею, но напоролся на любезную «рогатку» из его собственной жены, с которой мило покалякал о том, что недавно о семьесамого Андрюши местное ли, российское телевидение делало сюжет, и, когда всплыло за чаем, что Андрей главный редактор «Самватаса», то, со слов Оксаны, было чуть ли не коленопреклонение… Хороших и мудрых издателей и редакторов даже и у нас в Киеве, как и вас в Воронеже, любят, хотя, увы, так же не ценят…
Я же невольно еще на полгода наглухо попал в прочную литературную келью еще и как санитар-досмотрщик своей собственной мамы, но с этой ролью, увы, справляюсь отвратительно уже потому, что ору от бессилия, а для нее, парализованной, это все равно что звуки: «му-у-у»… Высылаемый совершенно новый рассказ «Похититель звуков» потряс меня самого своей неожиданностью, ведь увидал я его ночью во сне, как и все те сны, которые крутятся у меня вокруг Запредельных Джуди и Вильсона.
После инсульта матери стал более цепкий, появилось много прежде знакомых дам со своим добрым хоть на чуть-чуть, но наиболее расторопна все-таки отвергнутая мной прежде Нямочка… Ибо оба мы вместе из одной непотопляемой духовной лодки, хоть она у нас вроде плоскодонки и все время то и дело переворачивается, окуная нас в жизнь, в которой на нас большими какашками срут… Не иначе, что оба мы с ней особые дальнобойные мазохисты, ведь за плечами почти тринадцать лет совместного ерничества…
Сергей Орловский вместе с Леной Генали все еще носятся с идеей сборника «Антарес». Эту идею в них сам я тщательно подпитываю явками и адресами всех когда-либо знакомых мне поэтов, прошедших через мою литературную Душу. Что еще… Печатаюсь помаленьку в «Столичной», правда по-прежнему безгонорарно, при тираже газеты в 40 тысяч экземпляров. Бог им судья… Пиши и не унывай с домочадцами, с уважением неунывающий
Веле Штылвелд.
8.04.1997 г.
Шалом, Вадим!
Прежде всего, я тронут таким многосторонним интересом ко мне и моему заеханному творчеству киевского местечкового либерала. Но что нас с тобой уже надолго на двоих повело. так это то, что вот уже четвертый год мы плывем в одной большой литературной лодке, которая все больше и больше начинает напоминать мне самую настоящую Каравеллу Мечты…
А мечтали мы писать и издавать, да еще при этом подразумевали говорить правду и только правду во все времена, какими бы разно-всякими они не были, ибо иначе как члены одной большой писательской лодки мы бы не выжили. Теперь о киевских новостях с квартиры с телефоном, что на окраине Киева…
Помнится, кто-то из нашего общего окружения сказал в полушутку, что на такую отдаленную улицу в далеком тридцать седьмом очень удобно бы было вывезти любого репрессированного писателя, в том числе и Марину Цветаеву, исключительно с одной определенной целью — на расстрел. Вот на такой «расстрельной» улице и приходится нынче существовать в квартире на девятом этаже в соседней комнате с парализованной матерью, которая сама себя иронически называет очень метко «верховной жопой», и ты можешь еще представить, что у этой жопы идут обильные ежедневные очищения, ну а если чисто по-русски, то срачка со стиркой пеленок на роту обхезанных молодух. Ибо маманька моя в области сей верховодит всерьез и меня до выгребания долучает…
Хоть и смешно, но заебался жутчайше… Тем не менее о нашем с Борисом первенстве у тебя на конкурсе прознали многие и сие событие возвели в особый литературный ранг, ведь у нас самих ни хера-тося не проводится. О тебе вещала Алла Потапова со сцены Республиканского дома актера, хоть сам я там не был, но прослышал от Боруха Финкельштейна… Побывал у меня и Тимур Литовченко. И он отозвался о тебе с величайшей благодарностью. Живо отозвалась на новость из Воронежа Танюша Аинова и Андрюша Беличенко. Боря Ф,, Тимур Л., Андрей Б. обещали тебе написать в самые кратчайшие сроки… Думаю, что именно так они и поступят, ибо всех их с тобой что-то да связывает. Ты великий организатор!
Я же временно в адъютантах ВЕРХОВНОЙ ЖОПЫ, то есть в санитарах у матери… Подвалили новостишки и с другого конца земного шарика. Со странички твоего издания «То, что я успел сделать» т.64,65 перетиснуто на страницы чикагского журнала «Кольцо судьбы» два моих стихотвореньица. Вадим, здесь есть ДВА БОЛЬШИХ ПРАКТИЧЕСКИХ ИНТЕРЕСА.
Давай их обсудим. Первый: давать адреса и объявления воронежских дам, желающих попасть на «чикагский компьютер в качестве законных невест» русскоязычным маланцам, их мать, из Чикаго и штата Милуоки… Бери с этих дам звонкой монетой по 10 баксов, больше ни-ни, а я тебе гарантирую, что за полгода они попадут в компьютерную базу данных этого уважаемого журнальца, а я, если позволишь, смогу иметь за каждый адресок свои пять баксов, но уже с тамошнего редактора. Не все так и сложно. Высылается адрес, фотография и какая-то письписулька по типу «я вся такая не такая…».
Хоть и здесь все не без юмора, но в каждом коровнике найдутся свои оглашенные телки. Кое-какие материалы на сей счет я подошлю, а дальше дело моей родни… А что до женихов, то с ними будет все вась-вась… Десятый номер «РС» застрял на штапелях, но вот Шлапак и К открыл литературное кафе, где, по моим сведениям, в прошлое воскресенье читали свои произведения Алла Потапова, Леночка Волковая и Наталья Бондарук, нашенская радиокомментатор украинских новостей и конечно же та еще вертихвостка… Она везде в Киеве от Шлапака снимает свою литературную пенку. Похоже, этим заняты и другие кавалеры и дамы, пока Веле адъютантом Генеральной Ж. отсиживается в говнецкой тени…
Но Андрей уверяет, что он озабочен романом «В Германию я не уеду», но желает тиснуть его в журнальном обрезварианте. По-моему, даже и так он способен шибануть по мозгам… О прочих… Помогают мне пока все те же литературные хлопцы — Тимур, Борька, Ленька Барский — кто чем, а вот месье Орловский и мадам Генали лично тебе низко кланяются, я и им читал по телефону твое письмо, и желают всяческих благ. То же желает тебе и месье Зарахович и Николаша Румянцев, который, кажется, докопал Аллу издать сборник «Альтернатива-13» 1993 года запуска, в то время как Орловский пробивается с проектом сборника «Антарес» почти сам, ну разве что по моим частым наводкам. Итак: литературное кафе, литпосиделки, «Альтернатива-13», «Самватас-18», «Антарес», Верховная Ж. Так и живем… Надеждами. Привет всей твоей семье и окрестному тебе литМИРУ. С уважением, Веле Штылвелд.
8.05. 1997 г.
Шалом, Вадим с домочадцами!
Как вы там все с маленькой дочуркой Дашенькой? Поздравляю вас с Днем нашей общей Победы исторически проигравших ПОКА славянских наций, которые ВСЕ РАВНО исторически обречены быть первыми… У меня — не сладко. Мама в полуагонии, ходящая под себя ссыхающаяся старая женщина, полубезумная, которую я полуненавижу за свое проклятое интернатовское детство, отрочество и нищенскую юность, но которой только я сейчас могу помогать…
Помогать ценою полного самоотречения от всего своего прошлого мира, а значит, что необходимо заняться поисками нового мира, завтрашнего… С тем и втравился в некую литературно-игровую среду, которую придумала для таких остолопистых как и я газета «СТОличная». Пишем много и ни о чем… Лично я уже вбросил в газету 314 страниц печатного текста и выловил около двадцати… Плюс к ним до десяти страниц возражений и тупоголового писка, имеется ввиду понятие литературной страницы, а не все эти поджимки и подгонки на газетных полосах…
Иногда тороплюсь и несу околовсяческую ахинею, иногда от беспомощности, перед так и не пришедшей к матери смертью у меня от бессилия и злобы опускаются руки, ибо отныне я круглосуточный сиделкин глупой обезвоженной жизнью бабы, угробивший и свою собственную, и почти всю мне окрестную жизнь. Заходил пару раз Л***чонок. Я уже смирился с тем, что она уже выросла и перестала жечь меня изнутри.
Рванул к звездам Тимур Литовченко, издавший вместе с другим киевским фантастом Олегом Авраменко в Москве первый свой «булыжник» на 528 страниц и получивший на двоих до двух тысяч долларов за тираж УЖЕ в 15 тыс. экземпляров, при обещанном разгоне в 50 тысяч. Имя сей двоицы — АНДРЕЙ ДАВЫДОВ, и писнули они романчик «ВЛАСТЬ МОЛНИИ»… Что тебе сказать — наверное здорово, но Тимур только привез из столицы всех столиц ЭСЕН-ГЭ (на иврите: кушай гэ и т.д.) 1 мая свой сигнальный экземпляр. А скоро сама книга явится на книжный базар Киева, в районе метро «Петровка»… Я же до романа, после пресловутого «Можно сойти с ума», который я написал прошлым летом 196 страниц и продал бандиту Рачеку Синаняну, этой наглой армянской морде, всего за 60 баксов, романов более не пишу…
Сейчас интенсивно осваиваю роль страстотерпца, но ну бы ее на ХЕР до чего она гадкая и не по мне… Сам посуди, с 31 мая прошлого года я напечатал 1642 страницы разнокалиберных текстов, желая походить на настоящего проффи.
И это всего за триста сорок три дня. Это ежедневно я выбрасывал на гора по 153 печатных строчки, как бык, озверевший от того состояния, в которое он невольно попал, забегая в тупик. За это время расшиб вдребезги две брехливые радиоточки — черную и желтую… Пытался врезать по сраке своей немощной матери, вымывая из-под нее килограммами, иной раз и сутки кряду, но это утешает мало, ибо убить ее не смогу, а простить и подавно…
Справки по ее уходу правосторонне парализованной мне пока не дают, вот и получается, что я вылетаю за борт социально спасавшей при оплате жилья безработицы и становлюсь стопроцентным дерьмом, вот и подумываю — либо об этом дерьме мне писать, либо уходить туда, в фэнтези, где сытость, наглость, полное отсутствие морали и большие, перегретые собственным дерьмовым существованием сказки… Пиздеть, так пиздеть, врать святошно и празднично, погружаясь в такое дерьмо, которое и Бог никогда в жизни не ведал…
А к Богу при этом я так и не пришел, как стойкий ГОМО СОВЕТИКУС… Мечтаю завести в дом услужливую афроазиатку, давно мечтаю, как вот уже 25 лет мечтаю съебаться из этого ада…
Чувствую, что выход где-нибудь рядышком, но, по крайней мере, не в прыжке за окошко девятого этажа. Мы живем в паскудно-блядском КОНТИНИУМЕ, который конечно же СПЕЦИАЛЬНО ТОЛЬКО ДЛЯ НАС!.. Кушать подано-с!
Западники тихо молятся, чтобы в наших добрых постчернобыльских городах резвопомирали людишки, все эти постядерные монстры, коих так боятся еще и потому, что эти людишки уже сами желают, чтобы их завоевали за достойную жизнь, за ухоженную смерть, за по-настоящему, а не брехливо счастливое совковое и постсовковое Детство…
Но на кой мы им, УРОДЫ и МУТАНТЫ, сдались там на Западе… Им бы у нас радиоактивных свалок сотворить как больше и дослать все те фиолетово-недоразвитые расы, которые так плотно обселили Европу. В чем-то одном СОВОК был прав, говоря НЕГРОИДАМ всех мастей: «Срать — домой и т.д.»
Даже либерал Никита не больно им позволял, а вот сейчас такое время, что вот-вот и будут у славян фиолетовые внуки и правнуки, особенно в независимо-беспортошной Украине. Вот и повелась наша молодежь на Гоблинах и Эльфах, и пишем мы сейчас под себя. Жму руку, привет от всех, Веле.
2.06. 1997 г.
Шалом, Вадим!
Так уже получилось, что новости и древности сами по себе поднакопились только к сегодняшнему дню. Во-первых, о марках Украины: А — 1 копейка; Б — 5 копеек; Г — 10 копеек; Д — 20 копеек (номинал для писем по Украине); Е — 40 копеек ( номинал для простого письма в Россию) — если письмо стандартное и по весу, и по конверту. Если еще письмо по весу стандартное, но в таком конверте, как я тебе посылаю — это будет ГЕ, т.е. 50 копеек. До 80 грамм от 40 — стоимость письма удваивается, до 150 грамм — утраивается.
Например, нестандартный конверт — 10 копеек, письмо с России в Украину — 40 копеек и вес 95 грамм — еще 60 копеек. Итого 1 гривна 10 копеек или 1Г+5Д, или 2Е+Д, но существует еще марка С, которая соответствует 80 копейкам. Все марки ниже 1000 купон, как, например, ценностью в 150, никакой
значимости не имеют, ибо после реформы это всего 0,15 копейки, и лишь десять таких марок будет закрывать 15 копеек.
Сегодня ровно сто дней, как с матерью случился инсульт и ее разбил правосторонний паралич. Сейчас занят оформлением ее инвалидности, по-прежнему нигде не работаю, и работы пока еще не предвидится… Да и кто меня к себе возьмет, когда мать могу оставить только на два-три часа…
Позавчера закончился мой первый профессиональный литературный год. Напечатал я за год 1750 страниц, и вот с 31 мая у меня начался новый литературный проект, продолжительностью в ГОД и названный мною ГОД-САМОРЕЗ…
Как у тебя дела? Читая последнее твое письмо, я точно решил, что ты раздражен и переутомлен… Но это всегда рядом с большой радостью по поводу о маленьком ЧЕЛОВЕЧКЕ возникают большие хлопоты. Но вот твой проект в области издательского дела в России сегодня в Украине не актуален.
Недавно здесь снизили налог на периодику и литиздания, и теперь в Киеве типографий-однодневок с услугами за гроши понавелось, хотя они и не дают столь требуемые ICBHы, и вообще так понимают в литературе, как заяц в коровьем помете… Сережку Орловского не только от себя, но и тебя корил, но с него как с гуся вода, говорит, что он УЖЕ запустил в начале мая макет, и что к исходу сентября все мы в его издании проявимся на ОГО-ГО! Хотелось бы верить.
Опять не пустили в СПУ Виктора Шлапака, прокатили… Похоже, прокатили бы и меня, сунься я туда со своей поэтической книжкой от Шлапака.
Но имел умишко, не сунулся, ибо свято надеюсь на хоть какое-нибудь издание своей новеллы в Воронеже «В Германию я не уеду». Ибо судьба пока не благоволила ни к одной из моих более или менее убористых вещей, характеризующих меня как прозаика. Встречный вопрос: как твой роман?!. Я же не просто подсылаю тебе все новые и новые страницы Дневников, а очень медленно и плавно наконец заканчиваю свой затянувшийся во времени опус: «ОКТЯБРЬ — месяц менял». В нем, между прочим, ты найдешь новости и о том, что Алеша Никитин, у которого ты бывал с моей подачи дома, и Лешка Зарахович, бывавший немало у меня, поступили наконец в мае в Союз писателей мУкраины…
А я бы влез с руками и ногами в любой потусторонний Союз мечтателей, где не было бы мудреных чиновных сволочей в писательских мундирах. А ведь все чаще все бывает именно так, именно с тем, и именно за это и ценится. Вот почему бы самому мне была дорога честная воронежская публикация. Она бы прежде всего доказала бы мне себя безо всяких мундиров, а каким я есть со всеми моими штопанными носками Души…
Практически со всеми свои контакты свел до разумного минимума, до редких перезвонков. Так вот на днях позвонил Андрюше Беличенко и от него дознался, что сам он болеет, получил отравление, и о восемнадцатом номере, со слов Оксаны, даже не грезит. Но вот Татьяна Аинова на сей счет имела свою информацию, но там, где начинается БАБИЛОН, там у меня не хватает сил лавировать, и я просто бросаю трубку. К чему мне тайны мадридского двора, когда я знаю, что пока что Андрей, со слов Татьяны, не намерен меня печатать. Унываю ли? Нет, Вадюша. Вспоминаю, что и ты не в радостные деньки изобретал свои карточные игрушки и фокусы. За что нас только Судьба так швыряет со стороны в сторону? Мне теперь трудно понять… Пока же я по-прежнему не теряю оптимизма и полагаюсь на провидение. Отсюда и название моего нового литературного проекта ГОД-САМОРЕЗ, куда и входят последние 100
страниц романа-исповеди «Октябрь — месяц менял». Вот собственно и все. Не забывай и передавай приветы жене и Дашутке, а так же всем, кого я хоть как-нибудь еще интересую, ибо сейчас ой как немногие не рвут под себя планету… А это все-таки и негоже, и резво меняет людей в не лучшую сторону. Бай!
10.07. 1997 г.
Шалом, Вадим!
С первых слов радостная новость — вышел «Антарес» на 76 страницах тиражом в сто экземпляров на хорошей финской бумаге в желтой обложке, оформлено рисунком жены Сергея Орловского Леной Генали. Есть там 37 авторов, мое предисловие, твои стихи и стихи Ветрова… Все прекрасно! Но, сборник мог бы получиться интересней, будь бы у Сергея опыт издательской деятельности, потому что ВКУС у него есть.
А вот от тебя плохо нет новостей… Это меня расстраивает и даже настаивает на невеселые мысли, мол, неважнец у тебя… А между тем я собрался поступать в Союз писателей Украины, куда представил три публикации в газете «ВИКТОРИЯ» и альманахе «ЕЛЕНА» — еще одна публикация…
Так что четыре публикации из Воронежа плюс одна о тебе — это добавляет мне международности… Остается только сказать, что «АНТАРЕС» по форме родной братец твоей «ЕЛЕНЫ» — оба эти альманаха в одном объеме и в одном Формате, и оба их приятно подержать в руках, как настоящие произведения издательского искусства. А вот себестоимость, то один «АНТАРЕС» тянет на три бакса… Беда да и только с этой стоимостью того, что желаешь и умеешь уже выговорить…
Вот и два новых сновидения из той же серии… Оба они просто потрясны, потому что имели место как сновидения от начала и до конца… Очень хотелось бы, чтобы третий отчет увидел свет в Воронеже. Вот это будет плевок в хари наших национал-пигмеев. В смысле нумерации ты внимания не обращай… Это мои собственные расчеты страниц за отчетный период с 31 мая 1997 года, когда пошел мой второй профессиональный писательский год. Твои экземпляры «Антареса» у Сергея Орловского…
Вот уже пять лет я кроплю в мире литературы. Позавчера моя мама получила первую группу инвалидности и тем приговорила меня на целый год, теперь уже официально, отслеживать ее медленное постчернобыльское умирание с пенсией по уходу размером в два доллара (не умри тут при этом)… Так что до июля следующего года я официально признан обществом санитаром собственной матери. Такие новости. Привет всем знакомым, при возможности напиши. С уважением, Веле Штылвелд.
30.09. 1997 г.
Шалом, Вадим!
Вот и промакнулся во времени сентябрь. Компьютер в сентябре поднял мою профессионально-литературную производительность на 15%, что скрупулезно удалось мне вычислить ежедневным учетом, который я веду, ек манга, уже не первый год, ибо живу на этой земле тесно. Подработал только своих текстов в ДОС-файлах до 30 страниц, подготовил книжицу Любоньки Пашицкой — 16 страниц и для журнала «Самватас» N18, который выйдет в декабре этого года — еще пять страниц. Передать тебе дискету, переслать, пока не могу физически — сестра из США моей мамы от нас отказалась по-английски, предоставив ей право умирать на казенных украинских харчах…
Мы эту пилюлю горько съели, но уже возвратили Андрюше Беличенко первые двадцать долларов, плюс, как я и обещал, нашлись желающие славы поэты и поэтелки, плюс дискеты… В общем мы в очередной раз очень мирно и традиционно нашли общий язык, а жена Андрея Беличенко — Оксанка передала моей парализованной маме еще и баночку яблочно-абрикосового варенья… Вот так и живем.
Деньги пошли перекачиваться на журнал, где в восемнадцатом номере тебе, как преданному журналу СПОНСОРУ, будет объявлена наша общая литературная благодарность…
Удручает пока что только отсутствие принтера и цветного монитора, ну да это дело наживное… Я сумел методом электронной селекции и вырезки отдельно разобрать свои стихи, сны и афоризмы из общего потока СОЗНАНИЯ, так характерного для моих литдневников. Если долго мучиться — будет-ТАКИ толк… Как ты В ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ доехал, как у тебя обстоят дела с твоими затруднениями, рассосались ли они? Как себя чувствуют и поживают жена и дочка? Вадим, ты энергичен и молод! Да тебе еще горы воротить ВЗАД, так что — дерзай! Я вхожу все в более плотные слои элитарной литатмосферы города Киева, хотя точно знаю-ведаю, что там меня не ждут. Но ан, фик им в сраку!
Андрей печатает на сей раз «В Германию я не уеду», а это большее из того, что мы все вместе могли совместно предпринять, хотя и это далеко не конец, как ты предрекал. Вот мой прогноз: тебя нанесет на наш ГРАД в следующем году, и мы здорово и заслуженно оторвемся, а легенды вокруг нас перехлестнут сей местечковый мир! Все это еще будет, дружище. А я стою на страже международного литературно-интеллектуального проекта «Саламандра», хотя Коленька Румянцев и оказался кукурузным треплом. Обойдемся до времени и без него… А он еще нам будет нужен…
Звонила мне как-то Эланка-сметанка Владимировна, но кормить ее дочку ужинами мне не жалко, но и не стоит… Законсервировано. Теща второй раз вышла замуж за экс-Полковника и окончательно расколотила мои нестойкие отношеньица с моей второй семейкой. Вот и все новостишки к первому октября, а завтра — еврейский новый 5758 год. А гитенюр, российский мой старина! Сладкого ТЕБЕ Нового ГОДА! Пиши, твой литприятель Веле Штылвелд! Пиши!..
10.11. 1997 г.
Шалом, Вадим!
Я так нечасто тебе нынче пишу, что ты уже начал мне сниться и требовать по всей форме отчет. А отчитываться, кажется, мне есть за что. За сентябрь, октябрь и первую декаду ноября в пользу журнала «Самватас» я передал 55 долларов из обшей суммы — 150, которую передать надлежало за 20 месяцев, но мама очень боится умереть и оставить меня на этой земле с долгами. Весь октябрь ее интенсивно лечили — более пятидесяти уколов и десять масажей,
но эффект почти нулевой… Теперь о планах Андрея. В восемнадцатом номере пройдет публикация той статьи о тебе, которую в свое время не приняла газета «Графитти». В том же восемнадцатом номере будут опубликованы, ну, очень даже частично, мои сновидения. Очень надеюсь получить от тебя к девятнадцатому номеру «Самватас» твои коротенькие рассказы и эссе, что ты действительно умеешь делать мастерски. Тема девятнадцатого весеннего номера — Германия и все около нее — русский вопрос, еврейский вопрос, концлагеря, немцы Поволжья и северные ненцы с немецкой кровью…
В общем, старина, берись на сей раз серьезно за перо… Хватит икаться в Киеве стихотворениьями прошлых лет. Ты способен не хорошую и меткую прозу. К тому же ты грозился разродиться романом, чем я уже не грожусь, похоже, прошли те времена. Сейчас ковыряюсь в собственных сновидениях, да еще 22 октября подал-таки наконец документы в Союз писателей Украины. Уж как они там решат — их дело. Мавр, то есть сам я, свой поступок совершил.
Из новых литературных имен — провел производство макета книги Любы Пашицкой — смакетировал и передал Андрею на издание ее дебютную 48-страничную удивительно светлую книжицу «Суть незримого». Печатается Люба под ПсевдоНимбом — Любовь Серьезная. Сейчас мы с ней приступили к работе над книгой «Записки из бархатного подполья» о творчестве ее покойного мужа рок-музыканта. Ну, очень известного киевской рок-тусовке — Гене Дунаеве, который погиб в начале этого года. С самой Любушкой все это время с твоего уезда у нас были и остаются самые добрые отношения. Ее семейный портрет я тебе сейчас высылаю, как статью о ее муже, которую написал сам Игорь Кручек… То есть мы начинаем творить литературную и музыкальную историю нашего нового, вполне независимого от собственной исторической совести, мира. Этот мир уже явлен, и в нем нам надлежит жить и быть — не тужить.
Однако и ты, старина, замешкался с письмом. А я бы рад был узнать, что нового и доброго подарила тебе твоя трудяга Судьба. Есть у меня и более мелкие прочие литновости, но дискеты пересылать тебе я не решаюсь. Их просто и прочно украдут.
А сегодня у меня каждая копейка на счету. Добили-таки. Ведь 17-го октября меня выгнали на все четыре стороны из бюро НЕ-трудо-устройства на том только основании, что я уже социально защищен на 4 гривны и 60 коп. — 2,5 доллара в месяц от собеса. Суки они, суки державно-украинские, но жить, дышать и писать я продолжаю по-прежнему, чегои тебе желаю. С приветами от всех и всем общим знакомым, старина Веле.
Комментариев нет:
Отправить комментарий