Андрей Беличенко: Афродита молния

Иллюстративная графика Ирины Диденко

1

она входит в тёмную до неё материю

не собираясь становиться матерью

одноосная, как спин электрона

и так, будто у неё всего одна нога

струясь между атомами моего мозга

излучая невесомое притяжение

так две школы художественной

гимнастики состязаются в перетягивании

каната вместо того, чтобы сесть

на малахитовую зелень Рамаяны

и читать книгу за книгой собственное

не далеко ушедшее детство

я вижу ее у метро «Лукьяновская»

столп свой видит аскет, видно, так же

это цель, это судьба – сейчас

она исчезнет за вереницей маршруток

и навсегда закроются миры, о которых

я тут лишь начинаю рассуждать

мне больше их не видеть – да и не в зрении

их тайна, как и прыть

2

в глазах она стрела и горизонт по вертикали

но там, внутри – бездонная Игла

что шьёт себе тоску и косы напевает

сближая с облаком планету снегиря

как будто это выход

должна бы разлучить с тобой, а вместо

связует вас поверх меня – вот я и пропал

уж нет меня, я только вечно был

я как бы исчезаю, и даже если исчезаю

так же верно, как и был, мир не становится

светлее от головы кромешной

чьи мысли только папуасу и ясны

вы влюблены – и в вас я виртуален

а если просто – то давно забыт

забыт и умер, какая еще правда

имеет право так ласкать крестом

могильным давно заученный на память

и призрачный индийский миф?

моя Душа не станет быть собой

когда вы вместе сядете в автовокзальной зале

пред тем, как разлететься в день иной

в вас нет Души, вы дикое движенье

что выражает абсолютный мой Покой

чист берег лирикой блаженства

но вы – вы уже песня за рекой, в которой

схлынут все перевоплощенья, ведь избегая

вас двоих, я осудил себя на казнь самоотреченья

как аннигилирующий с протоном электрон

что в этом мире слово мне заменит

когда его рождая первенцем в июль

я мнимой линией двух точек удивленья

подобно дочкам удваиваю мир?

3

а сам – сокрыт, теперь я вам лишь Тайна

одну я видел, другую – целовал

садитесь рядом и сами разбирайтесь

что означает этот многоцветный ураган

может быть, я изобрёл случайно

новый вид обретенья бессмертья?

не прибегая к вере – а всего только

компенсируя Я в неких сложных Троих

день рассеивается в обещаньях пустых

я пишу эти строки, стоя на коленях

перед банковским служащим

да и улица располагает к молитве

Костёльная – чуть выше я прощался

со своей жизнью в каком-то августе

и думал, что всё прошло зазря, я не успел

но вот ты – Шест гондольеру Харону

и между строк, как через пальцы

я вью своё письмо, спрягая ту судьбу

в которой и себя ты не узнаешь

пока не станешь в девушке моей искать себя

4

о да! раз Бог где-то в нас

ты – вызов Богу, оттого я так поражён

чумой этой острой и колкой

ты точнее стрелы и стрелок часов, и да

– ты, безусловно, точна, указуя мне сердце

своё, словно в тире мишень

а вместо прошивая меня молча насквозь

своей Единицей, атомом бесконечно

молодой, словно жёлтые лисы Крона

не гнущейся от взглядов желающих

от природы святой Красоты

так это я – мним? меня больше нет?

и как бы я ни жил, ты не заметишь

более чем свет, что нет моей Души

среди пассажей города и Книги Жизни

и существуют одни разве те, ради кого

я Душу разломил, как будто хлеб

я – Агнец синий? пламень жертвы?

святой, что в святости свой долг забыл?

канатоходец – неважно, кто ты в себе

пару собственных плеч ты несёшь

стоя на двух парах плеч удалённых чужих

чью нить пауком ты прядёшь, составляя

из мыслей толпы свою ослепляющую

чувствами липкую сеть – повторюсь

не так это важно быть кем-то и цели достичь

упадёшь – ниже не станешь, а если

звездой улетишь – тот же мальчик

для тех, кому взгляд твой карниз

5

в Троице – чёрный Зигзаг, эту отметку

видел я разным размером и на щите

и под ним, вечно она шла следом за мною

тебя напоминая, хотя, наверно

она была до грубого больна только мне

я понимал тайный знак – если видишь

тоже поймёшь, что значит зренье

это когда растворяешься в мире

словно канат среди параллельных дождя

жгут изречений Эзопа исцарапал когтями

мне сердце бороздой галактической сильно

ты же вошла, как стезя  – ты зерно

ты то, что не может уйти, как гроза

в бедном небе топчется от смущенья

застыв на пороге, не решаясь переступить

через реальность Того, Кто мир

для него создаёт – ты Копьё

что центурион полусонный, именем

звавшийся Гай Валерий Лонгин, сквозь рёбра

в Сердце Сына Божьего, словно

сквозь ливнесток простромил

Боже! как я еще жив, когда Ты  уже в Доме Отцовском?!

когда Сам Отец считает убытки землян –
и нам для зимы не много понадобится так уж тревоги

дабы сердце унять и Душу чужую познать

свою в чае зелёном Рамаяны душистой

сладким кусочком мечты растворив

6

о чём я мечтал? ты мне лицо заменила как она –
сердцем ушла для того чтобы в земле пустовать,
я виден только по вашим головкам,
когда вечером поздним взгляд,
что из одной  вычерпал – в другую вливал

я ваш промежуток, прозрачный и длинный пробел,
уж и не упомню как был телом, был мыслью

нынче я Ноль, граф, может быть но не очень,
слишком стать собой можно только на свете ином

я же – Никто, вы – дочери мои

что меня обменяли на многоумных женихов

а третью я убил, как тот оплывший

свечной весь белый и печальный

король Лир, которого земля гнала

и из пустыни, и среди пепла

не желала места дать для головы

я тоже нелюдим, но нелюдь ли – не знаю

вы стали пар, эфир, каким мой Цвет

глотает мои мысли, как будто святой

или полубезумный Крокодил

весь Мрак во мне он в слове овеществил

как Слово материализует благое Божество

семираненного и также печального Бога

7

лицо – лишь глаз, и целый мир в ноге скулит,
то разгибаясь то согнувшись – и я лежу на животе

у ног, пиявкой присосавшись к пятке

как червь пустыни, сочной от молитв

что в ней посажены отцами и святыми

чтоб тень давать и в смерть тех провожать

кто сам никем ее не сбудет, кто, как и я

лишь наг, и мне в глаз и за глаз шёл

свято-киевской горой, верстой махая

высокий старец, шагая не ногами

а перекошенным лицом, по окосевшим

степеням отважной жизни, в которой

смерть заплутала и погибла, и его брови

свисали над очами, как седые казацкие чубы

взор застилая белым факелом, чтобы не смотреть

а видеть, когда же Завтра из земли

едва заметно взрастёт – она была Ростком

8

но я не верил – дело рук моих

ее глаза, я их придумал честно

меня корили, как трава, что сапогом

моим примята, согнувшись, целовала

глин успенские комья – и мозг мой, червь

среди таких же в грязной банке

не мог не знать – она не виновата

так, значит, виновен я? я преступил

закон Дождя и цепь сорвал

с миропорядка, что держал нас Дома

как Храм его вдали ютил и горизонт

навстречу шёл ко мне дорогой

а я – его забыл? и молнией ее

Сам Бог меня поверг буравом мысли

от которой я остолбенел и замер

умерев на миг – о, вечный миг!

не к месту страшно столь уразумев

что не вернёшь глазам их целость

даже новым зреньем, и боль ее

действительно болела, и шли глаза ее

в реальность дальше взгляда

пока лежал я у неё в ногах

как лист письма, моливший лишь о влаге

которую мимо меня лили ее глаза

9

я мир нарушил, и войной не быв

плотину плача шевеленьем разлучил

с ее очами, она спокойно обернулась

и врозь отошла, как серый день

какой закат так остановит небеса

как ее веки свет мой призакрыли?

и я, не ожидая своего бессилья

вдруг повалился на траву, там, где авто

кормилось у Макдональдса ее лосиной

и взятый наугад Мессия держал над нею

купол, словно зонт – по-моему, шёл дождь

но было видно, как Его рука, как гастролёр

в манжетах иллюстрировала встречу

где не было кому «привет» сказать

сейчас так ясно, что мир в чужой Душе

мой зор ступил и, заслонивши взгляд

я рассчитал, как вор, обратный путь

вернувшись к изголовью – и ощутил

чья голова больна, другие дни явились

мне на ум, другие улицы и магазины

убитый серый день – и тот, кто в старой памяти

он тоже был убит, убит и выброшен

в кювет из мыслей, как будто то был не я

и он лишь странный сон, ошибка наблюденья

им всем я смерть принёс, как Будде

четверо прохожих – истины Блаженства

какое сердце мне насочинило тупым ножом

10

так я – плохой?! источник зла и бед

и катастрофный символ, импульс горя

и ураган над небом и подворьем

где мы стояли без голов, как кони

и пили друг у друга кровь, я – птицелов

что, заманив ее, от корня оторвал

дабы она уже не узнавала своей любви

в чужих потушенных глазах? и кто

мне это рассказав, закрыл мне рот

чтобы я остался навсегда без снов

и просьб – и оправдаться не было высот

и пропасть даже мне казалось малой?

куда же я упал? где ты, Дно, какое

мне длилось долгим приговором

перечисленьем преступлений, что были

столь страшны, что даже не могли произойти

но занимали место в пьяном мозге

и линией дурной мне убивали зор?

я был один – одну любив, я потерял двоих

и так один, что даже тень меня отбросила

как стоматит – язык, и Мрак померк

от робости сердечной, когда, увечный

я шёл домой, забыв и ранний стыд

11

моя вина реальна, как реален я

и, более того – пока я так реален

боль говорит на языке вины

ее не запретит даже диктат кровавый

и не отменят сумерки державы

играющей с судьбой в последний миг

и Бог – Учитель Слова – не задобрит моё слово

что сорвалось с петель и целит в горло Дна

да я и сам суть Дно, поскольку пасть, его унизив

нижайше нечем – и некуда лететь в Аид

хотя бы даже в простоте сердечной

что мстит мне более, чем может моя речь

ах, нежный отрок! Ариэль цветов, мягчайший язычок

что дарит предложенья лонам, когда им слово

снится, словно сладкая беда – ты был так

тихо и блаженно беспокоен, что я молчал

дабы забыть слова – и Бог увидел

женщину моих весенних родин не знаю –
двое вас, и ту, кого люблю я выменял на эту Боль услады

неужто счастье – быть Никем?

бродить с тенями споря или с кроной

как дерево седое пустотой

для листьев прошлых оставляет

пышное застолье – и прочь уходит

горькое, как соль, которую ты пьёшь

тем жадная, что она вредит уму

и женскому заветному здоровью

12

Бог-Принц пришёл ко мне, как Сома

и так сказал – «ты расколол Четвёртый Камень

и мир перекосил своей некрасотой

так что стоять он прямо вновь не сможет

а быть опорой – удел, конечно же, не твой

любовь одна твоя черна, как Вертикаль

и потому столь испугала чистым шагом

сердце, как Ливень голубя – ступай

и Башню досоздай, пока не созданное

помнит столь о многом, что сладость лжи

першит в ее устах, так ты твори

пока не развалилось небо от зари

и на куски созвездий речь моя не разорвалась»

я вытерпел ожог, склонился и побрёл

как Черепаха сонного Майдана, где папа

мой встречал моих друзей, пока я заговаривал

словам не течь – и смачивал горевшее

от взглядов горло, и вот я сам прошу

героя-сына – тебе я отдаю в наследие сей Храм

где камень основанья мной раздавлен

но помни всё-таки – важнее Слова Рана

Пощёчина Смысла острей, поскольку то

что пережил мой Рама, останется не тронутым

на отошедшей в оный мир земле

13

детство моё – ты книга чужая

которую я прежде чтенья так случайно обронил

что угол смял твёрдо зелёной ткани

обложку завернувшей от чудесных сил

загублен Дар, нарушен звёздный строй

и среди планет навеки тяжба, спор и ссора

и хром стал быстроногий Рама

ведь Рама – детство моё

и стул колченог, на котором сидел

и где я листал фолиант столь тяжёлый

и скользкий, как тело Форели

не мысля цветами, а только венок

сплетая для не рождённой сестры

так имя второе ты дала мне

Сакромётный, поскольку Даром метнул

я словно дискобол Мирон на олимпийских играх

теперь играл с богами я – и святость

сокровенных слов безупречно повредил

их волосом своим связав, дабы они меня

не ругали, и видимость вещей мне помогла

их пережить – весь гнев потери

и ужас прошлых дней

14

а ножка у Рамы болит, камень преткновенья

мной сброшен ему без умысла на стопу

сандалька слетела, какую он благородному

и честномуБхарате, что трон его занял

по указанью его мощно-справедливого отца

в знак благочестивого участия оставил

приказав подождать и править без него

пока в затворе он своей аскезы

и велел положить рядом со стулом

так вот как?! значит, столь важна мать-реальность

что даже сказка младенца служит ей

словно нежным губам в позолоте

смуглая ложка? как смутно на душе

как дико в простоте листать свою же жизнь

и не найти в ней ни смысла, ни знаков

ни законов, ни даже тех, товарищей по играм

что были столь важны, что застилали свет!

15

сказал тогда Богоравный Рама

что дал мне себя поранить, хотя

я был дитя – правда, душой

но он воспринял боль мою как Весть

и боль стерпел, какую я ему вернул

чтобы остаться в памяти моей

словно Завет – поскольку сам

он рану для себя как раз искал

как ищет сын отца, а Дева – Бога

ведь это, видно, страшно

жить без боли, быть – и не болеть

тем более, тому, кто Богом столь любим

что выведен на свет из пресвятого Мрака

куда я скорбно и покорно возвернулся

когда любил тебя – и видел лишь ее

ты и она – были Одно, вы обе были Рама

а ныне вы все и есть два сколка, два обломка

два рога того Четвёртого расколотого Камня

что не вынес скорби напряженья – и треснул

упав мне на голову пекельной Мукой Мрака

я их не искал – а их найдя, не взял

не то я в них нашёл, совсем ведь не Любовь

она и ты – двое вас почему-то выходит,
Целое, которым были вы я – расщепил, разбив,
ибо разбил любив сразу двоих,
ибо такой же я поэт  как Бог – Таракан

21-23.11.2013