(читать ранее: http://agitprom2014.blogspot.com/2016/06/1.html)
- ОСТЕР | Из года в год вся Фимина семья, с наступлением лета, вступала в фазу подготовки к переезду. Только не подумайте, что речь идет о том, что приравнивается к двум землетрясениям. Просто наступал тот день, когда вся семья готовилась к выезду на традиционную дачу. Это действо совершалось из года в год, часто совместно с кем-то из многочисленной родни. Места «выпаса» вообще-то менялись: Козин, Иванково, Пырново. Но чаще всего – Остер.
Сотни разграбленных и сожженных дотла местечек, сотни тысяч загубленных жизней, земля, пропитанная кровью разрубленных на части детей, стариков и изнасилованных женщин – до настоящего времени не раскрытая страница истории.
Фимино детство пришлось на годы, когда старшее поколение, в основном, состояло из уроженцев таких местечек.
Ностальгия заставляла стариков, (невзирая на сложность таких летних демаршей) вырывать свою семью из городской цивилизации с броском в направлении природы тех местечек (или близлежащих к ним), из которых они родом.
Вообще-то, именно такое понятие «дачи», когда «со всем гамузом» и «мишпухой» - это чисто еврейское.
Летом Остер (да и не только он) становился этаким еврейским лежбищем. Население бывшего местечка возрастало в несколько раз, меняя свою окраску не только за счет возрастания количества людей. Наплыв приезжих значительно поднимал заработки местной братии. Речь из преимущественно украинской плавно переходила в русско-еврейско-украинскую или русско-украинскую с еврейским акцентом.
Паром, одна из достопримечательностей Остра, на летнее время залечивал раны и мозоли на руках паромщика, временно перераспределяя их на руки шустрых еврейских мальчишек.
Но и кроме парома прелестей у Остра хватало.
Это - и йодистые воды Десны, и песчаные пляжи, и заливные луга с красивейшими озерцами, и лесные массивы с разнообразной флорой и фауной.
Летний прирост населения происходил не только за счет киевлян. Москва и Минск, Ленинград и Мурманск, Брест, Чернигов и Грозный за три летних месяца обеспечивали годовое материальное благополучие коренных жителей Остра.
День выезда Фиминого семейства всегда проходил по одной и той же схеме.
Вначале вынос бесконечной череды «бебехов» (как любил говорить Фимин папа), начиная от традиционного примуса и заканчивая раскладушками, матрасами и баулами с постельными принадлежностями. Затем следовала погрузка вещей в кузов грузовика, который дед Арон обычно «снимал» (как сейчас это звучало бы) на Сенном рынке. После чего все семейство размещалось по площади кузова (за исключением Фиминой бабушки, имеющей честь располагаться в кабине с водителем).
А далее – три часа «с ветерком» - пылью в лицо и болтанкой на ухабах и рытвинах. Действо заканчивалось торжественным въездом в Остер и разгрузкой.
Обычно, пока взрослые обустраивали быт, Фима устремлялся на сбор информации: кто из друзей приехал, много ли людей на пляже, переправляет ли на лодке однорукая баба Мотря, доверяющая Фиме управление задним веслом.
Пляж, как основное место пребывания дачников в солнечную погоду, находился на другой стороне Десны. Переезд «на бабе Мотре» стоил дороже, чем трехкопеечная переправа на пароме, но находился там, где обычно снимали дачу Фимины родные - от «базара» и парома дальше, зато – дешевле, а к заливному лугу и лесу ближе.
Близость заливного луга означала наличие коровы у хозяев рядом стоящих домов, а, значит, свежее утреннее и вечернее парное молоко на столах у дачников. А что может быть вкуснее и полезнее для подрастающего организма, чем краюха деревенского хлеба со стаканом теплого, пахучего парного молока.
Пляж напротив, тоже - был менее многолюдным и более чистым.
Учитывая, что места поселения не менялись годами, дачники хорошо знали своих соседей по даче и обычно «кучковались» семьями на полном доверии.
Основные Фимины друзья, как и он, были из числа старожилов дачной жизни Остра и, понятно, приходились им соседями.
Женя из Минска и Марик из Киева были Фимиными одногодками. Их дружбу цементировал не один совместно проведенный в Острее сезон. Но не только одна национальность (что было не удивительно) свела подростков.
Разнообразие совместных мероприятий предоставлял Остер своим гостям. Здесь - и утренняя рыбалка, и игры на пляже, и, конечно же, вечерний футбол на зеленом лугу, располагавшемуся недалеко от мест обитания троицы.
А за лугом маячил сосновый бор, с обилием грибов и ягод. Туда компания выдвигалась в пасмурную погоду, когда пляж и его солнечные ванны скрывались за облаками или грозовыми тучами.
Женя, обычно, приезжал в Остер с бабушкой и дедушкой. Его родители на лето «сплавляли» отрока к дедам, а те, в свою очередь, из года в год для оздоровления внука снимали дачу в Остре.
Женины старики являлись коренными обитателями Киевского Подола.
Подол – низина Киева, где до революции ремесленной части еврейской общины Киева было разрешено поселение. Только евреям, купцам первой гильдии, было дозволено жить на холмах старой части города.
Бывать на Подоле Фиме приходилось не часто, но гулять там он любил.
Что тянуло Фиму туда, он объяснить не мог. То ли своеобразие архитектуры, то ли колорит обитателей. Возможно – нечто на генном уровне. Там на углу Нижнего Вала и Константиновской находилось двухэтажное строение, собственность его прабабушки по материнской линии. Выходцем с Подола был и его дед Арон.
Именно на Подоле, во времена Фиминой юности, проживала значительная часть евреев Киева, и располагалась единственная в городе действующая синагога. Именно на Подоле, наряду с русской и украинской речью, можно было повсеместно слышать грассирующий идиш.
Состав обитателей Подола лучше всего характеризует картинка, которую однажды «зацепил» Фима по пути к Жене.
Иногда Женя из Минска приезжал в Киев и на другие (не только летние) школьные каникулы. И, конечно же, друзья с радостью встречались.
В один из таких Жениных наездов в Киев, Фима вошел в один из характерных подольских двориков, где проживали Женины деды.
День был солнечный. Во дворе играли дети, а скамейки возле парадных, как обычно, оседлали пожилые обитатели прилежащих строений. Их общение, в отличие от общения бегающих по двору детей, проходило преимущественно на идиш.
Диссонансом умильной идиллии спокойной атмосферы, царящей вокруг, прозвучал выкрик мальчика лет семи:
- Семка, еврейская морда, отдай пистолет!
Эта фраза как-то мгновенно подавила общий монотонный рокот. Над двориком повисла гнетущая тишина.
Ее нарушил импозантный старец, лет восьмидесяти. Из всех, находящихся в этот момент на лавках, он был старшим по возрасту.
- Вовочка, котик! «Абиселе»** подойди сюда. Почему ты говоришь такое?
- А чего Семка взял мой пистолет?
- А причем тут «еврейская морда»?
- А какая же, если он – еврей?
А скажи мне, «майне пуним»***: Кто твоя бабушка Циля или твой дедушка Абраша?
- Папа и мама моей мамы!
- А кто твой дедушка Муня?
- Папин папа.
- Так вот. Они – евреи. И кто ты после этого?
- Я – русский.
И, расплакавшись, Вовочка убежал домой (вероятно, выяснять у родных свои родовые корни).
«Шлемазл»**** ребенок! - задумчиво выдавил из себя старик.
Где сейчас тот подольский «аромат»? И где сейчас те дома и дворики?
Пришлые нувориши начисто смели трогательное, щемящее, особенное нечто…
И не только Подола. Нынешний Киев в значительной степени потерял своеобразие, как в архитектурном аспекте, так и в колорите его обитателей.
* Мишпуха – (ивр. Мишпаха) родня
** Абиселе – (идиш.) чуть-чуть, немного
*** Майне пуним - (идиш.) мой ребенок
**** Шлемазл – (идиш.) несчастный
- Год 1966. Остер (продолжение) | Московские родственники, к которым «подкинули» Фиму, не первый раз отдыхали в Острее. В отличие от всей киевской Фиминой родни, москвичи имели машину. И не просто машину – «Волгу», что по тем временам говорило о высоком жизненном уровне ее обладателей. Так оно и было.
В Остер их сын, Яков, приехал через неделю после заезда. Также как и Фимин родной брат, Яша (будучи на год старше Ильи) половину августа занимался сдачей вступительных экзаменов в Баумановское училище, куда успешно поступил.
Дочь, Ира, была младше своего старшего брата на 9 лет. Ее и Фимина мама втайне лелеяли надежду на последующий брак своих чад. Но в то время Ира для Фимы была не более чем ребенок. Он души не чаял в дяде Илье и тете Лине, но особенно любил и гордился своим троюродным братом Яшей.
А Яша и был парнем типа «люби меня».
Высокий брюнет (под стать отцу) – почти 2 метра ростом, стройный, с развитой мускулатурой, большими карими глазами, густой шевелюрой и …показательным еврейским носом, который не нарушал общей гармонии его внешности.
Яша отлично плавал, на хорошем уровне играл в волейбол и настольный теннис. Кроме того, он мягким баритоном, своим песенным репертуаром под гитару, очаровывал всех представительниц прекрасного пола, которые в этот момент находились в зоне его пребывания.
Все барышни, местные и приезжие, потенциальные невесты Остра, очень «хотели Яшу».
Именно Яша научил Фиму правильно плавать «кролем».
Попытки научить Фиму правильно плавать (не так как его родной отец) делали и Илья, имевший первый разряд по подводному плаванию, и его тетя Бэтя (которая забирала его из лагеря).
Бэтя, в свое время, была призером чемпионатов Украины по плаванию, мастером спорта по этому виду. Естественно, ее «кроль» был красивым и непринужденным. Фима очень хотел плавать так, как Бэтя, но его лицо (ну, никак) не желало опускаться в воду.
А вот Яша сработал, как говориться, в срок и к месту. Он же привил Фиме любовь к волейболу. Когда Яша на пляже вставал в волейбольный круг, игра сразу преображалась и качественно, и зрелищно. Его игра была далека от техничной игры профи – не та, вроде бы, техника удара, не впечатляющий прием.
Но звук от встречи ладони и мяча, скорость полета и точность направления мяча выдавали бесспорный талант. Очевидно, что если бы он посвятил себя этому виду спорта, его успехи были бы впечатляющими.
Фима оказался, несмотря на неказистый рост, весьма способным учеником. В ходе пляжных тренировок проявилась его реакция и умение владеть своим телом. Яша с удовольствием затягивал юношу в круг, ставил напротив и «резал» в его сторону. Фима кошкой извивался, но чаще вытягивал (иногда «мертвые» удары), оставляя мяч в игре.
Исполняемые Яшей песни Фима выучил наизусть и позже включил в свой исполнительский репертуар.
В Остре Фима был готов хвостом ходить за Яшей и его компанией (чем очень огорчал своих однолеток), но вскоре осознал, что Яшины интересы далеко не ограничиваются сугубо играми и воспитательными функциями по отношению к Фиме.
А ревновать Яшу к «шляпе», как прозвали Яшину «пассию» его родные, за ношение, по поводу и без повода, модной шляпки с широкими полями (которая ей, таки да, очень шла), Фима считал ниже своего достоинства.
Яшина последующая судьба была настолько красочна, насколько и трагична.
Учась в последнем классе школы, он познал большую (вероятно первую) любовь в лице своей школьной учительницы, которая ради него ушла из семьи. Пикантность ситуации состояла не только в том, что возраст Яшиной избранницы вдвое превышал его собственный. Яшина учительница была вхожа в их дом и являлась близкой подругой его матери. Еще в школе их роман обрел известность, а «злые языки» донесли информацию до Яшиной семьи. Его мама, со всей свойственной ей энергией, с применением всех методов способствовала разрыву этой связи. При этом Яша смертельно на нее обиделся и ушел из дому, перейдя жить к своей бабушке.
Будучи на четвертом курсе института он приобрел себе мотоцикл, на котором «въехал» в троллейбус. Сила удара при столкновении была настолько большой, что врачи в течении нескольких недель, борясь за его жизнь, собирали его лицо буквально по частям. Последующие пластические операции не помогли. Яша на всю оставшуюся жизнь потерял былую привлекательность из-за шрамов на лице и несимметрично посаженных глаз. Из-за регулярно повторяющихся головных болей он был переведен на инвалидность и был вынужден прервать учебу. Прошло немало времени, пока его жизнь обрела определенную целесообразность.
В этот год с семьей Фиминых московских родственников на отдых в Остер приехала семья их друзей.
Глава семьи, дядя Ося (как звал его Фима) был коллегой дяди Ильи по работе.
Он был чрезвычайно интересен: араб по национальности, доктор технических наук и мастер спорта по классической борьбе. Выросший в горном ауле, юноша, на свой страх и риск, поехал «завоевывать» Москву. И, благодаря своим способностям и трудолюбию, сумел пройти «тернии» чужака и «покорить» научные вершины.
На пляже его неординарная внешность сразу привлекала внимание: невысокий, приземистый, с широченными плечами и могучими бицепсами культуриста. Пролысины верхней части головы компенсировала пышная, рыжеватого отлива борода. При этом он был чрезвычайно подвижен и координирован. Дядя Ося с легкостью демонстрировал акробатические элементы. В частности, он мог более минуты удерживать стойку на одной руке. История гласит, что однажды его на пляже Москвы узрели профессиональные цирковые акробаты и попросили подменить верхнего в акробатической четверке. Что он и сделал на одном представлении, куда, в качестве свидетелей, пригласил и своих друзей.
Старший сын дяди Оси, Миша, был младше Фимы всего на один год. Он был спортивным, крепко сбитым подростком (сказывалась порода). Ребята быстро нашли общий язык и общие интересы. Фима познакомил Мишу со своими друзьями, ввел в курс всех развлечений, и вскоре эта пара стала «не разлей вода». В играх подростки часто соревновались, и Миша очень переживал, что по большинству спортивных компонентов (кроме бега) Фима его превосходит.
Имея папу, мастера спорта по борьбе, Миша несколько раз пытался побороть Фиму. Но Фима не зря прошел школу своего брата. Раз за разом Миша терпел фиаско и оказывался «припечатанным лопатками к полу».
Однажды на пляже дядя Ося бросил Фиме:
- А Мишка хвастался, что в борьбе он тебя побеждает.
- Чепуха! Не было такого. Это я его неоднократно укладывал.
Миша! – позвал д. Ося
- А ну покажи, как ты Фиму «лопатил».
Миша побледнел, но вызов принял.
Их борьба долго не затянулась. Фима и в этом противостоянии оказался сверху
- Ну, ты, Фима, здоров! – сказал д.Ося – А со мной сладишь?
- Дядя Ося, да мне неловко как-то…
Нет, я не буду – мямлил Фима
Но Мишин отец уже захватил его в свои медвежьи объятия.
На удивление старшего по возрасту, «орешек» оказался достаточно крепким. Фима сам удивился, что ему удается противостоять этой мощной машине мышц. От улыбки с бравадой в глазах дяди Оси не осталось и следа. Он с полной серьезностью взялся за дело и лишь через пару минут, применив всю свою мощь и умение, сумел дожать Фиму. Когда они поднялись с песка, мастер спорта по борьбе, со сбоем в дыхании огласил:
- Вот это – да! Слушай сюда, парень! Бросай все и приезжай в Москву. Я сделаю из тебя чемпиона мира…!
Фима не воспринял это предложение всерьез. Может быть зря. Так в нем умер, не родившись, возможный кандидат в чемпионы мира по борьбе.
- НОС как БАРОМЕТР СОБЫТИЙ | К своим 14 годам Фима внешне уже сформировался. Родовые черты проявились у него в полной мере: невысокого роста, прочно сбитый, с пышной волной каштановых волос, голубыми выразительными грустными еврейскими глазами и показательным (весьма габаритным) орлиным носом подросток. Последняя деталь Фиминой внешности, переданная ему по отцовской линии, чрезвычайно его напрягала. Мало того, что размером и формой его нос выделялся на общем фоне и являлся причиной многочисленных насмешек окружающих и его разборок с обидчиками.
Интересно, что в совсем юном возрасте при падениях Фима всегда падал на нос. Никто из окружающих не мог понять, куда деваются, при этом, его не самые слабые ручонки. Бедолашный нос при встречах с различными горизонтальными препятствиями обильно изливался кровавыми потоками (что современными эскулапами характеризуется как позитивное обновление крови в организме). Но все имеет оборотную сторону. По мере возмужания отрока, выдающийся элемент лица обрел чрезвычайную прочность. Школьные баталии регулярно подтверждали относительную невосприимчивость Фиминого носа к прямым попаданиям по нему кулаком. Кровь выступала редко, и ее истечение быстро прекращалось. Но в седьмом классе Фиму ожидал неприятный сюрприз.
Как-то, в один из зимних вечеров (в период школьных каникул) он и двое его друзей (Саша и Слава) прогуливались по Большой Житомирской.
Как справедливо заметил один из детских классиков «дело было вечером, делать было нечего».
- Пойдем-ка «раздавим» по сигаретке. У меня в кармане пара завалялась – предложил Саша
В принципе ребята не курили. Ну, конечно, пробовали. А кто в их возрасте не прошел это испытание приобщения к взрослости?
Так что предложение сразу нашло понимание. Тем паче, что последовало оно как раз у парадного генеральского дома 8-Б с прямым проходом на Гончарку, где в этот час – ни значительного освещения, ни взрослых, из числа родных или знакомых.
Дореволюционный «генеральский» дом 8-Б, по Большой Житомирской, был знаком Фиме с малолетства.
Массивная, филенчатая парадная дверь, на удивление сохранившаяся после всех вакханалий первой половины 20-го века, сразу же определяла неординарность данного строения. Эта дверь даже успела «профигурировать» в фильме «Адъютант его превосходительства».
Белого мрамора ступени лестниц с намертво сидящими в них медными головками - для установки спиц ковродержателей, хранили историю первых обитателей этого дома.
Впечатляла лепка на стенах и потолке, большие окна с мраморными подоконниками, на которых, при желании свободно, мог бы лежа поместиться весьма крупный человек.
Лифт позволял с комфортом вознестись на пять этажей вверх и опуститься на три!!! этажа вниз.
Тыльная сторона дома, увенчанная квадратными балконными террасами, открывала вид на Гончарку.
До войны, с этой стороны дома, существовал изумительный фруктовый сад с мандариновыми и лимонными деревьями, где, как рассказывал Фиме его папа, ему в детстве доводилось вкушать, столь экзотические для Киева, плоды непосредственно с деревьев.
Загадочные подвалы домов 8-А и 8-Б, манящие своими тайнами всех мальчишек округи, долгое время оставались «терра-инкогнито» из-за массивных металлических дверей, закрытых на висячий замок и ведущих «в святая святых».
Но нет для любознательных засовов.
Однажды Фима с Сашей, все-таки изыскали лазейку и проникли в третий подвальный этаж. Фонарики осветили огромное пространство, заваленное мусором. Вероятно, этот этаж служил раньше для хозяев чем-то вроде холодильника или местом для хранения вин.
Продвижение по подвалу привело ребят к еще одному открытию: в пространстве между домами, на 2 метра ниже уровня пола подвала пролегал прямоугольный туннель. Приятели, в состоянии любопытства, спрыгнули вниз и под свет фонариков двинулись в его чрево. Их храбрости хватило не надолго, всего-то метров на 100. Но конца туннелю они не увидели. Очевидно, что этот ход пролегал не только под домом и улицей. Вероятно, его выход был где-то в районе Софиевского собора.
Какую техническую или историческую роль играл этот ход, ребята тогда до конца не уяснили. Попасть туда впоследствии Фиме больше не довелось.
(Позже Фима уяснил назначение этого туннеля - ливневая канализация от Софиевского собора, со сбросом вод на Гончарку. В течение многих веков этот градостроительный элемент не нарушался. Только в конце 20-го века, в результате бездарной застройки центральной части Киева, данный водоотвод был нарушен. В следствие чего появилась трещина в стене архитектурного памятника 12-го века.)
Таков был дом 8-Б на улице Большая Житомирская.
Проход на Гончарку был не сложным: массивная дверь, короткий мраморный лестничный марш, приличных размеров холл, вымощенный узорной мраморной плиткой, и справа от лифта узкий проход с дверью во двор.
Для Славы этот подъезд был родным. Он жил в коммуналке на 4 этаже этого дома и лучше остальных владел информацией о категорическом нежелании жильцов использовать эту дверь в вечернее время. Уж больно неблагополучным, в криминальном плане, являлся район Гончарка.
Выйдя во двор, подростки воплотили желаемое в действительность, правда, без свойственной умудренным курильщикам затяжки.
В это время с нижних холмов к площадке перед домом поднималась значительная толпа молодых людей, трое из которых отделились и направились к ребятам.
- Может, слиняем? – предложил Слава
- «Не бзди». Их - трое и нас – трое. Если что – через «проходняк», и мы - на Житомирской. А там освещение и люди.
Подошедшие не вызвали у Фимы опасения. Их тройка ростом (Саши и Славы) превосходила незнакомцев, да и возраст выдавал сверстников. Кроме того, толпа не стала ожидать отошедших и двинулась в направлении арки дома 8-А.
- Закурить не найдется.
- Нет. Но поделиться можем
Фима передал недокуренную сигарету одному из незнакомцев. На некоторое время наступило молчание, во время которого подростки обменивались оценивающими взглядами.
- А как насчет пары копеек. Не поделитесь?
- Нет. У самих пусто.
Фима не имел большого опыта общения с вымогателями, но инстинктивно определил, что в данной ситуации это – тест на смелость и выдержку.
В противовес его словам последовала странная Сашина тирада с помахиванием вытянутого из кармана кошелька:
- Ну, почему? У меня есть копеек двадцать. Могу поделиться. Только не здесь. Пошли в парадное на свет.
Что задумал Саша Фима не понял, но по странному стечению обстоятельств, в узком коридоре перед холлом он, умелыми действиями противников, был отсечен от друзей. Спокойно отрядив свои двадцать копеек в карман просителей, Саша со Славой мирным шагом через холл прошествовали к двери и вышли на улицу…
А Фима остался один перед тремя агрессивно настроенными именно по отношению к нему противниками. Кодекс чести, выработанный в его среде, гарантировал бы ему решение вопроса один на один. Но их кодекс чести был явно иного порядка. Удары с трех сторон посыпались сразу.
Дабы оградить себя со спины, Фима прижался к стене и попытался отмахиваться. Но вскоре он осознал, с какими противниками имеет дело. Их действия напоминали отлаженный механизм. Один бил, второй замахивался, а третий готовился. Двое, из Фиминых противников, ростом превосходили его. По странному стечению обстоятельств на их руках были надеты перчатки. Они то и наносили основное количество ударов. Третий, ростом не превосходящий Фиму, вел себя несколько странно. Нанеся два-три удара голой рукой, он, повернувшись к Фиме в пол оборота, начал тоже облачать свои руки в перчатки.
В какой то момент Фима достаточно успешно защищался от парной размеренной атаки. Об агрессивном ответе речи не могло идти – хорошо еще, что на блокирование ударов хватало реакции. На удар третьего нападающего он среагировать не сумел. Искры из глаз и потеря сознания на несколько секунд. Сколько еще ударов было им пропущено за этот короткий период осталось загадкой. Но с ног Фиму нападавшие не сбили и не изменили его позиции у стены. Зато Фимин мозг мгновенно прокрутил реальную безысходность его неподвижной позиции. Резко оттолкнувшись от стены, с ударом коленом в пах одного из нападавших, Фима прорвал круг. Инстинктивно он бросился к двери на Житомирскую, в проходе которой в это время появились возвращающиеся Саша и Слава. Краем глаза Фима увидел мелькающие пятки убегающих в сторону двери на Гончарку своих недавних противников.
Картинка, представшая его друзьям, была малоприятна. Кроме незначительных синяков на голове, лице и, как потом выяснится, на теле в глаза, прежде всего, бросалась кровища, хлеставшая из невероятно распухшего носа.
- А что здесь было? – в унисон выдавили из себя Слава и Саша.
- Пустяки. Вами брошенного друга просто немного «отметелили» в парадном. Трое против одного меня, при двух моих друзьях рядом. Расскажи кому – обхохочутся. Мне, правда, не до смеха. Как я в таком виде домой пойду? Не к родным же на второй этаж с таким «фейсом». Их «кондратий хватит».
- Пошли, поднимемся ко мне. Я тебя в ванную проведу. Там отмоешься. И кровь остановим, и чего-нибудь холодное к носу приложим – предложил Слава
- Похоже, что его тебе свернули набок.
Целый час ребята приводили Фиму в божеский вид.
- Хорошо, что сейчас на улице темно – поделился, разглядывающий себя в зеркале Фима
- И совсем неплохо, что сейчас каникулы и мне завтра не нужно с таким лицом идти в школу.
- Чуваки! А ведь у него в перчатке что-то было. Этот гаденыш долго примеривался. Те двое били и по носу, и по лицу. Без последствий. А это - «вмазал», и я отключился. Что-то у него там было. Думаю кастет, падла, одевал под перчатку.
К своей кровати Фиме удалось пробраться незаметно. Последствия его приключений родные увидали только утром. Распухший свернутый нос, как и синяки на лице было не спрятать. От поездки в больницу Фима отказался и несколько дней не выходил из дома, отмачивая холодной водой нос и прикладывая народные средства к заплывшему глазу. Перед родителями ему удалось отговориться легендой о тривиальном падении. Не открылся он и перед братом, который, понятно, просчитал ситуацию, но сыграл в понимание и позаимствовал Фиме для прогулок солнцезащитные очки.
Через несколько дней после драки, осуществляя первую вылазку «в свет» Фима встретил своего бывшего приятеля и соученика Сашу К.
В свои 14 лет Саша, как говорится, прошел огонь, воду и медные трубы. В малолетстве опекающие старшие друзья обучили его на десяти языках трем словам: «Жвачка, ручка, значок». Очаровательного ребенка на площади Б.Хмельницкого запускали под ноги многочисленных иностранных делегаций, которые в умилении засыпали маленького вундеркинда тем, что он просил на их родном языке. Естественно, что по возращению к взрослым «друзьям» все содержимое его карманов плавно перетекало к ним. Ну, а те, в свою очередь, реализовывали ходовой товар и чуть-чуть подпитывали главного добытчика. На уровне общей нищеты их бизнес был достаточно прибыльным. А сам Саша в своей среде получал возможность выделиться как доходами, так и солидной «крышей».
Некоторое время он учился с Фимой в одном классе. Причем, именно Фиме поручили подтягивать по учебе этого далеко не самого успевающего ученика. За этими буднями ребята и подружились.
По мере добавления лет в среде сверстников Сашин авторитет возрастал. Все знали, что за ним стоят весьма серьезные ребята из криминального мира. Да и приводы его в комнату милиции становились все регулярнее. В седьмом классе, после очередного явления представителей органов директору школы, Саша был отчислен.
Увидев Фимино, всех цветов радуги, лицо бывший приятель не мог сдержать удивления:
«Кто, мол, посмел моего друга?»
- Немедленно пойдем искать.
- Да зачем? Они мне незнакомы. Наверно - из другого района, пришлые. Да и лица я запомнил не очень хорошо.
- А вдруг. Заодно и прогуляемся.
На Фимино удивление прогулка оказалась продуктивной.
Когда они, проходя мимо своей школы, подходили к углу Владимирской и Б.Житомирской, на противоположном углу возле аптеки Фима увидел одного из своих обидчиков. Того самого третьего, удар которого до сих пор отдавался у него в голове.
- Вон он. Попался, паскуда, - Фима пальцем указал Саше на фигуру возле аптеки.
- Фима. Спрячься за деревом. Сейчас я его приведу сюда.
Саша спокойным шагом двинулся в сторону аптеки.
О чем шла беседа на той стороне перекрестка Фима, естественно, не знал, но вскоре мило беседующая пара направилась в его сторону. Фима появился перед ними, когда они ступили тротуар.
- Стоять! - Саша крепко сжал локоть Фиминого врага.
У рослого и физически сильного Саши вырваться было проблематично
- А теперь давай разбираться, за что вы избили моего друга.
Понятно, что услышать что-либо внятное из уст изрядно перепуганного парня приятели не могли.
- Ну, тогда пошли. Тут недалеко. Там и будем разбираться.
Саша затащил пленника во двор 13 школы. Фима пошел туда за ними.
- Ну что, Фима! Сколько их, смелых, на тебя одного было?
- Трое.
- А нас здесь двое на одного. Может еще кого-нибудь пригласить, чтобы справедливость восторжествовала?
Эта перспектива совсем не устраивала изрядно перепуганного Фиминого противника, но, как ни странно, вызвала и Фимино возражение.
- Послушай, Саша. Меня, конечно, они прилично отделали, но им уподобляться я не буду. У нас принято выяснять отношение один на один, и я, несмотря на свою травму, готов с ним разбираться сам, без твоей помощи. Тем более что сегодня он ничего в перчатку не спрячет.
- А, ты еще и героя из себя строишь под такой защитой? А если я тебя вторично отделаю, на помощь друга не позовешь?
-Не позову.
- Ну, тогда получи.
Фиминой реакции хватило, чтобы увернуться от наносимого удара. Кулак просвистел вскользь. При этом нападающего по инерции занесло прямо в Фимины объятия. Теперь его противник был вынужден испытать всю мощь Фиминого захвата. Борцовский бросок, и на земле все происходило по аналогии с нынешними боями без правил.
Фима сверху месил ненавистную физиономию, с лихвой возмещая ущерб, нанесенный его лицу. Попытки его противника вырваться из-под Фимы или защитить свою изрядно пострадавшую голову еще больше распаляли Фиму.
В очередной раз занесенная для удара рука была перехвачена Сашей.
- Все, хватит. Ты, Фима, отдал долг сторицей. «Пришибешь» еще – хлопот не оберемся.
Этот тип - из 25 школы. Думаю и его дружки оттуда. Я их «шпану» знаю. И они меня знают.
- Так. Ты! Слушай меня внимательно – Саша, захватив рукой полы пальто, приподнял еще лежащего на земле Фиминого противника.
- Это тебе урок. Сам запомни и «шобле» своей сообщи: сегодня я тебе от себя добавлять не буду, но моих друзей обходите самой дальней дорогой. Усек, недоносок?
- Жалко, что ты, Фимка, такой благородный и не захотел, чтобы я к этой гниде приложился. До них доходит только учеба кулаком.
Из этого события Фима, в дополнение к своему свернутому на всю оставшуюся жизнь носу, вынес несколько базовых истин:
- трудно защищаться против нескольких противников
- чтобы выстоять в этом противостоянии, целесообразно находиться в состоянии постоянного движения.
(продолжение следует)
Комментариев нет:
Отправить комментарий