Веле Штылвелд: Чёрная Шинель, часть первая
Ирина Диденко: графика
Я проснулся совершенно мокрый и мёрзлый в подземном переходе между станцией метро «Вокзальная» и выходом на площадь Победы. Там с давних пор существовала такая полуподземная галерея, в которой иногда до позднего вечера засиживались б+омжики и бомж+ички, пока их не начали оттуда гнать энергичные привокзальные ромы по заказу местной вокзальной полиции.
Гнали ромы бомжей особым образом: как обычно изгоняют с крестьянских полей настырное воронье, которое беззаконно облюбовали себя нычки на крестьянских паях. Так и меня по-птичьи начали гнать хоть и из холодного и мокрого, но накрепко насиженного места:
- Шёл бы ты прочь, дядя… Ведь ты ещё не дедушка, чтобы так беспечно засиживаться на общей проезжей части… Не твоя она – эта часть: не ровен час, здесь тебе и нос расшибут, и моргала порвут, и сам знаешь что на задницу нахлобучат, типа с понтом из нездешнего напрочь Пьемонта.
- Да какая здесь к чёрту такая себе сякая проезжая часть: тут все равны, потому что единою мерою меряны – здесь каждый шляется то туда, то сюда, но носа из переходника наружу не кажет. А всем потому, что понимает, что там снаружи зусман да неуют, холодняк жуткий… Такой себе не пушистый а злобный октябрь… А оттого злобный, что, по сути, деваться некуда. Нет, уж я здесь посижу…
- Послушай, псих, ты хоть себя видел со стороны? Так на тебе же только одни вымокшие напрочь подштаники и дырявая в подмышках футболка. На что же ты так подсел, что напрочь на жопу сел? Ты бы как рассмотрелся, где тебя угораздило так приземлиться: здесь рядом разнесло гуманитарный лабаз и шмоток, хоть и чуток обгаженных, тьма. Переоделся быть что ли, а затем бы валил отсюда подальше…
Я прислушался к совету молодого худощавого рома, и действительно обнаружил себя в достаточно непотребном виде. И не раздумываясь ни на ми, тут же снял с себя промокшую, нет, скорее раскисшую в грязевом растворе, футболку и отшвырнул её в сторону.
Затем в кем-то вышвырнутой здесь украденной прежде гуманитарке нашёл странным образом попавшееся под руку вафельное полотенце, и тщательно обтер им слава Богу еще не дряблый торс вещательного актёра. Турецкой оказалась уже на мне не футболку, а какая-то необыкновенная ситцевая майка яблочно-белого цвета и какие-то парашютные шайтан-труселя.
Им я обрадовался всего более, ведь прежних на мне не было вовсе. А дальше пришли ко мне всяческие шмуткис, как-будто кто-то мне их просто подбрасывал. И это уже были не какие-нибудь трусы или майка, а добротные, хотя и старорежимные галифе, достаточно компактные и плотные, хотя с виду и рельефные добротно шерстяные, от таких и не откажешься хоть и кавалерийские на вид, но в лес в них я ощутил какой-то давний давно забытый комфорт старого кавалериста, который мне был отродясь был мало знаком.
Тут же отыскал и какой-то армейский френч, закрыв который на все возможные пуговицы я мог бы быть принят за сторонника басмаческого Абдулы или иного авантюрного молодца бинь-бяо, жующего бесконечное: слава Мао.
Затем отыскались и рыжие сафьяновые сапоги, а к ним тёплые байковые портянки, и даже какие-то давнишние, но совершенно ношенные, почти новые защитные полушерстяные носки, которые тут же нагло натянул свои замерзшие голопятки, а сверху обмотал их в портянки, затем влез в рыжие сафьяновые сапоги, и почувствовал, что только сытой поступи мне не хватает…
Хотя прежде и говорили: как надену портупею, всё тупею и тупею, но и без портупеи, а с одним узким брезентовым поясом я чувствовал себя вполне комфортно и почти не по-армейски вальяжно, ведь соблюдалось некая форма тела, что даже проходившая мимо девушка ту же не спросила:
- Мужчина, это не ваша фуражка? - И подала мне подобранную тут же фуражку, на которой красовался натурально серебряный герб какого-то учебного заведения. Возможно, и нет, но почему-то мне показалось, что теперь хоть и без портупеи, но в гербовой фуражке я обрету особый, далеко не пшиковый вид.
Но тут ко мне подошли явно железнодорожные рабочие и крепко дали по шапке:
- Не твоя это фуражка, мужик, - строго сказали они, и тут же решительно потребовали:
- Сымай! Ты не железнодорожник, чувак, а следак. Так что шапку сними: ту которую взял, и не тащи больше никакую-то ветхую дрянь на свою бошку.
Вот тебе на голову чёрная меховая папаха-пирожок, а вот к ней в комплект черная твидовая шинель… Вот теперь ты в полном прикиде, и как бы при надлежащей на все времена форме. Носи! Д только не выеживайся, чудило!
И действительно, когда я сам посмотрелся, всё на мне лежало чин-чин, как в фильме о Мимино, когда там проносится и орёт его случайный приятель Фрунзик Мкртчан:
- А ну, кинто, подобрал батоны и побежал! Мы на поезд опаздываем, а без тебя - как без моря: полный штиль и никого нас никуда не пропустит.
Присмотрелся, и точно здесь кого попало не пропускают. Вон один стоит в брошенной мною фуражке, а второй так и остался весь этот сон присмотривать дома в каком-то дореволюционном бандане.
Но тут тебе не там… И сам я не дома, да к тому с пышными бакенбардами… Тьфу ты чорт! Точно не дома зато вокруг меня странная гламурная Маргарита в виде мелкого чудовище на кривых ножках трется, да ещё чудо: некий моднявый мужик в штатском в костюме в полосочку от нее и меня ни на шаг не отходит.
Присмотрелся, а полосочка на костюмчике какая-то странная: как бы с рисунком колючей проволоки по всему полотну… Н представится перед ними было уже некогда: трое увлекли меня - «четвертым будешь», только и хотелось спросить:
- А третий-то кто?
- Дед Пихто, - как тут же понеслось:
- Погнали лебедей, погнали говно по трубам…
С тем и влетели на пригородный вокзал…
- А почему этот пижон в пирожке-пыжике без бандана? – только и спросили, мол, в бандане, говорят он не таскался бы пригород поездами, здесь и без него парко.
И точно, там стоит ещё и «Стоп указательный», а на нём какая-то кнопка: как невидимый даже нам проказник дед Пихто нажал на кнопочку эту, как тут же нас и вывернуло прямо подножки подземного состава.
Присмотрелся, а тот состав только нас, как видно, и ждёт… Только вошли в вагон, двери тут же автоматически схлопнулись, и поезд тронулся в некое запредельное Кой-куда.
За окнами промелькнула тень, две, три…. И тут только обнаружилось, что все изображения законные мелькают словно перевёрнутом виде: и деревья, и дома, и крыши, и кто-то да ещё к кем-то непременно головой, вниз… Так и понеслось: еду едут едем… Все они едут и тени точно от них за окном зыбко мелькают, да сплошь вверх тормашками…
- Это куда же мы едем? – взорвался я внезапно вопросом.
Криворотая Маргарита в бандане оказалось самая говорливая, а вот ноги у нее, кстати, уже показались ровнее прежнего, со временем ушла и криворотость лица, но остался на бошке только накрепко криво скрученный какой-то пестрый бандан… Он-то и портил её вполне женственную и деликатную внешность.
- Так вот, заметила Маргарита, нас оторвали от дел в реале здешние вершители судеб. Мы им понадобились здесь, как видно, для того, чтобы допрос правый вести…
- Допрос вести будем все вчетвером? – естественно поинтересовался я.
- Да нет, вызвали собственно тебя одного, а мы вдвоём с «поласатиком» даны тебе в сопровождение, чтобы ты по привычке не наломал дров, а вёл себя строго по протоколу. Ведь для этого на тебе Чёрное Шинель. А, значит, и соответствующие ей ответственность и поведение. Ведь тебе за всё отвечать, а нам исполнять…
Все притихли. Вскоре какие-то солдатики времён Гражданской войны в граненных стакан+ах с бронзовыми подстаканниками внесли ароматный чай с лимоном и фисташками…
- А это знакомый мне африканский зелёный чай! – обрадовался я. - Пивал такой как-то в Тунисе… Медовость в нем просто липовая!
- Забудь про Тунис, туда, куда мы едем, зелёный чай не положено - только чёрный бахчевый, строго обрезной по третьему сорту. Чуть заметят, что вкусней уставного, тут же отберут пней что нальют и радуйся, правда, без сахара с Сахалином… Ты сам пробовал на вкус Сахалин. Эй, Черная шинель, ты ещё помнишь-то на вкус сахарин?
- Нет, я его не помню на вкус…
- Это плохо, неожиданно грустно сказал гражданский «полосатик», - Ты там совсем у себя в реале, стало быть, расслабился, чувачок, а ведь впереди нас с тобой всё ещё ждут дела…
- А к ним и тела, столь же грустно добавил комиссар запредельного сыска. Я вот обычно только расстрельными ротами руковожу: от двух до пяти, а вот ты, нет скорее она – товарищ Маргарита, та, что в бандане, под твою прямую диктовку всякий новый обвинительный приговор пишет, а дед Пихто очередное расстрельное место определяет. Так что все работает как по нотам… А кто и кого там обычно до встречи с нами под суровые пролетарские пули сливает – всего лишь хмурь, как и то, что Маргарита всякий раз сама обвинительный протокол пишет. Ведь подписывает этот протокол кто?
- Да кто же на самом деле?!
- Как кто, разве не ты? Ты, и не скажу, что тебе это без зазрения совести легко и просто подписываешь, хотя, если честно, лихо подписываешь - мне бы такой продвинутый росчерк…
Поезд мчался с перевернутыми за окнами тенями, которые освещала луна, забравшаяся откуда-то снизу… с того давнего предвечерья, с которого очередной день так и не наступал…
Я б уже и шинельку с себя черную снял, но говорят:
- Не положено! Укутайся и спи, она у тебя знатная… Мне бы такую… Но такую выдают только таким как ты, что принимают на себя всю меру ответственности…
- Отвечать-то за что?
- Ну, если честно, мы получаем в состав и конвоируем тех, кого накануне изловили во времени из тех, которые сбежали от своей судьбы недалёкие прошлые времена, в недалёкое будущее и так далее… А то ещё во всяческие параллельные реальности. Как полустанок, так очередной новый вагон. Там уже подтянулась пять новых вагонов. Полторы расстрельные роты… А ещё ехать и ехать…
- А дальше что?
- Как прибудем в место выбранное дедом Пихто, все их выведут из вагонов, чинно пересчитают, построят в штафное каре по три особи в ряд, и уже без исповеди поведут на расстрел… И расстреляют… Естественно, если ты дашь отмашку. В каждом вагоне сорок восемь избежавших себя сидельцев – три вагона расстрельная рота. Там обычно расстреливаем по восемнадцать-двадцать вагонов…
- Это же просто ужасно!
Да что там, на прикид почти под тысячу человек… Да мы столько и не стреляем. От силу пять-шесть вагонов… И баста… Иначе, говорит дед Пихто, даже Природа бычится…
Комментариев нет:
Отправить комментарий