События вплетаются в очевидность.


31 августа 2014г. запущен литературно-публицистический блог украинской полиэтнической интеллигенции
ВелеШтылвелдПресс. Блог получил широкое сетевое признание.
В нем прошли публикации: Веле Штылвелда, И
рины Диденко, Андрея Беличенко, Мечислава Гумулинского,
Евгения Максимилианова, Бориса Финкельштейна, Юрия Контишева, Юрия Проскурякова, Бориса Данковича,
Олександра Холоднюка и др. Из Израиля публикуется Михаил Король.
Авторы блога представлены в журналах: SUB ROSA №№ 6-7 2016 ("Цветы без стрелок"), главред - А. Беличенко),
МАГА-РІЧЪ №1 2016 ("Спутник жизни"), № 1 2017, главред - А. Беличенко) и ранее в других изданиях.

Приглашаем к сотрудничеству авторов, журналистов, людей искусства.

ПРИОБЕСТИ КНИГУ: Для перехода в магазин - НАЖМИТЕ НА ПОСТЕР

ПРИОБЕСТИ КНИГУ: Для перехода в магазин - НАЖМИТЕ НА ПОСТЕР
Для приобретения книги - НАЖМИТЕ НА ПОСТЕР

суббота, 17 февраля 2018 г.

Веле Штылвелд: Бабулес майсез... Когда душа срывается в мажор... Сочельник....

Фото Веле Штылвелда.

Бабулес майсез...

Хоть жили люди, но, жили люди.
и шла дорога на битый шлях,
не уезжали в пылу прелюдий,
и здесь не сладко, и там никак.

Одно местечко с другим местечком
сходились в праздник поесть мацу,
и штрудель сладкий с узваром вязким,
а то порою и колбасу.

А что хазерем ведь тоже люди,
хотя порою в них прах дорог
орет чего-то, мол резать будем,
но чуть упьются, храпят без ног.

Приказчик старый их тащит вяло
под грушу дичку - нехай проспят.
и злость хмельную и дурь в кошмарах.
Им завтра в поле снопы таскать.

Хоть жили люди, сходились в праздник -
кто воцерковлен, кто иудей,
и плыл над ними туман проказник
то стылым лугом, то в дребедень...

*     *     *

Фото Веле Штылвелда.

Я жду Пурим. Да сколько той зимы?
Сентябрь ноябрь, тяп-ляп и май к тому же,
мой дед в отмерзших сказках Колымы
искал глотнуть чифирь себе на ужин.

Но не давали урки ни глотка,
им и самим на фарт пришлось нивроку.
но трогать бесноватого жидка -
вредить себе пред Господом до сроку.

А срок его келимы стерегли.
Казалось бы, туркмены, чурки, чмуры,
но вместе - всех до утренней зари
сводили в Ад... Такие шуры-муры...

Еврейчик лыс. На кумпол и ревёт -
в ГУЛАГе не отыщешь синагоги.
Миньоны, раввин - шо то за народ?
Он сам на сам пред урками и Б-гом.

Здесь Ангел собирает не росу,
а кровь и кал со сталинских пенатов.
Здесь дед мой жил со смертью на носу.
- Ты выживешь, - сказал он мне когда-то.

Хоть правит нынче Родиной шалман,
я выживу, я вырежу их клан!
Он Кавалер двух Славы орденов
Явился в сон: - Крепись, века с тобой!

За каждым веком солнечный офсет,
ты избран пред восставшими на впредь!
Прольется кровь, пройди и по крови -
ворье на Зону, прочим - мир Любви!

*     *     *

Фото Веле Штылвелда.

Сегодня Киев пьян и лют, вгрызается в иврита грезы.
Из Тель-Авива туберозы пешком по Киеву бредут.
Им невдомек декабрьский дождь в плаще от графа Калиостора
бредет по Киеву короста и тихо песенку поёт:

- Мой Город сплошь в плащах из грязи - не шибко князи на виду -
равно здесь плебса в мутной вязи и авакадного рагу.
Его разбрасывают ноги в разброд бредущие в чертоги
домов, квартир, диванов, нар, где сон для всех, как Божий дар

*     *     *

Фото Веле Штылвелда.

Еврейское сиртаки к Петровской синагоге.
Здесь ветхие ступеньки, под ними - паучки.
На лапках их паучьих в грядущее дороги,
но рядом, за порогом толпятся старички.

В далеких девяностых они пришли за нахес,
Нью-йоркские цедрейты прислали им харчи:
здесь мед, изюм и млеко, маца и чуть для смеха
иной себе халемес в добавку для мацы.

Но очередь нивроку - за окнами Пурим
и пляшут бурно старцы: - Даешь, даренный пир!
Как видно, Мошиаха последняя рубаха
была легко и просто разодрана до дыр.

И вот они - герои, любой - Аника-воин,
и всяк из них достоит награды и молвы.
Но служка старый Лёва - мишугине с Подола
Мычит своё упрямо: - По списку проходи.

*     *     *

На сидур купил сапожник  Циле с Розой два пирожных -
с цифры Помнить к цифре Знать - тут же принялся плясать
толь от счастья, толь от хмеля, словно сказочный Емеля,
далеко не бедокур, он воспитывал не дур,
а красоток  и хозяек, по всему милейших заек,
чисто лапушек в миру, здесь ни словом не совру.

Но сидур прошел и шмяк – сел сапожник на пятак –
Сколько б он не суетился - босоногий мир явился,
где щиблеты и шкандыбы носят в море только рыбы,
сколько их не обувай, не услышишь и бай-бай!
Эта рыбья чешуя для сапожника - Хана!
Циля с Розой жарят рыбу за вселенскую обиду.

Им сапожник на сидур купит швайку от кутюр.
Сколько швайкой не маши  - не получишь беляши.
Видно замуж им пора - вот халемес. Вот дела…

*     *     *

В волшебных городках прошедших сладких снов
Жила моя родня средь сказочных миров.
Сквозь улиц кортюшен сбегали в вечность дни.
И не было средь них хулы и злой молвы.

Заложники эпох в сусальном полусне –
Таким был мой народ на хоженой земле.
Средь тихих синагог, костелов и церквей
бродил седой старик с лукавинкой в судьбе.

Хоть вальсов он не знал и мало ведал нот,
всегда с собой таскал нелепейший фагот.
Он прежде знал шофар, Всевышнему служил,
Но жизнь его свела, увва, совсем с иным.

И штетеле рыдал от тихих светлых нот,
Когда старик вдыхал созвучья в свой фагот.
Хоть звали старика по здешнему Евсей,
Приплыл издалека его души элей.

Сквозь плавни древних нот и патоку псалмов
Пришел к нему фогот, как к музыке – Эол.
Я будто перед ним смотрю сквозь бездну лет,
А праведник Евсей играет минуэт.

Налобный тифилин, под талесом сюртук,
И как любви Завет звучит волшебный звук.
Ступай смелей вперед, потомок, не робей –
Пока звучит фогот, ты в жизнь свою поверь!

Три шага до любви, два шага от судьбы
Ступай скорей вперёд пока звучат Псалмы!

*     *      *

В заштатных городишках. местечках, хуторах
Живут потомки Мишны, влечет их Мошиах.
Живут потомки Торы и свято чтут Творца.
Как штрудель шхейны Доры, как мацебрайт маца.

Они судачат всяко во дворике своём
У местной синагоги, о том, что жизнь путём.
Хоть есть иные беды, дались они, к чему -
всё выльется в беседы подвластные перу.

Судьба она не дышло, как дышишь, так и рвёшь.
А что сорвалось. в Мишну запишешь как живёшь.
Мол, дней имел потуги и силу, и любовь,
Но вот явились вьюги и остудили кровь.

И светлые порывы не в той уже цене,
Когда души нарывы кровавят а стерне.
Хоть жизнь иных убога - и им нас не понять,
Дано и нам убогих прощать и принимать.

Их ненависть нелепа, их хамство на крови,
И саван им из крепа не нужен для земли.
Не мёд у них и млеко, а МЕД и МОЛОКО,
Но вместе пьём из глека криничное питьё.

А если нету в списке, соси судьбы ириску.
Судьба - она не киска, вот с ней и говори,
что твой не выпал жребий: пурим - он тем Пурим,
что без мацы и в хлебе отыщешь сущий мир.
Ведь подле синагоги бомжацкая страна,

что сирых и убогих - тут издревле сполна.
Здесь рюмку в наливайке тебе нальют за грош
козацкой самогонки, и с тем ты проживешь.
Здесь вместо мёда сало с соленых огурцом,
я выпил здесь не мало, хоть с мёдом и мацой.

© Велв Черновецкий, рисунки


*      *      *

Когда душа срывается в мажор


Когда душа срывается в мажор,
когда весь мир хмелен без цинандали,
мы в чача-бар в воскресный день зайдем
и спляшем под хингали... на рояле

Кружись душа, покуда дремлет Бог,
покуда мы от прошлого устали,
а вдруг и нас прокинет сквозь вайдот
и клавиши взорвутся на рояле!

*     *     *

Подмостная молитва сквозь портал -
в далекий космос выброшены коды:
кому-то это звёздный мадригал,
кому-то это вычинка свободы...

*     *     *

Молитва под мостом - портальная река:
в ней - отблески миров, в ней отзвуки огня.
Священный водоём, протекший сквозь миры -
в нем отблески веков, в нем отзвуки молвы.

Сквозь вечную любовь - молитва вглубь себя
сквозь векторы судьбы на кромке бытия.
Оплавленный офсет в полночной тишине -
в нем сказок трафарет, молитва при луне...

Молитва под мостом сквозь полночь при луне -
волшебный окаём, приближенный к себе.
Ты только подойди к подмосткам бытия,
как тут же явит миг волшебные места.

Ажурный анапест опор ведут быки.
За каждым перекрест мгновенья и реки.
Мальчишки в этот час молитвенно тихи
обрядшие себя, обредшие стихи.

купаются в реки осколки бытия
на вычурной волне речного маяка...

*     *     *

Сразился мыслью - не с кем говорить,
когда тебя депрессия прижала,
как-будто жизнь не прожита сначала.
как-будто оборвалась страсти нить...

Никто не звонит голос утомить,
что трубка телефона дребезжала.
как-будто жизнь торопиться сначала
всё прошлое упорно повторить.

И вечный нофелет уже раздет
почти что до скелета изначалья,
хоть нет наверно повести печальней,
чем всё в себе нелепо вовторить

Друзей былых уже не воскресить,
но есть любовь в стоической нирване.
когда себя готов ты воплотить
в дыханье, вздох и просто в соль на ране...

*     *      *

Моя семья не просит у страны
инкогнито для выезда на дачу,
и дачи нету у моей семьи:
пенсионер я, вот так незадача!

Мой росчерк Времени останется в веках:
жил, был, поэтил на свой риск и страх!

буднично уходим в поляцы
изучаем латынь обживаем бараки
нам спецовки не фраки выдают по сезону
желто-синие робы, мы рабы по Закону.
Украину проср@ли, избежали себя,
от себя не сбежали под бабла ля-фа-фа.

*     *     *

Искусители азарта льют вино из полной чаши.
Мы в предгории Монмарта говорим: Мадлен не наша,
хоть и руки будто кегли, и подмышках барыши,
но на вкус хлебнувши зелья: кир не наш... - ворчим в ночи...

А в предгории Каласа древний раввин водку пьёт -
видно Шамбала не наша, хоть и прёт сюда народ.
Внучка раввина Мадлен хлещет кир на зависть всем.

Шо, бродяги и жлобы, кир сей пили короли,
самогонов не вкушали, вот такие трали-вали,
не спасет вас и Кайлас в стругарях... Там унитаз...

Поднапрягся и пошло... Дрек и в Африке дерьмо!!

*     *     *

Ко мне не приставал сегодня снег.
Я шел по миру, прожитом изнанно,
а в комнатке моей зеленый мех
от крыльев птеродактиля инфантно.

Он то ли принц парящих в небе стай
за миллионы лет от камнезоя,
он в комнатке моей гнездо создал
в нездешнем мире сирого изгоя.

Мы с ним пересеклись за просто так -
я в сон, он в лет прошедшего навеки.
Всей встречи нашей отблеск, как инфаркт,
которым зло страдают человеки.

Он обустроил в комнатке гнездо,
хоть с этим мне сегодня повезло.

*     *     *

Сегодня копом встал вчерашний мент,
остался при своих - интеллигент.
Отжали всё - и жрачку, и бабло:
в парламенте неистовствует ЖЛОБЬЁ!

Ужратый клир чиновников страны,
беда, не знает будней Колымы.
пора им в жилы забивать гвоздяк,
чтоб алчность их повыветрил сквозняк!

*     *     *

Время становиться графом Монте Кристо -
двадцать лет отсидки дедов и отца.
И своя двадцатка лет лишённых смысла,
только нет сокровищ в бухте Мертвеца.

Нет пещер и каверн времени разломов,
из которых вышел бриллиантов свет.
На земле привычно время дуболомов -
пришлый могендовид - прошлого рассвет.

Миллиарды стибрил ганыф, знать, не коэн -
выпили по триста, и бывай, как знать...
Ни печатей тайных, ни событий - воен:
ни купить на гривну, ни страны предать...

Ни купить комода... Торжище уродов -
разобрали бабки и багайства чмурь...
Мелкие барыги, скопище удодов -
свора без разбора, по-житейски - хмурь!

Что до всей сей своры - к черту разговоры:
все от них поборы - деньги на крови!
Душка Монте Кристо выбит злой каморрой
на асфальты жизни в полные нули!

Ни телес во фраке, ни штанов на сраке,
ни почетных званий, ни крутых мобил.
Ни купить комода... Торжище уродов -
вязнут разговоры в сказках на крови....

*     *      *

Когда свои кончаются слова,
чужих ещё не надо - есть истоки -
чужих сердец отточенные токи,
а далее является молва.

Так и пишу, подглядывая жизнь,
где спешно, где угарно, где натужно,
где так, как мне по жизни было нужно,
а что иным достанется... едва

едва-едва я ощутю наружно
ни щу ни тю, ни просто тын-трава.
ежу в колючки яблочка бочок,
а всем иным - одно недоуменье:

ну, что ты написал там, дурачок,
небось опять щу-жжу... стихотворенье..

*     *      *

Сочельник

Просыпаясь средь ночи, он играл водевиль.
Дружен был с упырями, с вурдулаками мил.
Жриц носил с глазырями, ел младенцев зари,
заедая стихами их земные грехи.

Но порой в предвечерье напивался до грёз,
словно в пришлый сочельник, и душа шла в разнос.
Танцевал на татами, спал с девицей шальной
у которой в нирване НИК являлся - любовь!

И бывало случится в дни, когда всё не так,
мог он в зюзю напиться как босяк, за пятак.
Пинту пил он к обеду, да три пинты с утра,
чтоб сложилась беседа с миром грёз до темна.

И уже в предвечерье - пинты три за покой.
Но девчонка-шалунья в приступ шла на разбой:
до того целовала, до того в страсти жгла,
что покоя лишала от зари до темна.

И на фоне гротеска в пересортице снов
от темна до рассвета вовлекала в любовь.

*      *     *

Эдгар По на Лимпопо отправлялся в понедельник.
Эдгар По с Лимпопо возвращался как когда…
Эдгар По прожил жизнь, как отчаянный бездельник,
и порой Эдгар По напивался, как свинья.

Он писал жуткий бред о плащах и о воронах –
кайфовал, блефовал и в гробу читал стихи…
Ко всему, Эдгар По был отчаянно влюбленным
в человеческих тел бесконечных грехи…

Он пытал естество подозрительно и пылко –
виски пил, жрал коньяк да и опиум курил…
Плешь имел ото лба и до самого затылка
оттого, что всегда по-английски говорил.

Черный ворон к нему прилетает на могилу
в очень красном плаще и по-русски бред бубнит
отчего-то всегда в очень древнюю мобилу,
а вторая в гробу в черепке пустом звенит.

Эдгар По, как в кино, воскресает в понедельник,
Эдгар По, как свеча угасает – вот те раз!
Пишет он не для нас в этот выстывший сочельник
новый свой, страшный свой, удивительный рассказ…

*     *     *

Друзья идут во внеземелья, а годы - в сказки.
и вот является Емеля на печке вязкой.
Как прикипел он на лежанке к эпохе лохов,
ему бы встать, шагнуть к тачанке не так уж плохо.

И возвестить о новом мире легко и просто.
а он играет на клавире печально-звездно.
Так и страна - медаль в кармане, душа в мозолях,
а жизнь играет на баяне, как пук в рассоле.

* * *

Колор - цвет, колар - плюмаж,жил на свете светлый паж...
у него была мечта прибыть в тайные места,
и явить из этих мест яркий солнечный замес.
в каждом лучике - мечта, а в пучке, поди, судьба

ввергся в солнечный замес - и ворвался мир чудес.
в каждом: чуда окаём - вот бы так же со страной.
В ней мы пажеский эскорт. Вот прознать бы - кто же лорд?!
Энек, бэнек, человек - ты да я. да имярек!

* * *
В грозные социошквалы люди спешат на вокзалы -
в обший вагончик народ прется, а тот не везет...
Медленный гул: оторвались, правда, колодки зажались,
и никуда не уйдет времени грозный черед.

Чухают прочь зачухранцы, время клеймит в иностранцы,
вроде бы нате - греби, порами ширься в грибы,
но, где не кинь - сероежки ищут в судьбе перемежку,
а попадают в жульен новых извечных проблем.

Как от себя не кати - сбился навеки с пути.
Родина дивная вязь в душу шипами впилась.

* * *

Фото Веле Штылвелда.

Когда приходят грусти времена,
друзья уходят на исходе Леты,
и тот, кто нужен прежде был вчера
не побежит к тебе под лунным светом

не бойся темной полночью зари
не отвергай стретения надежды
на краешке любви и не любви -
я остаюсь таким же как и прежде....

не рассмотреть из полночи рассвет,
не раствориться в тьме, не растеряться,
когда в душе потерян внешний свет,
живи своим, которым наполнялся.

я буду там, где тайные ключи
приотворят грядущие рассветы,
в которых ты и я, в которых мы
не изменили вещему обету.

как утро разрывает крылья тьмы,
и мир снаружи обретает краски,
так мы с тобой до утренней зари
вкусить сумеем лет ушедших ласки.

Ведь мир играет в старую игру,
в которой нам отведены тревоги,
сердца в которой вечно на кону,
а подле дней грядущего дороги

я буду там - не бойся, не кричи,
когда ты потеряешься в ночи

© Авторский перевод по подстрочнику Веле Штылвелда

© Клэптон, Эрик подлинник на английском языке


Комментариев нет:

Отправить комментарий