Веле Штылвелд: Бабулес майсез... Когда душа срывается в мажор... Сочельник....

Бабулес майсез...

Хоть жили люди, но, жили люди.

и шла дорога на битый шлях,

не уезжали в пылу прелюдий,

и здесь не сладко, и там никак.

Одно местечко с другим местечком

сходились в праздник поесть мацу,

и штрудель сладкий с узваром вязким,

а то порою и колбасу.

А что хазерем ведь тоже люди,

хотя порою в них прах дорог

орет чего-то, мол резать будем,

но чуть упьются, храпят без ног.

Приказчик старый их тащит вяло

под грушу дичку - нехай проспят.

и злость хмельную и дурь в кошмарах.

Им завтра в поле снопы таскать.

Хоть жили люди, сходились в праздник -

кто воцерковлен, кто иудей,

и плыл над ними туман проказник

то стылым лугом, то в дребедень...

*     *     *

Я жду Пурим. Да сколько той зимы?

Сентябрь ноябрь, тяп-ляп и май к тому же,

мой дед в отмерзших сказках Колымы

искал глотнуть чифирь себе на ужин.

Но не давали урки ни глотка,

им и самим на фарт пришлось нивроку.

но трогать бесноватого жидка -

вредить себе пред Господом до сроку.

А срок его келимы стерегли.

Казалось бы, туркмены, чурки, чмуры,

но вместе - всех до утренней зари

сводили в Ад... Такие шуры-муры...

Еврейчик лыс. На кумпол и ревёт -

в ГУЛАГе не отыщешь синагоги.

Миньоны, раввин - шо то за народ?

Он сам на сам пред урками и Б-гом.

Здесь Ангел собирает не росу,

а кровь и кал со сталинских пенатов.

Здесь дед мой жил со смертью на носу.

- Ты выживешь, - сказал он мне когда-то.

Хоть правит нынче Родиной шалман,

я выживу, я вырежу их клан!

Он Кавалер двух Славы орденов

Явился в сон: - Крепись, века с тобой!

За каждым веком солнечный офсет,

ты избран пред восставшими на впредь!

Прольется кровь, пройди и по крови -

ворье на Зону, прочим - мир Любви!

*     *     *

Сегодня Киев пьян и лют, вгрызается в иврита грезы.

Из Тель-Авива туберозы пешком по Киеву бредут.

Им невдомек декабрьский дождь в плаще от графа Калиостора

бредет по Киеву короста и тихо песенку поёт:

- Мой Город сплошь в плащах из грязи - не шибко князи на виду -

равно здесь плебса в мутной вязи и авакадного рагу.

Его разбрасывают ноги в разброд бредущие в чертоги

домов, квартир, диванов, нар, где сон для всех, как Божий дар

*     *     *

Еврейское сиртаки к Петровской синагоге.

Здесь ветхие ступеньки, под ними - паучки.

На лапках их паучьих в грядущее дороги,

но рядом, за порогом толпятся старички.

В далеких девяностых они пришли за нахес,

Нью-йоркские цедрейты прислали им харчи:

здесь мед, изюм и млеко, маца и чуть для смеха

иной себе халемес в добавку для мацы.

Но очередь нивроку - за окнами Пурим

и пляшут бурно старцы: - Даешь, даренный пир!

Как видно, Мошиаха последняя рубаха

была легко и просто разодрана до дыр.

И вот они - герои, любой - Аника-воин,

и всяк из них достоит награды и молвы.

Но служка старый Лёва - мишугине с Подола

Мычит своё упрямо: - По списку проходи.

*     *     *

На сидур купил сапожник  Циле с Розой два пирожных -

с цифры Помнить к цифре Знать - тут же принялся плясать

толь от счастья, толь от хмеля, словно сказочный Емеля,

далеко не бедокур, он воспитывал не дур,

а красоток  и хозяек, по всему милейших заек,

чисто лапушек в миру, здесь ни словом не совру.

Но сидур прошел и шмяк – сел сапожник на пятак –

Сколько б он не суетился - босоногий мир явился,

где щиблеты и шкандыбы носят в море только рыбы,

сколько их не обувай, не услышишь и бай-бай!

Эта рыбья чешуя для сапожника - Хана!

Циля с Розой жарят рыбу за вселенскую обиду.

Им сапожник на сидур купит швайку от кутюр.

Сколько швайкой не маши  - не получишь беляши.

Видно замуж им пора - вот халемес. Вот дела…

*     *     *

В волшебных городках прошедших сладких снов

Жила моя родня средь сказочных миров.

Сквозь улиц кортюшен сбегали в вечность дни.

И не было средь них хулы и злой молвы.

Заложники эпох в сусальном полусне –

Таким был мой народ на хоженой земле.

Средь тихих синагог, костелов и церквей

бродил седой старик с лукавинкой в судьбе.

Хоть вальсов он не знал и мало ведал нот,

всегда с собой таскал нелепейший фагот.

Он прежде знал шофар, Всевышнему служил,

Но жизнь его свела, увва, совсем с иным.

И штетеле рыдал от тихих светлых нот,

Когда старик вдыхал созвучья в свой фагот.

Хоть звали старика по здешнему Евсей,

Приплыл издалека его души элей.

Сквозь плавни древних нот и патоку псалмов

Пришел к нему фогот, как к музыке – Эол.

Я будто перед ним смотрю сквозь бездну лет,

А праведник Евсей играет минуэт.

Налобный тифилин, под талесом сюртук,

И как любви Завет звучит волшебный звук.

Ступай смелей вперед, потомок, не робей –

Пока звучит фогот, ты в жизнь свою поверь!

Три шага до любви, два шага от судьбы

Ступай скорей вперёд пока звучат Псалмы!

*     *      *

В заштатных городишках. местечках, хуторах

Живут потомки Мишны, влечет их Мошиах.

Живут потомки Торы и свято чтут Творца.

Как штрудель шхейны Доры, как мацебрайт маца.

Они судачат всяко во дворике своём

У местной синагоги, о том, что жизнь путём.

Хоть есть иные беды, дались они, к чему -

всё выльется в беседы подвластные перу.

Судьба она не дышло, как дышишь, так и рвёшь.

А что сорвалось. в Мишну запишешь как живёшь.

Мол, дней имел потуги и силу, и любовь,

Но вот явились вьюги и остудили кровь.

И светлые порывы не в той уже цене,

Когда души нарывы кровавят а стерне.

Хоть жизнь иных убога - и им нас не понять,

Дано и нам убогих прощать и принимать.

Их ненависть нелепа, их хамство на крови,

И саван им из крепа не нужен для земли.

Не мёд у них и млеко, а МЕД и МОЛОКО,

Но вместе пьём из глека криничное питьё.

А если нету в списке, соси судьбы ириску.

Судьба - она не киска, вот с ней и говори,

что твой не выпал жребий: пурим - он тем Пурим,

что без мацы и в хлебе отыщешь сущий мир.

Ведь подле синагоги бомжацкая страна,

что сирых и убогих - тут издревле сполна.

Здесь рюмку в наливайке тебе нальют за грош

козацкой самогонки, и с тем ты проживешь.

Здесь вместо мёда сало с соленых огурцом,

я выпил здесь не мало, хоть с мёдом и мацой.

© Велв Черновецкий, рисунки

*      *      *

Когда душа срывается в мажор

Когда душа срывается в мажор,

когда весь мир хмелен без цинандали,

мы в чача-бар в воскресный день зайдем

и спляшем под хингали... на рояле

Кружись душа, покуда дремлет Бог,

покуда мы от прошлого устали,

а вдруг и нас прокинет сквозь вайдот

и клавиши взорвутся на рояле!

*     *     *

Подмостная молитва сквозь портал -

в далекий космос выброшены коды:

кому-то это звёздный мадригал,

кому-то это вычинка свободы...

*     *     *

Молитва под мостом - портальная река:

в ней - отблески миров, в ней отзвуки огня.

Священный водоём, протекший сквозь миры -

в нем отблески веков, в нем отзвуки молвы.

Сквозь вечную любовь - молитва вглубь себя

сквозь векторы судьбы на кромке бытия.

Оплавленный офсет в полночной тишине -

в нем сказок трафарет, молитва при луне...

Молитва под мостом сквозь полночь при луне -

волшебный окаём, приближенный к себе.

Ты только подойди к подмосткам бытия,

как тут же явит миг волшебные места.

Ажурный анапест опор ведут быки.

За каждым перекрест мгновенья и реки.

Мальчишки в этот час молитвенно тихи

обрядшие себя, обредшие стихи.

купаются в реки осколки бытия

на вычурной волне речного маяка...

*     *     *

Сразился мыслью - не с кем говорить,

когда тебя депрессия прижала,

как-будто жизнь не прожита сначала.

как-будто оборвалась страсти нить...

Никто не звонит голос утомить,

что трубка телефона дребезжала.

как-будто жизнь торопиться сначала

всё прошлое упорно повторить.

И вечный нофелет уже раздет

почти что до скелета изначалья,

хоть нет наверно повести печальней,

чем всё в себе нелепо вовторить

Друзей былых уже не воскресить,

но есть любовь в стоической нирване.

когда себя готов ты воплотить

в дыханье, вздох и просто в соль на ране...

*     *      *

Моя семья не просит у страны

инкогнито для выезда на дачу,

и дачи нету у моей семьи:

пенсионер я, вот так незадача!

Мой росчерк Времени останется в веках:

жил, был, поэтил на свой риск и страх!

буднично уходим в поляцы

изучаем латынь обживаем бараки

нам спецовки не фраки выдают по сезону

желто-синие робы, мы рабы по Закону.

Украину проср@ли, избежали себя,

от себя не сбежали под бабла ля-фа-фа.

*     *     *

Искусители азарта льют вино из полной чаши.

Мы в предгории Монмарта говорим: Мадлен не наша,

хоть и руки будто кегли, и подмышках барыши,

но на вкус хлебнувши зелья: кир не наш... - ворчим в ночи...

А в предгории Каласа древний раввин водку пьёт -

видно Шамбала не наша, хоть и прёт сюда народ.

Внучка раввина Мадлен хлещет кир на зависть всем.

Шо, бродяги и жлобы, кир сей пили короли,

самогонов не вкушали, вот такие трали-вали,

не спасет вас и Кайлас в стругарях... Там унитаз...

Поднапрягся и пошло... Дрек и в Африке дерьмо!!

*     *     *

Ко мне не приставал сегодня снег.

Я шел по миру, прожитом изнанно,

а в комнатке моей зеленый мех

от крыльев птеродактиля инфантно.

Он то ли принц парящих в небе стай

за миллионы лет от камнезоя,

он в комнатке моей гнездо создал

в нездешнем мире сирого изгоя.

Мы с ним пересеклись за просто так -

я в сон, он в лет прошедшего навеки.

Всей встречи нашей отблеск, как инфаркт,

которым зло страдают человеки.

Он обустроил в комнатке гнездо,

хоть с этим мне сегодня повезло.

*     *     *

Сегодня копом встал вчерашний мент,

остался при своих - интеллигент.

Отжали всё - и жрачку, и бабло:

в парламенте неистовствует ЖЛОБЬЁ!

Ужратый клир чиновников страны,

беда, не знает будней Колымы.

пора им в жилы забивать гвоздяк,

чтоб алчность их повыветрил сквозняк!

*     *     *

Время становиться графом Монте Кристо -

двадцать лет отсидки дедов и отца.

И своя двадцатка лет лишённых смысла,

только нет сокровищ в бухте Мертвеца.

Нет пещер и каверн времени разломов,

из которых вышел бриллиантов свет.

На земле привычно время дуболомов -

пришлый могендовид - прошлого рассвет.

Миллиарды стибрил ганыф, знать, не коэн -

выпили по триста, и бывай, как знать...

Ни печатей тайных, ни событий - воен:

ни купить на гривну, ни страны предать...

Ни купить комода... Торжище уродов -

разобрали бабки и багайства чмурь...

Мелкие барыги, скопище удодов -

свора без разбора, по-житейски - хмурь!

Что до всей сей своры - к черту разговоры:

все от них поборы - деньги на крови!

Душка Монте Кристо выбит злой каморрой

на асфальты жизни в полные нули!

Ни телес во фраке, ни штанов на сраке,

ни почетных званий, ни крутых мобил.

Ни купить комода... Торжище уродов -

вязнут разговоры в сказках на крови....

*     *      *

Когда свои кончаются слова,

чужих ещё не надо - есть истоки -

чужих сердец отточенные токи,

а далее является молва.

Так и пишу, подглядывая жизнь,

где спешно, где угарно, где натужно,

где так, как мне по жизни было нужно,

а что иным достанется... едва

едва-едва я ощутю наружно

ни щу ни тю, ни просто тын-трава.

ежу в колючки яблочка бочок,

а всем иным - одно недоуменье:

ну, что ты написал там, дурачок,

небось опять щу-жжу... стихотворенье..

*     *      *

Сочельник

Просыпаясь средь ночи, он играл водевиль.

Дружен был с упырями, с вурдулаками мил.

Жриц носил с глазырями, ел младенцев зари,

заедая стихами их земные грехи.

Но порой в предвечерье напивался до грёз,

словно в пришлый сочельник, и душа шла в разнос.

Танцевал на татами, спал с девицей шальной

у которой в нирване НИК являлся - любовь!

И бывало случится в дни, когда всё не так,

мог он в зюзю напиться как босяк, за пятак.

Пинту пил он к обеду, да три пинты с утра,

чтоб сложилась беседа с миром грёз до темна.

И уже в предвечерье - пинты три за покой.

Но девчонка-шалунья в приступ шла на разбой:

до того целовала, до того в страсти жгла,

что покоя лишала от зари до темна.

И на фоне гротеска в пересортице снов

от темна до рассвета вовлекала в любовь.

*      *     *

Эдгар По на Лимпопо отправлялся в понедельник.

Эдгар По с Лимпопо возвращался как когда…

Эдгар По прожил жизнь, как отчаянный бездельник,

и порой Эдгар По напивался, как свинья.

Он писал жуткий бред о плащах и о воронах –

кайфовал, блефовал и в гробу читал стихи…

Ко всему, Эдгар По был отчаянно влюбленным

в человеческих тел бесконечных грехи…

Он пытал естество подозрительно и пылко –

виски пил, жрал коньяк да и опиум курил…

Плешь имел ото лба и до самого затылка

оттого, что всегда по-английски говорил.

Черный ворон к нему прилетает на могилу

в очень красном плаще и по-русски бред бубнит

отчего-то всегда в очень древнюю мобилу,

а вторая в гробу в черепке пустом звенит.

Эдгар По, как в кино, воскресает в понедельник,

Эдгар По, как свеча угасает – вот те раз!

Пишет он не для нас в этот выстывший сочельник

новый свой, страшный свой, удивительный рассказ…

*     *     *

Друзья идут во внеземелья, а годы - в сказки.

и вот является Емеля на печке вязкой.

Как прикипел он на лежанке к эпохе лохов,

ему бы встать, шагнуть к тачанке не так уж плохо.

И возвестить о новом мире легко и просто.

а он играет на клавире печально-звездно.

Так и страна - медаль в кармане, душа в мозолях,

а жизнь играет на баяне, как пук в рассоле.

* * *

Колор - цвет, колар - плюмаж,жил на свете светлый паж...

у него была мечта прибыть в тайные места,

и явить из этих мест яркий солнечный замес.

в каждом лучике - мечта, а в пучке, поди, судьба

ввергся в солнечный замес - и ворвался мир чудес.

в каждом: чуда окаём - вот бы так же со страной.

В ней мы пажеский эскорт. Вот прознать бы - кто же лорд?!

Энек, бэнек, человек - ты да я. да имярек!

* * *

В грозные социошквалы люди спешат на вокзалы -

в обший вагончик народ прется, а тот не везет...

Медленный гул: оторвались, правда, колодки зажались,

и никуда не уйдет времени грозный черед.

Чухают прочь зачухранцы, время клеймит в иностранцы,

вроде бы нате - греби, порами ширься в грибы,

но, где не кинь - сероежки ищут в судьбе перемежку,

а попадают в жульен новых извечных проблем.

Как от себя не кати - сбился навеки с пути.

Родина дивная вязь в душу шипами впилась.

* * *

Когда приходят грусти времена,
друзья уходят на исходе Леты,
и тот, кто нужен прежде был вчера
не побежит к тебе под лунным светом

не бойся темной полночью зари
не отвергай стретения надежды
на краешке любви и не любви -
я остаюсь таким же как и прежде....

не рассмотреть из полночи рассвет,
не раствориться в тьме, не растеряться,
когда в душе потерян внешний свет,
живи своим, которым наполнялся.

я буду там, где тайные ключи
приотворят грядущие рассветы,
в которых ты и я, в которых мы
не изменили вещему обету.

как утро разрывает крылья тьмы,
и мир снаружи обретает краски,
так мы с тобой до утренней зари
вкусить сумеем лет ушедших ласки.

Ведь мир играет в старую игру,
в которой нам отведены тревоги,
сердца в которой вечно на кону,
а подле дней грядущего дороги

я буду там - не бойся, не кричи,
когда ты потеряешься в ночи

© Авторский перевод по подстрочнику Веле Штылвелда

© Клэптон, Эрик подлинник на английском языке