Юрий Контишев: Ситро для дедушки, рассказы

         Ситро  для  дедушки

Стояла  адская  июльская  жара.  Адская?  -  я  бы  тогда  так  не  написал,    так  как   мне  было в  описываемую  пору   всего  шесть лет.  Дедушка   захотел  холодного  ситра. Нет - холодное  ситро! Так  грамотнее.  Но  я  бы  тогда  так  не  написал. Я  тогда  ещё  не  умел  писать.  Тем более - так  грамотно. Так  что,  пусть  будет  "холодного  ситра"!

Естественно,  до  точки   с  газированной  водой  за  три  квартала    домашний  совет  делегировал  самого  шустрого  и  молодого,  то  есть -  меня.
                                                

Помните? - Три  копейки  с  сиропом,  одна  копейка  - без.  В  руках   у меня  был  бумажный  рубль.  Страшно  хотелось  пить.  Всем. Стоящим  в  очереди.  Дедушке  там  -  дома. И,  почему-то,  мне  тоже.  Здесь,  за  три  квартала.

Выстояв  длинную  очередь,  я  неожиданно  почти   уткнулся   носом  в   пространство  между  краников  "С  сиропом  -  без  сиропа".  И  ошибся.  Это  был  бюст  продавщицы. Вожделенные  краники  находились  чуть  левее. На  вопрос  владелицы  мощного  бюста,  нависшего  над   моей   головой,  я  испуганно   выпалил:  "С  сиропом!".  Получив  наполненный  стакан,  я  машинально  его  опустошил   и  тут   до   меня  дошёл   весь   ужас  происшедшего   события.

Дедушка  хочет  пить!  Я  тогда  не  думал,   почему  меня  взрослые  отправили  без  пустой   тары. Или  они  меня  посылали  совсем  в  другую  точку  за   целой  бутылкой   ситра?  Или  я  перегрелся   и   меня,  вообще,  посылали  за  чем-то  другим?

В  ушах  звенел  июль. Возможно,  это были  пчёлы,  увязавшиеся  за  моими  ещё  не  просохшими  от  сиропа  губами. Возможно,  это  мысли  в  моей  голове  роились  и  жужжали,  лихорадочно  ища   выход   из  этой  катастрофической  ситуации.  Но,  звон  был!

Что  я  скажу  дома?  Что  сам  выпил  и  ничего  не   принёс   дедушке?  Что  я  заблудился  и  приду  домой  к  утру   без  денег,   ситра  и  без  сил? Что  был  захвачен  вражеским  отрядом   в  плен  и  еле вырвался?

Рой   в  голове   постепенно   выстроился  в  хитроумный  адский -  вот  тут    уже  точно,  адский!  -  план.  Я  деньги   потеряю!   Не  все!  Всю   сдачу  принесу   домой,  а  потраченное   ошибочно   на   "стакан  с  сиропом"  -  потеряю!  Обрадованный  результатом   своего  "мозгового  штурма"   я  совершенно  забыл  о  смятом  рубле,  первоначально  вложенном  в  мой  кулачок,  который,  как  компас,  вёл  меня    в  направлении  от  дома  до  точки  с  газводой.

Это  было  давно!  Не  со  мной!  На  другой  планете!  В  другой  жизни!

Я  скрупулёзно  начал  выстраивать  линию  поведения,  неопровержимо  доказывающую  мою  искренность  и  бесхитростность  перед  дедушкой  и  домочадцами.

Ну,   во-первых,  при  подходе  к  дому  я  должен  был,  беззаботно  насвистывая,  небрежно  подпрыгивая,  размахивать  руками,  особенно  правой,  в  которой  зажаты  остатки  денег. Взрослые  увидят, что  рука  с  деньгами  у  меня  неосторожно   теряет  деньги,  она  и  будет  виновата  во  всём!

Но. Возникла  проблема - я  не  умел  свистеть. А  как же "беззаботно  насвистывая"?  Научиться?  Не  успею.  Кстати,  до  сих  пор  так  и   не  успел.

На  вопрос: "А  где  же ситро?" я,  как  мог,  предельно  честно  ответил : "Ситра нет!".   То  ли  отсутствие  беззаботного свиста,  то  ли ещё  что-то,  мною  тогда  не  понятое, возымело  свои  последствия,  но  на  лицах  домочадцев  я  увидел  улыбки.

Улыбки  выражали  большой  диапазон   чувств: от  ехидства  -  до  жалости,  от  "ай,  да  пройдоха!"  - до "ну и  хрен  с  ним! Кого  бы  ещё  послать?"

Стояла  адская  июльская  жара.  Дедушка   хотел  холодного  ситра.

                                    Бестолковый  подмастерье

Плоскогубцы. Молоток. Ножницы. Тяпка. Напильник.  Лопата.  Грабли. Из всего   перечисленного  набора   мне  тогда  известны  были  только  "лопата"  и "грабли".

Дедушкин  сарай - мастерская   вмещали   в  себя   такое  обилие  всевозможных  инструментов,  что   даже   сейчас,  спустя   много  лет,  я  редко  встречаю  столь  "упакованную"   инструменталку  в  любом  приличном  автохозяйстве  или  слесарной  мастерской.  Тут  тебе  и  фуганки-рубанки,  штангель - крон - и  чёрт-те  ещё  какие!-циркули,  свёрла,  резцы, уровни  и  тому  подобная  полезнейшая  инструментальная  дребедень.

Учитель  труда  нашей  школы-интернат,  попавший  в  эту  обитель  спустя  добрый  десяток  лет   после  смерти  дедушки,  долго  цокал   языком и  восхищённо  вздыхал,  пока  моя  мама  не  упредила   его  вопросом:

             "Может быть,  Вам  что-то  нужно из  этого  инструмента  для  Ваших  занятий,  Николай  Германович?".

Николай  Германович  радостно  согласился.  Пять  или  шесть   раз.

Так  вот.  Вернёмся  к  моему  дедушке. Имея  такого  бравого  и  расторопного  внука  под  рукой ( все  остальные малыши были  девчонки),  дедушка  быстро  включил  меня  в  свои  производственные  отношения. Он  постоянно  посылал  меня  в  сарай,  что-нибудь  срочно  принести: "А  ну ка,  принеси  мне  плоскогубцы!"  и  я  шустро  и  с радостью  приносил ему  молоток. "А ну  ка,  принеси  мне  молоток!" -  и  я  шустро и с радостью  приносил  ему  отвёртку. И  так  далее.  Видя,  что  я  не  попадаю  в  дедушкины  желания, я  расстраивался,  но  научить  дедушку,  чтобы  он  показал  мне  весь  свой  инструмент,  строго  переименовав  каждый,  я  не  догадался. Видимо,  был  ещё  мал.

 
Да  и - субординация  не  позволяла.  Он  - Дедушка!  Большой  Начальник! Когда  его  хоронили,  весь  город  гудел.  В  буквальном  смысле.  Все  проходящие  поезда  и  паровозы  подавали  мощные  гудки. 

- Что случилось? -  спрашивали  несведущие.

- ПЧ хоронят. Николая  Михайловича. - уважительно  разъясняли сведущие.

Дедушка  был  в  чине  подполковника  железнодорожных  войск. Начальник Дистанции Пути.  Во  время  войны  в  сжатые  сроки  построил  железнодорожную  ветку  для  переброски  войск  и  техники  в  район  Курской  Дуги.

По  семейной  легенде,  когда  его  пришли  арестовывать  чекисты,  он  попросил  сделать  один  звонок.  Кагановичу. Больше  его  не  арестовывали.  Кому-то  всё равно  надо  было  строить  железные  дороги. Не  всем  же  сидеть.

Он  на  них  позже  отыгрался.  Один  особист  по  долгу  службы  стал  наведываться  к  дедушке  домой,  мол,  что  да  как?  Кто  чем  дышит? И  так далее.

Только  уговаривался,  чтобы   в  этот  день   никого  дома  не  было.

То ли  дедушка  забыл,  то ли  сделал  это нарочно,  но,  в  один  из "таких"  дней,   к  дедушке   завалила  толпа  гостей.  Испуганного  особиста   дедушка   спрятал  в  уличном  туалете. За разговорами   и  угощениями  об  особисте   все   позабыли,  туалет  оказался,  как  бы, поломанным   и  все  как-то  обошлись  без  него. 

В  предутренний   час  после  последнего  "а  на  посошок!"  из  туалета  извлекли   продрогшего,  пропахшего  известно чем  "шпиона". После  этого  испытания  ответственный  сотрудник  стал  относиться  к  своим  обязанностям  как-то  иначе,  с  прохладцей,  что ли.  А  потом  и  вовсе  забросил  это  дело.

А  я  не  забросил. Я  постепенно,  в  течение  последующей  жизни,  изучил  весь  инструмент.  Но  приносить  его  уже  некому.

                                    Первая  творческая  встреча

Когда  мне  было  чуть  более  17-ти  лет  я был  направлен  на  производственную  практику  в  Коми - тогда  ещё - АССР.  Как-то  вечером,  загрузив  свою  геофизическую  аппаратуру  на  тягач,  я  отправился  на  дальнюю  точку, на  буровую (скважину)  для  снятия  необходимых  характеристик.

В  километрах  ста  от  основной  базы  находилась  искомая  точка.  В балкЕ (это такой  жилой  вагончик  на  полозьях),  куда  меня  временно  подселили,  хозяйничал  Саша-поэт, как  его  любезно  представили  буровики.

- Любой  стишок!  На любую тему! - посмеивались они.

К  поэтам  я  всегда,  по  какой-то  неведомой  мне  причине,  тяготел.

Беседа  потекла  по накатанной  (Сашей)  колее. Сначала  о том, что он  сокамерник самого Солженицына. Вместе  воевали. Потом  из-под  кровати  был  извлечён  "зековский"  чемоданчик,  набитый  стихами.  Стихи  показались  мне скучными  и  однообразными.  Всё  про  партийных  боссов,  гуляющих  за  народные  деньги,  про  их  бесконечные  пьянки  и  гульбу.   Я  решил  отложить  разговор   о  более  сокровенном  на  утро.

Утром,  едва  поднявшись,  с  полотенцем  на  шее,  я  махнул  вниз,  к  таёжной  речушке - умыться.
 

- Давай,  быстрее  к  завтраку! - крикнул  вдогонку  Саша,  поэт-мужичок  неопределённых  сорока-пятидесяти   лет.

- Айн  момент! - по-немецки  отозвался  я.

Вернувшись  назад,  я  не  увидел  ни  Саши,  ни  вагончиков,  ничего.

Одни  сосны  и  мох  между  ними.

- Как  это  я  проскочил  мимо? - подумал я.  По  книгам  вспомнил,  что  правая  нога забирает  шибче,  чем  левая. Видимо,  ушёл влево и  промахнулся.

Я  рванул   вправо.  Ни  балков.  Ни  речушки. Ни-че-го!

В  голове  сразу  пронеслась   куча  недавно  рассказанных  историй  о  заблудившихся  навсегда   мальчиках.  О  геологе,  вышедшем  - аж! -  к  Белому морю  и  упавшему  без  сил  на  руки  подоспевших   людей. Поздно  подоспевших.  Геолог  умер  мгновенно.  Их  судьбу   мне  повторять  не  хотелось. Кого-то,  говорят,  задрали   медведи. Вообщем,   полный   ужас!

В  голове  созрела  такая  тактика:  буду  идти  прямо,  ломая  за  собой  ветки,  чтобы  оставались  следы,  потом  вернусь  к  исходной  точке    и  под  прямым   углом  пойду   в  другую  сторону. И так  сделаю  ещё  два  раза,  чтобы  получился  крест.

Первый  крест  ничего  не  дал.  Пошёл  по  второму  кресту.  Ни-че-го!

Залез  на  сосну.  Зря  потратил  силы!  Кругом  одна  тайга и  ни-че-го!

- Спокойно! Продолжай  ломать  ветки!  Продолжай  ходить  крестом! - настраивал  я  себя.

Прошло  полдня. Я  уже  изрядно  выбился  из  сил.  Хотелось  есть.  Ещё  больше - пить.  Попил   из  какого-то  копытца.  - Откуда  здесь  козлики?  Или  это - олени?

Неожиданно  услышал  звук  работающей  буровой.  Пошёл  на  звук. Бригада  буровиков  лихо  бурила   свою  скважину. Звенели  обсадные  трубы. Пахло  делом.

 - Это  в  ней  надо  мне  делать  измерения? - подумал  я. Вежливо  поздоровавшись,  я  для  приличия   понаблюдал   за  сноровистой  хваткой   помбура   и... скромно  ретировался   в  полной   уверенности,  что  теперь  я  мигом  "найдусь".

Не  тут-то  было!  Я  "крестил"  тайгу  своим  поисковым   методом   ещё  добрых   полдня.  Где-то  к  ужину   я   добрался  до   приготовленного  поэтом  завтрака.

- Где  был? - весело  спросил  Саша.

- Гулял! - залихватски  ответил  я.

Творческая  встреча   с  поэтом   на  том   и  закончилась.  Я   вырубился  без  сил.

Наутро   я  уже   был   на   другой  буровой.  Поэта   звали  Александр  Терещенко.

Друг  Солженицына. Впрочем,  возможно,  он  про  Солженицына  солгал.  Уж  больно - врущаяся  фамилия!

15 июня 2018 г.