Массивная калитка открылась и со своего двора на улицу вышел Штримфле Май. На ногах его красовались сандалии и полосатые гетры. Он подкурил сигарету, опустил зажигалку в свой же почтовый ящик и отправился на важную встречу. Легкий летний ветерок теребил естественный волосяной покров, а полосатая при внимательном рассмотрении, сгорающая бумага папиросы, приводила Мая в восторг от мысли об удачном сочетании с гетрами. Почему мужчина средних лет предпочел не обременять себя никакой другой одеждой так и останется загадкой по сей день.
Штримфле Май шел на встречу с однорукой девушкой. То есть, рук у нее как-бы две, но одна сломана и временно находится на лечении в гипсе. Май надеялся, что эта встреча разрешит проблему его давней девственности, которая тяготила мужчину впредверие предстоящего длительного путешествия. Седьмое чувство говорило, что сегодня все свершится и череде лет злостного онанизма придет конец. Вагина, промелькнуло в голове у Мая.
Путь Мая проходил мимо свежевыстроенных девятнадцатиэтажных зданий, которые устремили свои крыши вверх и даже не догадывались о расположенном у подножий остатков частного сектора посреди большого города. Штримфле шел, скользя взглядом по окнам, смутно рисуя в своем воображении жизь тамошних обитателей. Что они готовят на своих кухнях, какие вкусности и деликатесы хранят их холодильники? Почему именно эти вопросы задавало воображение Мая, никто не узнает уже никогда.
В одном из окон самых верхних этажей виднелся человек, истошно оравший на все окрестности одно, но многократное слово:
- Вагина! Вагина! Вагина!
Кричал он, конечно же, другое слово, но по смыслу очень близкое. Штримфле подумал, что еще это слово могло означать - конец. Тотальное окончание чего-то. В последнее время в городе широко распространились апокалиптические настроения и секты разных последних дней беспощадно эксплуатировали эти настроения. Адепты неустанно и безостановочно возвещали конец света, что Мая не могло поколебеть в его стойкой уверенности в завтрашнем дне. Друзья Мая так ему и говорили:
- Молоток.
Май отметал напрочь все религии как несостоятельные, считал себя божеством и даже подумывал о создании собственной секты, в которой его таланты, какими он себя часто незаслуженно награждал, могли бы проявиться в полную силу. Стряхнув с прически остатки религиозного наваждения, Май вернулся к действительности.
На окраинах города уже недель девять стояли танки неизвестно чьих войск, впрочем по моделям самих танков и акценту обслуживающих их военных было понятно, какой именно страны эта армада. В сам город они не входили, хотя иногда пара-тройка боевых машин делали рейды к табачным киоскам и винным отделам. Постоят, поурчат дизелями, скупятся и уезжают в расположение. Поодиночные танки в городе были явлением редким. Поэтому Штримфле удивился несказанно стоявшему у киоска с фаст-фудом чудищу на гусеницах.
- Бля, православные, да что же эдакое с вами творится? Уже пятый псих обсыкает, сколько можно?!
Мею стало неловко за свое поведение, а больше за то, что не было в нем, как оказалось, никакой креативности, кроме спонтанности. Молча стряхнув последние капли на ствол пулемета, он спрыгнул с танка и быстрым шагом пошел дальше по своим делам.
Позже стало известно о том, что военные, как им и предписывалось действовать в подобной обстановке, вышли отрядом из трех машин к киску Шаурма - ребятам захотелось кому гамбургеров, а кому чизбургеров. Не выключая двигатели, быстро заказали желаемое и, получив упаковки с едой, снялись с ручных тормозов.
Дав полный газ, два первых танка умчались к своим, а третий замешкался, закашлял, зачихал двигателем и не проехав ни сантиметра, заглох. Пока командир по рации связывался с остальными, те успели уйти за горизонт радиосвязи. В общем, отряд в спешке не заметил потери, а в новостях по местному телевидению заговорили о том, что страна-агрессор отказывается от каких-либо связей и отношений к произошедшему. Телевизор Штримфле не смотрел, что, вероятно, и сыграло с ним злую шутку.
По другой версии, командир танка не рискнул вылезти наружу и Мая сбросили с боевой машины посредством вращения башни с пушкой. В пользу этой версии говорили последующие события, так как очевидцы утверждали, что Май ловко запрыгнул верхом на ствол, провернулся на нем, как на перекладине и спрыгнул сам. Какая из этих версий более состоятельная, мы узнаем из дальнейшего повествования.
Тем временем Штримфле успел дойти до перекрестка, на углу которого расположилась аптека. Он остановился, лицо его приобрело страдальческую мину, а взгляд скользнул по аптечной вывевске. Май решительно взялся за ручку двери и вошел. Молодая аптекарша. увидев голого, в одних гетрах мужчину забыла свое традиционное приветсвие и произнесла единственное:
- Как?
- Я и сам сначала не понял, а потом догадался - то ли ожегся о горячий металл, то ли когда переворот сидя на пушке делал, произошла сильная потертость. В общем, печет и болит.
Специалист в девушке осилил пол и она быстро взяла себя в руки, а также ситуацию в целом.
- Понятно. Подойдите к свету, я вас осмотрю.
То ли поза осмотра и близость губ ,то ли униформа и светлые волосы сдели свое, но Май перестал контролировать собственное кровообращение и вся кровь из его организма устремилась в член. Тот торжественно и безоговорочно напрягся изо всех сил и неведомо какой хиростью оказался во рту аптекарши. Толпа зевак прильнула к витрине, но никто не решался произнести и полсловечка, не то, чтобы войти и потревожить сложившиеся обстоятельства.
Штримфле от нахлынувшего возбуждения никак не мог вспомнить слово, которое наиболее точно описывало момент, а когда ему показалось, что он уже ухватил это за хвост, случилась разрядка. Блондинка в белом халате отнеслась к этому с пониманием и маленькими глотками выпила, как показалось Маю, всего его до последней капли. Она улыбнулась, посмотрела Маю в глаза и как-то совсем буднично сказала:
- Витаминчики.
Пока мужчина средних лет в одних сандалиях и полосатых гетрах пребывал в состоянии блаженного расслабления, девушка успела взять с полки баночку мази и быстрыми, точными, но мягкими движениями намазать проблемные места.
- Как вас зовут, - тихо спросила она.
- Штримфле... Штримфле Май, - шепотом ответил он и виновато улыбнулся.
- Красивое имя Штримфле. А я - Эфуюла. Вы не волнуйтесь, нас в медицинском институте учат оказывать первую помощь. У вас все пройдет и вы поправитесь. Двенадцать путсков.
- Почему так дорого?
- Мазь импортная, дорогая.
- А отечественной нет?
- Отечественная не помогает...
- Хорошо, я могу попросить пятнадцать путсков за витаминчики?
Эфуюла молча поднялась с колен, подошла к кассовому ящику и дернула за ручку. Послышался мелодичный звон колокольчиков, а затем в собровождении мелаллического лязга открылся денежный ящик. Монета в три путска перекочевала из него в ладонь Штримфле Мая.
- Спасибо, - сказал Май и вспомнил слово минет. Промежность не болела - мазь оказалась действительно хорошей, - Я пойду?
- Идите. Не забудьте на днях зайти, чтобы я убедилась, что у вас все в порядке.
Май вышел с легким сердцем наружу, сжимая в ладони приятную медь монеты в три путска. Он почувствовал, как голод начинает искать к нему подход , не стал тому сопротивляться, завернул за угол и принял решение остановиться в ближайшем ресторане.
- Привет, хорошо выглядишь, - скрипучий голос однорукой заставил Штримфле содрогнуться от неожиданности.
- А я к тебе как раз направлялся.
- Вышла тебе навстречу. У меня с собой хлеб, сыр и вино. Пойдем, в парке посидим, у воды.
- Я не против, - и Май, взяв однорукую под руку, отпустил свое воображение на волю. Ему было важно, что находится под шелковым красным платьем его подруги и как все это устроено, желательно в мельчайших деталях.
Вечер обещал быть прекрасным, воздух вдруг наполнился необычным головокружительным ароматом и счастье наполняло умственную работу головного мозга. Штримфле сверкнул монетой на слонце, показал ее одноругой и в ответ на ее ослепительную улыбку гордо произнес:
- Нашел
2.
Кокса Сбой была барышней недалекой. Вся в мать - говорили про нее окружающие. При первом знакомстве это оказывало свое неприятное давление, но узнав девушку поближе многие понимали - она хорошая и даже красивая. Штримфле Май познакомился с Коксой на обязательных для всего населения страны экзаменах по истории.
Май опоздал к началу выдачи экзаменационных листов и мест в аудитории свободных уже не осталось. Кроме одного, рядом с Коксой. Май уселся и стал читать свои вопросы, слегка раскачиваясь на стуле. В одном из положений, кроме листка в его поле зрения попадали колени соседки. Что там говорить, эти колени понравились Маю и даже больше - он влюбился в них с первого взгляда. Мысли об экзамене улетучились, а мысли о коленках Коксы стали навязчивыми и привлекательными. Воображение Мая уже обнимало, гладило, целовало и плакало от умиления над коленями Сбой.
После экзаменов по истории обычно в стране устраивали всеобщую вечеринку с алкоголем, закусками и танцами. В каждом городе, в каждом поселении и в каждой деревне. Обычай или даже больше - традиция не нарушалась ни разу за последние сто с лишним лет.
- Ты придешь на вечеринку?, - полушепотом спросил Май
- На какую?, - переспросила Кокса
- С танцами...
- А, на эту? Ага!
- Первый танец за мной, договорились?
- Если напишешь мне ответы на вопросы, тогда - за тобой.
Ум и сила интеллекта Штримфле за несколько минут справились с двумя экзаменационными листками. Он вдруг впервые за всю свою жизнь почувствовал себя мачо, и уже ничто не смогло бы его пеереубедить в том, что он способен вдуть кому угодно. Но вдуть ему хотелось Коксе Сбой. Одной - единственной. И парочке киноактрисс. Не без этого. Забегая наперед, следует заметить, что внезапно возникшая любовь к девичьим коленям целую неделю удерживала Мая от онанизма. Великая сила любви была явлена Штримфле во всей своей полноте.
Подобные чувства Май испытывал не один раз. Не часто, правда. Следующее любовное затмение случилось с ним при первой встрече со Снегурочкой Смрадой. Только имя запомнилось Маю, так как фамилию Смрада меняла часто и неоднократно настолько, что сама и не помнила с какой все и началось.
Снегурочкой Май называл Смраду потому что, на первое свидание, да-да, это было самое первое и настоящее свидание Мая с женщиной... так вот, Смрада пришла на него в белых сапогах, белой кожаной мини-юбке, белом, отороченном песцом полушубке и белой шапочке. Город заметало тогда снегом и вдобавок стояли скрипучие морозы. Колени у нее были не настолько красивы как у Коксы Сбой, но в сочетании со всем остальным лишили Мая дара речи и в состоянии полного столбняка он провел первые пять минут встречи.
Экзамен по истории Май сдал на высший бал. Кокса Сбой, проявив женскую смекалку, нарочно сделала пару незначительных ошибок в ответах и получила отметку отлично. Это дало повод Штримфле расчитывать на определенную близость с Коксой и потому он стал дожидаться вечеринки в честь сдавших экзамен. Не как-то специально, а просто считая в уме каждую секунду. Порой, эти секунды длились часами. А пока в народе длилось ликование по поводу успешно пережитой очередной эскалации отношений с внешними врагами отечества, повсеместно распространялась мода на частные вечеринки с выпивкой и едой. Но без танцев. Власти очень ревниво относились к танцам как к государственной монополии.
На одну из таких вечеринок Мая пригласил его друг детства Шикар Пачек. И вот друзья уже сидят и обзванивают по келедекту своих знакомых девах. Шикар пригласил Вачку Тесетру и ее подругу Кулей Путруб, общий друг Стамеркат Типчо добился обещания придти у Крики Суприктах и Дрицко Чвед. Ходили разговоры, что возможно приедут по случаю Сравцы Блевпроб и Кущыва Фелтисид, а также любительница публичного обнажения Цыцка Адо. И только Маю не удавалось никого пригласить.
Кокса сослалась на необходимость срочного свидания с далекими родственниками, а больше знакомых у Штримфля и не было. Разумеется, из тех, кого хотелось бы увидеть на подобной частной вечеринке. В общем, понимая, что может остаться не у дел, Май сделал друзьям пугающее обещание - я устрою танцы для всех. Не показывая страха, закадычные дружки ответили Маю взаимностью, позволив тому беспрепятственно лапать всех женщин, которые придут на веселье к Пачеку. Щедрость друзей была оценена высоко, но Штримфле приуныл. Танцы... Как?
Вариант был единственный - идти к Филпу Клинзу и просить у него фонопоп, а кроме фонопопа еще и новых, никому неизвестных вражеских музыкальных записей. Филп производил впечатление нелюдима и не особо сходился с другими гомо сапиенсами. Тем более, по возрасту вдвое старше Мая, он успел отбыть продолжительное наказание за сборку и отладку кустарных фонопопов. Целых двенадцать лет Клинз писал и монтировал из случайных фраз речи власть имущим ораторам. Пытка, которую никому не пожелаешь. Но любимое дело Филп не бросил и под видом безобидных келедектов он строил совершенные модели фонопопов.
Вечером Штримфле решился идти и договориться о прокате фонопопа, подпольном, разумеется. Только он одел куртку, раздался звонок в дверь. Затем грубый стук и голос, от которого женщины падали в обморк или немедленно рожали:
- Откройте! Государственная служба Мици-Пици!
Сердце Мая ушло в пятки, лицо побелело, а руки стали в замешательстве открывать замок. Казалось, прошла вечность. Дверь открылась и на пороге возникло пять мрачных фигур. У Штримфле немного отлегло от сердца - хуже, когда Мици-Пици присылала троих.
- Куда-то собирались уходить?, - вопрос каленым железом впился в мозг Мая.
- Я? На вечерний моцион, в смысле променад, я погулять перед сном, в смысле, - начал сбивчиво объяснять Май, а сам лихорадочно пробовал понять - как службе удалось узнать о его планах, кто его предал и всякое-такое, разное. Ох, сидеть снова Клинзу в казематах, а я буду ему патроны подавать...
- Вы не пойдете гулять. Вы поедете с нами в морг на опознание тела, - сухо сказала чиновница. Май только сейчас заметил, что три фигуры из пяти женские.
- Но, я не знаю, у меня нет никого, я один, - начал было Штримфле.
- Молчать! Вы уже одеты, я вижу. Пойдемте, - не давая опомниться, голос приказал маю выходить из дома.
Прощаясь со всеми, кого мог вспомнить в эту нелегкую минуту, Штримфле Май обреченно последовал за пятеркой Мици-Пици.
3
В то утро Штримфле Май проснулся в парке на лавочке. Он открыл глаза и был шокироваван тем, что не увидел знакомой обстановки своей комнаты с постерами знаметитых музыкантов и киноактрисс, а увидел голубе небо сквозь листву ивы. Что происходит?
Май запаниковал, и начал осматривать себя на предмет каких-бы то ни было повреждений. Футболка, трусы, парадные лаковые туфли и... странные полосатые гетры на ногах. Штримле сел и начал приводить мысли в порядок. Вчера он лег спать у себя дома, как обычно, ни минутой позже, ни минутой раньше. В лунатизме вроде бы никогда замечен не был.
И вдруг он вспомнил свой сон и то, как проснулся от жары, одел футболку, туфли и вышел подышать на улицу, прошел полквартала до парка и присел на скамейку. Так это был не сон, оказывается. Но откуда эти гетры? Май растер лицо и уши ладонями и поспешил к себе. Утро было раннее и он надеялся, что его никто не увидит в таком виде.
Почти бегом забежал в парадное, быстро вызвал лифт и нажал кнопку своего семнадцатого этажа. У него получилось никого не встретить и это обстоятельсво немного приподняло настроение. Май зашел в квартиру и стал ее осматривать - мало ли, он ведь оставил ее открытой ночью.
- Как удачно сменил я замок, - пропел Штримфле. Да, это случилось вовремя. Старый замок захлопывался и приходилось уже несколько раз взламывать дверь.
Май уселся в кресло с чашкой кофе и включил телевизор. Внимательно слушая новости, он прихлебывал ароматный напиток. Гетры снимать не стал - они были удобны и Маю нравилось ощущения собственных икр. Новости закончились и началась утренняя музыкальная программа. Штримле захотелось сделать что-то безумное, хулиганское и неожиданное. Он подошел к раскрытому окну и закричал в его проем:
- Сволочи! Гандоны! Пидарасы! Бляди! Бляди!
Запас хулиганских выражений иссяк, а повторяться Штримфле не хотел. Затем он смело выглянул в окно и стал рассматривать пробуждение города-муравейника. Вот уже первые прохожие сонно снуют кто-куда, а кое-то из них ведет детей за руку. Редкие авто проезжают по улице, а возле киоска с шаурмой уже полгода ржавеет старый танк без опознавательных знаков.
- А ведь бляди мне ничего плохого не сделали, - вернувшись в кресло, стал он рассуждать вслух. - Среди них есть очень даже ничего. Их мало, правда, вокруг. Да чего уж там - в радиусе двухчасового полета на самолете я не знаю ни одной хорошенькой бляди. То ли они скрываются от меня, то ли некому меня с ними познакомить. Задачка!
На глаза Маю попался наполовину неразгаданный кроссворд и увлек его на целый час. Пока шел мыслительный процесс, паралельно возникали воспоминания и среди них Штримфле заметил Коксу Сбой. Вот они, держась за руки, идут по теплому ночному асфальту в сторону реки. Город с фонарями остался позади и над ними засверкали звезды. Две вещи мог узнать Май на звездном небе - Млечный Путь и ковш Большой Медведицы.
Кокса была одета в свадебное платье невесты, а Штримфле успел переодеться после танцев в джинсы и футболку. По дороге парочка шла не одна - многие отправлялись в ту ночь подальше от города, к реке, чтобы встретить рассвет. Таков обычай.
Рассвета в то утро не случилось - остаток ночи Кокса и Штримфле провели в жарких объятиях друг друга, наслаждаясь поцелуями и другими грехопадениями. В ту ночь Май потерял девственность и проснулся в объятиях Коксы Сбой, когда солнце уже возвестило полдень над миром. Штримфле был счастлив, единственное, что немного его смущало - мысль о том, что Кокса не была девственницей, а ему очень хотелось услышать от нее:
- Негодяй, ты сломал мне целку!
Не признаваясь Коксе в этой крамоле, Штримфле попробовал еще раз штурмом взять даму своего сердца. Но был остановлен жарким шепотом:
- Не надо. Пора идти домой - уже поздно. Мои будут волноваться.
И если ночное не надо подзадоривало и вело к неизбежному совокуплению, то полуденное не надо подействовало как надо. Обнимая и поглаживая Коксу, Штримфле помогал ей одеваться. Ей было сложно сделать это самостоятельно из-за сломанной и упакованной в гипс руки.
- Кокса, Кокса, где ты, милая моя Кокса. Надеюсь ты стала жирной некрасивой страшной коровой, которой даже на бойню не продадут билет, - таким заклинанием Май не в первый раз пытался избавиться от остатков чувств и наваждения той далекой волшебной ночи.
Можно было сесть в самолет и через два часа оказаться на том самой месте, но нельзя было вернуть время вспять. Банально, но факт.
Телефонный звонок вырвал Мая из воспоминаний. В кроссворде осталось два неразгаданных слова. Одно по вертикали, другое по горизонтали.
- Алло!
- Привет, дорогуша!
Скрипучий голос Коксы заставил сердце Мая колотиться, а дыхание перехватило и весь мир провалился куда-то в преисподню. В хорошем понимании этого слова.
- Я звоню из автомата под твоим домом. мне можно к тебе подняться?
- Да, - поспешил ответить Май и положил трубку, а в мыслях уже ненавидел себя за неконтролируемую поспешнось. Ну, поднимется она и что делать с этой жирной однорукой коровой. Дурак, ой дурак. Наподдав себе немало подзатыльников, он обреченно пошел ко входной двери.
На пороге стояла роскошная брюнетка с высокой грудью и улыбалась. К тому времени Май уже умел справляться с легкой оторопью, поэтому улыбаясь в ответ предложил Коксе зайти.
- Тебя не узнать, так похорошела.
- А я разве не всегда была для тебя хорошей?
- Наверное, всегда, - согласился Май и продолжил, - со мной сегодня с утра творится что-то невероятное, а тут ты.
Штримфле, не умея складно рассказывать, попытался описать Коксе свои приключения, кроме хулиганского крика в окно. И что ни одна живая душа об этом не знает, разве что только два кота, которых он видел утром в парке. Один черный. Другой белый.
- Классные гетры! - воскликнула Кокса, выслушав рассказ и хихикая в нужных местах, - Слушай, Май, черный и белый, говоришь? Я поживу у тебя недельку-другую. Плюс секс. Не против?
- Даже не знаю, - успел сказать Штримфле как Кокса прильнула к нему и остаток фразы растворился в продолжительном поцелуе.
4
Бог Нэхва и его закадычный дружок Сотонович рубались в карты. В обычного дурака. В середине игры Сотонович пошел с козырной десятки.
- О, крупняк пошел, - сказал Нэхва, заглянул в свои карты и взгляд его погрустнел.
- Нет, с тобой решительно невозможно играть, ты уже все просчитал, черт тебя дери. Ты же обещал! - Сотонович неигранно расстроился.
- Извини, я случайно, - и Нэхва положил карты на стол.
- Я побью тебя когда-нибудь за это!
- Да, но мы оба знаем, что это невозможно. Помнишь, ты еще с детского сада пытался это сделать. И что? Каждый раз твой кулак будет останавливаться на расстоянии одной пяди от моего лица. Защита срабатывает и даже я не могу это изменить.
- Ничего, я найду способ обойти ее, найду и применю. Никогда не забуду, как ты по моему наущенью втер себе жвачку в волосы и как тебя позорно осстригли налысо из-за этого. Да, весь детсад ржал и покатывался со смеху.
- Вряд ли ты способен на большее, а я свою наивность утратил. Поэтому, тебе ничего не светит.
- Ой, не смеши! Наивность он утратил, детскую непосредственность. А чего ты тогда возишься с этим, последним из, как его...Пеппи, Длинный Чулок.
- Запоминай, его зовут Штримфля Май, голова дырявая. Что-то в нем есть такое. Не могу сказать наверняка.
- Блин, да у тебя они все через одного такие, особенные. С предназначением. Тебе не надоело обманывать себя?
- Поначалу, вообще-то, они все с предназначением. Это уже благодаря твоим стараниям, становятся через одного. Забывают. И как тебе только это удается?
- Как раз без всяких стараний и получается. Они же примитивны, боже. Одному денег, другому немного власти, третьему болячку, четвертому таланта капельку, а Чулку этому - Коксу подсуетил - и все! Досвидос делам великим и твоим чаяньям.
- Я что-то пропустил? Когда ты успел? Черти тебя дери адские! Она ведь за тысячу километров была с утра, если я не ошибаюсь. Мы же видели его в парке, а ее в Тольятти! Как он туда попал и кто ему натянул эти ужасные гетры, до сих пор не пойму...
- Не майся так, все идет естественным эволюционным путем. Если честно, я сам удивлен тому, что Кокса к нему прилетела. Она сама, поверь. Все просто и, по правилам, плюсик мой, так ведь? - Сотонович достал блокнот, карандаш, и перевернув несколько страничек, поставил плюсик, - Плюсики мои, крестики твои, ла-ла-ла-ла-лаа-ла!
- Рано ликуешь, друг мой! Пир тоже думал, что победил в свое время...
- Я тебя умоляю. Ну что такого ему предназначенно. Он горазд только жрать да трахаться. Стыдоба!
- Не скажи. Он изобретет фонопоп!, -выкрикнул Нэхва и осекся. Никто не имел права слышать о предназначении, иначе... А вот только, что иненно иначе, Нэхва и сам не знал.
Божественные своды величественного дворца наполнились звонким, радостным, тысячеголосым смехом Сотоновича. Бог Нэхва смотрел на него и молча крутил пальцем у виска.
- О! Я лет двести так не потешался. Какой в жопу фонопоп, если он давным-давно изобретен?! В своем ли ты уме, Нэхва?
- Да! Скотина ты неблагодарная. Это будет особенный фонопоп! Вот увидишь. Давай просто успокоимся и выпьем чаю! Мне надо подумать.
- Да какой в лешего чай? Тут и бутылки водки будет мало! Я сбегаю, никуда не уходи. Это дело надо отметить!
- Ладно, змеюка, иди. Бери сразу ноль семь. И крабов на закуску.
- О, гульнем?
- Иди уже, не трави душу!
Сотонович одел кожанные крылья и выскочил из дворца. Он любил по-своему Нэхву и желал ему только благополучия и спокойствия. Что не мешало ему строить против бога коварные планы и добиваться их воплощения в жизнь. А жили друзья в Нижних Лыковцах, потому как Верхние были затоплены во время не совсем удачной игры ВП во вселенский потоп. На известных людям картах этих поселений не было обозначено, за исключением небольшого периода середины тринадцатого века от Р.Х.
Нэхва, оставшись один, крепко задумался. Было несколько переменных, с которыми он пока не мог разобраться. Как бы только этих переменных не стало больше. И это он еще не ввел на поле персонаж Снегурочки Смрады. Откуда она взялась, волею случая, что ли? Как из групповой фотографии Смрада выбрала именно Мая.
Почему здравые его мысли вдруг перекосились и он стал добиваться с ней свидания? Эти вопросы ему предстояло выяснить в ближайшее время. Придется просить помощи у Сотоновича. Тот, конечно же обрадуется. Но радость будет длиться его лишь до тех пор, пока он не увидит и не услышит Штримфлев фонопоп. Май был очень близок к его изобретению, но Кокса Сбой могла нарушить все сроки и все планы. На улице послышалось хлопанье крыльев и крик Сотоновича:
- Прочь думы тяжкие, я разгоню вас эликсиром вечной молодости!
Нэхва пошел к морозильной камере, в которой охлаждались изящные алмазные рюмки.
5
Ты не понимаешь, что такое секс и потому насмехаешься надо мной. А я, все-таки, попробую тебе объяснить, несмотря на то, что гарантировано потерплю неудачу. Я расскажу, для чего он придуман. Там, далеко и далеко не нами. Вот ты скажешь- продолжение рода и будешь прав. Наслаждение, удовольствие - и снова будешь прав, как никогда. Средство управления, насилия, манипуляции - тоже все верно...
Потребность - ого,как ты заговорил. Интересная мысль. Как же, как же. Инстинкт, польза, здоровье - да, все это закладывалось у основания, несомненно и бесспорно. Со всеми нюансами, причудами, отклонениями и извращениями. Да, ты прав и в этом тоже. Ты заметил, что во многом, почти-почти во всем ты оказываешься прав, не?... А, заметил. Мо-о-лодец! Браво! Бурные аплодисменты.
Слушал однажды радио. Там ведущая в прямом эфире представляла какую-то шлюху, местную знаменитость - Женщина, которую можно осыпать сотнями акомпаниментов. Подозреваю, что она хотела сказать - комплиментов, сучка косноязычная... Да, о чем это я? Ага. В смысле я тебе сделал комплимент плюс бурный аплодисмент. Хоть ты не мент. Шутка смеха, понял, не?
Секс - это фантазии, танец, борьба! Шутки, чувак - это тоже секс, даже не сомневайся. А ты дважды молодец. Вдвое тебе больше акомпаниментов. Взял литровича, не поскупился. Золотой ты человек. В смысле золотая ты, Сотонович, высшая сущность - якорь тебе в сраку, что тоже есть секс, согласись! Да, с определенной натяжкой. Не обижайся, братушка, это я сейчас самоутверждаюсь за твой счет - тоже секс, вероятнее всего.
Но! Я не виноват. Открыл как-то википедию и чуть йобу не дался - там такого про секс нарисовано... Не твоих ли рук дело? Ну ладно, сам знаешь, что все тайное проявится рано или поздно. Ты хочешь знать главное предназначение секса, я понимаю - вон, уже и рюмки перестал наполнять. Наливай, давай. Не, я уже закусывать не буду. Весь секрет в том, что... Тыкс, махнули! Хорошо пошла. Дай-ка клешню. Да не лапу свою, крабика передай, да не закусываю... сказал-сделал! Заедаю! Вот, доволен? Убери свои кракли от моих кеглей.
Знаешь, единственное почему тебе все расскажу? Потому что через пять минут об этом узнает весь мир! Ты же не можешь без этого, балаболка, ты же растрындишь любой секрет, потому мы тебя не брали в команду, чучело ты мое любимое, дурында ты моя эклектическая. Так вот теперь, сиди и слушай!
Как-то раз, в эпоху доисторического материализма, когда людей и близко в планах не было даже на переферии моего сознания, обратились ко мне звезды со странным вопросом. А ты до сих пор думаешь, что они заняты только своими термоядерными реакциями? Малыш, как многого ты не знаешь о вселенной! Говорят мне - почему запах такой неприятный? Блин, я прифигел. Свежескошенная травка там, манго, пачули, нероли - вы уже совсем, что-ли, отвечаю им, обалдели от вакуума повсеместного?
Давай они мне про одну-единственную молекулу рассказывать, которая таки проникает сквозь космос, я еще разберусь с этим, да что ты понял, что ты понял, дундук, наливай-ка! Понял он... Ничерта ты не понял и врядли поймешь - мое слово против твоего! Я сам не понимал. Что, получил? Накося-выкуси, как говорил Кришна, впервые примерив на себя раму.
Создание людей было острой необходимостью для Всего Сущего. Я создал их по образу и подобию, и не тебе, черту лысому, вякать на этот счет. Махнули еще по маленькой! Вот, не кашляй. Не хватало, чтобы тв еще окочурился у меня дома. Запей и слушай дальше. Коксу помнишь. Чулок Май, в смысле Штримфля тоже тебе известен. А знаешь ли ты, что однажды звездной ночью был у них секс? Да, знаешь... а знаешь ли ты, что это был таки неплохой секс. Тоже знаешь. Но ты не знаешь, о чем шептались звезды!
Они просто обалдели от аромата. Да, милый мой Сотонович! Секс - это создание нового аромата и сила его добивает до самых окраин Вселенной. До самых отдаленных звезд долетает эта молекула - я еще с этим разберусь!!! С другой стороны, не будь его, энтропия вселенной уже завершилась бы и пришлось бы нам с тобой подыскивать себе новое место жительства.
А знаешь, ведь в этом что-то есть - и верхняя нота, и нота сердца, и базовая всякая бубуйня... Ты что, расстроился? Запах серы, лучше нету? Прекрати. Все-все, успокойся. Да не плачь ты, что дитя малое. возьми себя в руки, Сотонович! Ты же князь мира, едрить! Да пошутил я - водка больно хороша. Да разыграл я тебя, братка, скрытая камера, пам-парам-пам-пам! Ты что, все всерьез воспринял. Пиздец какой... Ты ведь взрослый уже - какой к патине аромат? Шутка, да, да,да! Давай по рюмке и по коням. Не, крылья оставь у меня, заберешь при случае, не хочу выпутывать тебя из ветвей. Давай, брателло, поехали!
6
Штабных подняли среди ночи по тревоге. Порученцы ловкими и быстрыми тенями скользили от одного уличного фонаря к другому. В нормативы уложились все, кроме старого маленького седого генерала. Он ложил на нормативы, по его словам, большой и толстый кусок сала:
- Что вы мне сделаете, на пенсию отправите? Я уже тридцать лет на пенсии!
Начштаба, нахмурив брови начал срочное совещание:
- У нас, господа офицеры, робанавот, большие неприятности!
Половина генералитета дружно зевнула. Это было стандарное начало любого совещания, поэтому можно было расслабить булки и дождаться ночного чая, не заостряясь на подробностях. Начштаба ловкой обезьяной прыгал от одной оперативной карте к другой, рисовал стрелки, стучал кулаком по столу и потрясал воздух отборными девятиэтажными с подземной парковкой матами.
- Главком требует немедленно вернуть все танки в расположение частей для инспекции. Приедет лично!
После этих слов присутствующие заметно напряглись. Боль и страдания неумолимой печатью легли на лица командиров и они наперебой стали жалобно докладывать о невозможности выполнить это требование - топливо, запчасти, инфраструктура, бартер с местым населением и прочие объективные обстоятельства.
- Расскажете это военному трибуналу! Выполнять немедленно, к утру доложить. Хрен там! Докладывать каждый час! Сверим хронометры - два тринадцать!
- Два тридцать одна! - у старенького генерала всегда наготове была шутка, чтобы немного разрядить обстановку.
Итак, время пошло. Офицеры и генерали немедленно начали доставать из тревожных чемоданчиков, кто чем богат. Большой оперативный стол очистили от ненужной макулатуры, застелили боевыми газетами (традиционно свежайшими номерами) и как грибочки начали появляться бутылки водки, коньяка, портвейна, пива, затем балыки, дары морей, сыры, колбасы и, собственно, собственноручно маринованые грибочки. Знакомый нам старичок припечатал скатерть-самобранку толстым трехкилограмовым шматом генеральского сала. Это с прожилками мяса, которое. Эта тяжесть и приводила ко срыву нормативов.
После первого тоста начштаба приступил к главному вопросу:
- Благодарю за службу, но проблема у нас есть и немаленькая. Со склада исчезли президентские гетры - основной парадный комплект. Понятно, что есть запасной на этот случай, но вы же понимаете - символ немедленной власти пропал и неизвесно в чьих руках, пардон, на чьих ногах он окажется. А если это вражеская диверсия. Вы же знаете приказ - выполнять немедленно все прикозы гетроносца! Я уже извелся весь. представьте, поле боя - с одной стороны наш, в запасном комплекте, с другой - неизвестно кто в основном. И приказы с обеих сторон. чьи выполнять в первую очередь?
- Понятно чьи! Нашего!!! - зашумели окружающие.
- Э, братцы, не все так просто - мы то знаем, что на нем запасные гетры - это все в корне меняет! На ком основные - тот и есть главное Юхло! - задумчиво, но четко громко и безапеляционно заявил владелец самой аппетитной закуски на столе - знакомый нам генерал-сморчок.
- А ведь правда! И чё делать?
- К утру надо решить, поэтому спешить не будем и основательно все обдумаем.
По периметру штаба выставили усиленное боевое охранения. В пулеметных ячейках стало тесновато, а среди бойцов пошел гулять шепот, что война скоро закончится, мол, непонятная шняга случилась. Конкретно, ничто ничего не знал, поэтому версий было огромное множество - от давления международного сообщества, до вмешательства внеземных цивилизаций.
Высказывалось также мнение, что это массонский заговор иллюминатов с сионистской верхушкой всемирного правительства. В солдатских флягах побулькивал чистый спирт, слитый с самолетных компасов, дожидаясь удобного момента, чтобы быть насухо выпитым до последней капли
Высоко в небе послышался ровный гул высотных самолетов-разведчиков. Где-то в небе болтался борт номер один, окруженный звеньями истребителей прикрытия и топливозаправщиками, а в синие моря-океаны по боевой тревоге уходили атомные субмарины. На секретных пристанях оставались боевые подруги и махали платочками в сторону рейда. Не все, некоторые доставали мобильные телефоны и набирали номера, предназначенные как раз для таких случаев. Авианосцы решено было не задействовать по причине отсутствия таковых.
Страна понимала, что завтра либо в бой, либо на парад и на всякий случай на сковородах шкварчало и тушилось рыбное, мясное и вегетарианское. Обязательные блины складывались в стопки по сорок, а то и восемьдесят штук, а необязательные, но желательные лососиные стейки мариновались в контрабандном французском белом вине.
Корреспонденты опозиционных СМИ доставали из сейфов погоны и прирепляли их к специальным петлям на рубашках, а гастрономы срочно под покровом темноты пополняли запасы спиртого и съестного. Торговцы знали, что с утра вмиг уйдет все лежалое и просроченное. Активисты доставали запасы фломастеров и уже выводили первые цифры на ладонях в очередях.
Жизнь бурлила. Кокса Сбой в позе наездницы изматывала Штримфле Мая. Тот уже и не рад был ее появлению и ее сексуальным аппетитам и разрабатывал план избавления от назойливой гостьи. Реализацю плана он каждое утро откладывал по причине душевного неравновесия и привязанности к секс-террористке.
Шикар Пачек лежал в одной постели с Кулей Путруб. Она крепко держала его за напряженный член, свернувшись калачиком и мирно посапывала. Пачек не знал, как это понимать и был весьма смущен происходящим. На всякий случай он лежал тихо и не шевелился.
Стамеркат Типчо уговаривал по телефону Вачку Тесетру отдаться ему. Предлагал денег, а иначе грозился открыть всем ее связь с Шикаром Пачеком. Вачка кричала в ответ, что это было только один раз и у того не встал, но кого это волновало...
Крики Суприктах и Дрицко Чвед были вызваны госсударственной службой Мици-Пици для выполнения гражданского долга - аресты неблагонадежных граждан обещали быть массовыми и хорошо оплачиваемыми.
Сравцы Блевпроб и Кущыва Фелтисид с вечера не ложились. Они находились на боевом в спецведении генштаба посту номер три ноля четырнадцать. Все знали это место, как Окружная. Девушкам пришлось нацепить на себя множество миниатюрных звуко-и видеозаписывающих устройств. Ночка обещала быть бурной, хоть пока трасса безмолствовала.
Цыцка Адо сидела в холостяцкой квартире Филпа Клинза и жаловалась на непонимание, говорила ему, какая она утонченная натура, сколько в ней всякого недореализованного. Периодически она просила разрешения переодеться и полностью переодевалась тут же, умоляя Филпа не подглядывать. В сумочке у Ады всегда хранились запасные трусики, пистолет и пачка денег.
Мировое сообщество в ту ночь занималось своими обычными делами, проводя время в пабах, ночных клубах и родео на Борнео. Австралийская цитадель принимала лауреатов Нобелевской премии и давала в их честь обед. Это было последнее место на планете, где нобелевку воспринимали всерьез.
ООН погрязло в скандалах сексменьшиств и подумывало о самороспуске. Фирма Левайс разработала модель джинсов из кремплена для стран третьего мира и уже вовсю печатала этикетки - для продажи онли вне территории ЮЭСЕЙ.
Мальборо проводила кастинг на роль лошади, выдвинув нереальные по мнению конозаводчиков требования,а Индия готовила к печати новость о первом паспорте, выданному дельфину и готовилась отражать нападки на тотальную непаспортизацию коров.
Мир к тому времени был жив, хоть и не вполне здоров.
(продолжение следует)
Комментариев нет:
Отправить комментарий