- Конец февраля 1966 года. Накануле в Киеве похоронили Сидора Артемьевича Колпака.
В Доме пионеров обмерли. До районного штаба добрели представители элитных окрестных школ и я. Меня отпаивали кипятком с мёдом и закармливали странно модными хрустиками. Кто не ел, поясню: кусочки теста, разрезанного на паралелепипеды прорезали ножом в центре, затем обмокивали в сахаре, половину паралелепипеда выворачивали наизнанку и забрасывали на кипящее на сковородке ровно на два пальца подсолнечное масло.
Вкусно, но в нашем бедняцком доме подсолнечное масло жалели и, как и положенно в бедняцкой еврейской семье, наливали ровно на глаз - сковородка выблеснула на свету,. глаз видит - и ладно!
К восьми вечера после похорон Ковпака, когда троллейбусы уже ходили, на двеннадцатом номере доехал до интерната, к ужину, проопустив самоподготовку, во время которой над нами, интернатовскими еврейцами, методически истезалась наша классная дама - русская по национальности Надежда Севостьяновна Максимова, которая у всего нашего классного интернационала получила досмертное прозвище тётя Стерва.
В полдевятого вечера тётю Стерву вызвали на срочный педсовет. Утром ожидали корреспондента и фотографа из газеты "Вечерний Киев", отчего накануне полагалось вымыть в классе, корридоре, за который отвечал класс, и в спальном корпусе, особенно в мальчуковых спальнях, плинтуса и панели телесного цвета, которые заменяли четвертую капитальную стенку. Где-то и было прежде чисто сталинское рококо, но у нас, в спальном корпусе чисто БАРАКО!
2.
В спальный корпус нас прогнали уже в девять вечера.
- Я, парни, изгои мои, холы и юде мои, просто не желаю задерживаться! Мне за это не платят! А вы подсуетитесь взять моющие средства и всё вымыть начисто ещё до отбоя! Вас здесь не пальцем делали. Двести грамм соды на всех не хватит, взяли с тумбочек свои обмылки и потрусили..
Да, чтоб не забыла, для экзотических парней экзотические места! Вот уж где, Господи, засрано! Юрка Джения (абхазец, стал руксским генералом), Валерка Кишкеман (еврей, стал крупным сотрудником МОСАД, ИЗРАИЛЬ), Витя Шкидченко стал киевским литератором Веле Штылвелдом) - это по вашей части - вас и контролировать не стану, проконтролируют те, кто проедет на жидком, или, не приведи Господи, на вязком! Они и проконтролируют!
Но чтобы в десяти все были в койках... Да, особо туалетным парням, соду выдали только на помывку паналей... Вам - полная инициатива. Нет обмылков в собственных тумбочках, поищите у товарищей... И никаких но, никаких вопросов на вопрос, поставленное задание - выполнять!
Пятый класс...
Мнение классной дуры непререкаемо, а обмылки из тумбочки уже утащили более прыткие... Пришлось пойти по другим палатам в поиске помывочных средств во благо реноме закрытого учебного заведения.
3.
Для тех, кто следит за ЭТОЙ историей... Я продолжу крапать свои мемуары:
...Объяснмть поведение совкового учителя-педагога без некой предподготовки - трудно.
Сначало после окончание провинциального, да и столичного педиститута женщина-педагог посылалась в сельскую школу. Года таки на два.... А то и три, пять...
А если она к тому же ещё до окончания бурсы умудрялась выйти замуж за сельского степняка, то для побега из сельской местности её мог ожидать только решительный и бесповоротный развод.
К этому времени муж начинал быть принципалом сельского осередка отнорматированных совком знаний, отчего начинал крепко и уверенно заглядывать в бутылку.
Если от такого сбегать неопытной молодой женщине сразу, то только с получением по жизни запрета на учительскую профессию и уже не только в украинской столице, но и по всей эсэсэсэре, включая колыму и целинные земли.
Тётя Стерва прошла все круги отведенного ей совкового ада, в том числе, между тем, изводя своего сельского мужа до белой горячки, и безответно и горько сама страдая от этого.
Сильная духом, она, тем не менее, стада давать себя периодически избивать, стоически наблюдая как мужий гнев внезапно перерастал в физические действия направленные против её собственной сущности.
Именно одно из таких избиений привело её к срыву беременности, и ей не пришлось пройти через криминальный аборт, потому что в послевоенные годы были запрещены любые аборты. Это безумие стали отменять только в хрущевскую оттепель, в первой половине шестидесятых. И то не везде.
Так, например, в Румымии Чаушеску подобная практика дала всплекс голодным многодетным семьям и к тому, что в генетике социалистических румын стала замечаться крайняя мелкость... Так что тёте Стерве ещё повезло. Не родив от нелюбимого человека, она вскоре возвратилась в столичный Киев., хорошо засвоив урок социальной ненависти, оставалось только найти, кого бы ненавидеть ей впредь. Женщина!
А тут вскоре в киевской больничке умерла её мать, и Надежда решила возненавидеть последнего земного врача своей внезапно усопшей матери. Аарон Моисеевич Земельман был военным клиницистом и в принципе хорошим врачом и в роли участкового, но в ту пору в стране проходили похороны Вождя и дело врачей-отравителей было у всех на слуху.
Плюс извиняющийся характер самого Аарона Моисеевича, к мнению которого прислуштвались хирурги одного из фронтов во время войны, она принимала за врачебную слабость и даже за насмешку, а врач-то сам извинялся перед дочерью не только за смерть матери, но и за хреновое оснащение районных поликлиник, за дошедший до него не материтнский, а перепутаный чужой анализ мочи, да мало ли ещё за что, за то что выжив в период массовых расстрелов в Бабьем яру, за то что вымели его из военного госпиталя, подполковника медицинской службы за одну только еврейскую картавинку... ещё не заглядывая в его военный билет.
Одним словом, Аарон Моисеевич был слаб и никем собственно не прикрыт, асоциировался у начитанной Надежды со скрадерным Гобсеком, мол, будь бы у нее деньги, а не одни продовольственные и вещевые карточки, мать бы точно была жива... Одним словом, будущая тётя Стерва стала свято ненавидеть евреев, выискивая из литературные образы во всей классической литературе и записывая для себя в странную особую картотеку.
Картотека оттого оказалась странной, что получалось согласно её же собственным литературным разведкам, что евреи спасали духовные ценности и субсидировали королей, давая европейской цивилизации деньги для развития, а образы еврейских стариков она сравнивала с реальными ликами сельских клуш, и получалось, что и те, и другие - цвайн, то есть друг друга стоят. Но ненавидеть же кого-то слабого и безответного, которого она могла поставить на своё место и прицельно высмеять, было надо...
Надо! И Надя возненавидела окрестных евреев, возвращавшихся из дальней эвакуации. Это такие как она сеяли выдумки о том, что все евреи капили свои правительственные нагада в Алма-Ате и Ташкенте. Тбилисо не расматривалось, потому что Грузия была родиной Сталина!
(продолжение следует)
Комментариев нет:
Отправить комментарий