Духовный градус Иловайска, или мы только уходим со своих хуторов

Киевские учителя Виктор Шкидченко и Николай Качур,
преподававшие детям, эвакуированным  из эпицентра
аварии на ЧАЭС г. Припять в девяностые гг. ХХ в.

• Рингтон нации - удавись и ты, и ты, и ты... в одиночку...

Меня кровью рвало когда случился чернобыль... как простой школьный учитель, я написал 40 тысяч писем о помощи чернобыльским детям и собрал 40 тысяч долларов на шесть поездок по 12 детей из чернобыльской школы г. Киева в Мюнхен, Бавария. Мне помогали сами пострадавшие. Мы просто сожгли школьный принтер, но письма...

Они сделали своё дело. пришло 40 тысяч долларов в эквиваленте. детки поочередно выехали на оздоровления. меня, как еврея, просто не выпустили ни с одной из групп. Дети рассказывали, я записывал. В 1995 г. появилась страшная вещь - в Германию я не уеду.

Вчера китайское русскоязычное телевиденье показывало, как строится снежная индейская хатка-шалаш - игл... - отдельные снежные блоки, а к ним прилипухи... Эти прилипухи - разбитые НАМЕРЕННО идиотами из генштаба батальоны АТО!

Я орал о территориальном ДА!!! - ЭКСПЕДИЦИОННОМ КОРПУСЕ ПАТРИОТОВ, в виде миротворческих украинских батальонов... Сегодня появился Указ президента. На передовой только подразделения ВСУ, далее Нацгвардейцы, а на освобожденной территории Батальоны на спецназовских направлениях....

Я орал в июле.... Случилось решение в сентябре...

Погибло... Вот тут особое чувство... Погибших из состава ВСУ до 900 чел... и 3000 гражданское население. А ПОГИБШИХ В З0-ти БАТАЛЬОНАХ - никто не считал! И уже не посчитает. Каждый третий СИРОТА В РОДНОМ ГОСУДАРСТВЕ БЕЗ ЖИЛЬЯ, БЕЗ ПЕРСПЕКТИВ НА ЗАВТРА УЧАСТНИК МАЙДАНА.

Когда разберемся, напомню, что в те ЧЕРНОБЫЛЬСКИЕК ГОДЫ УКРАИНСКИЕ ПРЕДПРИЯТЕЛИ ДАЛИ В ОЗВУЧЕННЫЕ 40 ТЫС. ДОЛЛАРОВ всего 2,5 тыс. ВСЕ ПРОЧИЕ ПОЖЕРТВОВАНИЕ БЫЛИ ОТ ГРАЖДАН И ПРЕДПРИЯТИЙ РФ.

Сегодня... Сегодня украинцы отдают последнее.... Они начинают обретать европейское мышление... Но это духовная работа не на один день и на один год! План Президента - это КРОВАВЕЙШИЙ АНАЛИЗ ДАННЫХ С ВОСТОКА СТРАНЫ И УКРАИНСКОГО АНКЛАВА В СОЦИАЛЬНЫХ СЕТЯХ...

А мы орали! МЫ ШЛИ НА ВЗВОЙ! Но нас не слышали... И СЛУЧИЛСЯ ЛАВАЙСК, И ОН ЕЩЁ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ, КАК НАЧИНАЛСЯ НАШ НЕ СЪЕДЕННЫЙ ДО КОНЦА ДУХОВНЫЙ ЧЕРНОБЫЛЬ.... Остается взять небольшую паузу, но не снимать духовного рингтона СОС! Спасите наши обездуховленные души! Аминь!!

Друзья, очень прошу, пожалуйста! Поддержите хотя бы морально!

Это неправильно выгрызать известному автору оргбазу себе по мелочам. Кармически неправильно. Поэтому уже семь френдов, которые поддержали здесь меня морально - это уже нечто!

Есть люди способные реально помочь, но они опираются на реальный моральный отзыв! Если на моём примере мы это докажем, мы сумеем реально оценить степень бесчувственности привластных радетелей и нуворишей.

И это будет первый шаг в мир, где подобного закрытия на горшок творческих личностей уже больше не будет! Смелей ставьте лайки.... Войны приходят и уходят, а нации без духовных и неформальных лидеров награждают себя путинами и януковичами!

Друзья, в этом году у меня юбилей…. не выход на пенсию - литераторы на пенсию не выходят, а просто юбилей - 60 - без бубнов звон, но с просьбой посильной... Кто может подогнать литератору-юбиляру клавиатуру с мышью и или планшет - приму для литературных и журналистских экзерсисов.

Пишите в личку, не стесняйтесь и не оправдывайтесь. Я же не пишу, что клавиатура вытерлась в ноль, а мышка уже дерганная, и ей пора на смену некой новой зверушке... Не пишу. Но надеюсь.

Ставьте лайки, если для вас это очевидно, пожалуйста! Мир Вашему дому! А штыл андер вельт!

Храни Вас Бог... На том и аминь!

10 сентября 2014 г.


#велештылвелд

В студенческом бистро страны пациентов

1.
Есть дни, в которые не взять мне самому себя за строчку -
я много жил, и рифмовать не получается до точки.
Чуть глянул влево - год прошёл, чуть вправо - сгинула эпоха.
И тот остался нагишом, кто грёб по жизни ПУСТОБРЁХОМ!

2.
А что писать-то... Просто позвони - авантажный век без всяких сложных правил
настоянных на патоке Любви, хотя в АТО запрет на ТРАЛИ-ВАЛИ...

Тогда пиши, а лучше занемей, пока Орфей не встретился с Морфеем,
затем, чтоб упросить того: не смей предать парней забвенью и элею!

Звони, пиши, дыши и ощущай: он жив, он твой, он наш - родной и смертный,
хоть смерть брала его на карандаш, но он для нас и для тебя - БЕССМЕРТНЫЙ

3.
Развешены во времени пространства царей, провидцев, падших простаков -
я не ищу у мира постоянства, мелькает он столешницей резной.
Очки, и те сменил на стеклышки чудес, в которых мельтешит калейдоскопом днесь,
с которыми легко порваться невпопад в чужой либидо и в майский звездопад…

В студенческом бистро, открытом налегке в каком-то нежилом подольском уголке
жую тирамису в чужом pret-a-porte на тарталетке дня под запах сигарет.
Хоть сам я не курю, и сыт давно судьбой, в которой прочудил я шесть десятков лет,
и вот уже молвы, и той толково нет, не щелкают меня, пренебрегая мной…

Развешены мечты, пиджак не свой с плеча, и старые друзья давно ушли в entrée –
ужасно клоунят, обычно невпопад, и заедают стыд узорчатым соте.
Очки и те с мольбой, - не надо, не смотри на таинство вещей дозорным вестовым.
От мира нет вестей, да Бог уж с этим… Жив?! И ладно вопрошать, броди по мостовым…

Так в смальте подоплек расплавленных камней отыщутся слова, которые прошли
сквозь времени резец в неистовый финал - их сам ты начертал в дни юности свои…
Подпрыгнуть высоко, дотронуться небес, и отпружинить так, чтоб радуга взошла
над мира естеством, и мир проникся весь - вот жил-де в мире я, по облыцам ходя…

Бреду по облакам, чреда чудес зовет обычностью своей - рецепт разгадан весь,
да только отошло желание моё явиться в мир мечтой, чтоб озарился днесь.

• Сегодня наши армейцы обеспечивают покой в 37-ми странах мира – во всяческих миротворческих миссиях. Вот и тюрьмы с нашими собственными коррупционерами имеем право просить - охранять хотя бы канадским контингентом – вроде бы и наши, но тамошние тюремщики-украинцы, вполне возможно, устроят нашим голубым да розовым воришкам полное американское Гуантанамо с бумажными мешками из-под продовольственной жрачки на головах и с цепко связанными за спиною руками, которыми эти наказанные чиновники, если верить их почти искренним заверениям, ничего никогда не брали.

Такой международный пенитенциарный (уголовно-исполнительный) проект давал бы должное воздействие на все нынешние воровские кланы и семьи страны. Но вот что толку беспощадно и долго мстить, когда на деле жить остаётся-то с гунькин нос и хочется уже не одного токмо возмездия, но и конкретного результата от оного. Надо не только отомстить своё поколение, но и напомнить кланам, что без них мы жили и будет жить достойнее, по-человечески.

Да, даже в правовом поле мы уже сегодня готовы отомстить за свой поруганный мир радикально, поражая не только лишением одной свободы на срок, но и поражением в политических и экономических правах – уже навсегда. Увы и ах, по суммарно влитой в нас идеологической болтушки мы невольно остаёмся до конца наших дней теми ещё совковыми лишенцами с генетическим правом не прощать, и с должной надеждой ради наших рожденных и нерожденных потомков выкоренить этот страшный криминогенно-воровской подвой опущенцев разрушившей себя системы исторически гнилого совка.

Правда, с некоторой оглядкой на нравственные ценности нынешнего человечества. Давайте же поступим именно так – хоть однажды откажемся от некого «державныцкого» пофигизма и примем для страны некое таки популярное силовое решение – разово и жесточайше изложим государственное ворье!

…А пока же всякий раз на ровно одиннадцать из девятнадцати своих остановок микробус просто прошмыгивает по глубинным контурам будущего гетто, в которое мы уже сегодня окончательно и неотворотно ввергаем себя сами… Потому что мы сами уже сегодня планируем свою собственную несостоятельность и горько холим свою горькую безысходность, не видя должного выхода из того социального тупика, в который нас собственно и вогнали эти ненавистные нелюди.

Эти мысли могут непременно рождаться именно в спальных районах, которые уже хронически репродуцируют социальную ненависть с её недообразованностью и огульной нищетой, с её ранними почти племенными браками, нарко- и алкозависимостью и всяческим подножным криминогенном. Их-то и в школе обучили только одному украинскому речению, которое не перевести одним отнормированным по-русски: закрой, сукко, рот! Нет, загребай выше, в него навсегда вбили одно единственное и бескомпромиссное:

- Стули пельку, падлюко! – и отныне с эдакой прихлопнутой варежкой, он уже не способен ничего толком сказать. Да к тому же и не приучен. Вместо этого он полюбляет дестрой и попросту крушит материально непринадлежащее ему окружение. Стояли бы на Троещине, подобно Нью-Йорку красные пожарные гидранты – ей Богу, они бы – все до единого были повырваны со своих мест дислокации и спешно сданы в пункты приема металлолома, которые держат пришлые не киевские уреки, которых надо просто вязать по рукам колючим проводом.

Сегодня опущение в прах квазигетто спальных столичных районов – более чем банально. Бегут отсюда учителя и врачи, не заглядывают дамы их органов опеки и средние милицейские чины, особенно после лет долгих и неправых разборок, оставшихся в здешней памяти убитыми районных участковых, практически мальчишек-выпускников всяческих милицейских курсов и школ. Среди них и мой выпускник Володька, погибший в свои неполных 22 года на моей улицы имени погибшей поэтессы Марины Цветаевой. По официальной версии его тупо застрелили подгулявшие после хорошего базарного дня торговцы…

Время не приняло его, чернобыльского сироту, в нашу криминогенно-опущенную эпоху. Светлая тебе память, лейтенант… Спи спокойно, Володя! Та девочка, которую ты вынес на выпускном с колокольчиком последнего в твоей жизни школьного звонка давно уже закончила школу… А твой учитель информатики, родись он сегодня в Америки со всеми стоящими на местах тамошними гидрантами, выбрал бы Голливуд, чтобы создавать там стойкие виртуальные сказки, не подвластные поветрию времени.

Сегодняшняя украинская молодежь всё чаще смотрит американские фильмы и сериалы. Отменно игровые, они постепенно перестают быть экзотикой. И все же… Когда, например, в нынешней многоканальной телесетке сегодня показывают некий американский дурдом, который является следствием проекций неких тамошних сновидений, то хочется вспомнить, что ровно тем же мы буквально всем поколением перебродили и переболели ещё при совке, отчего самые в этом смысле подобострастные даже получили непризнаваемые психиатрией всех прочих зарубежных стран особый совковый диагноз вяло текущей шизофрении.

Им награждали в равной степени и женщин и мужчин, смевших только сметь писать поэтически об ином, чем тупой окрестный совок. Вот почему их так много – вялых совковых шизофреников среди моих по жизни бодрых поэтических друзей. И пока они живы, сизыми по жизни хлюпиками духовными, полагаю, не всё потеряно. Вот разве только прошлого диагноза им уже не видать. В Украине им пожалуют статус личностей с допустимым на просвещенном Западе агрессивно-депресивным синдромом. С той же отметочкой в паспорте и с тем же фактическим поражением в гражданских правах.

Так вот вполне правоприемно со вчерашнего ГУЛАГа возникает полноформатная внешне социальная страна пациентов, в которой от рождения вас приписываю к родному гетто, а уж затем и к районной психиатрии…. С нею вы точно и навсегда меченный, а значит общественно безопасный с правом в последующем бомжевать и громко не пукать….

Один из моих вчерашних выпускников в молодости так обкололся, что однажды успешно попал в морг, почти в виде молодого отощавшего трупа, но от тридцати часов лежания среди точно трупов вдруг очнулся в шоке с ним произошедшего и стал медбратом, коим и пребывает вот уже 20 лет.

– Когда я очнулся, Виктор Николаевич, я вдруг увидал на полу морга, словно тень убитого на Земле ангела с обводами небесных крыльев, буквально до последнего перышка. Молиться после этого я так и не стал, да только одно перышко того погибшего ангела словно подобрал и положил прямо к себе в душу. Оно хоть и не греет, но как небесная ладанка мой дух стережет. Хоть и оттого душа словно перебинтованная, но и с такой жить получается. А то ведь без души и вовсе капцы…

Так и живу. Закончил медучилище, чтобы быть подальше от труповозок, а то и там прирабатывал, да только конституция у меня хлипкая. А так, покойников я не боюсь. Ведь это они, а не люди меня к жизни вернули… Да ещё тот ангел. Тень его до сих пор в морге является…. Говорили, что так будет до времени, пока не будет погребен последний чернобыльский ликвидатор. Многих уже и, правда, нет, Виктор Николаевич. Вот и тень того ангела с тех пор вроде поблекла. Уйдет она – отойду и я. Ведь во мне ангельским перышком оберег мой живет

Пролетая над совком, словно над гнездовьем кукушки, невольно осознаёшь – нас выбросили из совка на асфальт новых времен со всеми нашими горькими и обмыльными недознаниями о времени нынешнего пофигизма плод знаменами воровской мафии с вроде бы совершенно бесполезными знаниями из прошлого о Кибальчиче и Кампанелле, Ленине и Сталине, Кучме и Кравчуке….. Но знания были, и мы уже точно ведали, что окружение играет короля, что в стране, где заикается царь – заикается даже последний подданный, и ещё…

Что обычные статисты очень быстро запоминают свои откровенно незначимые на этой земле роли и столь же быстро забывают их вскоре, если только трудяга Жизнь не проводит их, хоть через какое-нить касание, соприкосновение, что ли, с чем-нить по-настоящему значимым. Одним словом, воистину не получить истинного историзма без регулярной окрестной боли и маленьких повсеместных трагедий по громкую повседневную фанеру огромного буффонадного пафоса, увы, совершенно малопригодного для ума по своим нравственным и моральным качествам.

09.2013-09.14 г.


‪#‎велештылвелд

Исповедь допотопного ангела. нф-рассказ

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ: Дорогие читатели, я очень внимательно слежу за литературной критикой на ресурсе www.proza.ru, и очень признателен тем, кто откликнулся, хотя не всегда согласен с теми, кто пытается превратить пространство для критики в «чатовое» пространство. Впрочем, все мы учимся специфической новой информационной культуре виртуального общения…

Что можно сказать, я очень люблю своих читателей, и благодарю им за их разношерстность, разномерность, разновсякость. Отдельно пару строк о Национальном Союзе писателей Украины: вымирает целое поколение «старых» совковых авторов, не всегда плохих…

22 декабря 2002 г. ушел из жизни старейший русскоязычный поэт Украины Леонид Николаевич Вышеславский, который еще в 1934 году стоял у истоков нынешней творческой писательской организации, номер его членского билета был двухзначным, сам он перешел на десятый десяток лет, но даже при этом его рекомендация в НСП_У Веле Штылвелду не возымела должного действия.

Уродливый карликовый местечковый национализм, идеологическая заше-ренность и нетерпимость, взвой новых идеологов по разному поводу, отсутствие фондов, отсутствие понимания многонациональности и многоликости «нового» литературного ядра нации обещает серьезную идеологическую бойню с новыми и старыми черными карлами, и она, естественно, будет…

Никто больше не будет молчать столь странное сморчковое состояние новой урбоукраинской литературы…

Вышли мы все из мегаполисов, где говорят на многих национальных языках, но в Киеве чаще на русском. Оголтелая травля приведет к созданию новых творческих союзов в стране, где уже бестолково «сляпали» многоконсессионную религиозную разноголосицу, то же произойдет в литературе, и не надо нас пугать, что мы, русские литераторы, сдохнем на тощих хлебах и не до-живем до сытой НСП У-шной пенсии. Нет господа, так дела не будет, литература – литературой, а истребление оппонентов по национальному и духов-ному признаку – это оголтелый тоталитаризм. Либо мне дают право быть среди вас и вести лояльную дискуссию, либо буду бить я вас и, естественно, не любить (а кто любит своих давителей, господа нехорошие) бесконечно.

Киевский литератор – автор и переволчик, Веле Штылвелд, искрене.

     ИСПОВЕДЬ ДОПОТОПНОГО АНГЕЛА

С благодарностью Алексею Яковлевичу Корепанову,
главному редактору журнала «ПОРОГ», г. Кировоград,
первому издателю фантастических рассказов и повестей
автора Веле Штылвелд

 Вот вы говорите: не спится. Двоякое чувство. Одним не допиться бы до чёр-тиков, вторым до ангелов. С зелёными-то всего проще. Тяпнут белой горяч-кой по маковке и упекут в смирительную рубашку. Запричитает жена, заохают соседи, а дальше пойдёт-поедет сыр-бор-разговор...

Каждую каплю прежде выпитого измеряют на аптекарских весах, а, увидав все последствия, и себе за рюмкой потянутся помянуть раба, алкалоиды вкусившего...
Не то дело, когда ангелы снятся. Ведь не спится уже какую по счёту ночь. Тоже, наверное, алкалоиды что-то нарушили. Сначала вроде бы на зелёных рассчитывал, — потрясут, попугают, угомонят, а там как-нибудь и упокоят. Ан нет, — не спится писательскому брату, и сны не идут, и во рту ни росинки.

Вместо всего этого попёрли с неба архиважные чины: одного несёт наземь полста душ упокоить, второго туда же — те же полста заново в ликах новорожденных миру явить; ангелы, что поменьше, злым особям во всяческих пробирках — хворобы, а важно-отважным во всяческих шкатулках — медали несут; одним словом — курьеры, курьеры, курьеры... Сталкиваются, сшибаются на лету, сплетничают. Забывают, за чем на Землю и посланы.

Тот пятьдесят покойников не угрёб, тот сотню-другую недоносков в аборта-риях сбросит, третий колбы с болячками на ни в чём не повинных особей выльет, а четвёртый — тот сдуру все свои наградные листы вслед за катафалками, а покойникам на что те медали?

Смеются, редко кто обижается. Им, покойникам, в ангельские чины хочется.  Вот и идёт в Преднебесье тихий мордобой. Вот и кружатся на взвеси голубые да белые, серые да чёрные пузырьки перед глазами тех, кому ещё при жизни пространство открыто. Видел я эти баталии: серые тузят синих, синие тузят белых, а белые чёрным не спускают своего, да ещё и кукишами, кукишами...

Однако же, как только к небу дело доходит, чуть только у кого получилось подлететь чуть повыше прочих, тут же в одинаковые небесные мантии да мантильи рядятся — и уж хрен поймёшь, из каких кровей, от каких ногтей, по какой надобности... Короче, приспели на ангельские чины — и ладно. И плевать им уже теперь на тех, которые всё ещё свою серую, чёрную, синюю, белую правды доказывают. Правды — на то они и правды, что их много.

А что до ангелов — то никаким правдам у них подчинения нет. Вестники они — ноги в крылья, и на Землю: для кого во здравие, а кому и за упокой. Примелькались за несколько ночей — наконец, решил, что вздремну. Сморили они меня. И вот на тебе: после всего увиденного явился мне один непутёвый — чёрт не чёрт, вроде как ангел, да уж слишком забубённый. Сел на краешек сна, ноги свесил, а обувка-то изношенная, небесные постолы штопаны-перештопаны. Пузцо душевное подвело, а от света небесного один только проблеск. А ко всему кадык синюшный над всем его образом превалирует.

“Ангел?” — спрашиваю. “Допотопный я”, — отвечает. “Это отчего ж тебя так назвали?” — “Главной так решил. А его решение кто оспорит? Да и я как-то смирился. Прежде на Землю наградные листы таскал. Вроде бы и ни-чего работа, особенно во время войны. Война одна, армии две. По обе стороны войны мироеды, снабженцы, полководцы — та ещё братия. Вот для них и таскал, а сам присмотрел, что у обозных да тыловых и юшка пожирней, и жизнь посноровей, и на славу их женщины внимание обращают.

Вот и смекнул я, что и себе на небе надо бы в обозные да тыловые податься, особенно после того, как столкнулся с ангелом, у которого выбил из рук пробирку с бубонной чумой. После того столкновения явился на небо весь в шишках да ухабах, хотел чумным чудачком прикинуться. Беда вот — не удалось почудесить — чума к небесной плоти не пристаёт.

Но один из начальственных заметил моё усилие: смекнул, что я ещё тот ангелок, и назначил допотопную бадью сторожить. А это, скажу тебе, такое древнее чудо, что винная бочка — только со всех сторон подтекает. То тайфунами, то ураганами, то штормами. Моя задача, чтобы вся сразу целиком на Землю не грохнулась, поскольку но-вого потопа Старшой вроде не назначал, а вокруг бочки живность всякая не-бесная, амбре, профитроли из душ заблудших, иная всякая снедь...

Блаженство, но скучно. Так скучно, что нет-нет, да и сядешь на плот небесный и по-плывёшь по хляби непролитой, и усомнишься: а неужто и Землю зальёт! Стал интересоваться. Листал небесные хроники, а там хрен с перцем что писано: всего-то слов — “и обрушились хляби небесные, и не просыхала столь-ко-то дней твердь земная...”

А мне после очередного взалкания ну никак в это не верилось. Вот и стал я отыскивать щели, да где можно всяческим способом расширять. Правда, не дурак был, — созывал на зрелище ангелов зем-ных ведомств, с каждым, чем мог, расплачивался, квитался. Правдами-неправдами получилось, что уже и сам нагрёб первоматерии на целую твердь.
Только тогда я осознал, что и сам Старшой из того же теста, что и я, создан. Такой же снабженец и жук, только, как видно, посноровистей, пооборотистей — одним словом, ничего никому не обмолвив, в какие-то очередные семь дней создал я и небо, и звёзды, и твердь, и даже особей по своему образцу и подобию.

И завертелась у них, как полагается, история мировая, и по всему получалось, что самое время полить на их шибкие головы хляби небесные. Собрал я на представление, помнится, ангелов, ангелов, ангелов — и все предвкушали, да только сам я, дурак, перед тем, амбре изрядно откушал — и не смекнул, не проведал, что на самом-то деле вытворил. Пооткрывал все пробки, все затычки — и грохнулись хляби, да только не на мою игрушеч-ную Вселенную, а на ту, что Старшой учинил. Жутко грохнулись. В один миг та Вселенная и преставилась — со всеми горами, долами, зверьём и народами, птицами и непевчими паразитами.

Ангелы так и охнули, но Старшой не отреагировал, а только бросил нечто отеческое: дескать, и мы были молодыми, и не такое делали, и не то, что тебе одну, а десятки вселенных угробили, сам-де помнится, угрёб сперва Вселенную своего предшественника — и по-сле этого сам же и дозволение дал ангелам своей же подлой породы. Урекал Вселенную — оставь заместо прошлой новую, чтобы земным ангелам забот не убавилось, а сам получи чин особый — допотопного ангела, и на том не чирикай. Вот я и не чирикаю...”

— А чего же ко мне ты пожаловал?

— Потому как сдаётся мне, мил человек, что и ты в допотопные ангелы метишь, да только того не знаешь, что даже и мне, творцу вашему, никакой выслуги от этого не зачли, а сослали в небесные водоносы, а нынче за окнами дождь, а, стало быть, и я, бог ваш допотопный заёханый, кому-то да и присниться обязан. Кто испугается, кто глаза выполощет водой да забудет, а кто сядет и перепишет большую и мудрую книгу и впишет в неё всего единственную строчку: “Сначала жил на небе допотопный ангел, и нарекли его пращуры Даждьбог”...

сентябрь 2000 г.
СПОВІДЬ ДОПОТОПНОГО ЯНГОЛА, Веле Штилвелд

От ви кажете — не спиться. Подвійне почуття. Одним не допитись би до бісиків, іншим до янголів.

Із зеленими ж бо найпростіше. Тяпнуть білою гарячкою по маківці і запроторять до гамівної сорочки. Заголосить дружина, заохають сусіди, а далі геп-гоп навприсядки — де слово мовлять, де два добавлять... І пішло-поїхало. Кожну краплю раніше випитого зміряють на аптекарських вагах, а побачивши всі наслідки, і собі за чаркою потягнуться пом'янути раба, алкалоїди всмоктавшого...

Інша справа, коли янголи сняться. Адже не спиться вже котру ніч. Теж, напевно, алкалоїди щось порушили. Спочатку немовби на зелених розраховував — потрусять, полякають, вгамують, а там якось і заспокоять. Аж ні — не спиться письменницькому брату, і сни не йдуть, і в роті ані маківки.

Замість всього цього поперли з неба архиважливі чини: одного несе на землю півста душ упокоїти, другого туди ж — ті ж півста ще раз у ликах новонароджених світові явити; янголи, що поменше, лихим особам у всіляких пробірках хвороби з шухлядки Пандори несуть, а розважливо-відважним у скриньках різнобарвних — медалі; одним словом — кур'єри, кур'єри, кур'єри... Зіштовхуються, збиваються на льоту, пліткують, штукарствують. Забувають, за чим і на Землю послані.

Той п'ятдесят небіжчиків не вхопив, той сотню-іншу недоносків людських в абортаріях скинув, третій колби з болячками на ані в чому не винних осіб вилив, а четвертий — той здуру всі свої нагородні листи слідом за катафалками поскидав. А небіжчикам нащо ті медалі? Сміються, рідко хто ображається. Їм, небіжчикам, в янгольські чини хочеться.
От і йде в переднебессі тихий мордобій. Ось і крутяться у просторі блакитні та білі, сірі та чорні пухирці перед очима тих, кому ще за життя святеє небо відкрито. Бачив я ці баталії: сірі вовтузять синіх, сині вовтузять білих, а білі чорним не спускають свого, та ще й дулями, дулями... Один одному в пику.

Одначе, як тільки до неба справа доходить, тільки у кого вийшло підлетіти повище за інших, тут же ті в однакові небесні мантії та ряси вбираються — і вже дідька лисого зрозумієш, з якого роду-городу, від яких нігтів, і за якою потребою... Коротше, прихопили янгольські чини — і гаразд. І начхати їм вже тепер на тих, що все ще свою сіру, чорну, синю, білу правди доводять. Правди — на те вони і правди, що їх у світі багато.
А щодо янголів — то ніяким земним правдам у них покори немає. Вісники хутко ноги в руки (тобто в крила) і на Землю: для кого з людей за здравіє, а кому і за упокій. За декілька ночей так намозолили очі, що я нарешті вирішив — покуняю. Зморили вони мене.

І от на тобі: після всього побаченого з'явився мені один непутящий — чорт не чорт, ніби як янгол, та вже занадто забобонний. Сів на краєчок сну, ноги звісив, а взуття геть зношене, небесні постоли з онучами штопані-перештопані. Пузце душевне впале, а сам не світиться: від світла небесного один тільки проблиск. А до всього кадик синюшний над усім його єством превалює.
 — Янгол? — питаю.
 — Допотопний я, — той у відповідь.
 — Це чого ж тебе так назвали?

 — Головний так вирішив. Його у нас все більше Старим кличуть... А його рішення хто заперечить? Та й я якось змирився. Раніш на Землю нагородні листи тягав. Немовби й нічого собі робота, особливо під час війни. Війна одна, армії дві. По обидві сторони війни глитаї, постачанці, полководці — та ще братія... От для них і тягав, а сам уздрів, що у обозних та тилових і юшка жирніша, і життя веселіше, і на славу їхню жінки увагу звертають. От і збагнув я, що й собі на небі треба б в обозні та тилові податися, особливо після того, як зіштовхнувся з янголом, у якого вибив із рук пробірку з бубонною чумою. Після того зіткнення з'явився на небо весь у ґулях та подряпинах, хотів чум-ним дивачком прикинутися.

От лихо — не вдалося покуролісити: чума до небесної плоті не пристає. Але один з начальницьких помітив моє хитрунство: збагнув, що я ще той янголок, і призначив допотопну баддю вартувати. А це, скажу тобі, таке ж давнє диво, як винна діжка — тільки з усіх боків підтікає. То тайфунами, то ураганами, то штормами. Моя задача, щоб вона цілком відразу на Землю не гепнулась, оскільки нового потопу Старий буцімто не призначав, а навколо тої діжки живність всяка небесна, амбре, профітролі з душ заблудлих, всяка інша їстівність... Блаженство, але нудотне. Так нудно, що часом візьмеш та й ся-деш на пліт небесний і попливеш по хлябі непроллятій, і засумніваєшся: а невже і Землю заллє?! Став цікавитися. Листав небесні хроніки, а там ні гепки не написано, всього й слів:

"...і зринули хлябі небесні,
і не висихала стільки-то днів твердь земна..."

А мені після чергового глиття-пиття ну ніяк у це не вірилося. От і став я відшукувати щілини, та де можна у всілякий спосіб їх розширювати. Щоправда, не дурником був — скликав на це видовище янголів земних відомств, із кожним, чим міг, розраховувався, квитався. Правдами-неправдами вийшло, що вже й сам нагріб першоматерії на цілу твердь.

Тільки тоді я усвідомив, що й сам Старий із того ж тіста, що й я, створений. Такий же постачанець і жук, та, як видно, більш ловкенький, більш спритненький. Одним словом, нічим нікому не обмовившись, в якісь чергові сім днів створив я і небо, й зірки в піднебессі, і твердь, і навіть осіб за своїм зразком і подобою.

І закрутилась у них, як вважається, історія світова, і по всьому виходило, що саме час пролити на їхні шалені голови хлябі небесні. Зібрав я на презентацію, пам'ятається, янголів, янголів, янголів — і всі наперед смакували, та тільки сам я, дурень, перед виставою амбре скуштував чималенько — і не збагнув, не второпав, що насправді скоїв. Повідкривав усі пробки, всі затички — і гепнулись хлябі, та тільки не на мій іграшковий Всесвіт, а на той, що Старий сотворив.

Жахливо зринули. В одну мить той Всесвіт і сконав — з усіма горами, долами, звірами і народами, птаством і неспівочими паразитами. Янголи так і заклякли, але Старий не відреагував, а тільки кинув щось батьківське: мовляв, і ми були молодими, і не таке робили, і не те, що тобі один, а десятки всесвітів вигубили, сам пам'ятаю, загробив спершу Всесвіт свого попередника — і після цього сам же і дозвіл дав янголам своєї ж підлої породи: гепнув Всесвіт — залиш замісць загиблого новий, щоб земним янго-лам турбот не поменшало, а сам отримай чин особливий — допотопного янгола, і на тому не цвірінькай. От я і не цвірінькаю...

 — А чого ж до мене прийшов?

 — Бо здається мені, миленький, що й ти в допотопні янголи цілиш, та тільки того не знаєш, що навіть і мені, творцю вашому, жодної вислуги від цього не зарахували, а заслали в небесні водоноси. Ниньки ж за вікнами дощ, то, значить, і я, бог ваш допотопний, заїжджений, комусь та й наснитися зобов'язаний. Хто перелякається, хто на очі хлюпне водою та й забуде, а хто сяде і перепише велику і мудру книгу і впише в неї всього єдиний рядок:

"...Спочатку жив у небі допотопний янгол,
і нарекли його пращури Даждьбог"...

Вересень 2000 р.

Встреча на елисейских полях, НФ-рассказ

Веле Штылвелд

• Билингвы известны более пяти тысяч лет. Во времена древних шумеров впервые додумались, а может быть и не впервые переводить царские указы с аккадского языка на языки 127 племенных союзов и государств, и наоборот, челобитные и кляузы с языков и диалектов этих народов на аккадский язык.

Трудно сказать, так ли все было, но в Истории аккадские переводчики считаются первопроходцами, они и с Библией поднаторели, первыми ее сшили из легенд огромного множества первоисточников, и, не случись глобальных земных катастроф, наводнений всемирных что ли, знали бы мы куда как более чем сегодня.

Это я к тому, что переводить свои тексты на знакомые и любимые языки крайне полезно. Вот почему, где могу, регулярно являю на ресурсе билингвы. Вот недавно добавили до оригинального текста "Лунных качелей" и прекрасный украинский перевод "Місячні гойдалки". Читайте, дорогие братцы-читатели, на любом из более близком вам языке: русском ли, украинском ли… Все едино! Мир Вашему дому! А штыл андер вельт!
Автор


ВСТРЕЧА НА ЕЛИСЕЙСКИХ ПОЛЯХ
(интервью в Преднебесье)

Случилось быть мне однажды на Елисейских полях. Да только не Парижских, а Преднебесных. Встретился мне тамошний пастух-инструктор — весь в драных одеждах и над головой его отчаянно дырявый, промокающий напрочь нимб скошен, как у солдата-срочника дембельного периода. И голосит тот пастух-инструктор, голосит во всю свою поднебесную глотку чуть ли не Иерихонской трубой.

Опешил, остановился, представился... Отвлек преднебожителя от плачей Египетских, заговорил от тощих жизни местах. Так и познакомились. Пастуха звали, естественно, Пан, правда, с виду не козлоногий, а по преднебесной иерархии — Ангельский.

— Ну, тогда я, — говорю, — вроде как господин Киевский. А пан , он что господин, что товарищ, стало быть, и вы господин Ангельский.

— Ну, поп свинье — не товарищ, — но только и впрямь вид у меня хотя и преднебесный, но далеко как не панский. — Одним словом, согласился Пан ангельский господином Ангельским величаться.

— Что бродишь до времени в Преднебесье? — спрашивает у меня господин Ангельский.

— Так вот, вроде бы на экскурсию, строго по синусоиде попутного сновидения. А ещё потому, что ангелы стали ко мне в сны сами являться. Вот и выбрался разобраться, что да как.

— Ну, тогда ты попал строго по назначению. Но особо разбираться тебе здесь не в чем. Понимаешь, все эти души небесные, которые на Земле ангелами обзываются, шибко нематериальны. Но, поди ты, до земных блажей охочи. И надо мной, стариком, всячески потешаются, поскольку из-за сплошных забот в Преднебесье, нет и не может у меня быть видов на Землю материальную, тогда как они любыми правдами-неправдами так и метят сигануть без всяких-яких прямёхонько на твердь земную дабы куда как больше грешить чем в прошлые времена.

Для таких отчаянных на астроплане семь дней как семь лет, а, поди ты, дельтапланов в Преднебесье отроду не водилось. Вот и выпрыгиваю скорые косяками. И тут же разбиваются. И такое очень часто случается. То и дело закипают страсти от неуёмных ангелов и ангелиц, но чуть те только взбрыкнутся в Преднебесье, так тут же оземь звёздным камнепадом. Вроде бы и души учётные, а в обездушенные камни оборачиваются. А вы там у себя на земле неистовствуете: “Метеориты, болиды, астероиды!..”

Враки. Это всё те, кто без меня, пастуха-инструктора из Преднебесья, в земные веси пожаловал. Многие сразу с астроплана, ещё и от грехов прошлых как следует не отмывшись. Им слово, а они тебе три, и уж так срочно вновь подавай им твердь земную обетованную для всяких пуще прежних злопакостей, а там уже и без них, сам понимаешь... И конечно же, никаких преднебесных амортизаторах и ремнях безопасности они толком ничего сном-духом не ведают. Так мало того, что сами в камни скипаются, они ещё и другие живые души собою же губят. Шибанёт такой камень по темечку — и представился на астроплан очередной имярек.

А люди не чебуреки, им бы дозреть до смерти — тогда и в стаде преднебесном вели бы себя гоже, а не чудили бы тупо с извечно вздорным: “Даёшь!” А то ещё урекает кого такой, с позволения, камень, и прощения не попросит, и останется на земле хатка в три латки, а душа без крылатки отлетит до времени и даже собьётся на межзвёздном пути. Потому как всякую душу иной другой пастух в стадо для усопших не успеет забрать, и будет блуждать сия душа, пока не пристанет к таким же бестолковкам и не ударится в преднебесную революцию.

Опять же, в небесном стаде ангелов недочёт, а мне выговор за это вкрутую от самого Старшого, поэтому и поставлен обучать преднебесные рати не просто с небес башкой оземь сигать, а возвращаться очень нежно, по-божески, и в человеческих обликах на земле проявляться. Покорные обучаются долго, и, как подобает, безропотно; спешные же — хоть и не камнями оземь бряк-бряк, а всё равно норовят выскользнуть не людьми. Ты такому тысячу раз талдычишь: “Нежненько, дурка небесная, через лоно женское, через лоно”, а он тебе на то с Преднебесья бряк-шмяк. Не человек, а ворона.

Где лицом прямо о камни чиркнется, ещё и нечеловеческим, ангельским истешет то лицо, сотрёт до тыльно-черепных косточек — и на том всё. С таким видом никто его в люди не выпустит.

Или вот что ещё: едва лишь от живительного патрубка в пуповине вздохнёт, как тут же тебе поспешно и закаркает. А ему же говорилось, дурню, что в плаценте не каркать, а постигать ауру человеческую через лоно матери земной следует. Вот и хватаешь таких сорвиголов, и вытряхиваешь из человеческих обликов.

А с другой стороны, они уже вроде как и не ангелы, потому что и рожицы у них покоцанные, и глотки поземному лужённые. Думал я долго над тем, что с этой бесполезной братией делать. Хотел было на усыпку да на утруску списать, да только сам Старшой через допотопного ангела положил на меня анафему, через которую даже ангельский нимб скосило, и повелел мне допотопный ангел со Старшим в бесплодную полемику не вступать, а по совету старших же начальственных серафимов пообуздать младших поспехов и любыми путями нелепое положение выправить. Вот я и выправил.

Посмотри: чуть только где городок, чуть только где деревенька, чуть только где крыша над хаткой на огульном сквозняке — там, рядышком с обителью человеческой, обязательно сыщется стая вздорных ворон — бестолковых, глупых, крикливых. Чуть что как закаркают — хоть уши воском залей. Даже нам здесь, в Преднебесье, прямо беда с барабанными перепонками. Это оттого, что они, вороны, все до единой меня чистят, в недочёт человеческих своими обликами безобразными.

А чуть война, они же первые ещё живым да тёплым глаза до смерти клюют. Но и люди к ним, прямо скажу, тоже идут не с лаской. Чуть где голод, проруха — первым делом на вертел сажают ворон и, хоть плюются, а съедают до косточек. А Старшему от всего этого просто нутро воротит.

Он ведь ведает, что и люди, и вороны — из единого ангельского Преднебесья, да только ни одной душе страховочных ремней с парашютами не даёт. Так, видно, у него издревле повелось, а посему всё так вот и разрешилось: возвращаются на грешную землю трояко — кто камнем, кто вороном, кто человеком.

Мне же остаётся обычная повседневная служба — учить, наставлять, вразумлять по полному курсу, но только до времени, пока всякий для себя сам на землю дороги не выберет. Вот я тебе и говорю, господин экскурсант Киевский: при пробуждении никогда резко не вскрикивай — не то целый день прокаркаешь. А тем более никогда резво спросонок не выскакивай из-под одеяла, а то шмякнешься мимо домашних тапочек всеми мослами об пол, словно самый что ни на есть каменный. А больше — чего говорить... Но, прежде чем проснёшься, раз и навсегда попрощайся со мной и улыбнись этой сказке. Как и всякая сказка, до времени умилит она тебя и забудется”.

...Я открываю глаза. За окнами долбит стекло большой старый ворон. В клюве у него крохотный камешек. Я неожиданно показываю ворону язык — и тот от удивления каркает, выпуская камешек, который столь же внезапно летит, чертя яркую полосу до земли.

В этот время тротуар подметает изрядно пьяный дворник Трофим. Камешек падает в двух шагах от Трофима. И, не замеченный дворником, остаётся лежать на асфальте.

сентябрь 2000 г.


ЗУСТРІЧ НА ЄЛИСЕЙСЬКИХ ПОЛЯХ
(інтерв'ю в Переднебессі)
Веле Штилвелд

Якось трапилося бути мені на Єлисейських полях. Та тільки не Паризьких, а Переднебесних. Зустрівся мені тамтешній вівчар-інструктор — увесь у дранті і над головою його геть дірявий, промоклий наскрізь німб навскоси, як кашкет у вояка термінової служби дембельного періоду. І голосить той вівчар-інструктор у всю свою піднебесну горлянку, немов Ієрихонська труба.

Я спантеличений, зупинився, відрекомендувався... Відвернув переднебожителя від лементів Єгипетських, завів мову про хиткі життєві тонкощі. Так і познайомились. Вівчара звали, природно, Пан, щоправда, з вигляду не козлоногий, а за переднебесною ієрархією — Янгольський.

— Ну, тоді я, — кажу, — нібито добродій Київський... Бо пан — то що добродій, що товариш. Виходить, і ви — добродій Янгольський.

— Ну, гусак свині — не товариш, але й насправді вигляд у мене хоча і переднебесний, але далеко не панський, — одним словом, згодився Пан янгольський добродієм Янгольським величатися.

— Чого блукаєш довчасно в Переднебессі? — запитує в мене добродій Янгольський зацікавлено.

— Та от, немовби на екскурсії тут, строго за синусоїдою попутнього сновиду. А все через те, що янголи стали до мене у сни з’являтися. Ось і вибрався розібратися, що воно до чого та й як.

— Ну тоді ти потрапив чітко за призначенням. Але особливо розбиратися тобі тут ні в чому. Розумієш, всі ці душі небесні, що на Землі янголами звуться, вельми нематеріальні. Але, бач ти, до земних вибриків охочі. І з мене, древнього, всіляко глузують, оскільки через суцільні турботи в Переднебессі, немає і не може в мене бути особливих поглядів на Землю матеріальну, тоді як вони будь-якими хитрощами так і намагаються гепнутись прямісінько на твердь земну, щоби куди як більше грішити, ніж у минулі часи.

Для таких відчайдушних осіб на астроплані сім днів — як сім років, а, бач ти, дельтапланів у Переднебессі для забаганок тих спритників зроду не водилося. От і вистрибують швидесенько гуртами, анічогісінько не тямлячи. І тут же розбиваються. І таке дуже часто трапляється. Поінколи закипають пристрасті від невгамовних янголів і янголиць, але ледь тільки вони вибрикнуть в Переднебессі, як одразу на землю — зоряним каменепадом. Немовби і переліченні душі, а на збездушене каміння обертаються. А ви там у себе на землі волаєте:

— Метеорити, боліди, астероїди!..

Брехня! Це все ті, хто без мене, вівчара-інструктора з Переднебесся, до земної юдолі завітати вирішив: багато хто відразу з астроплану, ще і від гріхів минулих як слід не відмившись. Їм слово, а вони тобі три, і вже через короткий термін знов подавай їм твердь земну обітовану для всіляких гірших за колишні мерзотностей, а там вже і без них, сам розумієш... І звичайно ж, про ніякі переднебесні амортизатори і ремені безпеки вони і сном-духом не знають. Так замало того, що самі на камені обертаються, вони ще і інші живі душі собою ж гублять.

Влучить такий камінь у тім’ячко — і з’явиться на астроплані душа янгольська від чергового небіжчика. А люди не чебуреки, їм аби дозріти до смерті — тоді і в отарі переднебесній вели б себе гідно, а не блазнювали б тупо зі споконвічно дурепним “Даєш!..”

А то ще ухекає когось такий, із дозволу сказати, камінь, і пробачення не попросить, і залишиться на землі хатка на три латки, а душа без крилатки покине Землю завчасно і навіть заблукає на міжзоряному шляху. Тому що не всяку душу деякий вівчар встигне забрати до отари померлих, і буде ся горопашна душа блукати вздовж Чумацького шляху, доки не приб’ється до таких же нетямущих, і не кинеться в переднебесну революцію.

Знову ж, у небесній отарі янголів не вистачає, а мені догана за це в круту від самого Старого, бо саме я поставлений навчати переднебесні раті не просто з небес вниз головою стрибати, а вертатися на Землю вкрай ніжно, по-божому, і в людській подобі на землі проявлятися. Покірні навчаються довго, і, як належить, бездоганно; спішні ж — хоч і не камінням на землю геп-геп, а все одно прагнуть не людьми вислизнути. Ти такому тисячу раз торочиш:

— Ніжненько, дурна твоя макітра небесна, через лоно жіноче, через лоно, теплими водами оповите, — а він тобі на те з Переднебесся буц-туц... Та вже не людиною, а вороною.

Де й обличчям прямо об камені чиркнеться, ще й недолюдським, янгольським, і обдере те обличчя, і зітре його до потилично-черепних кісточок — і на тому край. У такому вигляді ніхто його в люди не випустить.

Або от ще: ледь лиш від життєдайного патрубку в пуповинні повітря ковтне, як зараз же
тобі поспішно і закряче. А йому ж сказано було, дурню, що в плаценті материнській не крячуть, а осягають ауру людську через лоно материнське. Ось і хапаєш таких башибузуків, і витрушуєш із людських подоб.

А з іншого боку, вони вже ніби й не янголи, тому що і пики в них порепані, і пельки поземному галасливі. Думав я довго над тим, що з цією некорисною братією робити. Хотів був на усипку та на утруску списати, та тільки сам Старий через Допотопного янгола наклав на мене анафему, через яку навіть янгольський німб збочило, і наказав мені той янгол зі Старим у безплідну полеміку не вступати, а за порадою старших же начальницьких серафимів приборкати молодших поплічників і будь-яким чином безглузде становище виправити. От я і виправив.

Подивись: тільки де містечко, тільки де село, тільки де стріха над хаткою випнеться понад землею — як там же, поряд із житлом людським, обов"язково віднайдеться зграя недолугих ворон — безглуздих, дурепних, галасливих. Ледь ті крулі закрячуть — хоч вуха воском заливай. Навіть нам тут, у Переднебессі, просто лихо з барабанними перетинками. Це від того, що вони, ворони, всі до єдиної, мене ганьблять за ненабуті ними людські подоби.

А тільки війна, вони ж перші ще живим та теплим очі до смерті викльовують. Але і люди до них, прямо скажу, теж ідуть не з ласкою. Тільки де голод, руїна — найперш саджають на рожен ворон і, хоч плюються, а з"їдають до кісточок. А Старого від всього цього просто нудить.

Адже він знає, що і люди, і ворони — з єдиного янгольського Переднебесся, та тільки жодній душі страхувальних ременів із парашутами не видасть. Так, видно, у нього споконвіку повелось, а тому от все так і розв´язалося: вертаються на грішну землю трояко: хто змертвілим каменем, хто крякаючим вороном, хто істино людиною.
Мені ж залишається звичайна повсякденна служба — навчати, наставляти, врозумляти за повним курсом, але тільки доти, доки всякий для себе самого на Землю дороги не вибере.

От я тобі й кажу, добродію екскурсанте Київський: при пробудженні ніколи різко не скрикуй — бо цілий день прокрячеш. А тим більш ніколи баско спросоння не вистрибуй з-під ковдри, а то гепнеш мимо домашніх капців об підлогу маслаками, немов насправді кам"яний. А більше — що казати... Перш ніж прокинешся, раз і назавжди попрощайся зі мною і посміхнись цій казці. Як і всяка казка, до часу втішить вона тебе і забудеться. Якщо тільки не стане правдою через твою необережність.”

...Я розплющую очі. За вікнами стукотить у скло великий старий ворон. У дзьобі в нього крихітний камінчик. Я несподівано показую воронові язика — і той від здивування кряче, випускаючи камінчика, що настільки ж зненацька летить, час від часу кресаючи об стіну і креслячи яскраву смугу до самої землі.

В цей час тротуар підмітає на добрячому підпитку двірник Трохим. Камінчик падає за два кроки від Трохима і, не помічений двірником, залишається лежати на асфальті.

Вересень 2000 р.

#велештылвелд

Пикарески из Поднебесья, гл. 1,2

 

• Ещё не так давно у меня был друг. Дружок-пирожок помазанный. Пьющий, пишущий, курящий. Курил всякую дрянь. Иногда я её для него покупал. В киосках. При этом, как водится, утешал… Прилукская Прима. Её в золотых мундштуках курит королева Англии. Но в меру. А ты, Лёпа, без меры…

Жить вечно – бесчеловечно, отвечал мне дружок и принимался писать запоем всяческие рефлексии, афоризмы, эфимеризмы, и даже поху#змы случалось. И о том, что племя наско вырубило древесные плантации гуаранго, и грянули дожди, и смыли пустыню Наско до парящих в притык с космосом птиц….

Птицы покаркали, и вслед за тридцатью годами ливней и ураганов пришло тридцать лет засухи и полнейшего безветрия. Оттого племя наско и вымерло. А дьявол из глубин космоса прислал на землю Маршала Эплвайта – эдакого Страшилу Белое яблоко, а к нему в комлект Гитлера и Шако Асакуру. Вот только про пришествие Путина дружок уже не узнал. Оттого что помер.

Но до того, как это случилось, спорил с Гегелем, дружил с Гегелем и грузил Гегелем. И оттого слыл гегелианцем и гегелеманом. Но был евреев и оттого к гегалеманству относился настороженно, и случалось, перепимши, бился головой о кухонную батарею. Делириум однако…

Дело привычное и даже очень для нашенских мест извечное. Батарея и по сей день на месте, а Лёпина голова в дребезги. Тем не менее, святой Пётр пропустил его в Рай к Гегелю…без разговоров. А о чём говорить? Теперь бы только куражиться – вот он Гегель истинный рядышком!

А хрень! Ведь отныне не пить, ни курить, ни смачно лысой башкой о чугуний батареи удариться, вселенская тоска, всемирная гадость прозрения… Эмпедокл, тат тот от этого на электроны распался, а Софоклу и того мало – на кварки его несчастного разнесло, а с Рая его тем не менее заново на Землю уже не пускают.

Раритет, говорят, редчайший. Вот и Лёпу на инкарнацию не зовут. Хотел встреч с Гегелем – получай заместо всяческой гельштат-терапии…

2.
Был у меня прежде школьный приятель – Юрок… юрОк был, хлипок и неухожен. Он мне бывало: жид на верёвочке бежит, а я его за такие слова шибко обидные – цап за рубашку! А рубашка на Юрке гнилою была – не первой и не второй носки…

Потянулась и лопнула – в трех местах… За папу, за маму и за того дятла, что жидовствовать обучил. Тут уж Юрок меня пятернёю всей за лицо, а я ему наотмашь по ксилофону зубов в ответку. Ррраз, и зуба у Юрка нет… Два – слёзы… Три – контрольная – дай списать, говорит: арифметику за зуб, алгебру – за два, а геометрию на трояк.

Хоть и не эвклидова она, а такая себе планшетно-планетарная – геометрия Платона со всяческими древними мегалитическими блоками и сооружениями и со всей мировой сеткой энергетических координат.

Завуч, бывало, спрашивает, не с яблочками ли совхозными ворованными она. А нам что с Юркою отвечать: ворованными… Моя еврейская Тойбеле стыдит меня привселюдно, а юркина профурсетка, мамаша которая, давай его этой сеткой по тощим ягодицам отхаживать – хлобысть, хлобысть да ещё трижды по три хлобысть! Аж сережки у неё в ушах по-пролетарски трясутся, да Тойбочка уже едва у неё ту сетку проклятущую отбирает. Тоже, скажу вам, не по-царски…

Обе от той поры при встрече, ей Готоню, боевыми курицами мне иногда казались…. Так что досталось Юрке и за древние блоки, и за египетскую иеригацию, и за Платона, и за яблоки…

Не выдержал Юрок этих мук с мировой сеткой-наседкой и подался в маляры вместо всяческих ПТУ. Со временем прикупил Запорожец, прикупил Жигули, прикупил Москвич и лэндровер, женился и вставил полный рот моднецких фарфоровых зубов – каждый с блеском, что свеча зажигания….

Тут только бы дальше чего прикупить, а он взял да помер, как валиком в краску со смертельным колером макнул. Да так и не вымокнул.

Ну вот, встречает его у райских ворот тамошний плутоватый хозяйственник – святой Пётр с ключами от выгула по местам вечного блаженства. Ну так вот, там за воротами – Рай, но у Юрка, как видно, не та аватарка. А здесь, вокруг Рая – самодвижущаяся стена – у райских ворот огненная, а чуть дальше – от сотворения мира не отштукатуренная.

Нанимаю, говорит Юрке.
Бригадой что ли?
Неа, бригадой шаромыжничать будешь. Самподряд, говорит, берешься?
Неа
Берись!
А как же райские кущи?

Не для тебя. Вреда особого не творил, ксенофобничал, однако… Но вот закрылки с перепонками выдадим. Перепонки закрылков, правда, из воска Дедалова - чуть к солнышку воспаришь, тут же воск и обмякнет, чуть возомнишь себя Богом и тут же прямиком в Ад полетишь, а чуть остановишься от трудов праведных – воск ссохнется и опять же в Ад улетишь….

А как же я выживу.

Трудно сказать, здесь не земля. У нас не выживают, а воспаряют… Правда, кто выше, кто ниже, а кто и нижайше… Но ничего… Никто не жалуется, ведь у каждого впереди вечность. Да ты, Юрок, шибко не дрейф. Только кисточку не забудь. Вот выдаю. Раз и навсегда. Распишись…. Пфу ты, промакнись, проклякснись что ли… Лады.

А как же с красками быть? Что краски… Облако в свою бестелесную сферу отжал и ко мне – я, где небесной лазури капну, где золотой пудры сыпану от щедрот хозяйственных. Глядишь и мне Рай в цвета своей земной Орияны раскрасишь. Забыл только спросить, ты хоть патриот или как?

Вроде бы не был… Будешь…

И Юрок стал. Правда, не сразу… В вечности, чтоб патриотом сделаться иным и одной вечности не хватает… Всё вторую, да ещё третью требуют, а Юрок безропотный. Он уже и облачко отжимает и на святого Петра с наездами, мол, обещал краски – снабжай! А у святого Петра краски под настроение…

Но Юрок уже точно знает свою жовто-блакитную гамму. И без красок к бесконечной райской стене даже не приближается. Хоть и отдыхать что толку, когда ни зубов уже никто на пробор не возьмет, и рубашку смирительную гнилую никто на его не обует… и тем более не рванёт! Правда не будет у него больше и тачки на прокачку, да и нужны ли они на небе, где без них от ангельских фаэтонов тесно.

Сюр, казалось бы, но недавно Юрка бригадиром назначили. И подрядили к нему две тысячи молодцов из десантуры имперской, заблудившейся в Донецких степях между терриконами в границах АТО. Видно АТО для них вышло не то… Про себя только и талдычат… И слева нас рать, и справа нас рать, и битвою мать…. Одним словом, рассейская десантура… 

Всё растёт и растёт племя новых работничков – в Рай их ясен пень не берут, а в Аду - вечные фичи…. Вот и пожалел их святой Петр и при райской стене пристроил… С подкрылками… Правда, говенными… Из душ безучастных. Потому, что воск, дело такое, одного божьим духом питают, а иным – всем прочим в ад, в ад, в ад дают направление…
А Юрок уже и не помнит, в каком поколении сам был евреем, а в каком просто быдлом артельным, краски перетирающим для Дионисия и Андрея Рублёва….

#велештылвелд

БАТАЛЬОНЫ В РЕЖИМЕ ПАРТИЗАНСКОГО ДРЕЙФА... Кто виноват?!

1.
Моё горькое мнение - в апреле-августе 2014 г. соглашетельное перед РФ пропутинское командование украинскими вс просто перемалывало патриотические народные батальоны...

прочистка украинских городов и весей перед реальной путинской интервенцией... цена вопроса тяжелая бронетехника. Её нет, есть дают - не дают, врут, поджигают, сжигают на складах, говорят, один бокс два-три танка. Просим всем журналистским Киевом сколько танков уничтожили все мы украинцы у путина и его террористов, сколько бэтээров, сколько большегрузов, какие танки по типам, какие типы артиллерии... ноль инфы...

и вот здесь собака порылась! нет и обратной инфы сколько нашей аналогичной техники потеряно, сдано сожжено, оставлено, разбито... нет инфы. а ведь эта война бронетехники.... мы имеем преступное молчание... нацию ведут на заклание?

в Киеве распускается слух, что у нас всего 65 танков, в Харькове распускается слух, что забит на горшок завод Малышева, во всем винят народные батальоны, выбитые в пушечное мясо...

два-три батальона выбиты уже вчистую. Их не вернешь... господа державники, матов нет! определите характер войны технический... живые локации без бронетехники это консервы из патриотов! тогда и в совковом уставе страны введите право комбатов оценивать ситуацию, и если она грозит гибели более чем 50 процентов личного состава, передавать на тупое бесполезное сос, а новый позывной ПЕРЕХОДИМ В РЕЖИМ ПАРТИЗАНСКОГО ДРЕЙФА - прочую вчерашнюю тактическую чушь немедленно останавливать на законодательном уровне...

2.
Слово о социальном журналисте Евгении: женя всё время врёт, подначивает, ёрничает. Из друзей не удаляю. Знаю, что не враг, но где денег брать крупнейшему интеллектуалу. Не допускаю и мысли, что подломился под сепараторов, но вижу какой ценой приходиться выживать 200 тысячам киевских интеллектуалов... полусгнившие овощи - лечо, пельмени и те не по зубам... вот разве равиоли по 13 грн. за кило, вечно квелый вторпереработки хлеб, а денег... где брать...

Вот, сцепив зубы, и ёрничает... благо, что ещё по-киевски не клянет власть... мудр и терпим, но раздражает неумением до конца подломиться под очередной танец судьбы.... рано или поздно фронт грозы пройдёт.... нельзя таким как он забивать рты.... но интеллект этих людей силен, а значит временами страшен... терпите... у нас ничего более нет... и всё же, так и хочется сказать ему по-дружески без дефиса но сквозь зубы,

Женька, да заткнись же ты, наконец... это ладно, что ты пока сцеплялся с Тимуром, а не с национал-идиотами, которые никуда не делись и греются на народной беде. лучше бы ты херил сук яворивских, ведь опять это блядво рвётся в вру... вот когда тебе будет полный киздец! женя, и последнее...

БЕЗОПАСНОСТЬ СТРАНЫ А НЕ ТВОЁ ГОВЕННОЕ ЕРНИЧЕСТВО СЕГОДНЯ ПРЕВЫШЕ ВСЕГО!


#веле штылвелд

Последние ратники Неба

1.
Бегущие по лестнице, страдающие свято –
облыженно сподвиженный священный капитул…
А там перед мадонною стоит карбонка злата,
и перед сей мадонною троещинский шум-гул.

Вода артезианская из скважины сочиться.
Здесь принято не ёрничать, здесь следует молиться
слезой земли отточено – за мирный в окнах свет,
за хлеб земной, испеченный в золе нелёгких лет.

По Вере и по Памяти – знамение Христу -
триперстия с посвятою здесь слышны за версту -
украинцы здесь молятся за мирные околицы.
За родину их крест – под дивный анапест.

2.
Они обнаружились в Ведах - последние ратники Неба:
Отныне для них Внеземелье – изорвано бликами Феба.
А тот в Фаэтоне кровавом уже не простит им Земли -
великой, могучей, в оплавах нелепой нездешней войны.

Не много ли впрямь страстотерпцев с оружием гнева в руках -
джидаев, козлов, отщепенцев, ведущих разделы в мирах?!
Но здесь – на Земле, подле Рая об этом никто не просил:
средь храмовых мест Орияны встал буйный покров-травосил.

При вечных сакральных изъянах, довлеет над всем Орион.
Оттуда и зов Орияны пробился сквозь ретушь миров.
Прошел через мира подпушку, сплошь в избах на дальней опушке,
сквозь тантры колдованных слов - на счастье, на жизнь, на любовь.

Три Храма в извечной основе в раздрай на планете Земля.
Здесь боль Атлантиды не внове, трехрамье пронзает война.
Кассетных снарядов разрывы на путинский блеф заведён,
а некогда Храмы сводили каскад свой в один космодром.

И жили у Храмов когда-то народы священной поры -
жрецы и целители в латах воителей древней земли.
Пришельцев они почитали на запах, на выдох, на звук
за то, что открыли скрижали землянам от вещих наук.

Но вдруг обнаружились сколы и боль воплотилась в веках -
бездушного знания школы взошли на земле в плевелах.
В разрушенном ядерном тесте Трехрамья ушли навсегда,
остался лишь Бог триеперстный в обличье страдальца Христа.

Хоть трудно вот взять и проверить – доверие выстрадал мир,
Христос Орионом отмерян, Христос Орияной храним.
Пришел он на землю без лоска, и прожил на ней не скопцом.
Трихрамье истаяло воском в руинах былых городов.

И только извечные муки терзают нас в памяти снов -
да чьи же мы, Господи, внуки, потомки… Куда мы уйдём?!

#велештылвелд