- В качестве неожиданного предисловия к рассказу обо мне моего литературного и армейского друга Юрия Контишева:
Потребовалась Всеукраинская перепись населения 2002 года, чтобы впервые я честно записать себя не украинцем, а евреем. Но дело даже не в этом и не только в этом. Даже не столько в этом....
Все сорок пять последующих лет я только развивал в себе свои же прошлые комплексы. Заметил их в своей книге и Сергей Чирков. Так что дело не в культе личности, а в пожизненном почерке маленького человека,пока он не станет прочерком. Очень прошу, читайте.....
С уважением, редактор блога Веле Штылвелд
- КАК Я ПРЕДАЛ АРМЕЙСКОГО ДРУГА
Когда я ушёл в армию...Нет, не так! - Когда меня призвали в Советскую армию, то направили в ШМАС. Это - такая учебка в авиации, где учат крутить гайки на вертолётах и менять масло в самых неожиданных местах. В смысле - менять отработавшее маленький срок масло на совсем свежее, дабы упавший вертолёт не послужил причиной "казни" нерадивого авиамеханика. В те времена масла не жалели.
Позже я прочитал Войновича, где с радостью очевидца нашёл до боли знакомого мне Чонкина. Это был, конечно, собирательный образ.
Руку Чонкина я встречал на крупе лошади, вывозившей кухонные отходы в одном гарнизоне.
Ногу Чонкина, обутую в сапог без портянки, я встречал в другом гарнизоне.
Голову Чонкина я встречал на плечах молодого прапорщика в херсонском вертолётном полку, который полдня блукал из эскадрильи в эскадрилью с пустым ведром в поисках менструации, срочно понадобившейся другому молодому прапорщику для замены в хвостовом редукторе вертолёта Ми-6.
Но вернёмся к НАШИМ баранам. Пардон! - К нашему набору новобаранцев. Тьфу ты! - Новобранцев!
У нас в учебке был многонациональный состав: украинцы (в основном), русские, греки, евреи и евреи... других национальностей.
Были западенцы, киевляне, белгородские (я и Вовка Мурахин) и несколько коренных ленинградцев. Забыл сказать, что учебка была дислоцирована под Ленинградом, возле Ломоносова, в пгт. Лебяжье близ Балтийского "моря - по колено". Ой! Здесь я выдал кучу засекреченных данных! Особистам не читать!
При первом знакомстве с "личным составом" сержанты, как прожжённые покупатели, выбирали музыкантов, художников, писарей и прочих творчески полезных личностей. Вовка Мурахин изумительно исполнил матерные частушки и его талант тут же спрятали где-то в кулуарах.
Я исполнил "Танец маленьких лебедей" на провинциальной семиструнке и был со стыдом повержен киевско-ленинградскими битломанами на продвинутых шестиструнках. Потом я задолбался постоянно перестраивать семиструнку под шестиструнку и пришлось переучиться на блатные шестиструнные аккорды, напрочь забыв классическую игру по "семиструнным" нотам.
Потерпев фиаско на "угадай-мелодии" , я записался на солдатскую пляску, где давали дополнительный паёк в столовой. Благо, что у меня в запасе была "золотая" медаль за русское исполнение лезгинки с кинжалом на Кавказе, во всероссийском пионерском лагере "Орлёнок" в Туапсе.
Но это - отдельная история моей небогатой тогда биографии.
Кстати, в этой столовой кухарка виртуозно показывала нам, молодым солдатикам, композицию, собранную из спичек. Композиция изображала половой акт и двигалась при нажатии в определённом месте.
В солдатской пляске я успешно солировал с поспешно разученным "ползунком". Это - что-то вприсядку с поочерёдным выкидыванием-выстрелом ног в сапогах вперёд, в зрителя. К счастью, сапоги были фальшивые, то есть, лёгкие, пошитые из тонкой кожи, а не солдатская кирза. Иначе пупок развязался бы при первом же выстреле.
Но этого занятия для занятия соответствующей иерархической ниши мне показалось мало( простите за тавтологию!) и я подрядился сконструировать чудо тогдашней электроники - экзаменатор. Не смейтесь! В 1973 - м году это было ещё чудо.
Здесь пора вводить в повествование основного виновника этого рассказа - Витю Шкидченко. Сразу на ум приходит фильм "Республика ШКИД", который мы сто раз смотрели в интернате. Я - в Старооскольском, Витя - в Киевском.
Витя был теоретиком этого проекта и сплетал невесть откуда взявшиеся в его голове реле, провода и прочие электронные элементы в логическую схему, постепенно переходящую в электрическую. Среди специалистов она называется "принципиальная схема".
В принципе, это не вызывало у меня особого удивления, так как я с детства был фанатом всяческих радиосхем и хорошо их читал безо всяких очков, а Витя носил огромные очки и выглядел вполне законченным интеллектуалом.
Наш тандем выглядел гармонично. Витя был теоретик, я - практик.
Он даже паяльник в руках не умел держать. Зато - в голове!
Витя был оригинален во всём. Первая его "засветка" перед ротой вызвала насмешки всех и моё искреннее удивление: "Зачем так выпячиваться?" Перед строем сержант строго зачитал перечень предметов, разрешённых для хранения в прикроватной тумбочке.
Витя выпендрился с вопросом: " Можно ли ему, в виде исключения, хранить в тумбочке ещё тетрадь для стихов?"
- Каких стихов? - опешил от такой наглости сержант .
- Собственных! - скромно, но гордо ответил Витя.
- Н-н-н-у... разрешаю! - сказал интеллигентный сержант, демократичный после матерных частушек.
Рота дружно заржала. Особенно запомнился рослый водолаз-западенец с красной мордой. Второй раз он заржал, когда на вопрос "Кто украинец?", Витя быстро поднял руку. Вместе с водолазом.
Витя мне напоминал Чарли Чаплина и, немного, Швейка.
"Нечто" интеллигентное, в очках, ноги "врастопырку" с вечно "пустыми" сапогами (то есть, без портянок, на босу ногу), так как ничего не успевал и везде опаздывал. Он, как бы, специально нарывался на конфликт с окружающим миром: с сержантами, сослуживцами, уставом воинской службы, с собственным желудком и другими системами жизнеобеспечения.
Но первые его слёзы увидел я. При собирании схемы экзаменатора я обнаружил, что он работать не будет, так как "контакт одного реле сработает раньше и обесточит прохождение сигнала по контактам конечного реле."
Витя расплакался от лопнувшей идеи, но через два дня принёс другую схему. Я её опять забраковал. Наконец мы "родили" шедевр и на нём успешно и с триумфом закрепили табличку автора-рационализатора... сержанта Ляховецкого Бориса Батьковича (отчества не помню). (точно помню - Наумовича, еврей из Саратова - Ве Ша)
Немудрено, что "автор" после этого взял Витю под свою опеку.
Я же тщетно пытался лоббировать свои интересы в неравной борьбе против ретивого служаки-украинца, ещё вчера укрывавшегося со мною одной шинелью, Коли Кононенко. Коля с садистским солдафонским наслаждением ефрейтора, отрабатывающего первую лычку, раздавал направо-налево всяческие взыскания, наряды вне очереди и тому подобные прелести кнуто-пряничного ассортимента.
Однажды Витя покорил меня ( и, как мне казалось, всю роту) своими глубочайшими знаниями в вопросах арабо-израильского конфликта. Он так долго с упоением на политзанятиях освещал эту тему, что мы чуть не остались без обеда.
После этой бесподобной "фултонской" речи украинца Вити Шкидченко антисемитские настроения в западенской части роты перешли в новую фазу.
Началась длительная эпоха холодной войны.
Наконец пришёл день, когда сержант Ляховецкий собрал роту для обсуждения "так называемой, высосанной из пальца проблемы Шкидченко".
Я в ту пору уже считался закадычным другом Вити, доверительно читающий его "запретную" тетрадку:
" Я сегодня целовал твои глаза.
Ткало солнце над землёю вечер.
Уходили в небо облака
и твои чуть-чуть дрожали плечи..."
.
После дворовых блатных семиструнных песен это мне казалось настоящей поэзией, но... перейдём к прозе!
Первым выступить в защиту Шкидченко сержант Ляховецкий предложил мне.
И тут начался АКТ Предательства Друга.
Я, воспитанный интернатовским Кондуитом, сразу попёр в Швамбранию и занял сторону коллектива. Начал что-то мямлить про Витину неадекватную реакцию на шутки, подтрунивания и приколы, обращённые в его сторону, что надо, дескать, относиться с юмором и самоиронией к "издевательствам" сослуживцев, что это всё ерунда и не стоит "париться".
Разочарованный сержант попросил выступить других. После шквала обвинений и нападок на Витю, полного разноса его выпендрёжно-чаплинских замашек вдруг, неожиданно, встал Саша Полынько, здоровый слоноподобный будущий сержант.
Для меня это был гром среди ясного неба.
Саша полностью в пух и прах разнёс мою концепцию и обрушился с обвинениями на весь " дружный воинский коллектив".
Такого стыда и самоуничижения я не испытывал больше никогда в жизни. Я краснел, я бледнел, я потел и раскаивался.
Моральный облик Саши Полынько вознёсся до Пика Победы ( это - что-то типа Олимпа на Джомолунгме), а я пролетел вниз, мимо уровня городской канализации, прямо на дно Мариинской впадины.
И меня не утешил потом более поздний рассказ Вити о том, как этот моральный Пик участвовал в групповом изнасиловании пьяной соседки по купе, вкупе с другими голодными солдатами , ехавшими к новому месту для несения почётного долга воинской службы. Простите за неуместный каламбур!
Осталось чувство вины на всю жизнь.
Перед своей совестью?
Перед Витей?
.
* * *
- О МОЕЙ ФАМИЛИИ
В детстве меня часто дразнили из-за моей фамилии. Она была не очень Иванова. Не очень Сидорова. И, даже, совсем не Петрова.
Она была - "Ко`нтишев"!
С ударением там, где я его поставил. Вернее, НЕ ИЗВЕСТНО КТО поставил.
Ещё до меня.
Дразнили меня по-разному, но без особой фантазии: "контуженый", " контя", пожалуй, больше и не вспомню. Ещё дразнили за внешность. За конституцию. Мы, два Юры, сидели за одной партой. Я был худой, он - толстый. Юра - тонкий, Юра - толстый. Дальше вся фантазия расточалось на моего соседа : и жирняк, и жиромясокомбинат, и ещё чёрт-те- как.
В армии я был Юра Чёрный, потому что был ещё один Юра-земляк с белыми волосами, Юра Белый. Сейчас отвлекусь.
Однажды я стал Юра Зелёный.
Случилось это после отбоя. Все легли спать, а я надумал побриться, чтобы утром не торопиться. После бритья я попросил у соседа одеколон.
Нащупав в темноте какой-то флакон. я обильно им помазался. Благо, что темно и чужое.
Утром вся рота грохнула от смеха - оказывается, я намазался зелёнкой.
И, уже обильно используя - опять чужой! - одеколон, я из Фантомаса постепенно превратился в обычного бойца.
Но фраза " Юра Чёрный стал Зелёный!" долго вызывала смех соротников.
Вернёмся к моей настоящей фамилии.
Знакомый прапорщик, прочитав на внутренней стороне моей фуражки аббревиатуру моего ФИО - "КЮВ", долго обзывал меня "Кьюв".
Но, более всего и изощрённее мою фамилию коверкали в официальных органах и учреждениях: то - Коньтишев, то - Кони`щев, то - Конти`шев, то - Конти`щев. Очень редко меня правильно произносили и "ударяли".
Позже, когда я стал писать стихи, я часто пользовался приёмом нового словообразования из имён и фамилий всяких знаменитостей при создании своих опусов: "Под пьедесталом я, поэтом непрославленным, лежу раздавленный, Булатом Окуджавленный."
Или - " Царь, Айседорой об`Есенин".
Или - "Гангнусно гундосят...".
Это, видимо, очень обидно для упомянутых знаменитостей, но я искренне полагал, что это - творческие находки.
О лишнем мягком знаке в моей фамилии. Случай в институте.
Преподаватель, при первом знакомстве со студентами по журналу, попросил вставать и поправлять , если он неправильно прочёл фамилию.
Я, наученный горьким опытом, сразу же чётко обозначил:
"Контишев! Чисто русская фамилия! Без мягкого знака!"
Следующий за мной студент не упустил возможности постебаться:
" Кузьмичёв! Чисто русская фамилия! С мягким знаком!"
Когда моя сестра Татьяна училась в Воронежском Университете, один преподаватель её постоянно доставал тем, что по правилам русского языка такой фамилии не должно существовать. Заверения сестры, что "вот она! В паспорте! И у отца - такая же! И у деда - такая же!" на профессора действовали, как аргументы несмышлёныша.. Он упорно стоял на своём. И, таки, да!
Когда сестра провела предварительные исследования и поиски этимологии нашей фамилии, то оказалось, что она искусственно созданная.
Выяснился такой факт, что в 19-м веке наши предки: граф и управляющий его имением где-то на Урале породнились. Для молодых решили объединить свои фамилии в одну.
Что с чем соединилось выяснить уже сложно, но есть предположение, что объединились фамилии "Конти" и "Телешев". И ударение, поэтому на Ко`нти.
Наверное, стоит гордиться столь "голубым" происхождением, но, в известные времена, это всячески скрывалось.
Смотрю я на свои руки. Явно - не рабоче-крестьянские!
Ими бы на скрипке играть, да не обучен. После 8-летки- интерната научился во дворе играть на семиструнке. В армии освоил пианино, ионику, синтезатор.
Но, по-прежнему, умею "крутить гайки" на вертолётах-самолётах( теперь и на автомобиле), ремонтировать любую электронную технику от телевизора - до секретного радиолокационного прицела.
А нынче вот - стихи.
А прямо сейчас - прозу.
Пишу карандашом на чистом листе.
Ручкой плохо пишется после елозания графскими руками с голубой кровью в венах по белой бумаге.
А прописью моя фамилия пишется так: "контишев" - не получается прописью! Попробуйте ручкой в сторонке!
Получается ровно десять палочек в середине фамилии.
Некий частокол, плетень, забор.
На сим и прощаюсь, уважаемый читатель.
С графским приветом из-за плетня
Юрий Контишев.
