Андрей Беличенко: Афродита Омега

1

я приехал сегодня в Хайфу

здравствуйте, пляжи, мне – 17

я изучаю прибой всех умов

и вОлны, разлитые в море

стадами овец на холмах

это – Всесвит, се мой мир

куда я явился учиться

а вышло – любить, сказать всё

по порядку не в жилу, когда

извилин меньше, чем лет, а их

тоже не разгонишься, но я улетел

один – мы познакомились

прямо в аэроплане, при ее папе

который был белорусский еврей

а я – украинский русский, не важно

2

она страдала сердцем и немного умом

за свой избранный Богом народ

а то, что и я страдаю сам в себе

ей было всё равно – война тоже

начинается не сразу, как и отношения

я чувствовал себя алгебраической группой

находящейся в полном распоряжении

изощрённых фантазий математика

ну да, она поступила на математический

и наши общаги стояли окно в окно

ведь я планировал учиться на физическом

ах, это уже полная проза…

3

потом началась Ханука, сезон дождей

а на зимние каникулы она подалась

на родину, я же остался ориентироваться

на местности – тем более, что папа моего

однокурсника подрабатывал в такси

мы просачивались сквозь кордоны арабов

словно капли дождя в пустыне Негев

мир открылся мне своим интимным местом

но я был еще не готов, мне было страшно

впрочем, глаза не замерзают и не горят

я просто смотрел по сторонам, не зная

что выбрать – ясно только, что дом свой

я уже потерял, немного было досадно

а что приобрёл? ничего? передо мной

расстилалась вся моя жизнь, и солнце

будущего слепило мне глаза

4

так я и ехал, прямо всё время

как это двусмысленно: время прямое

и если идти по нему таким, какое оно

есть, не исключено, что остановишься

где-то, куда всё-таки исчезает Айсберг счастья

что, оторвавшись от Арктики не рождённых

величаво вступает в чистые воды Океана

и все знают, что до экватора ему не доплыть

неудачный брак, слишком ранний, чтобы

решить вопрос о смысле жизни, и сама

эта жизнь, чаще унылая, комната, всегда

одна и та же, куда входишь Бетховеном

а выходишь ничтожеством – что делать

здесь с – Душой?

5

один с ней я не справлюсь, тем паче

что как мне узнать, реальна ли она вообще?

но разум вряд ли поможет

как мне подсказывал сам разум, пока не

попал в свой же тупик, я отпустил такси

и осмотрелся – передо  мной было

столько же стен, сколько раз я

смотрел вперёд – натыкаясь на препоны

я отпустил домой и свой разум

и подумал душой, что стена

это и есть Бездна, очень многие мои

хорошие знакомые к месту и нет

разменивали свои мысли словом

«бездна» – звучало пошло

я хотел спрятаться и от своих приятелей

и от своего языка, в надежде на новые

мысли, а они все были оттуда

6

на самом деле моя история очень простая

Евро-Майдан начал с того, чем кончил

Майдан Оранжевый – бедлам пополам

с дискотекой, сладкий кусочек и для

политиков, и для ди-джеев, но какое счастье

видеть первые дни Революции – как Рай

у райкома – но когда

я узнал, что она странно пропала в нём

именно там, где мы верили в Счастье

просто  растаяла в морозном воздухе

мир неожиданно сузился до экрана

моего планшета – я ее звал и умолял

найтись, я знал, что, если она еще есть

я услышу хотя бы ее крик о помощи, но в системе

Интернета не осталось ни одной родной души

а все остальные были для меня мёртвые

7

и тогда я решил разобраться сразу во всех

мировых религиях – попросить совета

у ее основателей, начал с Христа – благо

до Вифлеема путь короче, чем до Освенцима

я увидел скромный пейзаж и такой же храм

и поверил Апостолу, папа друга выглядел

невзрачно, говорил скупо, но с ним мне хотелось

быть добрее, я хотел, очень хотел ему понрави-

ться, не знаю, почему? – я ведь не подарок

мне очень хотелось что-то сказать, всё объяс-

нить, чтобы она услышала и вернулась

я и не помнил уже, когда в последний раз

говорил хотя бы со своим консьержем

как же подойду к Богу? как Ему скажу?

но если молчать – можно окончательно

сойти с ума, стать животным и пропасть

в лесу – ночью я собирал грибы

8

я рассуждал нехитро, ведь с Неизвестным

опасно лукавить, я думал, что если она исчезла

то властью над нею теперь владеет Бог

Который стоит на Входе в мир тот и этот

а потому Его мне нужно знать, я жаждал

Бога больше, чем, если бы был богословом

или жил в пустыне, как аскет – конечно

мне нечего покуда было сказать моему Богу

в основном меня хватало только на вопросы

но знал ли Он о моей девушке, не успевшей

узнать о том, что она – моя? и что

Бог знает о живых, когда всё для него Ничто

куда в итоге сходятся начала и концы

и важен только промежуток между ними

а значит, тут уж не до завтрака на обочине

9

тогда-то я додумался, хотя был уже на грани

сил земных и водных – я понял, что надо

сделать паузу, и президент мой прав

надо отойти от ямы и выпить чай, а после

подвести черту под мировой историей

и всем сказать – «theend», какое отношение

имеет, сами посудите, мытьё пола к поиску

внеземных цивилизаций? с этого часа

я принялся рьяно искать дырку в полу

чтобы скрыться отсюда, а попав в новый мир

тихонько, как тайну, вытащить пробку

и пусть время течёт, как река

но уже – в Пустоту

10

к утру моя цель созрела, оранжевое

солнце Армагеддона уже застилало

мне воспалённые мозгом глаза, я

видел самое великое Ничто – и

слышал звуки последней Битвы

вместе с человечеством должно навсег-

да исчезнуть классическое искусство

этот компромисс с учителями и дань

любви к собственной бабушке, но

и современный язык, болтавшийся

между ног технологического прогресса

занося вирусы безумия то направо, то налево

тоже меня не устраивал, грозя окончательно

превратить меня в неврастеника – я ждал

когда выльется вся грязь, и потекут

алмазы

11

из Киева приходили противоречивые

известия, мир менялся быстрее моих

планов, а мысли застряли в том дне

куда я пал, ее потеряв – мне казалось

что больше я пропал, чем она

я считал ее своей жертвой, страдая

от сознания того, как спокойно

я похоронил ее на дне Майдана

и покончил с ней, не узнав, кто она в реальности

такая, как будто полёт домой превратил

ее в мираж – но вместе с ней, наверно

похоронил я и свою мечту – свою идею Бога

и вот мне не осталось больше ничего

как заново родить Его и всё начать

с белого листа, весь мир, всё время

12

за какую-то неделю я превратился

в человека в футляре, я ходил в резиновых

сапогах, в куртке с капюшоном, а поверх

укрывался еще прозрачной клеёнкой

и украинским флагом – меня легко

можно было принять за бунтовщика

с Майдана, но, разумеется, в Хайфе

я выглядел, скорее, как ортодоксальный

еврей, что, впрочем, мне было по барабану

который я носил, естественно, в рюкзачке

вместе с романом Грасса и планшетом

я существовал заведомо в прошлом

и настоящее мне стало, как общага

переночевал – и вон

13

дырку я так и не нашёл в заборе

не то, чтоб сбежать, но хоть заглянуть

в запределье, луч оттуда рассеивался

вокруг меня радугой, делая стену

цветастым ковром – если она стала

моей жертвой Богу, то она и была

для меня настоящим Христом, бедная

рифма, простите, я вообще жалок весь – но

был ведь и Будда, он сменил разговор

в пользу несчастных, и я его уважал

ведь с недавних пор и сам стал

битником и несчастным, к тому же

меня донимали жуткие головные боли

и общая слабость, я держался только

на сладкой водичке, которую наливали

бесплатно возле центральной синагоги

плюс опять нашару ритуальные торты

секты сознания Кришны – так собирая

объедки со столов мировых учителей

я мог продержаться до следующих

каникул, иногда я думал, что встречусь

снова с ней там же, где и в первый раз

и наши самолёты узнают друг друга

раньше, прежде чем мы умрём

от радости встречи

14

но не судьба, я случайно встретил ее

папу, и он сообщил мне, что пока

революция не кончится, ждать добра

не придётся – я и не ждал

больше ее, боль ступила мне мозг

с печалью я готовился к своей первой

сессии, понимая, что вряд ли ее сдам

раз уже забыл, была ли она первой

а о ней… – что по-настоящему

я так уж знал о ней? не больше

чем о жизни, и не меньше

чем о грусти, всё пошло наперекосяк

стоило мне заикнуться о Боге

о том, что Главное не говорит

зачем же я болтал?

15

где же я это ошибся в расчётах, сбился

с пути и свернул не туда? я сбежал

от старого языка, а нового так и не создал

и что значит язык, старый ли, новый?

новый Бог или старый искус? серое небо

Средиземного моря плескалось у моих ног

тёплое, как фруктовый кефир, я видел

что зашёл глубоко – и дело не в том

что она куда-то пропала, а вообще

была ли она человек? не божество ли

в маске ее мне явилось, как Символ

и знак, чтоб меня разбудить

и выбросить в жуткий Измысл? но

что я, в конце концов, такого измыслил?

и чем мне об этом сказать?

16

пока Майдан из ностальгии превращался

в национальную идею, а из танцпола

в настоящую трипольскую крепость

я решил превратить его в Храм

не говоря себе ни слова, я тупо начал

собирать вещи, пошёл в банк ва-банк, взял кредит

поговорил с деканом о духовных ценностях

получил благословение последовательно

у раввина, протоиерея и буддийского монаха

хряпнул сто грамм – и на халяву загрузился в крылатый

транспорт, что перевозил для украинской нации

помощь Израильского правительства

в воздухе я спал, играл с соседом в города

флиртовал со стюардессой, а под конец

узнал, что Бог есть Все, кто был

17

я удивился – а кто же был?

кто был, был он кем? мой дед

не верил в Бога, а бабушка не верила

деду, мой папа проектировал космодром

и, понято, верил только в зелёных

человечков – какое же тогда отношение

имел мой личный Бог к ним всем?

я верил еще вчера, что именно теперь

нужна такая истовая жертва Богу

столь страшная, чтобы Он Сам увидел

нашу пропасть = и в тот же миг прозрел!

чтобы написать эту свою поэму Выхода

мне точно не был нужен язык

18

конечно, я бессилен следовать за всеми

кто заблудился в прошлом – и я не вправе

делать силой этих людей умнее

а этих умников – людьми, а лично мне

что в принципе до того, интересно ли

кому-то под небом то, что происходит

над ним? есть сильнее что-то творения

как естественно, что сверх-что сильнее что

и потому, если это Сверх само есть Ничто

Ничто сильнее тем есть, когда его нет

не беспокойся, я еще в себе пока сам по себе

а ты, ясно как днём, и не беспокоилась

молча встретила меня у лифта, и по твоему

холодному взгляду я прикидывал, когда

ты плюнешь мне прямо в лицо – а для чего

еще мы встретились, если ты не была ею

и сама это знала?

19

уже другой таксист вёз меня из Борисполя

молча бросив в свой бардачок все мои

сбережения, на какие я планировал продержаться

на Майдане, по крайней мере, до его разгона

что же я там увидел? Вавилонскую башню

пару синих от мороза поэтов, голую грудь

депутатки и национальное шитьё крестиком

в форме колючей проволоки, связавшее

Донецк и Львов, так что Киев очутился сонный

в их геополитических силках, немного сбитый

с толку, очень скоро я стал таким же, как они

ел свою чечевичную похлёбку, пил из пакета

с виноградным соком самогонку, что-то кричал

ах, да – «разом та до кинця», а после какая-то кыця

тёрлась о мои гетры нежной мордочкой с ослепительно

бело-розовыми губами, чтобы я ее спас от

грубой реальности, и я поцеловал ее в эти самые губы

а после мы завалились дрыхнуть на матрацах

в колонном зале Киевской мэрии, штабе революции

20

и мне что-то снилось, какой-то экзамен, кто-то

за мной гласно бежал и негласно ругался

долго и грубо ругался, после я уже сам матерился

а после жалко плакал, чтобы меня не убивали

потому что я умный и могу написать им аналитическую

записку и проект новой Конституции, днём я проснулся

и молча отправился в подпольный бордель

что осталось в голубом прошлом? Платон

выталкивал меня из кельи, Плат была, как порез

сперва больно, после заросло жёлтой травой

Гегель не давал целоваться – и сам не свой

метался я и маялся по кубинскому проекту

университета в Хайфе, смерть в волосах твоих

трагично и невозвратимо белых так спит

я отличу от неё вишнёвый влажный цвет

как молоко перед побегом – так Люцифер

крылом лебяжьей смерти главу твою прикрыл

чтоб обнажить глаза – увидел я тебя

раздетой, жалкой, в одних нейлоновых чулках

и лишь тогда узнал всё то, что потерял

3 – 4.12.2013