Андрей Беличенко: Афродита в пути

Ирина Диденко Детство. Афродита идущая

1

весь шар проползу, Скарабей

все углы освещу свечой – даже если
стану, наконец, тобой, всё равно не найду

ты будешь другой, я – не тем

но, может быть, тварью твоей

если ты высока, как Бог

я увижу не зреньем лицо, что когда-то

светило последней звездой – мне

будут, словно псов, бить детей

но, презрев разум, силу и стыд

неодетой Елью под Новый год

будет плакать не Бог – а ты

2

не один, как не в себе – в себе, я Бога

так всё же люблю всей душой и раной всей

что и миром целым не цел

и думаю – зачем живу? мешая чистому

тому во мне, кто моя тень, на деле же – мой Свет

я отправился из края за край, лугу неся

твой луч – как будто ты умерла, или я

никогда не жил, я землю несу земле

одеялком накрыв тебя, дитя, мне волосы твои – сон

голос в мыслях моих – твой пух, пусть сейчас

в памяти твоей я паук, но всё-таки даже и недруг

друг! не верь тому, что говорю – не говори «забыл»

я совесть свою продал, чтоб оплатить беспроводный

линк с той, что была тобой, а вместо лжи – молчу

               

3

Львовское летище, снег, деревянный дворец, метель

теплота твоих слёз – океан, и для губ твоё слово

запретный мат, это лето или зима? ничто!

ухожу в пустынный город, как в сад, ночую звёзды

в ладонь, теперь – или жить, или летать

по льду возвращаю детство себе

я жил как все идут, как солнце встаёт, чтобы пасть

и если я тебя ищу – не оттого, что пропала ты

а потому, что предать Идеал нет сил

даже из себя сбежав; нет, я просто шёл

и не я летел, а снег, он кружил себя во мне

а я его бесплатно носил, как белый билет

не пускавший меня назад

4

ты была синицей, я – синяком, и потом – куда

осьминогами струясь глаз лёгких чужих забот

ты так спешила, как физичка не первый урок

когда я тебя на будущее обменял?

ты встречалась потом на мосту, или в поезде

ножницами длинных ног щёлкала в воздухе

верхней полке подарив живот, напротив меня лежа

смеялась прямо в лицо, скользила

как с горки с меня, и всё тебе было трын-трава

тем более, боль моя, когда всё же из всех

окончаний  тревог свою ты сломала, летя

если б тогда тебя я хоть на миг узнал!

5

хорошо быть добрым, когда ты добр

и вокруг хорошо – Господи, знаю неплохо

что мне должно быть плохо, но насколько?

и от чего? любить – но кого? а если люблю Ничто

не люблю ли я зло? помнишь, мы пили вино

точнее, пила ты – из мыльницы, глотка два

я берёг едва начатую бутыль с лишком года три

но так и не решился допить – вылил в реку Ганг

и потом, когда ты ответила «да», но почему-то

не мне, я долго думал, кто виноват, если

вернулась ты – ко мне, только уже совсем другой

6

и были невстречи еще, и долгий отсвет в окне

не думал я жить на земле, наблюдая тебя сквозь

стекло, но было так хорошо, что не мечтал о конце

теперь нет ни «теперь», ни «до», и того, что «тогда»

не жаль, на кухне тесней одному, одинокость

– объемлет всё, словно Бога – крест, пересечение где

– боль, что случилась – с Ничто, его-то как раз не искал

но, как видишь, нашёл – хотя и не только я, были

лишние дни, звуки, улицы, тьма, и кто-то хранил

меня, как хранил я твои слова, простые, как удар

была ли она страсть? и страсть ли болезнь к Ничто?

некому объявлять шах, если хода никто не ждёт

7

наверно, ничего уже не осталось уж такого

люди рассказали все свои истории, кто как мог

а кто не хотел – эмигрировал в себя, я превратился

в биочасы, мои мысли – в биочип, не спрашивай

кто от меня пострадал, первый – это я сам

провожал тебя, скулил, собакам дарил цветы

если ты – из стай, просто глянь в ти-ви, Ель

бежала с Евро-Майдана в ночь, где росла до небес

на гневных дрожжах роз, горький испекли мы пирог, а она

снимала звёзды в глаза, Ель изгнали с родной земли

кровь волоча детских слёз – возможно, убили

меня, но кто я такой, чтоб молчать?

8

они украли у меня твою юность, когда

себя я ждал, как обычно – у стен, не особенно

жаль уже, что бунтуешь ты без меня, а с кем?

лучше плюнь в лицо мне, если руки Ели ломали

тебе, душу я сам сломал – обоим, на сей раз, нам

чего я хотел вчера? ты ли желала бред?

главное зримо в Душе, а значит, слепы все

и равенства нет ни в ком, кому-то больней всего

ты ходила, завёрнута в стяг – и ветер твой

наотмашь бил меня в рот, чтоб за тебя сказать

9

перевёрнут мир вверх дном, волки целуются

жабы поют, а кто-то сидит и тихо плачет в углу

и вот я хожу среди руин один, держа на голове шар

и людям в бинтах раздаю, как зелёнку, стихи

умоляя в сердце пожар далеко не улетать

не хочется ни лежать, ни бежать – ни кричать «позор»

что нам город и мир, если в душе Пустота?

если на каждый зов – только сутулый мост

даже если ты не цел, прыгнешь всё равно

и пропадёт Душа в недрах горючих дум

потому что всегда первой гибнешь Ты

10

наш поцелуй – ну, хотя бы тот, полувоздушный

так и не родился, небо задыхалось не зря

в ожидании восточного циклона, ни тогда

ни тем паче, сейчас – скорее всего, он не родится

уже никогда, когда в течение 10 минут

по нашему серо-европейскому времени

тысяча чёрных манкуртов родила

тысячу светлых гонгадзе – и траурная ленточка

падающего с ног Днепра перевязала по-детски

нашу раненную глухую Родину, не уедем

мы, понятно, никуда – и будем встречать всю жизнь

на сером Майдане своём

Новый год – свой кровавый приз

11

я не мыслю больше – а всё больше

примитивно думаю, и мне отчего-то

тупо больно, словно в нож она обёрнута

моя цепляющаяся за края реальности

мысль – ты тоже так думаешь? ты

еще есть Ты? оставим детям торты

и сладкую водку слёз, даже если

не будет больше ничего – ты ведь

была мне Всё, словно солнцу

небесная твердь – и мы разлетимся прочь

и не увидим себя, и не учтут наш развод

те, кто страну поставил на безгласный учёт

12

облепленный обелиск просьбами влюблённых

улетает в чёрный космос, скоро и мы полетим

за ними вслед, как будто нас нарисовали

на потолке парижской оперы, мы будем смотреть

свысока на свою смерть, на танец войны

мирный хлеб – и никто не завоет от беды

что нас на свете нет, но, может быть, падший

кто, тот, переживший сон, голову задерёт

и Душой нас друг к другу вернёт

только не было бы поздно совсем

13

писать романчик средней паршивости

через раз грешить, хоботнув из Ашан яблоко

словно Ева в таком же приятном консьюмерском

Раю, называть счастливой жизнью своё дежавю

и на все проклятые вопросы расплываться

дурноватой улыбкой, как если бы кончил

удачно, ничего не нужно делать – чтобы упасть

брошу в очко часы, как шумовую гранату

в голубую Вечность – и разбужу твоего Ангела

как мечту твою последней встречей

14

исчезаешь ли ты вслед за глазом моим

или моргаешь сама? как ты себя ведёшь

если меня увела? взгляд мой прости за Ничто

трудный путь он прошёл, стукнувшись

о тебя наготой, ты ведь меня родила

когда просилась на руки Душой

чем бы тебя укрыл, голую, как луна?

лучше бы я не жил, чтобы ты жила

но и в последний час, вспомню, как кровь

язык – не говори меня, взглядом

немым проводив

15

Мустафа зажёг Майдан, Ева потушила тушь

послушник привёл войска, разбитые

в ночную глушь – а мы себе говорим «пока»

пока никто не жмёт, и правит временем

тоска, оттого, что нас родил Идиот

мы уплетём весь сад, в засаде прождём

жизнь, а если час пробьёт – подушкой

себя убьём, и всё-таки честный нерв

разбудит восточный Горн, и скажет

нам «есть» падшее от снов Бытие

16

чувство, требующее усилий, заканчивается

изнасилованием, не смотри мне в плечо

я потерял крыло – но падать ведь тоже

лететь, как и дымиться – гореть

бросил я мир в тебя, а ты ушла, как жизнь

собираю царапин блик в кричащий

ошибкой бас, а ты ненавидишь язык

что вырвал себе ради змеи целовать

неядовито твой глаз – ослепнешь дождём

декабря, травой в январе зацветёшь

так ли уж ты уйдёшь, если во мне жива?

17

связь с прошлым заканчивается

преступлением, ты им терпеливо объясняла

что тебя нежелательно бить Киевом

по голове, потому что она светлая

они же тащили лицом по земле, а напоследок

кием лишили девственности, вот ты Бога

битого и зачала им назло, спасать душу

безликих милицейских, не так уж дожидаясь

еще одной благой Вести, твой Сын Колыбелью

Крест избрал, вспомни – мы и целовались

на Кресте первый раз, сквозь пробоину в Рас-

пятом губы свои просовывая, языками Его согрев

18

наша потусторонняя жизнь тебе посторонняя

почему же тогда я ее всё одно называю новой?

ты порхаешь на маминых именинах, опираешься

мне на спину – впервые в жизни, ты как будто

празднуешь мои веки, как руки, что тебя никогда

не достигнут, а я вытекаю из глаз твоих

симпатичными чернилами первокурсника

чтобы не проболтать даже твоему привидению

спазмы смертельной грусти, ведь только

из жуткой скорби, страданий по падшему демону

пробивается сквозь камень пустыни

горючее зернятко веры

30.11 – 1.12.2013