- Наверное, самый горький пост последнего времени: ко мне на фб в френды тянутся молодые мои читатели - евреи и еврейки России. Мне очень радостно это и КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕТИТЕЛЬНО!
Разбирайтесь со своим Путиным, тогда и открою свой персональный железный занавес. Молодых люблю, как учитель пятнадцатилетних капитанов, но Россию не прощу НИКОГДА.
Как не прощу черного до антрацитности украинского госантисемита Владимира Яворивского.
Судить меня будете завтра, несостоявшиеся фрэнды мои. Но сегодня важнее родина моя нежная - Украина. Всё прочее - только потом.
У меня в друзьях украинские, израильские, немецкие, американские и канадские евреи. И ещё те, кто постучался ко мне до этой проклятой войны. Прочие должны меня просто понять... Просто понять и заняться своим собственным Путиным...Его политическим низложением!
Мир Вашему дому! А штыл андер вел Храни вас Б-г!
* * *
- Перчик сел на табурет - загорелся красный свет...
Моя первая поэтическая строчка,написанная в 1962 году во втором классе киевской школы-интернат №21. Но с тех пор, как не старался, зеленый свет в литературе, в литературу так и не включил. Как не пітался. Так и прожил с 1962 года и по сих, когда мне самому уже 62, без одного месяца, года.
На зеленый свет, увы, он протер свои штаны,
прожил жизнь,прожёг мечту - эту, эту и вон ту...
и ещё немало лет... Эй, фонарщик!
Я - поэт.
1962-2016 гг.
* * *
- Ко всемирному Дню поэзии... Поэзии... ПОЭЗИИ
заламинирована в смальте продажных истин пектораль.
Купить на них… ну, разве, – Чудо!
Но отовсюду вдруг – откуда? – чудес окрестных видна длань…
Одна, вторая… Сотня, две…И не монетки в голове…
Уже кружит главоверченье,и вдохновенье, озаренье…
Инь-Янь, Инь-Янь – тебе и мне…
* * *
- Мечта о Тибете начисто отсутствует… Холод и антисанитария… Ветер северо-западного анклава… Не вырваться…
Самка яка брезгливо морщится… Её собственное парное молоко, прокипяченной с отваром горных трав и собачьим жиром ей просто отвратны….
Люди неторопливо пьют отвар отвратнейший и рассаживаются по мандоле вокруг юрты… В юрте молодая уйгурка принимает тибетских послушников… Не всех сразу, по одному…. Каждому отдавая себя ровно настолько, насколько тот способен взять её энергию янь, излив энергию инь…..
Затем очередной послушник неторопливо обувается в широкие тибетские шаровары с длинными поясными отворотами, и не одевая ни обуви, ни халата выходит на перевал…
Пора самоопределиться и стать светочем мандолы, в центре которой излита душа…. На северо-западном ветре… Излив энергию инь после испития горного крепко-жирного чая можно не отчаиваться… Кто-нибудь да дойдёт…
К утру уйгурка зачала. До перевала с заветным шатром дошло пятнадцать послушников… Выстудили себя на ветру после соития четырнадцать неокрепших…
Их обмороженные тела так и остались вешками – обледенелыми мандолами несостоявшегося… Пятнадцатый стал Отцом… Маленького горного Будды…
Отцовство предназначено в этом мире не каждому…
* * *
- В среднем за одного убитого акулами человека акулья популяция платит 950 убитыми особями…. Наверное, микробусы Киева временами чувствуют себя подобной акульей стаей, хотя и перевозят на равных и пескарей, и пираний…
Лифт по ночам шакалит, мерно подъедая самые последние осколки прошедшего дня.
Где-то внизу на парковой аллее одинокий субъект готовит на запуск в галлоне-презике очень немаленький китайский фонарь. Незаметные сверху серые малоразличимые субъектом усилия, и вот уже внезапно воспылавший китайский фонарь уже летит…
Всё выше, выше и выше… И всё ближе к моему пластиковому кухонному окну. Наконец, в точке пересечения я вижу совершенно не хищный огненный глаз китайского фонаря, а почти дружелюбный белесый глаз – моё искреннее почтение.
С тем и расшаркиваемся, пока светящийся галлон китайского фонаря не уносит в непроглядную ночную темень троещинского поднебесья…
Мило расшаркаться с ночным китайским фонариком – самое малое с тем, чтобы окончательно пойти, наконец, спать. Он не вернётся, день не вернётся, и только лифт будет непританно шакалить на осколках отошедшего дня где-то до полтретьего ночи.
Затем, в полпятого лифт приедет за троещинским пролетариатом – от кондитеров до метростроевцев, от водителей загнанных полудохлых микробусов до сборщиков престижнейших аэробусов…
Я засыпаю… Шарп, шарп, шапр…. Шарпает лифт….
Обгладывая день каждого заполночника сквозь призму тюремного света в крохотной лифтовой кабины.
Я засыпаю… Шарк, шарк, шарк…. Шаркает лифт…. Обглядывая тень каждого ночного забулдыги, в надежде натружено ошкерить пасть на самого последнего проходимца….
Кто он – я уже не узнаю…. Мгновенно проваливаюсь в сон… А иначе я уже не усну…
Шарк, шарп… шарк, шарп… Ша… Веле, кажется, спит, а его последняя графическая проекция… всё ещё тянется записать… Вот только что… Инь или Янь… Во львовской колобани, в киевской луже, в миргородской бовдне, в сонном мареве украинского обывателя….
Мы – обыватели, нас обувайте вы… – как прежде говаривал незабвенный оптимист киевский афорист Леонид Нефедьев… Сейчас он парит над миром и маркирует зону доступа в сновидения… сны…
Где-то по комнате проноситься Домовой, которого зреть
самому Веле не велено. А вот ночные тапочки Домовой не ворует… Это всё выдумки киевской поэтессы Женьки Чуприной… Ну разве что просто меняет местами, да ещё носки воротит на выворот, да ещё незлобно посмеивается над парковым чудиком…
То же мне фонарщик… То же мне… – и за декоративный картонный камин в глубь батареи отопительной шасть, и что бурчит – не понять…
Шарк, шарп, шар, ша…. Веле – левша… Только об этом, пожалуйста, шш-ша…
* * *
Комментариев нет:
Отправить комментарий